Текст книги "Мистический шейх. Эзотерико-философский роман-аллегория"

Проехали километров пять, по грунтовой дороге, проложенной прямо по склону у подножья горного хребта. Внимание привлекло широкое плато прямо на повороте, откуда открывалась настоящая панорама. Сагынбек-ава снова остановил машину, все мы поспешили наружу.

– Вот это красота! – читалось восхищение у всех у нас в глазах и лицах.

Дух захватывает от той картины, что открывается взору. Широчайшая речная полоса, веками намытая белая речная галка, россыпью течет река Ак-cуу. С высоты обрыва россыпь ручеек реки кажутся ниточками ртути на изумрудном дне долины. За саем виден широкий прибрежный луг, тянущейся прямо к подножью горы, а там, взору предстают маленькие аккуратные квадратики рисовых полей и ровные ряды тытовников.

– Вот мы и приехали к Тегерек, – сказал Суванкул-ава, и голос его был торжественным и возбужденным. – Теперь вот посмотри, каков отсюда вид на Тегерек.

Под яркими лучами солнца гора горела кроваво-красным пламенем. От того она выглядела еще более необычной и величественней.

– Наверняка, дед много раз рассказывал об этой горе? Она для нас, для нашего рода является культовой, – продолжал Суванкул-ава.

– Да! Гора действительно величественная и загадочная. А вблизи, наверное, громадье необъятное. Подойти бы к ее основанию.

– Жаль, но туда нельзя, – заметил Суванкул-ава.

Сказал и замолчал. Жду. Он молчит. Потом он чуть поворачивает голову ко мне и снова повторил: – Жаль, но туда нельзя.

Я не стал допытываться. Нельзя, так нельзя. Хотя почему нельзя? Идти в противоположную сторону от того, чего хочешь познать. Это было не по моему характеру. Сожаление, и еще какое-то физическое ощущение неудовлетворенности боролись во мне, когда дед почему-то издали отдавал поклоны Тегереку, а затем Суванкул-ава, Сагынбек-ава минуты двадцать читали молитву. Теперь, я уже осознавал, что так же не способен понять то, чем полна эта мифическая, по сути, гора, как непостижима природа, включая ту скрытую, тайную жизнь в черной земле под этими вечными камнями, о чем непереставали говорит вся моя родня. Ведь мне не впервой приходилось слышать о некой глубинной тайне, связанной с Тегерек.

Вообще в той поездке я не раз, и не два удивлялся некоему телепатическому феномену. Не успевал подумать о чем-то, как тут же мои родственники, как бы успевали их предугадать и высказаться либо пояснением мне, либо очередным вопрощанием ко мне. Вот и на этот раз.

– Обычно с какими словами начинаются легенды и предания? – вдруг спросил Суванкул-ава, обращаясь к нам с Дамиром, и сам же продолжил: – «Было так или не было – кроме бога, свидетелей не было». Ведь так начинаются многие народные сказки, мифы и легенды, – сказал он. – Так вот, как бы то ни было, есть такая легенда и часто можно услышать от людей, что из всех магических и святых мест юга Средней Азии лучше всего запрятан Тегерек. Причем не только от людских глаз. Секреты, скрытые в этой горе упрятаны и в генной памяти и сердцах жителей его окрестностей. Немного помолчав, он задумчиво продолжил: – А также… глубоко в земле под его основанием. Разумеется, сейчас мало, кто знает, что гора то рукотворная.

Мы с Дамиром, шокированные услышанным стояли в недоумении. В голове звучали тысячу вопросов – как, когда, почему, отчего? Возникла небольшая пауза. Затем Суванкул-ава продолжил свое повествование: – Было так или не было – кроме его величества Природы, свидетелей нет. Прошли века с тех пор как свидетели и строители этого каменного саркофага покинули этот бренный мир, а большинство же смертных даже в этих окрестностях в настоящее время совершенно забыли об истинной природе и сути этой мифической горы и представляли их лишь по искаженным былинам дедов и прадедов.

К разговору подключился Сагынбек-ава: – В таких случаях говорят: «Прадеду рассказал его прадед, а тому прадеду – его прадед», – сказал он. – Ясно одно – это было в стародавние времена. Но среди наших сородичей, проживающих здесь, в окрестностях Тегерек – приветливых, простых и добрых, но почему-то скрытных и замкнутых в себе людей, когда речь идет о Тегерек, во все времена были и те, которые смотрели на эту гору с некоторой боязнью и предосторожностью.

– До сих пор? Почему? Что их пугает? – спросил я, вообще переставая понимать услышанное.

– В чем причина этого, никто не знал, и никто всерьез не интересовался, – сказал Сагынбек-ава. – Живут и живут они в своих заботах и в своем мирке. Это очень длинная и запутанная история нашего рода-племени сродни легенды или предания.

Лишь теперь становится понятным догадка о том, что, возможно в наших сородичах говорила и генная память предков, и предания тех далеких времен истории еще сакской цивилизации. Я понимал, что иногда бывает достаточным то, что «в жизни так бывает», что «такое иногда случается». А если мы будем слишком докапываться до сути различных мифов и историй, то мы рискуем потерять чудесную веру в то, что принято называть целесообразностью сущего. Предания и есть предания, отношение к ним, наверное, и должно быть соответствующим, – подумал я и целиком отдался своему слуху.

Суванкул-ава продолжил свой рассказ: – Тегерек, его окрестности, испещрены каньонами и пещерами. Легенды вторили им, что здесь всегда следовало бояться не только диких зверей. Всех, кого судьба и обстоятельства забрасывали в эти каменные края, подспудно не покидало чувство опасности. Но что за опасность – никто и никогда, а тем более наши современники не смогли бы объяснить. Ведь, как говорится «земля полнится слухами», – закончил он.

– Рассказывали, что будто бы на вершине этой горы видели странные огни, были случаи таинственных болезней и несчастий, случающихся с забредшими сюда чужаками, – добавил Сагынбек-ава. – Здесь могли поджидать и другие, гораздо более прозаические опасности: люди, обычно чуждые, могли потеряться, свалиться в расщелину скалы, могли упасть, покалечиться, сломав руки-ноги.

– Да-да. Рассказывали, что люди зачастую переоценивали свои способности ориентироваться в каньонах вокруг Тегерек, заблуждались, помногу дней не могли найти обратную дорогу в лабиринтах Ажыдар-сая, – продолжил Суванкул-ава. – Существовало поверье о том, что будто бы напившись воды из скудных родников, которые появлялись у подножья горы то там, то тут, человек терял память, лишался рассудка, либо заболевал неизлечимой болезнью.

Если признаться, мне не раз и не два доводилось слышать небылицы, связанные с этим необычным краем. Поговаривали о том, что у чужаков прибавляется новое страдание – страх темных каньонов и пещер. Рассказывали о том, что страх – неразлучный спутник в этих краях, что страх связан с безмолвием в глубинах каньонов и пещер, в особенности в ночи, когда солнце скрывается за горной кряжей на востоке. Этот страх действовал на чужаков по-разному, но главным образом, они поподали под власть суеверий и мистификаций, им мерешились какие-то невнятные существа и звуки в темных закаулках каньонов.

Странные места, странные люди. Лишь потом уже я понял то, что разумы нынешних людей, живущих на низинах горной кряжи, за которым высился Тегерек, – чутких, добрых, даже сегодня почти не тронуты логикой. Когда речь заходила о горе Тегерек, которую они рассматривали, как тотем своего рода – «кара-кулы», мысли их всегда воспламенялись, как маяки, захлестываемые волнами эмоций от незримого присутствия в их сознании исторической памяти об истинной природе этой горы.

Я вновь взглянул на Тегерек, но уже совсем другим взглядом. Вот она та самая огромная гора, которая возвышается перед нашим взором. И вправду, в отличие от своих соседей эта гора взмывала вверх, как голова закопанного в землю гиганта, с короной из крупных глыб камней по краям вершины. Громадная, устремленная ввысь и вширь гора, стены которой за многие века побиты непогодой, гордо возвышается над остальными горами и над Ак-суу, что протекает неподалеку от ее основания. Она особенно восхитительна в свете заходящегося солнца, когда его неровный свет расцвечивает гору полосами.

Когда мне говорили о том, что, когда люди проезжают или проходят по дороге Замборуч – Чоюнчу, создается впечатление, что Тегерек поворачивается вокруг своей оси, глядя им вслед, я неверил. Но на этот раз я убедился раз и навсегда в правоте такого высказывания. И вправду, гора выгядит как голова закопанного в землю гиганта с эффектом 3D.

* * *

Солнце пустилось в обратный путь, на запад, начало вечереть. Почувствовалась предвечерняя прохлада. До родового аила оставалось полчаса пути. Я невольно взгянул на деда. Он предавался, возможно, таким вот размышлениям: много лет прожито, а разгадка такой сакральной тайны ему до сих пор неведомы. Побыл немножко в этом мире, а потом, прежде чем эти тайны откроются, состарится и умереть? – наверняка думал он. В последние годы чувствовалось, что им овладел какое-то непонятное беспокойство. – Нет! Нужно сделать так, чтобы миф о Тегерек стал бы известным и поучительным для людей в целом – наверняка подумовалал он.

С той поры, когда он написал книгу «Круг», прошли годы, но в сутолоке дней такая мысль, возможно, у деда все отодвигалась и отодвигалась назад. Между тем, чувствовалось, с появлением этой мысли жизнь его стало багаче, он обрел новые гаризонты. Чувствовало, что, ему, уже старому человеку, было приятно сама атмосфера жизни в этой глуши, сама жизнь его родичей. Приятно было, как мы с Дамиром – его внук с искренним интересом вникали в местную жизнь, с нескрываемым интересом познавали тайны этого далекого края.

И для меня интересного действительно было много, – подумалось мне. – Но мне хотелось, как и деду, в полной мере уяснить скрытую сущность тайны Тегерек. Чего стоит, например, такая тайна. Рассказывали о том, что кому удавалось подойти вплотную к стенам горы, удивлялись тому, что им казалось странным запах этого места, все вокруг источал запах корней, сырой нетронутой земли, глыбы камней. Многие упоминали о том, что здесь воздух был насыщен тревожным ощущением какой-то непонятной настороженности.

Как мне рассказывали, таинственность этих мест еще более подчеркивало то, что время от времени тишину нарушала трель невидимой птицы, чей голос был мрачноватым и нерешительным, как у детей, которые шепчутся в зале с высоким потолком. Рассказывали и о том, что за версту от горы человеком вновь овладевал покой, умиротворение и медленная продуманность. А в самом аиле время и места казались оставшимся в прошлом, здесь уже хотелось укрыться даже от медленного течения жизни. Казалось, что здесь можно было укрыться даже тогда, когда обрушивается окружающий мир. Такой вот контраст, такой вот колорит.

– Сагынбек-ава! Эта гора очень похожа на саркофаг Чернобыльской АЭС, – сказал я, пораженный увиденным.

– Точнее это не гора, а каменный саркофаг, – многозначительно заметил Сагынбек-ава. – Тегерек такой же рукотворный, как и чернобыльский саркофаг. Разумеется, есть между ними сходство – та же величивая монументальность, та же таинственность и функциональная предначертанность. И ты не первый, кто осознает сходство Тегерек и чернобыльский саркофаг, – сказал он.

Ну, здесь я уже не выдержал. Может быть молодо-зелено. Но, почему-то во мне разыгрался праворуб и космополит, наверное. До сих пор незнаю и непонимаю, что на меня нашло.

– Да нет же, Сагынбек-ава, это обычная гора, рожденная силами ледника, – воспротивился я. – Вот посмотрите вокруг. Этот каньон, на дне которого мы с вами сейчас пребываем – это не что иное, как путь ледника с тех высоких белоснежных гор, входящих в туркестанский хребет, в сторону сырдарьинской низины где-то там внизу за сотни километров. Это след ледника, насчитывающий много миллионов лет до нашей эры. Ледник давным-давно исчез, оставив глубокие каньоны и пещеры. А вон там, где расположилось село Ак-cуу, произошло слияние двух ледников, – чуть-ли не вскричал я.

Если признаться, мне так и хотелось сказать Сагынбек-ава, Суванкул-ава, что, как-то странно вы рассуждаете, мои уважаемые. Странная у вас аналогия и какая-то непонятка с совершенно абстрактной горой-саркофагом, злобно-зловредным драконом, коих вообще не бывает в природе. Что за чертовщина, в конце концов?

Воцарилось зловейщее молчание. Вначале я испугался своей дерзости. Но, а с другой… Сам себе наставник, я привык следовать своим правила и мыслям, ни на кого не оглядываясь. Мой максимализм и мое воспитание не позволяли мне вот так запросто соглашатся с чужими мнениями. Тем более если я уверовал в своей правоте. Вот скалы, протянувшиеся по обе стороны реки с низинами по обе стороны, достигающие до двух километров по ширине, тянутся с юга на север, постепенно становясь все шире и ниже и, наконец, сливающейся с низинами реки Сырдарья, что в Таджикистане.

– Вот посмотрите Сагынбек-ава. Так оно и есть – песчаник. Я, чтобы доказать свое, не поленился подойти к основанию ближайшей горы. – По правде говоря, некогда, то есть много миллионов лет тому назад, в здешних краях образовались высокие гребни песчаника по обе стороны ледника. Ледник растаял, а по краям образовались высокие утесы из песчаника. – Так, что Сагынбек-ава. – Ваш Тегерек из того же материала, как и эти горы.

Сагынбек-ава рассмеялся, похлопывая мне по плечу. – Расул, сынок! Пусть миф останется мифом. Кроме того, есть и другие причины, – сказал он снисходительным тоном.

По правде говоря, я остался в недоумении. Что за бред? Какие еще причины? Но, из уважения к Сагынбек-ава не стал его оспаривать. Жизнь дяди насчитывала уже около шестидесяти лет, а мне лишь едва двадцать лет. Вспомнил и назидание деда перед приездом сюда. Ну, что ж пусть будет по– ихнему, – решил я. А с другой стороны, именно среди своих родственников во мне появилась какая-то внутренее убеждение о том, что должен очень постараться вникнуть и понять все лучшее, что таилось в их народной мудрости. Хотя, вначале, мой скепсис противился воспринимать наивности и нелогичность некоторых их суждений, нравов и поведений. Вот так меня потянула в гущу родовых историй и событий, захотелось осмыслить ту самую фантастическую легенду о Тегерек, о героических предках.

Мне вспомнился рассказ Дамира, когда в прошлом году он впервые побывал в здешних краях. Ему, как и мне было интересно узнать то, чего не знал и, все незнакомое тянуло магнитом.

– Помнится, я с Салям-ава проезжал по дороге, которая петляла среди многочисленных русел реки, – рассказывал Дамир. – Дороги, как таковой не было, и водитель грузовика каким-то внутренним чутьем угадывал, где можно проехать, не застряв в водах.

– Смотри, – Эргеш-ава протянул вперед руку по направлению к северу. Дамир повернулся, чтобы взглянуть туда, куда указывал он, прикрыв рукой глаза от солнечных лучей. – Посмотри получше. Посмотри на ту гору. Вон там, – он указал на округлую высокую гору.

– Да, да. Вижу. Вот это громадина! – восхитился Дамир, – прям, как пирамида Хеопса.

– Это больше, чем просто гора. То, что ты видишь, это Тегерек – саркофаг в котором замурован ажыдар. Это каменный склеп, стоящий среди скал уже многие сотни лет. Если пожелаешь, я расскажу тебе об этом позже, когда прибудем в аил.

Дамир был крайне заинтригован и с жаром тогда вопрошал, что за саркофаг? Зачем его построили? Почему здесь? Что за склеп? И что еще за ажыдар? Мысли теснились у него в голове.

– Зачем вообще нужно было строить такой саркофаг? – спросил тогда он. – Это же глупо. Я понимаю логику построения египетских пирамид, которые являются усыпальницами фараонов, которых люди приравнивали к богам. Ну, а здесь? Богом забытой глуши, причем, наспех, практически бесформенно насыпью, – недоумевал он.

Дамир признавался, что слухи о Тегерек, вначале воспринимал как диковенные, что и у него появлялись мысли о том, что в этом краю царит какой-то непонятный ложный идеал, что все события вокруг Тегерек, поначалу воспринимается, как некая героизация своих предков. Ну, типа сказка об извечной борьбе злого дракона и людей с обязательным в этих случаях победой драконоборцев.

Дамир вспомнил, как Эргеш-ава и Салям-ава недовольно взглянули на него, но ничего не сказали против моей дерзости. По приезду в аил, этот разговор забылся, а утром следующего дня он пристал с расспросами к Эргеш-ава. – Что за Тегерек? Расскажите об его истории.

Эргеш-ава удивился этому – А что это вдруг? Кто ни будь, уже тебе рассказывал о Тегерек?

– Да, так обрывками, – уклончиво ответил Дамир. – А может быть это просто сказка?

– Может быт, – неуверенно протянул Эргеш-ава, но уже в следующей минуте воскликнул: – Хотя нет! По-моему, все было взаправду! И ты этому тоже поверь, – посоветовал он.

После небольшой паузы, он продолжил, – я всегда удивлялся, насколько люди полны предрассудков. Однако, если бы только один человек рассказал бы эту историю, я назвал бы его фантазером или даже сумасшедшим. Но об этом говорили многие, пра-пра-прадед рассказывал прапрадеду, тот рассказывал прадеду, а этот прадед рассказывал деду, дед – отцу. И так много веков к ряду. Сам черт сломает ногу, пока разберется «было это или не было».

Дамир рассказывал, что он, Саттар-ава, Эргеш-ава, Салям-ава и Самат-ава сидели за завтраком на топчане и смотрели в сторону Тегерек. Ясное утро. Солнце вырвалось из объятий гор. Его скользящие лучи теперь озаряли самую восточную стену Тегерек, зажигая пламенем его склон и глубокую расщелину. Стены горели теплым красноватым светом, как будто кровь бежала по холодным горным артериям. А вот позади, Тегерек оставлял густую, почти черную тень.

– Смотри, Дамир, – сказал Саттар-ава, – у тебя есть возможность посмотреть на прекрасное зрелище. Ты только посмотри, какая красота. Скажу так. – Тегерек – это и есть место высшей магии.

– Что за чертовщина, что еще за магия? – недоумевал в душе Дамир. – Я, конечно же, не понимаю, все это. Но это из области язычества. А точнее тенгрианство, то есть по-научному, поклонение природным объектам, – заявил он тогда.

Помнится, Дамир, после поездки в Ляйляк как-то выразился о своем ощущении. – В Ляйляке, я, как будто попал в машину времени. Вот тебе руль, тормоз, газ. Вот это педаль сцепления с реальностью, а вот это переключатель времени – в будущее или в прошлое. Если хочешь попасть в прошлое послушай рассказни о Тегерек, Келин-басты, Кара-камар, – говорил он. Ну, как здесь не вспомнить фантаста Г. Дж. Уэллса «Единственное различие между временем и любыми из трех пространственных измерений заключается в том, что наше сознание движется вдоль него».

Вот и я сегодня сижу среди своих сородичей в глухомани, слушаю их наивные рассказы. И снова вокруг сумерки беспространственного времени или же безвременного пространства, которые сомкнулись вокруг меня.

Теперь вот, как и Дамир, загадкой Тегерек заинтригован и я. Верить – не верить. Про себя подумал: старые истории, легенды и мифы стали частью самой жизни простого народа. Странно, как будущее тесно связано с прошлым, так что и то, и другое проходит через настоящее, как огромное колесо… Ночью мне приснился необычный сон. Образ из ночного сновидения возник передо мной: большой черный круг, безжалостно толкающие вниз, – огромное колесо, давящее все перед собою. Каким-то образом прошедшее вторгается прямо в настоящее, отбрасывая длинную тень.

В прошлом году Дамир, находясь под впечатлением увиденного и услышанного о Тегерек в Ляйляке рассказывал о том, что однажды Гапар-молдо и он сидели на пригорке и смотрели в сторону Тегерек. Если глаза Дамира выдавали неподдельное восхищение увиденным, то глаза Гапар-молдо выдавали озабоченность и усталость. Почему? Что творилось в его душе? Его оказывается одолевали мысли: как необычайно и странно быть здесь; смутные времена мы переживаем; живем в слишком тесном единстве с горой Тегерек, чтобы не почувствовать беспокойства в окружающих нас землях. Каменный саркофаг еще на своем месте. Он еще не разрушился. Но процесс разрушения явное. – вот что оказывается беспокоило этого человека, – удивлялся тогда Дамир.

Вот и сейчас, я и Дамир внутренне почувствовали настроение Суванкул-молдо. – Странные времена наступили, все меняется, наверняка, размышлял он при себе. – Теперь больше знаем о том, чего боялись, но не могли назвать. Все озабочены трагедиями нынешнего времени, но никто из людей не осознает в своем сознании мысленное присутствие Зла. Они не могут представить, что сулит им ближайшее будущее.

Знать бы мне и Дамиру, что и Гапар-молдо, и Суванкул-молдо – эти проницательные старцы нашего рода не раз приходили в отчаяние оттого, что благополучие рода людского зависит именно от судьбы Зла. – Мы должны избежать трагедию очередного Зла – твердили при себе и Гапар-молдо, и Суванкул-молдо, читая традиционные заклинания.

В прошлый приезд Дамира удивил рассказ Суванкул-ава о своем сне. – Вдруг почувствовал холодное покалывание по всему телу. Что-то прикоснулся к моему разуму, торопя поскорей добраться до укрытых туманом Тегерек. Потрясенный, я, вдруг, внезапно осознал, почему при последней встрече с Широз-бахшы – есть такая темная личность, почувствовал ничем необъяснимую печаль и беспокойство. Тогда страсть этого человека к злу и то, что он вертится вокруг Тегерек, как поговаривали люди, читает какое-то заклинание, лишило меня душевного покоя, – рассказывал Суванкул-ава. Он признавался, когда бывает вблизи Тегерек, тревога и сомнения загорались у него с новой силой. И на этот раз, чем ближе приближались к Тегерек, тем больше ощущалось у Суванкул-ава возрастающее беспокойство. В тот день он долго читал намаз, сидя у подножье горного хребта, за которым высилась Тегерек.

Хочу сказать, что рассказ Дамира – это не вся правда и не только правда. Есть здесь две шероховатости. Во-первых, вся та же сказочность событий, связанных с Тегерек и пещерами, а с другой стороны – мы же не вчера родились. Я и Дамир – студенты. Мы оба видели, что наши родственники не просто разговаривали с нами, они еще и наблюдали за нашими реакциями. Опять-таки странно. Создавалось впечатление, что мы якобы рассуждаем неправильно, либо с их точки зрения, то, что они рассказывают о Тегерек и ажыдаре – эта чушь вовсе не чушь.

Продолжу уже свой рассказ. Итак, мы по дороге в родовой кишлак.

– Ну, а теперь, после того, как мы поздоровались с Тегерек, пойдем к себе, в аил, – сказал Суванкул-ава, вставая с места и идя в сторону машины. А, обращаясь ко мне и Дамиру, – он повторил, – пусть миф останется мифом. У нас свое представление о движении Природы. Мы – люди маленькие, живем своими маленькими заботами, у нас свои представления о Добре и Зле. Так что будьте к нам снисходительными.

Я чувствовал, что попал в почти неизведанный мир, все казалось новым и необычным – природа, люди. Я вспомнил недавнюю беседу с дедом перед приездом сюда.

– Человек, уезжающий в далекие края, где он еще не бывал, хочет он или не хочет, но должен быть готовым к неожиданностям, приспособится к новым обстоятельствам и нравам людей, – начал дед издалека. – Он должен быть готовым, возможно и отречься от многих стереотипов, от тех правил и принципов, которыми до сих пор руководствовался в своих поступках и поведениях, – говорил дед. – Вот Дамир, который в прошлом году уже побывал в этих краях. Веселый нрав, особый дар коммуникативности снискали ему уважение и почет у родственников. Теперь это следует познать и тебе.

Я в глубине души признавался, что, как человек закостенелый в привычках и суждениях, пока с трудном понимал мысли людей нового окружения. Вновь вспомнились детали беседы с дедом.

– В наших краях народ самобытный, – сказал тогда дед, – наши сородичи очень простые и по своей простоте, скажу так, далеко непросты. У них особый склад ума, мыслять они простыми категориями, но проницательны и мудры по-своему. Тебе, впервые общающейся с ними, самое трудное – это выработать в себе должное отношение к ним, да и ко всему окружающему. Например, обычную учтивость ты должен заменит в себе снисходительностью, искренностью, терпеливостью, обстоятельностью в словах и делах. Только так, а не иначе ты можешь заслужить доверие и уважение сородичей. Наши сородичи привыкли принимать жизнь такой, как она есть, и считают тебя своим по крови. Так оно и есть. Ты один из них и никогда это не забывай.

Однако, я понимал, что наступили совершенно другие времена, нравы, обычаи. Никто же не отрицает, что мы принадлежим к другому, более развитому миру. Нравы, обычаи и взгляды этого мира не отличались ни такой простотой, ни прямотой и искренностью, ни такой непреложностью. Здесь мир архаичен до предела, а время течет будто густой сироп. Между тем, молодежи в наше время нужны разообразие и многранность. Разумеется, я понимал против архаичных обычаев, нравов можно идти, только в том случае, когда логика на твоей стороне. Но жизнь не зиждится лишь на логике. Где же место сердцу, чувствам, душе и разуму? Нескрою, что все больше чувствовал, что во мне пробуждается какая-то духовная сила моих предков.