Текст книги "Улитка на склоне Фудзи"
![](/books_files/covers/thumbs_240/ulitka-na-sklone-fudzi-311313.jpg)
Автор книги: Исса Кобаяси
Жанр: Зарубежные стихи, Зарубежная литература
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Исса Кобаяси
Улитка на склоне Фудзи
© Перевод. Т. Соколова-Делюсина, 2024
© Перевод. В. Маркова, наследники, 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2024
Предисловие
Лети же сюда,
С тобой поиграем вместе,
Воробушек-сирота.
Уже в этом стихотворении, сочиненном шестилетним крестьянским мальчиком Кобаяси Ятаро, вошедшим впоследствии в историю японской поэзии под псевдонимом Исса, проявились те черты, которые придают такое своеобразие творческому методу последнего великого мастера хайку.
Исса принадлежит к числу тех немногих японских поэтов старого времени, в творчестве которых в полной мере отразилась их человеческая судьба. Японская классическая поэзия, как правило, избегала непосредственности и конкретности в изображении действительности. Основным для нее всегда был путь от сердца к слову, а не от действительности к слову. Мастерство поэта определялось прежде всего умением в канонических образах передавать каноническое же, то есть одобренное и закрепленное предыдущей литературной традицией состояние души. Индивидуальность проявлялась в тончайших нюансах и поворотах трактовки канона. Между творчеством и конкретным жизненным опытом всегда существовала определенная дистанция, которая чаше всего и обрекает на неудачу попытки использовать произведения того или иного поэта в качестве источника для воссоздания его живого человеческого облика, для уточнения отдельных вех его жизненного пути. Исса одним из первых если не уничтожил полностью, то значительно сократил эту дистанцию. Читая его стихи, его прозу, мы ощущаем своеобразие не только его поэтического таланта, но и его человеческой личности. Не случайно поэтому о нем известно гораздо больше, чем о его предшественниках и современниках.
Исса родился в 1763 году в глухой горной провинции Синано, в деревушке Касивабара. Он был первенцем зажиточного крестьянина Кобаяси Ягохэя. Исса рано лишился матери, изведал горькую долю нелюбимого пасынка. Четырнадцатилетним подростком был отторгнут от родного очага и отправлен в далекую столицу Эдо (современный Токио). Там, не оправдав ожиданий отца, надеявшегося увидеть сына преуспевающим торговцем или ремесленником, Исса сделался профессиональным поэтом и, подобно другим своим собратьям, бродил по разным провинциям, зарабатывая на жизнь сочинением хайку. В тридцать девять лет он вернулся в родную деревню, где застал тяжелобольного отца, вскоре скончавшегося на его руках. Началась мучительная и долгая тяжба с мачехой и младшим братом из-за наследства. Только через двенадцать лет, получив наконец свою долю, Исса (к тому времени ему было уже за пятьдесят) смог обзавестись семьей. Оставив Эдо, он поселился в деревне, обрабатывал небольшое поле и давал уроки хайку. У него родились дети – четыре сына и дочь, но все они умерли в малолетстве, а вскоре за ними последовала и любимая жена Кику. Исса никогда не забывал ее, хотя женился еще дважды. Он скончался в 1827 году. Дочь Ята – единственный ребенок, продолживший его род, – родилась уже после его смерти.
Творческое наследие Иссы велико – около двадцати тысяч хайку, несколько произведений в жанре хайбун (дневники, путевые заметки, эссе), из которых наиболее значительным является книга прозы и стихов «Моя весна». Сохранились также рисунки Иссы в жанре хайга, органично соединяющие в себе поэзию, каллиграфию и живопись.
Исса вышел на поэтическое поприще в те годы, когда жанр хайку (при его быстро растущей популярности среди самых широких слоев населения) начал приходить в упадок, превращаясь из провозглашенного Басё высокого искусства в стихотворчество чисто развлекательного характера – полупоэзию, полуигру. В хайку начинают цениться чисто внешние эффекты, залогом успеха становятся парадоксальность и комическая окраска образов. В поэтическом обиходе появляются просторечье и диалектизмы. Вместе с тем поэты все чаще осмеливаются пренебрегать многими канонами и правилами стихосложения, которые прежде считались незыблемыми.
Отдавая дань всем веяниям своей эпохи, Исса, тем не менее, не поддался распространенной в те годы тенденции к «принижению высокого». Он нашел свой путь в поэзии, переосмыслив провозглашенную еще великим Басё идею «возвышения низкого», и вернул хайку в русло подлинного искусства. Причем если для Басё и его последователей поэзия была средством познания мира, проникновения в его сокровенные глубины, раскрытия внутренних, недоступных взору связей между отдельными явлениями, то Исса в своих стихах, да и в прозе тоже, стремится прежде всего запечатлеть окружающую его действительность и свои собственные ощущения, запечатлеть с максимальной точностью и полнотой. Басё смотрел на мир глазами мыслителя, Исса описывает мир с безыскусным простодушием, как бы без оглядки на литературную традицию. Хайку Иссы заставляют увидеть трогательную прелесть привычных, неотъемлемых от обыденной жизни каждого человека пустяков, на которые, кажется, никто и внимания не обратит. Он делает предметом поэзии все то, что старательно избегалось его предшественниками, и, соединяя в рамках одного стихотворения низкое и высокое, утверждает значительность и необходимость каждой малости, каждой твари, этому миру принадлежащих.
В этой открытости миру, в ощущении себя его частицей, равноценной остальным, в умении с щемящей душу простотой запечатлеть мельчайшие подробности бытия, пожалуй, и заключается то новое, что привнес Исса в японскую литературу. Интерес к поэзии Иссы велик в Японии и сегодня. Это естественно: обращенная к жизни, насыщенная простыми и вечными образами, проникнутая знакомыми и понятными всем людям чувствами, поэзия Иссы способна найти отклик в душе любого человека, в какое бы время он ни жил.
* * *
В японской поэзии вряд ли найдется жанр, который полнее и ярче, чем поэзия хайку, выразил бы то, что называют сегодня японским национальным духом. Вместе с тем, при всей национальной специфичности этого жанра, именно он был воспринят и оказался наиболее популярным в других странах. В начале нашего века, когда японские поэты устремились в Европу в поисках новых форм, европейцы обратили свои взоры на Восток и обнаружили там немало для себя привлекательного. На Запад проникло и покорило умы философов и писателей буддийское учение, в том числе дзэн (по-китайски чань), среди художников началось увлечение искусством Китая и Японии, а любители поэзии открыли для себя новые поэтические формы, поразившие их необычностью выразительных средств. Маленькие шедевры японских поэтов переводились на европейские языки, ими восхищались, им подражали. Новый подъем интереса к поэзии хайку наблюдается и в наши дни. В этом жанре пробуют свои силы некоторые современные поэты, в том числе и русские.
Японское хайку – это семнадцатисложное стихотворение с внутренним делением на три неравные по числу слогов (5–7–5) ритмические группы. Одни называют его трехстишием, другие – моностихом, разделенным на отдельные части внутренними цезурами. Возникновение хайку связано с развитием в XVI веке в Японии шуточной поэзии хайкай и с распадением классического японского пятистишия танка на две части, из которых первая, так называемая «начальная строфа» (хокку), постепенно обособившись, обрела самостоятельное существование. Вновь возникшая поэтическая форма так и стала называться – хокку, и только в конце XIX века в обиход вошло еще одно название – хайку («шуточная строфа»). В настоящее время используются оба эти названия.
Первые хайку, возникшие в недрах шуточной поэзии, ценились главным образом за техническую изощренность, неожиданность образов, умелую игру слов. Только во второй половине XVII века произошло превращение хайку из чисто бытовой шуточной поэзии в лирическую поэзию самого высокого свойства. Это превращение и первый расцвет хайку связаны с именем великого Басё (1644–1694) – «Старца из Банановой хижины», творчество которого известно русским читателям по переводам В. Марковой. Именно благодаря усилиям Басё и возник тот своеобразный поэтический жанр, который нам известен сегодня. Причем уже на начальных этапах его становления стало ясно, что хайку не просто поэтическая форма, а нечто большее – определенный способ мышления, определенный способ видения мира. Создание хайку сродни озарению дзэнского монаха, проникающего истину не рациональным, а интуитивным путем, видящего мир в его изначальной целостности. Недаром творчество ведущих мастеров хайку развивалось в русле философии дзэн. Хайку соединяет мирское и духовное, малое и великое, природное и человеческое, сиюминутное и вечное. Весна – Лето – Осень – Зима – это традиционное деление поэтических японских антологий, сохраненное поэтами хайку, имеет куда более глубокий смысл, чем простое распределение стихотворений по сезонным темам: в этом едином временном пространстве движется и изменяется не только природа, но и сам человек, в жизни которого свои весна – лето – осень – зима. Мир природы соединяется с миром человека в вечности.
Хайку характеризует предельный лаконизм выразительных средств и насыщенность ассоциативными подтекстами. Стихотворение, состоящее всего из нескольких слов, строится, как правило, на одной вещественно ощутимой живой детали, но в нем всегда заключена возможность более полного развития темы. Простота хайку – это та совершенная простота, за которой – постоянная работа души, обостренная чуткость в восприятии мира.
Один западный литературовед сравнивал японское стихотворение с драгоценным камнем, который нельзя увеличить, но который можно сделать еще прекраснее, шлифуя, доводя до совершенства его грани. Это сравнение применимо не столько к процессу создания хайку (стихотворение возникает спонтанно, в результате единого творческого порыва и редко подвергается дальнейшей обработке), сколько к процессу его восприятия, ибо ни одна другая поэтическая форма не требует от читателя столь активного сотворчества. Дело читателя шлифовать грани, намеченные автором. И чем богаче его внутренний мир, чем тоньше он умеет чувствовать, тем глубже его душа откликнется на прозвучавший в хайку зов души поэта, тем ярче засверкает этот маленький драгоценный камешек.
Поэзия хайку, вобрав в себя достижения поэтической, философской, эстетической мысли предыдущих столетий, во многом определила облик культурной жизни Японии конца XVIII века. Под ее влиянием появился особый прозаический жанр хайбун, воспринявший основные черты поэтики хайку – лаконизм, языковую простоту, свободу и непосредственность изображения, обилие литературных ассоциаций. Хайбун – жанр, в котором соединяются свойства прозы и поэзии. Если искать аналогию в западной литературе, то, пожалуй, хайбун ближе всего стихам в прозе. Будучи формально прозой, хайбун обладает всеми свойствами поэзии хайку – лаконичностью и простотой языка, богатством скрытых подтекстов. Истоки жанра хайбун – в китайской и японской классике.
И в древнем, и в средневековом Китае были популярны малые формы повествовательной прозы – записи о разном, наставления, рассуждения на всевозможные темы, предисловия к прозаическим и поэтическим сборникам, эпитафии, письма и т. п. Как правило, сюда относились бесфабульные произведения описательного характера, основными чертами которых были краткость, единство содержания, лаконичность и простота языка, свободная, непринужденная манера изложения. Очень часто это была ритмическая проза, пользующаяся всем арсеналом приемов, принятых в поэзии, – параллелизмами, метафорами и пр. Именно с прозой такого типа генетически связаны японские хайбун. Однако, при всей бесспорности китайского влияния на становление этого жанра, нельзя недооценивать и роли японских национальных традиций. Взять хотя бы возникшую еще в X веке и почти сразу же занявшую одно из ведущих мест в литературе дневниковую прозу или жанр дзуйхицу (небольшие фрагменты и эссе на разные темы), который можно считать непосредственным предшественником жанра хайбун. Проза хайбун – один из ярких примеров соединения двух культурных традиций – китайской и японской.
В живописи под влиянием поэзии хайку возник новый жанр – хайга, соединивший в единое целое поэзию, каллиграфию и живопись. Лаконичный обобщенный рисунок, сделанный чаще всего монохромной тушью, иногда чуть тонированный, дополнялся каллиграфически выполненной надписью – стихотворением хайку или прозаическим отрывком хайбун. Особое значение приобрело в хайга белое (пустое) пространство листа, напряженность которого сопоставима со сжатостью и одновременно насыщенностью поэтического пространства хайку.
Хайга – это не механическое соединение живописи, каллиграфии и поэзии в рамках одного произведения, это единое и неделимое художественное целое, выражение разными способами одного движения души художника.
Поэзия хайку прошла долгий путь, переживая периоды расцвета и упадка. Три основных этапа в развитии этого поэтического жанра ассоциируются с именами трех поэтов: Басё, Бусона и Иссы.
С именем Басё связывают становление жанра хайку как такового, творчество Бусона знаменует собой расцвет этого поэтического искусства в последние десятилетия XVIII века, расцвет, наступивший после длительного периода упадка. Исса стоит в истории поэзии хайку особняком, он не создал собственной школы, но влияние, оказанное им на дальнейшее развитие этого жанра, громадно.
Т. Л. Соколова-Делюсина
Исса Кобаяси
В переводах Т. Л. Соколовой-Делюсиной
Трехстишия хокку
Весна* * *
Пепельница на столе.
И она приготовилась, видно,
Встретить весну.
* * *
У ворот
Гэта* в грязи увязают.
Настала весна.
* * *
Новый год
Все никак войти не решится
В лавку старьевщика.
Пусть умные люди ругают меня бродягой, что поделаешь…
Еще один год
Проживу бродягой никчемным.
Травяная лачуга.
* * *
Новый год!
За окном вместо слив цветущих*
Снежная метель.
* * *
Растаял снег.
Смотрится в лужи, тараща глаза,
Шалунья-луна.
* * *
Снова весна.
Приходит новая глупость
Старой на смену.
* * *
Жемчужиной светлой
Новый год засиял и для этой
Маленькой вошки.
Седьмой день года*
Грязь под ногтями.
Перед зеленой петрушкой и то
Как-то неловко.
* * *
Стихи новогодние
Пишет дитя, глаз не спуская
С обещанного мандарина.
* * *
«Не хуже других!» —
Бумажного змея, купив за мон*,
В небо пускаю.
* * *
Весенний дождь.
Мимо ворот – кряк да кряк —
Шествуют утки.
* * *
Весенний дождь.
Ротик раскрыв, безмятежно зевает
Юная красотка.
* * *
На мусорной куче
Алеет одинокая ленточка.
Весенний дождь.
Голубь – сове…
Эй, сова!
Гляди веселее – льется
Весенний дождь.
* * *
Весенний ветер.
Крысами вылизан берег
Реки Сумида.
* * *
Марево.
Возле харчевни горою —
Палочки для еды.
* * *
Кровельщик.
Овевает ему задницу
Весенний ветер.
* * *
Весенняя дымка.
Но, право же, разве ее заслужил
Не бравший мотыги?
* * *
Весенние дни.
Перед уборной сандалии новые
Стоят рядком.
* * *
Долгий день.
Что-нибудь ела ты нынче,
Черепаха в пруду?
* * *
Капустное поле.
Где-то на самом краю —
Вершина Фудзи.
* * *
Полевая страда.
Привольно ползают дети
Средь зеленых хвощей.
* * *
Бабочка в саду.
Подползет дитя – взлетает,
Подползет – взлетает.
* * *
Первая бабочка.
Всю ночь она проспала
В миске собачьей.
* * *
Дайте скорее
Полотенце оленю, сотрет пусть
Пятна со лба*.
* * *
Доблестный воин,
Взять готов он на службу
Даже соловья.
* * *
Вечерние ласточки.
А мой завтрашний день
Так ненадежен.
* * *
Пчелка в траве!
И в следующий раз родись
На меня непохожей.
Пришел посмотреть на бой лягушек. Было это на Двадцатый день Четвертой луны
Тощая лягушка!
Держись, не сдавайся – на тебя
Ставит Исса!
* * *
Беззаботно-бездумно
Кружатся в воздухе бабочки.
А скряга сидит один.
* * *
Порхают бабочки.
Я же по миру влачусь,
Словно пыль по дороге.
* * *
Над полями-лугами
Тут-там – разноцветные точки.
Танцуют бабочки.
* * *
Эй, окно!
Там за тобою – овод,
Ему не мешай!
* * *
Сегодня и мне
Не откажите в ночлеге,
Весенние горы.
* * *
Вот ведь и мы —
Что-то вроде сидений для вшей
На празднике цветов.
* * *
Наконец-то и мой
Час пришел. Обернулась трава
Сладкой лепешкой*.
* * *
В дорожной пыли
Под колесами шаткой тележки —
Раздавленная фиалка.
* * *
С игральную карту
Клочок земли у ворот.
Цветет сурепка.
* * *
Полевые цветы
Выглядывают из-под подола дымки —
Один, другой…
* * *
Эта ли вишня?
Та ли? Какая разница – обе
Требуют денег.
* * *
«До чего же нелепа
Жизнь», – подумал, остановившись
У вишни цветущей.
* * *
Последний бедняк.
И для него в этот вечер
Вишни цветут.
* * *
От людских голосов
Пугливо вздрагивают по вечерам
Красавицы-вишни.
* * *
Ночами по ветру
Жизнь свою вишни разбрасывают
Бездумно-бесцельно.
* * *
Лето
По сторонам
Рассеянно взор блуждает;
Ворона, а рядом – ива.
* * *
Цены на рис
Падают с каждым днем.
Летняя жара.
* * *
Листья подбела
В странных каких-то дырках.
Жаркие дни.
В Сэкиядо, в лодке
Душная ночь.
Заснул, забившись в щель
Между тюками.
В Усухи
Бреду в Синано.
Горы и те, как тяжкая ноша,
В эту жару.
* * *
«Водопад?» —
Вдруг подумал, а это просто
Ливень Пятой луны.
* * *
Учитель Басё,
Все никак с твоей шеи не слезу*.
Вечерняя прохлада.
* * *
Повеяло прохладой,
И зазвенели, что было мочи,
Кузнечики на лугах.
* * *
Прохладный ветерок,
Прильнув к земле, изловчился
Достать и меня.
* * *
Прохладно!
Ведь мне еще так далеко
До Амида-будды.
* * *
Тишина.
На дне озера белеет
Облаков гряда.
* * *
Проливень.
И он обошел стороною
Дома за околицей.
* * *
Возделал и я
Свой клочок зеленого поля.
Вечерний гонг.
* * *
За щекою —
Палочка сладкой тянучки.
Летнее платье.
* * *
После ванны
К голому заду прилип
Листик аира.
* * *
«Смотрите, смотрите, —
Храм Мокубо`!» – из-под зонтика
Звонкий голосок.
* * *
Глянь-ка – монах
В поле справляет нужду,
Прикрываясь зонтом.
* * *
В полуденный час
Растворяюсь – один-одинешенек —
В лазурном небе.
* * *
Летний дождь.
Горы Титибу* увижу вдали —
Сжимается сердце.
* * *
Выкуриваю комаров.
Надо же чем-то занять себя
Бедному бобылю?
* * *
Как на ветру
Лепестки мака, колышатся
Передние зубы.
За пятьдесят лет ни единого дня не прожил в довольстве. Но вот, этой весною взял в дом жену…
Эй, кукушка,
Не стукнись, смотри, головою
Об месяца серп.
* * *
Если вдруг гость
Какой забредет – прикинься лягушкой,
Спелая дыня.
* * *
Ласточка первой
Пролетела сегодня, глядите,
Через зеленый венок!*
* * *
Дождю не давай
Себя задержать, скорее
Лети к нам, кукушка!
* * *
Пока я шагал,
Высох мой зонтик, и вдруг —
Крик кукушки…
* * *
Где-то кукушка…
Быть может, льет этот дождь
На меня одного?
* * *
Лотос цветет,
А я то и дело на землю
Роняю вшей.
* * *
Чем хуже меня
Этот гранат, пусть по нему теперь
Ползает вошь.
* * *
Рыжая лошадь,
Выдохнув воздух, сдула
Воробышка с ветки.
* * *
Громко пукнув,
Лошадь подбросила кверху
Светлячка.
* * *
Паучата,
Родившись, брызнули в стороны.
Такова наша жизнь.
* * *
Лунная ночь.
Нагишом воздушные ванны
Принимают улитки.
* * *
Ростки бамбука
И там и сям – где попало
Лезут на свет.
Гэндзи потерял мать в три года*, я тоже был покинут матерью в детстве
И я сирота.
Свой блеск внезапно утративший
Светлячок.
* * *
Снова и снова
Оступаясь в воду, брожу
По топким тропинкам.
* * *
Уснули в саду.
Цветы тыквы-горлянки взирают
На задницы наши.
* * *
«Во-от такой!» —
Разводит дитя руками,
Показывая пион.
* * *
Осень
Веера, и того
Хватило едва, чтоб измерить —
Ну и пион!
* * *
Осень пришла
Нынче утром, и будто бы жар
Спал, наконец, у неба.
* * *
Утренний холод.
Темная тень у ограды —
Корзина с чаем.
* * *
Ребра свои
Тру все и тру, никак не забудусь.
Холодная ночь!
* * *
Кое-как удалось
Выжить. А на дворе уже —
Осенние сумерки.
* * *
Многие
Обогнали меня на пути.
Осенние сумерки.
* * *
Осенний вечер.
За иголку, вздохнув, берется
Путник усталый.
* * *
Осенний вечер.
В оконные щели флейтой
Ветер свистит.
* * *
Прекрасно!
Сквозь дырку в сёдзи* любуюсь
Небесной рекой*.
* * *
Вон и моя
Одиноко мерцает звездочка
У Небесной реки.
* * *
Волопас*,
Улыбаясь, глядит приветливо
Сквозь ветви, вниз.
* * *
Река Фукугава.
Над кучами устричных раковин
Осенняя луна.
* * *
Белые росы.
В их сиянье никто не заметит
Бедную хижину.
* * *
Деревня в горах.
В каждой миске с похлебкой —
Полная луна.
* * *
Госпожа Луна!
Похоже, и ты сегодня
Изволишь спешить.
* * *
Храм Мокубо!
Вся в пятнах от блевотины
Сегодня луна.
Собирались идти на гору Обасутэ, но устали, а поскольку выбора не было…
Ведь и эта гора,
У нас под боком, не хуже.
Полнолуние…
* * *
Полнолуние.
Когда бы та, что бранила меня,
Была сегодня со мной…
* * *
«Завтра уж точно!» —
За луну готов головой поручиться
Этот старик.
* * *
Осенний дождь.
Жеребенка, отняв от сосцов,
В путь снаряжают.
* * *
В одиночестве
Доедаю последний рис.
Осенний вечер.
* * *
Белые росы
Решительно топчет ногами
Большая ворона.
В соломенных сандалиях бреду к могилам
В добром здравии
С тобою свиделись снова,
Роса на траве.
* * *
Пушистый туман
Ползет, цепляясь упорно
За изгородь.
* * *
Рассвет.
Туман со склонов Асама
Ползет по столу.
* * *
Вспышка зарницы.
Ступаю, зажмурившись; шаг,
еще шаг —
По шаткому мостику.
* * *
Снова зарница!
Даже ночью спрятать непросто
Свои морщины.
* * *
Зарница.
Кто-то прямо в поле решил
Ванну принять.
* * *
За пояс платья
Флейту засунув, шагаю неспешно
Звезды встречать*.
После пожара встречаю праздник Бон* в поле…
Великий Будда,
Пожалуй, сочтет этот Бон
Слишком унылым.
* * *
Осенний ветер
Вдохнув, захлебнешься внезапно
На перевале.
* * *
Вместо закуски —
Роса. У зеленого поля
Угощаюсь вином.
* * *
Шесть десятков
Прожито лет, но ни единой ночи
Не танцевал.
* * *
«Во-он она там,
Обасутэ-гора!» – тянет руку
Старое пугало.
* * *
Стаи гусей на полях.
А вот людей в деревеньке
Меньше день ото дня.
Побережье Сото-но хама*
Стали сегодня
Вы японскими. Спите спокойно,
Дикие гуси!
* * *
Над головой
В праздничных алых нарядах
Кружатся стрекозы.
* * *
Промокнув до нитки,
Глядят тревожно-задумчиво
Стрекозы в саду.
* * *
Цикады звенят.
На закате внезапно светлеет
Озерная гладь.
* * *
Кузнечики,
Усы по плечам распустив,
Звонко стрекочут.
* * *
Только на сон
И достает у них разума —
Цветы «мукугэ».
* * *
Снова напрасно
Клюв широко раскрывает
Птенец неродной.
* * *
«Утренний лик»!*
Как же несовершенны
Лица людей.
* * *
Покачиваясь,
Стоят среди трав густых
Колокольчики.
* * *
Утром
Тихонько упал на землю
С дерева лист.
* * *
Путник
Втыкает в ограду заботливо
Подобранный колосок.
* * *
Жалкая картина!
Старец, жадно сосущий
Спелую хурму.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?