Текст книги "Мистический шейх. Эзотерико-философский роман-аллегория"

Внезапно меня осенило мысль, то же самое можно сказать и о постройке в далекие века нашего саркофага – Тегерека. Вот такое вот совпадение! А с другой стороны, совпадение ли? Кто знает, может быть Тегерек и Чернобыль звенья одной и той же цепи мировой трагедии?

В это время, Ханзаман-тага, как будто бы предугадывая мою мысль усмехнулся. – Если Чернобыль имеет статуса города-музея техногенного зла, то наш Тегерек – статус природного и мистического объекта зла. В любом случае эти два саркофага являются символами борьбы со злом.

Я был поражен телепатичности наших мыслей. Все замкнулось в круге своем: Тегерек – могильник ажыдара, а ажыдар является архаичным символом мирового зла. Чернобыль – могильник ядерной реакции, а реадиация является новым символом мирового зла.

Мое размышление прервал Салям-ава. – Существует еще одна легенда о Чернобыле. По словам некоторых работников станции, за несколько дней до аварии они видели большого, темного, безголового человека с гигантскими крыльями и огненно-красными глазами. Поверх пламени пожара, разгоревшегося после взрыва, они наблюдали существо, похожее на «человека-мотылька».

– Возможно, это и есть собрат нашего ажыдара? – рассмеялся Ханзаман-тага.

– Может быть…? Может быть…?

Наступила длительная пауза. Ехали, изредка бросая задумчивый взгляд на Тегерек. Можно было лишь догадываться, что мыслилось в наших головах.

За разговорами мы и не заметили, как прошли два часа пути по грунтовой дороге. Затем свернули на широкую тропу, которая, чем выше поднимались по гребню адыра, тем становилась все уже и уже. Свернули вправо вниз по склону. Пройдя метров двести, оказались на дне широкого сая. Тропы там уже не было и нам пришлось ехать, выбирая ровные участки, держась ближе к краю. Примерно через пару километров сай становится все уже и уже, а по обе стороны склон горы становился все круче и выше. Вот мы, наконец, въехали уже в настоящий каньон. Пройдя несколько поворотов меж отвесных стен, мы попали на площадку, окруженную со всех сторон каменным амфитеатром.

– Ну, как? – вопрощал Мустапакул-ава, глядя на нас.

– Жутковатое, но красивое место, – ответил я.

– Каково, когда окружающее открытое пространство вдруг превращается в вертикальное измерение? – спросил Айдар-тага.

– Очень необычно, – ответил Дамир, разглядывая оранжевые, пылающие красным пламенем утесы вокруг.

Неприступные вершины коньона парят, рассекая плывущие прямо на них сгустки облаков, падают крутыми многометровыми отвесами. Много веков три могучих зодчих природы – ветер, вода и время – пришли сюда, чтобы сотворить этот удивительный мир, – думалось мне и Дамиру. Узорчатые стены, башни, парящие над пространствами, таинственные гроты и пещеры манят и восхищают одновременно. На редких кустах долоно (священное дерево) привязаны лоскутки и ленты материи, что говорит о том, что это место сокровенное, почитаема и священна. Отдавая дань традиции, каждый из нас также повязали свои лоскутки ткани на ветках долоно.

Жёлто-оранжевые скальные стены отвесно поднимаются со всех сторон. Где-то там, наверху виден кусочек неба. А какая здесь жуткая тишина. Если подать голос появляется эхо, где-то там, в глубине каньона и снова безмолвие. Почти вкруговую в небо уходят стены, мы стоим в самом низу большой вертикальной промоины. Вбок отходит ветка каньона, которая заканчивается такой же полукруглой вертикальной трубой… И ещё, и ещё…

– Итак, мы на дне глубокого каньона, – сказал Мустапакул-ава. – Расул, Дамир. Осмелились бы вы забрести сюда в одиночку? – рассмеялся он. Эхо разнеслось по каньонам, от чего всем стало еще зловеще.

– Ни в коем случае! Не дай бог! – признались мы оба.

Цепь таких колодцев уходит вглубь склона и заканчивается узким тупичком, в котором, не смотря на яркое солнце снаружи, царит полумрак. Боковые каньон, не очень длинный и интересен именно сетью отвесных почти круглых колодцев. Мы продолжаем свой путь.

– Вот и самый главный каньон – самый большой и глубокий, – сказал Салям-ава.

Длина каньона составляет приблизительно сто метров, а может быть даже больше. Бесчисленные повороты и зажатые стенами узкие проходы ближе к концу каньона расходятся, образуя своеобразную площадь. Отсюда открывается потрясающий вид на северную стену Тегерек. У его широчайшего основания смыкаются два сая.

– Какая громадина – настоящий средневековый замок с высокими крепостными стенами, – восхитился Дамир.

Как слева, так и справа от саев склон гор сворачивает в сторону и становится пологим, предоставляя Тегерек показать всю свою громадность и величие, оставляя впечатление вымершей планеты. Окинув взглядом Тегерек и соседние с горы, можно оценить масштабность этой горы, которая резко контрастируе от окружающих склон. Мне подумалось, возможно, именно такое впечатление придает уверенность местным жителям говорить о том, что гора рукотворная. И вот тут я совершенно отчетливо понял нечто такое, что выходило за пределы моей компетенции, понимания, чувства. Я понял, что передо мною – огромная тайна, что судьба Чоюнчу, Джар-кишлака, его людей со всеми их загадками и непонятностями не сводится просто к тайне местности – она тесно переплетена с судьбами множества земель и людей, и не прикоснутся к этим вопросам и судьбам я не смею ни как человек, ни как исследователь.

Мне подумалось, что, возможно, и дед чувствовал то же самое, что мы с Дамиром. Сам дед, как исследователь этих мест, как автор книги «Круг» был для нас частью этой тайны. В какой-то мере, подсознательно мы ожидали чего-нибудь в этом роде, но то, что услышали и увидели все же не укладывалось у нас в сознании и воображении. Как во сне, каждый элемент или событие в отдельности полон смысла, а все вместе выглядит совершенно фантастично. Может быть, все дело в том, что нам в плоть и кровь въелось некое предвзятое суждение о неестественности всего рассказанного. Но ясно одно, и я, и Дамир, где-то в глубине души, через осознание уже аллегорий Тегерек и Чернобыля укреплялись в убеждениях о том, что тот и другой саркофаг – есть не что-иное, как реальная бомба замедленного действия.

ГЛАВА 2

ЛЕГЕНДА ОБ АЖЫДАРЕ

Было это два года тому назад. Школа позади. Я и Дамир выбрали биофак. Как будущим биологам дед нам подарил книгу Льва Гумилева «Этногенез и биосфера Земли». Вот там я впервые вычитал, что без стереотипа поведения не сможет выжить даже амеба. Оказывается, поведенческие стеротипы меняются не только в пространстве, но и во времени. Поэтому, этнологам необходим, так называемый стерескопический подход. Из этой же книги я понял, что часто люди искренне полагают, что прошлое, как бы грандиозно не было, исчезло безвозвратно, и, следовательно, никакого значения для сегоднящней, а тем более будущей действительности иметь не может. Вот так, вооружившись теорией Л.Н.Гумилева, я попытался обобщить услышанное и увиденное, представив себя на миг этнологом.

Итак, давным-давно существовал маленький, всего в два десятка дворов, аил. Он на самом деле было крохотным, затерявшимся в далеких краях, среди гор, каньонов и адыров, вдали от больших и маленьких дорог, и большинство людей в окрестных землях столетиями даже не подозревали о его существовании. Но самое характерным было то, что там почти не было аилчан, которые покидали бы его пределы, а потом возвращались бы и рассказывали о других землях. Сотни лет жили люди изолированно, не подозревая, что на земле существуют селения и города, что есть большие реки, моря, другие высокие горы и долины. Они просто боялись покидать свои дома, не то, что путешествовать и познавать окружающий мир. Они боялись! Боялись ажыдара! При этом их самих видели лишь единицы, но страшилки о них жили у каждого в душе сами по себе, вселяя атмосферу постоянного страха и тревоги. Из уст в уста передавали, что аил со всех сторон окружен ажыдарами – они здесь, там, вокруг и повсюду. От этого люди пугались сами, пугали друг друга, пугали своих детей. Так протекала их жизнь.

Вот так, поскольку кругом жили одни кровожадные ажыдары, люди не отходили далеко от аила и своих домов, которые они построили на абсолютно открытом месте. Может быть, чтобы все время лицезреть окружающие земли и небо? И деревья они не сожали, чтобы, наверняка, там не смог притаится ажыдар. По их убеждению, безопасных дорог в окрестностях аила не было, потому сельчане покидали его пределы крайне редко и лишь в случаях крайней необходимости. Казалось все от мала до велика, свыклись с такими мрачными мыслями и даже никогда не помышляли выбраться из аила.

Но, однажды, один пытливый на ум мальчик по имени Жунус настырно допытывался, роптал и требовал: – Отец! Я хочу, выучится грамоте. Отвези меня в Аспаникат, что там за теми высокими горами. Я хочу учиться! Я хочу познавать! Если не отпустите, то я сам сбегу туда, – просил, плакал и убеждал он. Вконец изведенный такими просьбами, Таир – отец этого мальчугана, собрал у себя дома аксакалов кишлака для совета, как ему быть, как поступить с намерением сына?

– Ну,… можно… отвести его в тот самый городок, – сказал Баит-аксакал. – Я имею в виду Аспаникат (ныне Исфана), что располагается за горами вверх по ущелью. – Но, вы должны знать, – продолжил он, – Аспаникат – это слишком далеко. Между тем, ажыдары везде и вокруг. Они могут напасть на нас по пути в горах или в ущельях. Наш аил расположен на открытом пространстве и тут маловероятно нападение ажыдаров, а недалеко отсюда уже начинается ущелье с многочисленными пещерами, где и обитают ажыдары. – А ведь другой дороги отсюда нет.

– Похоже, ажыдары обложили нас со всех сторон, – грустно сказал Джоро-аксакал. – Потому не стоить рисковать! Любая поездка за пределы аила опасно, а потому не надо испытывать свою судьбу. В нашем роду пытливых и сообразительных мальчиков, желающих получить образование, повидать мир немного, но они есть. До сих пор, мы не рисковали, отпустив их за пределы наших гор и адыров. Так спокойнее. Все предшествующие до нас поколения людей пасли овец, занимались хозяйством в пределах наших земель, здесь рождались, женились, обзаводились семьями, растили детей, здесь и обретали вечный покой.

После этих слов воцарилась тишина, которую прервал Раим: – Посмотрите вокруг! Не только наши дети, но и мы сами – старики и взрослые, все время, боясь этих ажыдаров, перестали видеть мир даже в пределах нескольких аилов в округе. Кто знает вне нашего аила, например вас, вас или вот его? – горячился он, указывая на Суюна, Омура, Касыма, Рахмана. Не дожидаясь ответа, он с возмущением продолжил. – Скажу откровенно, мало, кто знает и признает нас с вами. Даже в соседний аил на тои и поминки нас не приглашают, зная, что мы все равно не приедем, чего уж говорить о каких-то других событиях, например курултаях или праздниках. Тамошние люди нас уже давно вычеркнули из списка живых. Мы для остального мира мертвы.

Раим высказав наболевшее замолчал и обхватив голову сел, а в глазах стояли слезы. На некоторое время восцарилось молчание.

– Да, мы лишились радости жизни, – удрученно сказал Бердимурат-аксакал. – Вечные заботы и вечный страх замкнули нас в нашем маленьком мирке. А посмотрите на соседей. Говорят, что на жума-намаз аксакалы даже выбираются в Аспаникат. Их дети учатся там или даже в Газе, Пскенте, Согде (ныне гг. Бекабад, Пролетараск, Ходжент). Я не спорю, у нас тоже есть пытливые и умные мальчишки, но их у нас единицы. Почти все живут без всякого интереса, без всякого устремления, озабоченные с раннего детства сохранением и разведением поголовья скота. А вот Жунус – сын Таира растет необычным ребенком. Он пытлив, не по возрасту рассудителен и страстно доходчив до знания. Считаю, что ему нужно помочь. Пусть попытает свое счастье в учебе за пределами нашего края. Я уверен будет с него толк.

– До каких пор мы будем жить в ограничениях? – горячился Кудаяр-аксакал. – Посмотрите на себя, среди нас нет ни одного человека, который имел бы маломальское образование. Читать мы не умеем, писать тем более, – возмущался он.

– Вы правы! Наши дети хотят учиться, но как мы безопасно доставим их в Аспаникат или еще дальше? – высказался Раим и, обращаясь к Бердимурат-аксакалу и Кудаяр-аксакалу, а также к Таиру, спросил: – Вот вы сами, что предлагаете?

Аксакалы, так горячо выступившие, сейчас не нашлись с ответом, как, впрочем, и все собравшиеся в доме. Они сидели, понуро опустив головы. В глазах у всех сидящих, на кого не посмотришь, чувствовалась безнадега.

– С тех далеких времен поколение за поколением проклинают ажыдаров, считая их главными своими врагами, – включился в разговор Ак-киши-олуя, который сидел в центре, но в разговор не вмешивался, думая о чем-то своем. – Ты прав Кудаяр. – Да! Ажыдары – это страшные и кровожадные существа. От них много бед и несчастий. Однако есть и другие вещи, далекие до нашего сознания. Говорить о них рано для нашего понимания. Придет время, мы осмыслим суть этого понятия. Но сейчас…. Пусть каждый из вас задаст себе вопрос: что такое ажыдар, в конце концов? До каких пор мы будем, боятся их?

Наступила длительная пауза. У многих на глазах читалось недоумение. -Что этим хотел сказать олуя-ата? Что на самом деле представляет ажыдар? Чего мы не догоняем своим умом? Тишину прервал сам Ак-киши-олуя. – Вот ты, Бердимурат – уже аксакал, проживший много десятков лет, который по рассказу наших сородичей чуть ли не единственный, кто видел ажыдара. Это так?

– Да! Видел ажыдара, хотя и издали, – признался аксакал. – Это было в далеком детстве. С тех пор прошли более шести десятков лет. Но мы же много раз, и это подтвердить каждый из вас, видели творение его рук – живность пропадает регулярно, их останки говорят о том, что это не разбой волков. Как вы знаете, у нас в помине нет ни тигров, ни медведей. Так, что это только творение кровожадного, скрытного и темного ажыдара.

Ненадолго воцарилось молчание.

– Вот-вот, – вдруг оживился Кудаяр-аксакал. – Все же это был ажыдар или вы видели похожую на него тень? Я к тому, что наберется достаточно много людей, которые, якобы тоже видели с далека, пламя, извергаемое будто бы ажыдаром, либо клубы пыли и песка, будто бы поднимаемые ими. Не правда ли? Я, например, вот уже живу на этом свете шестой десяток лет, но ни разу не видел ничего подобного. У нас все говорят, что ажыдары везде и кругом, но спроси каждого, видел ли его в живую, ответ будет однозначно отрицательным. Хотя были исключения, – призадумался Кудаяр-аксакал. – Вот, например событие годовой давности. Сначала поползли слухи, что высоко в горах, якобы кто-то видел существо, похожее на ажыдара. Слухам люди, конечно же, не поверили. А полгода назад пастух, выпасая топозов, все же наткнулся на самого ажыдара.

– Вот что рассказал Абдинаим, – начал Бердимурат-аксакал, – ну, тот самый пастух. – Когда я увидел ажыдара, я опешил, не смог даже сдвинутся с места, стоял как вкопанный и смотрел на него, который горой нетающего грязного снега лежал на серых камнях. Был он невыразимо большим, грозным и величественным. Периодически раскрывал зубастую пасть, из которой исторгался поток оранжевого пламени. Солнечные блики так и бегали по буросерой чешуе. Вдруг ажыдар открыл глаза, оказавшейся желто-зеленными, в зрачках бушевало багровое пламя, – живо жестикулируя, рассказывал Абдинаим. – Многие, конечно же, не поверили ему, полагая, что он мог и приврать.

Помниться, после этого случая все мужское население аила, вооружившись кто-чем – вилами, топорами, а кто мечами и копьями пошли на штурм той самой горы. Но, тщетно. Следы ажыдара пропали.

Поиски ажыдара не прекращались. Проходили дни, месяцы, года. Аил по-прежнему жил в страхе. Нарбото – сын Кожомурата напрасно рыскал по горам и ущельям, заглядывая во все многочисленные в этих краях ущелья и пещеры, но все напрасно. Он не хотел мириться с тем, что ажыдара нельзя обнаружить. Однажды он полез в недоступную скалу, полагая, что если и есть ажыдар, то он может свить свое логово именно там – на верхушке. Нарбото, раздирая руки об острые обледеневшие скалы, поднимался по северному склону горы. Каменные завалы казались более опасными, чем он полагал. Промокшая рубашка прилипла к его дрожащим от напряжения рукам, но он продолжал карабкаться вверх. Один раз он сильно разбил лодыжку о камень прежде, чем нашел уступ, куда можно было поставить ногу. Из-под его подошв разлетались камешки, но шум ветра заглушал звук их падения. Нарбото тяжело дыша, вцепился в каменный выступ. Ни опасность, ни усталость, ни боли не могли его остановить. Здесь, наверху, чувствовалось дыхание холода. Дрожа и не обращая внимания на боль в мышцах, он сумел подтянуться и оказаться на карнизе. Над его головой вздымались скалы, на вершине которых, как ему чудилось, угнездился ажыдар. Гранит стал гладким, как будто сама скала не желала никого подпускать к нему. Он перенес вес тела на воткнутый в щель носок левой ноги, напряг пальцы и рванулся вверх. Оттолкнувшись, он обоими локтями оперся на выступ и на мгновение повис на нем, напрягая все силы, чтобы удержаться. Он изогнулся, вскинув колено, и скорее угадал, чем увидел нужный выступ. Он медленно подтянулся. Сначала грудь, потом талия, потом бедра и вот, наконец, он перекинулся через край скалы и упал ничком. Какое-то время он лежал неподвижно, слишком уставший, чтобы подтянуть ноги и перевесить на плато. Они все еще болтались над пустотой. Наконец, немного отдохнув и отдышавшись он с трудом подтянул ноги, перекатился на бок, задыхаясь, будто выброшенная на берег рыба.

Немного придя в себя и приподняв голову, он в лучах заходящего солнца разглядел ажыдара в метрах двадцати от себя. Нарбото почувствовал, как ажыдар вторгается в его разум – и заставляет его ощутить дикий страх. Под бесстрастным взглядом ажыдара, он чувствовал себя мышкой в когтях у кошки. Ажыдар в любую минуту мог одним броском подмять его под себя. Глаза его, цвета расплавленного золота со зрачками-щелочками, смотрели на юношу без всякого выражения. Затем глаза его потемнели до знойно-красного цвета, он напружинился, хлопая по камню крыльями. Через минуту разъяренный ажыдар швырнуло Нарбото в ночь.

– Все! Где-то в глубине сознания ажыдара блеснула мысль. – Он перешел некий рубеж в своих отношениях с людским родом. Он выдал себя. Он знал, что от людей ничего хорошего ждать не приходится. Веками ажыдары в глазах людей злобны и жестоки, и их проклинает весь людской род. Но он тоже на них зол и проклинает их. Можно лишь догадываться о таких вещах. Итак, зловещий круг замкнулся. Единственный в этих труднодоступных дальних краях выживший ажыдар был не молод и болен телом и разумом, его крылья были все в шрамах и, он не мог далеко и высоко летать. Но в нем хватило жизни и ненависти на то, чтобы творить зло за злом. Он мстил людям за их недальновидность, гордыню и злобность. Он же их не трогал, хотя мог бы исключительно питаться и жить за счет них, крадя людей, которые всегда были беспомощными, а порою безрассудными. Ан нет. Теперь он будет жестоко мстить людям. И тут началось. В окрестностях поселилась беда и тревога. Скот устремился с пастбищ, родители уводили детей в дома и в страхе закрывали ставни. Дни растворились в бесконечной тьме, время потеряло всякий смысл. События, о которых вспоминали аилчане, беспорядочно перемежались, как кусочки лоскутного одеяла, и каждое из воспоминаний было трагичным.

Лишь утром следующего дня сельчане смогли отыскать тело Нарбото на склоне горы у подножья высокой скалы. И потом, Кожомурат – отец Нарбото во всех испытаниях, что посылала ему судьба, не переставал жалеть о гибели сына. Все разделяли его горечь. Кто может засевать поля и растить детей, зная, что его семья находится под угрозой гибели?

– Надо вымотать ажыдара, – обратился Кожомурат к своим сородичам. – Нужно вымотать, а когда он ослабеет, нужно убить и замуровать их в камни. – Что скажете олуя-ата? – спросил он, обращаясь к Ак-киши-олуя.

Все смотрели на Ак-киши-олуя. Под их взглядом, он, как будто очнулся ото сна, медленно обвел глазами своих сородичей.

– Дорогие сородичи! Надеюсь, у нас хватит мудрости понять. – начал Ак-киши-олуя, подняв усталые глаза. – Ажыдар не оставит нас в покое, если мы свыкнемся с мыслью, что мы не сможем его одолеть, он уже вторгся в наш разум и подчинил себе нашу волю….

Сородичи сидели молча, но чувствовалось, что нервы их натянуты, как струны кыяка. Ак-киши-олуя выражал далеко не прозаичные мысли о судьбе, которую уготовили им жизнь и обстоятельства, о том, что у них нет иного выбора, как согласится с этой судьбой. Сородичи начинали понимать нутром, в какой опасности находится не только их судьба, но и будущее рода людского. Именно они в такой час и момент были ответственны за соблюдения шаткого равновесия, от чего зависит судьба человеческого рода.

Старец говорил и о том, что, наверное, сейчас и тут каждый из взрослых думал про себя о том, что некогда, чтобы не быть уничтоженными в бесполезной борьбе со злом, каковым являются орды злобного Искандера (Македонский), предки бежали сюда в горы. Но проклятие нашего рода не в том, что мы некогда отказывались отдавать жизнь, бросая бессмысленный вызов великому злу, но в том, что мы вместо этого прижимаем к себе очередное зло и держим ее крепко, радуясь, словно прижимаем к себе любимое дитя. Мы принесли с собой эту тень. Возможно, ни один живущий и мыслящий не в состоянии обходиться без этой тени, но мы, несмотря на свою долгую жизнь, тоже не можем не замечать этой тени, которая есть не просто надуманное зло, а теперь уже и конкретное зло. Мы не можем делать вид, что ничего не знаем о нем. Мы носим его в себе, как мрачную судьбу.

– Итак, до недавнего времени, никто точно не знал – есть этот самый ажыдар или нет, – продолжал Кожомурат.

– Но мы и сейчас незнаем, есть ли он на самом деле. – изрек Жоро-бава.

Не обращая внимание на возгласы Ак-киши-олуя продолжил:

– Мы замкнулись в своем страхе перед ажыдаром, хотя никто его не видел в глаза. Досужие разговоры, слухи, догадки не в счет. Наша беда в том, что этим страхом перед ажыдаром, мы настолько сузили круг своего общения, своих интересов и устремлений, что в скором времени мы потеряем человеческий облик, став похожими на своих скотов. Разве у нас будет будущее, мы же остались не приспособленными двигаться вперед, к образованию, к миру? Нам должно быть стыдно перед своими детьми, что не в состоянии обеспечить им будущее, не в состоянии дать возможность им получить образование, как у соседей. Вся беда в том, что ажыдара мы пустили в свои души, он пленил наши души.

– Потому, если есть ажыдар, то мы должны с ним покончить, а потом покончить со страхом в своем коллективном сознании. Предлагаю найти и убить ажыдара! – воскликнул Кожомурат.

– Хорошее дело, – рассмеялся Закир-аксакал. – Как это просто – найти и убить ажыдара. Вот взять и убить! – горячился он. – Очень бы нам хотелось посмотреть, как вы будете его убивать. Вилами? Дубинами? Рогатками? – с иронией в голосе сказал Закир-аксакал.

– Не надо усмехаться, – с обидой в голосе сказал Кожомурат. – Нужно решиться! В конце концов, мы же поднимались против войска Искандера (Македоский), мы же воевали в рядах войска Спитамена (преводитель согдийских войск). Вокруг сразу умолкли смех, разговоры. Воцарилась тишина, все смотрели на Кожомурата, который после некоторой паузы подытожил: – Я предлагаю отыскать ажыдара и, наконец, разделаться с ним раз и навсегда. Нужно начать подготовку к наступлению – сказал он и спросил у сидящих: у кого есть предложения?

Все воодушевились смелым предложением аксакала. Другого выхода у людей не было. Чувствовалось, что каждый из них давно устал от вечных страхов перед ажыдарами. Прав наш старец Ак-киши-олуя, что страх настолько въелась в ткань сознания сельчан, что предстояло серьезно осмыслить свое отношение к страхам, к носителю этого зла – ажыдару.

– Битва с ажыдаром – это серьезный бой, – сказал Ак-киши-олуя. Нужно основательно подготовиться к встрече с ним. Так вот, ажыдары – это редкие хищные и свирепые звери, которые умеют летать….

Однако, в глубине души старца трогали совершенно другие мысли, более содержательные, глубокие и сакральные: ажыдары – это не столько биологические существа, а, сколько исчадие ада, символы абсолютного зла в этом мире, тотем темных сил, к каковым относятся черная магия и колдовство. Он был уверен в том, что они не только существуют, но и бывают изначально злыми. Он имел в виду то, что ажыдары по существу являются проявлением высочайшей черной магии, доступной немногим. Ажыдары тоже насылаются этой злой волей. Последние годы влияние магии враждебной силам добра небывало возросло. За всем, что происходит в мире, отчётливо проглядывает рука тьмы… Мне понятно, где скрывается тот, чья воля творит зло на земле! Я знаю такое место, откуда тьма расползается по всему миру, откуда разлетаются по миру ажыдары, неся смерть и разрушение, – думалось ему.

А сейчас и тут старец продолжал свою прозаическую речь:

– Ажыдары очень живучие существа. Сразу убить его очень трудно. Вначале хотя бы нужно смертельно ранить, закинуть на него сеть. То есть его нужно обездвижить, а затем нужно убить наверняка, – сказал аксакал. Причем, не только убить, но и закопать глубоко в землю. Иначе ажыдар может ожить и натворить еще больше беды, – продолжал Ак-киши-олуя.

– Среди вас мало, кто слышал легенду о возвращении ажыдара. Мой прадед рассказывал, что в стародавние времена его прадед участвовал в битве с ажыдаром. Видя недумение сородичей Ак-киши-олуя рассказал предание о возвращении ажыдара.

– Так вот, нашим предкам как-то удалось завалить камнями вход в пещеру, где обитал ажыдар, таким образом, заключив его в собственном логове, которое стало для него зинданом. Много дней за завалом камней слышался рев ажыдара. С течением времени рев все больше слабел, а потом вовсе прекратился. Все ликовали, что ажыдар, наконец погиб. Однако, спустя много лет, когда каменный завал постепенно разобрали на строительство домов и кошар, из пещеры с грохотом вылетел ажыдар. Что потом творилось…. Не передать словами. Была, говорят, жуткая расправа с людьми и это спустя многие десятки лет. Тогда, кто смог выжить и спастись бегом, были вынуждены перебраться в наши предгорья, где не было ни высоких гор и скал, ни пещер и гротов, где мог бы затаиться этот страшный зверь. Итак, оказывается наши прапрапрадеды тогда сокрушались о том, что нужно было бы более строго следить за целостностью ажыдарово зиндана. Если бы зиндан был крепок, то ажыдар никак не смог бы разворошить свой каменный склеп.

Постепенно из предложений Ак-киши-олуя, других аксакалов рода складывалась определенная стратегия действия во время боя с ажыдаром. Дело дошло и до обсуждения, как убить ажыдара, как создать надежный каменный могильник для него, как и чем, заковать его, чтобы навсегда обездвижить.

– Раим, скажи нам, а где мы возьмем металлические кандалы и цепи? Кроме волосяных арканов, мы ничего не умеем делать, – спросил Рахман.

– Ты прав Рахман. Нечего идти против ажыдара с волосяными арканами. Они нам не помогут, – пробурчал Раим и продолжил: – Слышал, что в городе Газа есть мастера по металлу.

С места встал Карим и заявил о том, что сам видел, как в Газе они делают металлические цепи. – Можно купить у них эти цепи, – предложил он. – Но, с другой стороны, они очень дорогие, а вести их сюда потребуется несколько арабы (пер. с кырг. – повозка, колесница). К сожалению, дорог для проезда арб у нас нет. Вести их на конях практически невозможно.

– Но выход можно найти. Я предлагаю, – сказал Раим, – привести одного из мастеров этого дела к нам, чтобы он здесь у нас сделал бы металлические кандалы и цепи нужных нам размеров.

Как вы смотрите на это? – обратился Рахман к сидящим.

– Раим прав. Заодно мы и сами научимся работать с металлолом. До каких пор мы будем ездить за подковами или металлическими гвоздями в Газа или Согд, – выступил Карим.

На том и порешили. Уже на второй день рано утром Раим выехал в Газа. В городе с трудом отыскав нужного ему мастера, рассказал ему всю правду об ажыдаре, о намерениях его сородичей, во что бы то ни стало убить ажыдара. Машрап-уста, после долгих раздумий согласился поехать с ними, но сразу же предупредил, что он не будет сам принимать участие в битве с ажыдаром. Условились, что он изготовить крепкие металлические кандалы и нужной длины надежных металлических цепей, а если нужно обучит сельчан самим изготовлять такие вещи. Приехав в Кара-Даван, осмотревшись, Машрап-уста сразу же задался вопросом:

– Да у вас трудности с водой! Воду берете из совершенно скудного родника. А ведь для выплавки металла воды потребуется много и постоянно, – заявил он.

– М-да…. Воды действительно у нас мало. Его еле-еле хватает на ежедневные нужды, – признался Рахман. – Как же нам поступить? До ближайшей реки Сардалы (ныне Ак-суу) полдня езды на лошади.

– А что, если металл будем выплавлять там, то есть на берегу Сардалы – предложил Раим. – Вода постоянно рядом. Там и до железной руды рукой подать. Наверное, слышали о том, что в Темир-сае есть рудник, откуда железную руду развозят по всем городам Средней Азии?

Действительно, неподалеку от берега реки размещалась Кара-таш (пер. с кырг. – черный камень). Кузнецы из Газа, Нау, Согда уже много лет перевозили на ослах руду из тех мест. Именно эту руду и планировали использовать сельчане. Потому все восприняли совет дельным.

– Правильно говоришь. Прямо на пойме реки поставим несколько шатров, обеспечим всем необходимым нашего мастера, – сказал Карим. – Вода рядом, руда тут же.

На следующее утро, нагрузив поклажу на двух лошадях, из села выехали Машрап, Базарбай, Рахман и Раим. К полудню они уже ставили шатры в пойме реки. Быстро соорудили навесы из камыша. Благо камышовые поросли занимали весь горизонт, куда глаз хватает. Вечером все четверо сидели под навесом и трапезничали, неторопливо обсуждая детали дела по выплавке и ковке железа. Два-три дня целиком ушли на то, чтобы соорудить печь-горн. Два-три дня ушло на то, чтобы на ослах привести железную руду в нужном количестве. К концу недели Машрап-уста загрузил горн железной рудой. Все находились в ожидании – вот-вот появится первая струйка выплавленного железа.

– Смотрите, смотрите – вот он жидкий металл! – удивлялся Рахман, видя, как огненно-красная струйка потекла в заранее заготовленную лунку.

Машрап-уста ловко менял один за другим глиняные формы для заливки металла.

– Надо же, – удивлялись Базарбай, Рахман и Раим. Им было интересно, что вот такие обычные измельченные черные камни при долгом и сильном нагревании плавятся, превращаясь в шипящую багровую жидкость. Как только они заполняют форму в виде вычерченной на мягкой глине трещину, сразу же затвердевают и чернеют. Мастер деловито выковыривал отлитое железо и бросал их в воду. Пар, шипение и через несколько мгновений из воды мастер вытаскивал готовое железо в виде гвоздя. К вечеру было изготовлено целая куча таких заготовок. Четверка трудилась пару недель. Теперь изготовленный материал выглядел довольно большой кучей.