Текст книги "Сосна и олива. Израиль и его соседи"

Глава IV. Приятные села

Древности Святой Земли не кажутся чуждыми ее ландшафту и ее народу – в отличие от Египта, где пирамиды могли бы быть построены марсианами. Поэтому лучше всего ходить по приятным селам и смотреть, как старина остается частью сегодняшней жизни народа.

Для этого, конечно, и в села ездить не обязательно – достаточно прийти в пятницу на Храмовую гору, Харам аш-Шариф, в Иерусалиме, увидеть, как сотни тысяч человек собираются у огромного святого камня, покрытого Золотым куполом, у древнейшей святыни Ханаана, где молились Авраам и Мельхицедек, Давид и Соломон, Иисус, Мухаммад, Омар ибн-Хаттаб, Готтфрид Бульонский, и, что еще более важно, где молились их предки из рода в род с времен Мельхицедека, Соломона и Иисуса. Религии меняются – но святое место, бог и народ остаются.

Но старина живет и в не столь примечательных местах. На старой дороге из Рамаллы в Наблус лежит деревня Джифна, что значит «виноградная лоза». Джифна и ее окрестности – палестинская Швейцария. Дома удивительных очертаний стоят на фундаментах крестоносцев. Заглянув в переулок шириной в сажень, мы нашли крепость крестоносцев – в неплохом состоянии, с узкими воротами, крепостным валом и рвом вокруг. В бастионах крепости жители устроили себе склады. Почти каждый второй дом в деревне был заложен крестоносцами. Этот район играл важную роль в обороне Иерусалимского королевства, и здесь осталось много церквей, монастырей и крепостей – и, конечно, генов: тут полно голубоглазых блондинов.

Семьи франков живут во всех окрестных селах, многие перешли в ислам еще при Саладине, но в Джифне почти все – христиане. На шестьсот человек приходится три церкви – православная, греко-католическая и римско-католическая. Гулять по улицам Джифны – одно удовольствие: они чисты и умыты, жители приветливы, вокруг деревни – виноградники, редкие в Самарии, в отличие от Иудеи. Когда мы сунули нос в какой-то переулок, нас сразу же пригласили войти в дом. Хозяева, католическая арабская семья, немедленно послали детей за холодным лимонадом, пока хозяйка семижды подымала пенку на турецком кофе. Печенье, орехи, сласти на медных подносах гуляли по комнате – мы попали в семейный день, когда, по случаю праздника, собралась вся семья, – и дочь, вышедшая замуж за израильского араба и уехавшая жить в Яффу, и сын, работавший в Иерусалиме во францисканской школе. Сидя на многих подушках, ухоженные, закормленные и забалованные, мы вели неспешный разговор об урожаях и задержавшихся дождях, который лучше прямых откровенных слов позволяет выразить чувство доброй воли.

Прекрасное село Тайба стоит на самом краю пустыни, на дороге, ведущей из Рамаллы в Иерихон. Его жители – православные и католики, построили себе роскошные и просторные дома. Они варят отменное пиво, пахнущее ячменем и солодом. Однажды я пришел в Тайбу с живущим в Америке русским писателем, который как-то совмещал веру в Христа с верой в правоту рабби Кахане, основателя маленькой израильской неонацистской партии. Перед поездкой в Тайбу он довольно бодро требовал немедленного изгнания всех арабов – на грузовики их, Сталин, мол, давно бы это сделал. В Тайбе мы взошли на вершину холма, на котором расположено село, там, где стоят развалины замка времен крестоносцев, Бубарие (от французского Boverie). С дороги его не видно – селяне обстроили его со всех сторон, так, что для одного дома башня замка служит стеной, а для другого – полом. Но если подняться наверх, то можно увидеть, что замок, которому более восьмисот лет, прекрасно сохранился. Он построен на еще более древних основаниях, когда Тайба называлась Офрой.

В те дни, больше трех тысяч лет назад, в Святую Землю пришла очередная волна кочевников с востока, мидианитов. Эти кочевники отличались от своих предшественников тем, что использовали новое средство передвижения – верблюда. До тех времен верблюд приручен не был, и пастухи кочевали на ослах. На осле далеко не уедешь, и молока от ослицы мало, шерсти нет, шкура грубая, мясо несъедобное, а поэтому кочующий на осле должен обзавестись еще овцами и козами. С овцами и вовсе невозможно спешить. Поэтому пастухи окраин не отдалялись от оазисов и пастбищ и легко оседали, когда им предоставлялась возможность, как это легко делают и в наши дни полуоседлые-полукочевые бедуины. (Кочевых бедуинов сегодня в Палестине практически не осталось, и только тяжелая рука военных властей мешает последним жителям шатров и бараков построить себе дома.) Но верблюд позволяет покрывать огромные расстояния пустынь, обеспечивая своего седока молоком, шерстью, мясом. Мидианиты примчались из глубин пустыни и к оседлой жизни они не имели ни навыка, ни желания. Офра, расположенная на краю пустыни, особенно страдала от набегов.

Житель Офры, Гидеон сын Иоаша, возглавил кампанию против мидианитов, и разбил врага. Благодарные израильтяне хотели сделать его царем, но Гидеон отказался. Возможно, на месте дерева, у которого ангел Господень явился Гидеону, стоял впоследствии эпод, а в наши дни стоит православная церковь Тайбе, с ее основаниями, заложенными еще до Константина.

Жители Тайбе ведут свой род от старых христиан, и считают, что их предки были обращены не апостолами, но самим Иисусом, когда Он возвращался в Иерусалим из-за Иордана. После мусульманского завоевания название села было изменено, потому что Офра напоминает арабское слово «ифрит», джинн, и село стало называться Тайбе, что значит «приятная, хорошая», Жители Офры – Тайбы никогда не оставляли села, даже при появлении неприятеля. Они рассказывают, что их предки не бежали от Саладина после разгрома королевства крестоносцев, говоря, что «хорошим людям нечего бояться хороших людей».

При крестоносцах была отстроена еще одна старая византийская церковь, св. Георгия (в селе ее называют эль-Хадр), она стоит к северу от дороги, проходящей по селу. От церкви св. Георгия остались каменные стены, мозаики, остался массивный порог: сохранилось практически все, кроме крыши. Из нее открывается прекрасный вид на село и на пустыню. И хотя в Святой Земле много более древних церквей, чем эта (XII век), она впечатляет. Может, на ее месте стояла святыня Офры при Гидеоне. А может, там или рядом стоял камень, на котором через несколько лет правитель Шхема Авимелех отрубил головы семидесяти сыновьям Гидеона, покончив с шансами Офры на возвышение. Древний порог церкви и сейчас покрыт жертвенной кровью – местные жители совершают здесь древний обряд заклания агнца.

Так или иначе, осмотрел писатель руины замка, посмотрел на православную церковь, глянул на руины св. Георгия, потолковал с солидным, дородным жителем, который рассказал нам о своей ответственной работе инспектора гаражей. У сына инспектора, малыша семи лет, вместо котенка или щенка был на руках белоснежный, мытый и расчесанный козленок, который то и дело бегал по лестницам их дома, на самой вершине холма, впритирку к замку Бубарие. Писатель вытащил свой нательный крест из-под рубашки – здесь он выглядел, как пропуск в мир древних христиан. Когда мы отъехали от села, писатель долго молчал, а потом сказал: «Ну нет же, как можно их выселять? Живут и слава Богу».

Одно из самых удивительных сел – Хирбет-эль-Маурак к западу от Хеврона. Тут может показаться, что тебя занесло на машине времени в легендарные дни древней Палестины. Проехать туда нелегко, дороги ужасные, но люди гостеприимны. Посреди крошечного села, напротив колодца, стоит настоящий дворец, чем-то напоминающий реконструкцию иродова храма. Это частная загородная усадьба времен Христа, раскопана археологами и оставлена в хорошем состоянии. В колодце – чистая холодная вода. Молоденькая селянка зачерпнула нам воды, напоила, потом ушла с кувшином на плече по единственной улице села, мимо дворца, как в кино. Местные старики охотно продадут вам древние монеты – они редко видят туристов, не решающихся заехать к «страшным палестинским террористам».

Палестинские села живут в согласии с древностями – с византийскими монастырями и церквами, как эль-Хадр, с крепостями крестоносцев, как эль-Бурдж на юге Хевронских гор, с дворцами времен Ирода, как в Хирбет-эль-Маурак. Древности становятся частью жизни, а не декорацией, не инородным объектом, за осмотр которого берут деньги.

Мое любимое село – Абуд, одно из коренных, устоявшихся, подлинных, кондовых сел Нагорья. Оно лежит на западном склоне гор, вдали от больших дорог, на равном расстоянии от Калькилии, Рамаллы и Рош-ха-Аина.

Абуд очарователен и напоминает деревни Тосканы. Его пожелтевшие от времени дома растут на некрутых склонах холмов. Виноградная лоза вьется на их балконах, широколиственные смоковницы осеняют улицы своей тенью. Процветание древнего Абуда видно по его просторным домам, по вылизанной чистоте его улочек. Старики Абуда сидят в тенистом уголке за невысокой каменной оградой на каменных скамьях, как мужи Итаки, созванные на совет молодым Телемахом. Это – «диван» восточных городов, или «врата города» библейских рассказов. Дети приносят им кофе и фрукты, дымятся кальяны, разнося запах яблока, идет неспешная мужская беседа. Жители Абуда – не беженцы Газы, не возвращенцы Рамаллы, но коренные крестьяне, живущие на своем родном месте. Здесь, как в машине времени, можно увидеть Палестину такой, какой она была и должна быть.

Абуду – три тысячи лет. Здесь родился пророк Овадия, сохранилась и древняя «бама», высота, где предки нынешних жителей поклонялись богам. Культ Иерусалимского храма не доходил до этих мест. А две тысячи лет назад жители Абуда приняли христову веру прямо от самого Христа. В память о Его посещении здесь стоит одна из древнейших церквей на свете, построенная Константином в четвертом веке, а то и раньше. Археологи обнажили ее древний нартекс, а прихожане тщательно отремонтировали и украсили. В этой православной церкви капители колонн украшены византийскими крестами и пальмовыми ветвями, стоит образ Богородицы, палестинской женщины из недальней Саффурие. В южную стену церкви вмурована каменная доска, сообщающая квадратным сирийским письмом о ремонте, произведенном в 1030 году, за полвека до крестоносцев.