Текст книги "Лорды гор. Да здравствует король!"

Тревога витала в воздухе, наполненном запахом гари. Укутанные в шубки фрейлины растерянно взирали на белоснежных скакунов под дамскими седлами. Видимо, они ожидали множество карет с подушками и теперь пытались осознать, как быть дальше – падать в обморок или впадать в истерику.

И тут где-то на периферии зрения мелькнул щемяще знакомый жемчужный отблеск.

Я повернула голову. Отблеск тут же исчез, но…

Боги мои, я не знаю, что со мной тогда случилось.

Показалось, мир внезапно куда-то отступил, отхлынул серой волной и осталось лишь одно яркое пятно – фигура незнакомого воина лет двадцати, с яркими глазами цвета моря, внимательно смотревшими на меня.

Он стоял среди ласхов рядом со вторым пажом Виолетты. Одет по-походному, на плечах – подбитый мехом плащ, скрепленный у ворота гербовым знаком младшего лорда. Несложно догадаться, что я вижу того самого фьерр Ирдари. И никакой гордыни на лице, как можно было ожидать по рассказам. Спокойный, умный взгляд.

Парень не был так ослепительно красив, как бывают горные аристократы, но его черты были правильными, мужественными и вполне приятными. А его светлые, пшеничного оттенка волосы пострижены вызывающе коротко, совсем как у меня. Косичку младшего лорда не из чего заплетать.

А через миг у меня появилась твердая уверенность – мы знакомы. Испокон веков, то есть с рождения. Моего, по крайней мере.

Бывает так, что один взгляд чужого человека переворачивает мир. Это и случилось. С той разницей, что до того моя жизнь была изуродована и повернута вверх тормашками. И сейчас меня охватило удивительно гармоничное чувство правильности мира, когда в нем все встает на свои места, как должно быть от Бога.

И почему-то вспомнилась моя первая встреча с Дигеро: тогда я ждала друга, а на меня смотрел враг. Сейчас, еще не зная ничего о незнакомом горце и лишь догадываясь об его имени, я видела друга. Равного мне, кем бы он ни был. Того, кто никогда не предаст.

Удивительное чувство. Нерациональное.

Парень тепло улыбнулся, а затем… я не поверила глазам: его пальцы сложились в вейриэнский знак единения – «эман». Он читается по-разному в зависимости от контекста, но всегда ободряюще. Эман – и горы станут пылью, но не наш дух. Эман – верь, и мы победим. Эман – я с тобой, ты не один. Эман – плечо соратника, разделенная сила, глоток родниковой воды в пустыне, живительный и чистый. Эман…

Непроизвольно я ответила ему тем же знаком и, спохватившись, отошла от окна. И лишь тогда на меня нахлынуло запоздалое смятение. Что это было? Какая-то незнакомая магия?

Кто он, тот горец, непохожий на горца?

Откуда это странное чувство близости, протянутой и пожатой руки?

Может быть, в тот час я нашла бы разгадку, потому что тот жемчужный отсвет мне не померещился. Он снова мелькнул там, за окном, когда кавалькада вихрем вылетела в распахнутые ворота замка. Словно прощался.

Но тут к наказанному наследнику явился король, прогнал мявшуюся у двери стражу и сбил меня с мысли.

И мне до жути не понравился прищур Роберта. Желваки на его скулах гневно играли. Я вопросительно подняла бровь:

– Кто вас так рассердил, государь?

Он смотрел тяжело и пристально, словно пытался ввинтиться взглядом в мою голову и посмотреть мои мысли. Когда он перевел взгляд на окно, показалось, что с меня сдвинули каменную плиту и выпустили на свежий воздух. Уголок его рта нервно дернулся.

– Не могу понять, что с тобой произошло за столь короткое время, – хрипло сказал король. – Ты снова отдалилась от меня. Что за подарок вручил тебе Рамасха?

Помедлив, я призналась:

– Ключ для экстренной помощи.

– Секрет ласхов? Поздравляю. Мало кто удостаивается такой чести. А помощь тебе не помешает, – Роберт расслабился. – И много ли северянин тебе гадостей про меня наговорил?

– Еще час уйдет на пересказ.

– Интриган, – устало молвил он. – Причем старый. Между прочим, этот красавец маг старше меня, вот что мороз с ними делает. В обмен на сердце. И ты, конечно, ему поверила, доверчивое дитя? Впрочем, неважно. Идем уже, у меня еще дел невпроворот, а время уходит.

Он протянул руку. Я отступила.

– Какой ультиматум вы хотите предъявить Азархарту, сир? И нельзя ли мне присутствовать при вашей встрече?

– Даже не думай. Жить надоело? Я тебе потом все расскажу.

«Лжет», – торкнулась в сердце горячая волна. Я качнула головой:

– Нет, сир. Не знаю почему, но вы не расскажете.

Протянутая рука на миг повисла, переместилась мне на плечо, крепко сжав.

– Глупости. Я приказываю, Лэйрин. Идем.

И шагнул в огонь камина.

…Вышли мы в дворцовой королевской спальне. Не в убежище. И Роберт, не отпуская моего плеча, направился к потайному ходу в могильник-святилище. «Выдержит любой огонь», – вспомнила я. И еще вспомнила, что все тайные убежища короля за пределами дворца самоуничтожатся, если с огненным магом случится нечаянная смерть. Например, от встречи с разгневанным Темным владыкой. И где-то в таких огненных тюрьмах-убийцах спрятаны и Дигеро, и Виола. А мной Роберт решил не рисковать, получается. А смысл? Если он погибнет, мне отсюда не выйти, только это будет медленная смерть. Я начала вырываться.

– Где Дигеро и Виола, сир?

Ход открылся, и рыжий бык втащил меня в темный зев со слабо мерцавшим пятном света впереди.

– Нет времени, девочка. Совсем нет. Подожди меня здесь.

Впихнув брыкающуюся меня в круглое помещение, он отступил и замкнул ход, оставив в одиночестве.

И потянулась пепельная вечность.

Слабо светили два факела, обозначая исчезнувший проход. Чуть похрустывала под подошвой серая пыль. Я села на пол, показавшийся теплым и шершавым, как человеческая ладонь. Тишина давила на уши. На сердце.

И чудилось, слева под коркой пепельного камня бушует бешеное пламя. А справа – веет холодом чистых горных льдов, озаренных золотистым светом, и трепещут раскрытые крылья. И райская птица раскрывает в душе изумрудные очи.

Потом начались галлюцинации.

Я видела Белые горы с высоты орлиного полета. Мощь и величие. Мудрость и древность.

Бриллиантами сверкали башни и шпили замков, вырастающих из льдов и скал. Приветственно вздымались руки леди и лордов. Слышала позади взмахи сотен крыльев, со свистом рассекавших воздух и порождавших эхо серебряных колокольцев. Но сопровождавшие мой полет существа оставались невидимыми.

Передо мной распахивались устья пещер, выступали из подземной темноты своды, усеянные драгоценными кристаллами. Взгляд выхватывал склоненные головы подгорного народа, чье имя было – синты, их пылающие горны, где плавился металл; до слуха доносились шорохи голосов и звонкие постукивания ювелирных молоточков.

Проносились картины жизни Белых гор, о которой я не имела права знать, как дочь смертельного врага. Или это были мои выдумки об их жизни, не имеющие ничего общего с реальностью? Разве это важно сейчас, когда прах сгоревших в собственном пламени королей-изгоев горькой пылью покрывает мои пересохшие губы?

Важным было сосущее чувство предстоящей потери – небывалой, немыслимой, – затягивающее, как в бездну. И я торопилась, спускаясь ниже и ниже, к потаенному сердцу Белых гор. Бежала по каскаду пещер, по хрупким воздушным мостикам, соединявшим края бездонных расщелин.

– Остановись! – кричала я то ли себе, то ли той, чью светлую кровь унаследовала наравне с темной, то ли тому безумцу, кто призывал королеву Лаэнриэль, – юному горцу с солнечно-рыжими волосами, с заплетенной на виске косицей младшего лорда.

От стоял на коленях, вытянув руки над белым священным камнем. Из надрезанной вены хлестала кровь. Огненная кровь. Великий дар гор уходил с каждым мигом, просачивался сквозь породу скал, рождая жуткое эхо – глубинный гул, предвещавший самое страшное. Пробуждалось подземное пламя.

– Видишь, моя королева? – улыбнулись его потрескавшиеся от жара губы, сочившиеся огненными каплями, сбегавшими по подбородку, как пламенеющая лава. – Я стал огненным магом. Теперь я достоин твоей любви? Полюби меня, Лаэнриэль. Или вместе со мной умрет дар огненной крови. И так не вовремя умрет. Слышишь, как на мою смерть откликается сердце самой земли?

– Возьми меня, если сможешь, Астарг, – сказала я дерзкому безумцу и протянула ладони.

Он попытался встать, но жизнь уже почти ушла из него. Драгоценная, огненная жизнь. И тогда он полыхнул протуберанцами, из последних сил пытаясь дотянуться до протянутых рук, до моих губ.

Страшен миг смерти огненного мага. Всесокрушающ, как и миг его рождения. Он убивал, умирая, не сознавая уже ничего. Но я возрождала его своей жизнью, белым пламенем моего сердца, потому что в этот миг его жизнь была важнее для Белых гор, чем моя.

Изумрудные очи Лаэнриэль растаяли в темноте.

Свет двух тусклых факелов расплывался невнятными пятнами. Я плакала навзрыд, как никогда в жизни. Еще одна королева, Хелина, наверняка бы осуждающе поджала губы и сделала внушение: «Стыдитесь, ваше высочество, будущий король не должен быть плаксой».

Мысль о будущем отрезвила.

Сколько прошло времени? Азархарт уже убил Роберта или еще нет? Королевство уже превратилось в Темную страну, полную мертвецов, или процесс еще в разгаре?

Или так называемый «приход Темной страны» – лишь сбрасывание масок, когда всего лишь вещи начинают называть своими именами. На самом деле в королевстве давным-давно все мертвы и только притворяются живыми. Всю свою иллюзорную жизнь притворяются, что любят, ненавидят, завидуют, дружат… мертвецы с мертвецами. Они знают, что когда-то в мире живых были такие чувства, и теперь изображают злость и радость на своих мертвых лицах, внушают друг другу, что эти же чувства испытывают их мертвые сердца, а это всего лишь копошатся черви, тихо поедающие их ходячие и говорящие чужими словами трупы.

Еще немного, и я сойду с ума. Уже схожу.

Явственно ощущалась близость живого огня – слева, под пепельным слоем. Стало жутко – а если совсем оживет, прорвется и поглотит в один миг, как бабочку? Как прекрасную Лаэнриэль?

Я отодвинулась вправо. В бок впилось что-то твердое. Вытерев мокрые щеки рукавом, я вытащила из кармана двух королев – белую и черную. Им легко, они одноцветны. А мне как быть? Если, конечно, я когда-нибудь выйду из этого жуткого склепа.

Хочу ли я потерять половину себя? И какая это будет половина?

Невыносимо хотелось увидеть настоящего отца. Правда ли, что он – рогатое чудовище, каким мифы рисуют темных владык? Спросить бы, почему он шестнадцать с половиной лет не вспоминал о своем бастарде. Впрочем, бастардов у него целая армия, если верить Роберту. А верить ему… уже смешно, право же. И откуда рыжему королю знать подробности личной жизни Азархарта?

И какой, демоны побери, ультиматум предъявит или уже предъявил ему Роберт?

И как мне отсюда выйти?

Мысли потекли по бесконечному и серому, как эти стены, кругу.

Я заставила себя сосредоточиться хоть на чем-то. Вспомнила взгляд сегодняшнего незнакомца и загадочный жемчужный отсвет. И словно глоток чистой воды выпила – стало немного легче. Я даже улыбнулась.

И почему-то вспомнила о Дигеро, тоже младшем сыне горного рода.

Странно, но образ друга детства уже не вызывал такого горького чувства потери. Да и любила ли я его? Именно его? Это была жажда не избалованного радостями детского сердца. И ее пытаешься утолить из ближайшего источника. Таким родником стал для меня Диго. Но иллюзии когда-нибудь разрушаются. Может быть, затем, чтобы их сменила новая. Я сожалела о друге, но уже не о несбывшейся любви.

Мне нельзя любить. Никого.

Даже не потому, что моя суть скрыта под чужой маской. А потому, что я – дочь Темного владыки.

Я многое поняла о себе в те минуты.

И поняла главное: почему, что бы я ни делала, какие бы решения ни принимала, всегда оставалась пешкой в чужих руках. Потому что все мои решения были продиктованы чужими целями. У меня не было своей, к которой стоило идти, ради которой стоило жить.

Ведь даже свобода – не цель сама по себе, это лишь необходимое условие для достижения цели.

Но надо же с чего-то начинать.

И только я собралась встать и добыть себе свободу любой ценой, даже если разобьюсь об эти мертвые стены, как пепельную вечность оборвал скрежет.

Кусок стены треснул, раздвинулся. Шагнувшая в проход рыжеволосая фигура показалась слишком яркой, огромной, дышащей мощью.

– Как ты тут, Лэйрин?

– Вы живы? Или это ваш призрак, сир? – вяло спросила я, с трудом поднимаясь – ноги затекли, голова кружилась.

– Сиди, – дозволил король. – С чего мне умирать? Прошло не больше четверти часа, как я тебя тут запер. Прости, не мог взять с собой – это сильно замедлило бы мои дела, а мне надо еще многое успеть до полуночи. Я все-таки отправил Виолу в Белогорье, провел ее через огонь. Но не к матери. Лорды сообщили, что Хелины у них нет. Бежала куда-то. Девочка теперь в доме Дигеро. Дети решили подождать год.

– Опять обряд айров? – догадалась я. – А как же темный ребенок?

– Не мне убивать нерожденного, пусть даже темного. И без того грехов… Виола – дочь горной леди. Лорды сказали, что это дело Белогорья. Эти горные вороны все время забывают, что Хелина не от святого духа понесла шестерых дочерей. А седьмую так точно не от святого.

Не до шуток, знаете ли.

– Еще один заложник?

– Если он родится. Обряд поименования творит такие чудеса, какие не снились всем горным ведьмам вместе взятым.

– Мне уже говорил Рамасха. О чудесах. О том, что вы хотите сделать из меня мальчика. Для утех. И у вас получится, потому что вы – маг, опытный и сильный.

– Вот мерзавец! – Король сел рядом, по-товарищески обнял за плечи. Уточнил: – Это я про Рамасху, а не про себя. Видишь ли, Лэйрин, любовь и страсть – разные вещи. Страсть хочет для себя, любовь – для другого. А я полюбил тебя, девочка. Да, я хотел вылепить твое тело на этапе Ноиль, если доживу. Но не так, как наговорил тебе северный принц. Я хотел вернуть тебе – тебя же. Такую же прекрасную женщину, как там, – он показал на стену, скрывавшую облик крылатой Лаэнриэль. – И отпустить лететь, потому что ты сама должна выбрать свою любовь и свое гнездо. И в этом я поклялся Рагару. Жуткой причем клятвой. Но теперь тебе самой придется лепить себя. Я решил не принимать в этом участия.

«Лжет», – опять подсказал вспыхнувший огонек в душе.

– Вы говорите не всю правду, сир.

– Уже чувствуешь? Это хорошо. Значит, наша связь Айшери окрепла настолько, что пора мне каяться в грехах. И место тут самое подходящее: никто не услышит. Я обманул тебя, наивное дитя, когда говорил, что обряд поименования легко порвать в любой момент. Первый этап этой древнейшей магии не зря начинается с духовной связи. Дух – основа основ, а не наоборот. Дух, а не материя. Прядущие нить души не зависят от смерти тела.

– А если я захочу оборвать?

– Уже не сможешь, пока не выйдет срок. Даже если я умру, связь не прервется. И сам Азархарт ничего не сможет сделать, пока мы оба не решим оборвать эту нить. Оба. А я не откажусь и после смерти, будь уверена.

– Вы говорите так, словно вы решили…

Он развернулся, взял мое лицо в ладони, вгляделся пристально.

– Твоя душа уже поняла мое решение, Лэйрин. И твой разум должен понимать, что с Темной страной не спорят. Никто никогда не диктовал Темному владыке свои условия игры, кроме, может быть, Белогорья. Так разве короли-изгои Ориэдра родом не оттуда? Рагар напомнил мне об этом в нашем последнем разговоре, и я брошу Азархарту вызов. Темные всегда берут свое. Но я не хочу отдавать. И не отдам.

– Но как?

– Вот так.

Король склонился и коснулся губами моих губ. Осторожно, нежно. С кончиков его пальцев, касавшихся висков, потекло пламя, тонким полупрозрачным покровом окутывая тело.

А потом полыхнуло так, что я задохнулась от ужаса – ало раскалились стены, желтым солнцем горел воздух, каждая пылинка стала ослепительной звездной искрой. Пламя взревело, свилось в охватившую меня спираль, и меня не стало – рассыпалась, растаяла, испарилась, превратилась в чистый восторг от бушевавшей уже не вне – а внутри меня силы.

– Как жаль, что в обряде айров разрешены только невинные ласки, – вздохнуло рыже-белое пламя, отпустив мои губы. И обрело человеческие очертания.

– Это вы называете – невинные? – дыхание вернулось с трудом.

– Конечно, я же еще не посягнул на твою невинность, – Роберт кончиками пальцев скользнул по моей шее вниз до завязок рубашки под горлом.

Меня – вот странность – кинуло в озноб.

– Да и времени уже нет на такие радости, – продолжал издеваться этот извращенец, дернул завязку, распуская узелок.

Я схватилась за ворот… исчезнувший вместе с рубашкой, осыпавшейся пепельными хлопьями вместе с тугой повязкой под ней, стягивавшей и без того маленькие груди.

Рубашка короля тоже испарилась, как и вышитый дублет, обнажив мощный торс с рыжими волосками на груди.

– Мм… – прикрыл он жадно вспыхнувшие глаза, успев перехватить меня лапищей за спину до того, как я попыталась дать деру, и прижал к себе.

– Интимные отношения в обряде запрещены! – напомнила, пытаясь вырваться.

– Да знаю, знаю, – отмахнулся он. – Но это единственная возможность разорвать сам обряд. Мне показалось, он тебя тяготит.

– Нет! Нисколько! Год так год! Хоть посмертно! – пищала я, отталкивая его ласкавшие ладони. Они словно размножились – так легко и быстро, едва касаясь кожи, скользили по телу. – Как вы можете! На могилах вашего отца, деда!

– Кошмар, какое святотатство! – он поднял меня и усадил на колени, а губы скользнули по шее так нежно, что сердце готово было выпрыгнуть и укатиться куда-нибудь подальше. И хорошо бы вместе со мной.

– Сир! Вы – супруг моей матери! – я попыталась вывернуться.

Удержал, конечно.

– Бывший.

– Я вам в дочери гожусь!

– Но не дочь.

– Вы… усыновили меня!

– И где же мальчик?

– Я несовершеннолетняя!

– По законам гор ты уже давно совершеннолетняя.

– Здесь не горы!

– Правильно. Здесь – я. Твой король. И приказываю помолчать.

Он накрыл поцелуем рот. И меня охватил такой жар, что все, испытанные прежде огненные пекла показались бледными подобиями. И… великие боги, я хотела этого огня!

– Лэйрин… Наконец-то ты откликнулась, – прошептал король.

– Не надо, пожалуйста, – всхлипнула я, а тело кричало: «Надо!» – и вдруг вспыхнуло факелом.

Язычки пламени пробежали по обнаженным рукам и ногам, животу и груди. Я читала в свитках айров поэтическое выражение «сгорать от стыда», но не так же натурально!

Роберт отстранился. Капельки пота выступили на его лбу. Жилы на руках вздулись так, что, казалось, вот-вот лопнут. Он провел ладонью над огоньками, как шерстку гладил, и они потянулись к нему, тычась язычками, словно котята.

– Не бойся, Лэйрин.

– Я н-н-не боюсь, – сказала я, стуча зубами от страха.

– Прости. Это был самый мучительный… восхитительный… но, главное, самый быстрый способ… зажечь огонь от огня. Разбудить тебя. Я бы не причинил тебе зла.

Мерзкий, циничный, расчетливый гад. Все мужики сво…

– Теперь погаси их, Лэйрин, – приказал король.

– Как? – пискнула я.

– Вдохни пламя в тело, как вдыхаешь воздух.

Получилось через мучительную минуту.

Следующие минут пять Роберт удивительно походил на Рагара, изводившего меня на тренировочной площадке командами «встать-лечь-отжаться».

– Вдохни. Выдохни. Держи огонь. Что значит держи? Ровно! Вдохни. Теперь выдохни только на ладонях! – командовал король, как сержант на плацу новобранцу. – На ладонях, а не на спине. Забыла, где у тебя руки, а где ягодицы? Мне напомнить? Молчать! Еще раз вдохни. Выдохни. Сильнее. Дальше, еще дальше, дотяни факел до стены.

Доведя меня до огненного пота, он сгреб мое измученное, как после пыток, перепачканное пеплом тело и вынес из святилища.

– Остальному дар сам тебя научит, – сказал король, доставив ношу в туалетную комнату, примыкавшую к спальне.

– К-какой дар? – лязгнули зубы, когда на меня обрушился поток ледяной воды из опрокинутой над головой бадьи.

– Тот, который ты с твоей матерью собирались украсть. «Огненная кровь». Я смешал нашу кровь, когда лечил твою ступню. Еще до обряда. Обсушись сама. Выдохни огонь.

Я так обсушилась от злости, что загорелась портьера. Лжец! А слова-то какие звучали – конфликт темной крови и светлой! Адаптация!

Роберт оборвал горевшую тряпку, бросил в чан с водой. Кинул мне охапку одежды.

– Поторопись, Лэйрин. Всего два часа до полуночи осталось.

Удивительный парадокс. Мне казалось – полночь давным-давно миновала, и Азархарт просто очень занят или… проспал, например. Или темные спят днем, как летучие мыши? Тогда – насморк подхватил. Чуму. Могут же быть у большого и страшного владыки какие-то маленькие слабости?

– Откуда вы знаете, сколько до полуночи, сир? Опять хотите обмануть? А мой папочка, может, уже в дверь стучит… – и оглянулась с замершим сердцем: показалось, что и правда где-то стукнуло.

Но было очень тихо. Дворец как вымер. ВОТ!

Не успела я совсем перепугаться, как откуда-то донеслись женский смех и звуки лютни. Не похоже на траур. Так. Сосредоточиться! – приказала я прыгавшим, как блохи, мыслям. Не о том спрашиваю.

– Откуда знаю? Солнце – тоже огонь, и я чувствую его днем и ночью, где бы оно ни находилось, как тебя сейчас, – ответил между тем Роберт… раздеваясь догола. – Ты ведь не это хотела спросить.

Я отвернулась, покраснев, а он всего лишь сменил штаны и взялся за рубашку. На мой косой взгляд усмехнулся:

– Плох тот король, что не может обойтись без слуг.

– Да я не о том! – прошипела я, пытаясь намотать обнаруженную широкую ленту как повязку на грудь. Не пробовали? Чудесное упражнение на гибкость. – Я о вашей лживости! В горах считают вас тупым и прямым, как бревно. А вы… Притворялись! Вы всегда разный. Когда вы настоящий, искренний?

– Всегда. – Роберт подошел, рывком стянул ленту, едва не сломав мне ребра. – Огонь всегда разный, сколько ни смотри, и всегда настоящий. Даже если он обманчив, как болотные огни. И не тебе обижаться, маленькая лгунья. Ты больше не хочешь быть мальчиком?

– Я и не хо…

– Хотела, Лэйрин. Еще совсем недавно. И даже обрадовалась россказням Рамасхи, будто бы я собираюсь изменить тебя. Решила, что уж тогда-то, став настоящим мальчиком, точно перестанешь переживать из-за выбора Дигеро. Так? Впрочем, у нас еще куча времени, хватит на то, чтобы изменить твое тело… слегка. Подумай, может, ну его, этот обряд? Да и Азархарта туда же.

Он властно завладел моими губами, целуя до дрожи в коленях и невыносимого жара в животе, и тихо рассмеялся, когда я постыдно обмякла в его руках, простонав невнятно:

– Не надо ничего менять, оставьте все как есть.

– Оставлю. Я не беру детей, Лэйрин. У тебя даже лунные дни еще не наступили, в твоем-то возрасте. Только это меня и останавливает, скажи спасибо своей матери-ведьме.

Он вздохнул, натянул на меня рубашку, дублет, затянул мне пояс на штанах, вложил в ножны кинжал и подтолкнул к выходу.

С этого момента время словно свихнулось.