Текст книги "Философские обрывы"

Прогресс в мельнице смерти

Против нашей планеты существует какой-то космический заговор, ибо нигде во вселенной не умирают, кроме как на земле. Остров смерти, единственный остров смерти, на котором умирают, – это угрюмая звезда наша. А за ней, вокруг нее и под ней вращаются бесчисленные миллиарды звезд, на которых нет смерти, на которых не умирают. Бездна смерти со всех сторон окружает нашу планету. Есть ли путь, который начинается на земле и не срывается в пропасть смерти? Есть ли существо, которое может избежать смерти на земле? Все умирают, всё умирает на этом жутком острове смерти. Нет печальней судьбы, чем земная судьба, нет трагедии отчаяннее, чем трагедия человеческая.

Зачем дана жизнь человеку, если она со всех сторон окружена смертью? Всюду расставлены ловушки смерти, стези человеческие покрыты мраком. Как огромный скользкий паук, смерть сплела густые сети около нашей закопченной звезды и ловит в них людей, как беспомощных мух. Со всех сторон людоедская жуть кружит человека, и нет ему выхода, ибо отовсюду заперла его смерть.

Зачем дан человеку разум, если он везде и во всем натыкается на смерть? Зачем дано человеку чувство? Для того ли, чтобы почувствовать, что ему гроб – отец, а черви – братья? Гробу скажем: ты – отец мой; а червям: ты – мать моя, ты – сестра моя. Смерть назвах отца моего быти, матерь же и сестру ми гной (Иов 17:14). Разум – тяжкий и страшный дар для человека, но намного более тяжкий и страшный дар – чувство.

А органы чувств? Зачем даны органы чувств человеку? Для того ли, чтобы были у него щупальца, с помощью которых он на каждом шагу в истории рода человеческого мог бы нащупать смерть? Пошлите мысль свою по этому острову смерти, чтобы она отыскала вам смысл человеческого существования, и она возвратится к вам отчаявшаяся и печальная, вся покрытая холодным пеплом смерти; пошлите чувство свое, и оно возвратится к вам, изранившееся и избитое в непроходимых ущельях смерти; прострите чувство свое до конца какого бы то ни было существа в истории, и оно как конец его, как его завершение неизбежно нащупает смерть.

Существует одна реальность, которая реальнее всей реальности в мире – смерть. Об этом неумолчно и немилосердно свидетельствуют нам и человеческий разум, и человеческие чувства, и человеческие органы чувств. В самом деле, последняя и завершающая реальность человеческой жизни на земле есть смерть. Скажите, разве смерть не есть последняя реальность и моя, и ваша? Все мы заражены смертью, все без исключения, бациллы смерти проели всю ткань нашей души, нашего существа, каждый из нас носит в себе тысячи смертей.

Нашу планету постоянно опустошает общая хроническая эпидемия смерти, нет медицины, которая может нас спасти от этой эпидемии, нет карантина, где люди могли бы полностью очиститься от микроба смерти. Что такое жизнь человеческая, если не постоянное судорожное отталкивание смерти, борьба со смертью и, наконец, – поражение от смерти? Ибо в медицине, в науке, в философии мы побеждаем не саму смерть, а ее предтеч: болезни и недуги. Да и то побеждаем их проблематично и временно. Что такое триумфы науки, философии, техники перед жутким фактом всеобщей смертности рода людского? Не что иное, как лепет растерянного и перепуганного ребенка.

Если есть трагика в мире, тогда центр ее – человек. Трагично быть человеком, несравненно трагичнее, чем быть комаром или улиткой, птицей или змеей, ягненком или тигром. Как бы ни напрягался человек преодолеть трагику человеческой жизни, он не может не чувствовать и не сознавать, что постоянно остается заключенным в затворенной темнице смерти, в темнице, где нет ни дверей, ни окон. Рождаясь на свет, человек с первого момента – кандидат в смерть; и не только это – только что родившись, он уже осужден на смерть. Утроба, которая родит нас, – не что иное, как родная сестра могилы. Выходя из материнской утробы, человек ступает на путь, который ведет в могилу. Самого страшного и самого главного своего врага человек приносит с собой в мир, это – смерть. Ибо рождаясь на свет, человек рождается смертным. Смерть – это первый подарок, который мать дарит своему новорожденному. В каждом человеческом теле таится и скрывается самая страшная и самая неизлечимая болезнь – смерть. Даже в самом здоровом теле смерть есть то, что прочнее самого здоровья. Есть ли человек, которого, заснувшего однажды живым, первый, второй или тысячный рассвет не пробудит в смерть? Каким бы путем ни шел человек по этому острову смерти, в конце концов он должен высадиться – в могилу. Каждый человек – это съедобный кусок, который в конце концов проглотит ненасытная смерть: всеядица смерть[19]19
  Так Церковь называет смерть. Седален на утрени пятка седмицы Ваий. [См.: «миродержица всеядица смерть, первее пленившая род человеческий».]


[Закрыть]. Что же остается нам, о жалкие пленники смерти? Одно: бунт горькой усмешки и горечь немощного сердца.

На долгом и страшном пути сквозь историю в человеке наслоилось и накопилось столько смерти, что смерть стала единственной категорией, в которой движется и существует вся человеческая жизнь, в которой она начинается, пребывает и затем прекращается. История выработала в человеке одно убеждение: если есть что-то необходимое в этом мире, то это – смерть. Это убеждение стало догмой любой исторической эпохи. Жуткая и неизбежная реальность смерти вынудила человечество сформулировать это убеждение в догму: смерть есть необходимость. Эту неприятную догму передавал в наследство отец сыну, человек человеку, поколение поколению.

Если человек без предубеждения рассмотрит историю этого чудного мира, он должен признать, что этот мир – огромная мельница смерти, которая без остановки мелет необозримую вереницу людей, от первого человека до последнего. И меня мелет, и тебя мелет, друже, и всех нас мелет, пока, однажды днем или однажды ночью, не смелет нас окончательно.

Скажите, может ли человек быть спокоен и без бунта принимать этот мир, когда он в этой мельнице смерти зажат между двумя мельничными жерновами, которые будут молоть его до тех пор, пока не смелют окончательно? Может ли быть спокойна муха в паутине, и червь в соловьином клюве, и соловей – в ястребином?

От ужаса человек ощущает эту жизнь как некое страшное привидение и мрачное заточение. Кажется, что кто-то послал нас в заточение к отвратительному привидению, послал нас, которые и сами сотворены из той же материи, что и это привидение. Человеку достаточно и одного глаза, чтобы увидеть, что наша планета – ристалище привидений, ристалище, вымощенное человеческими черепами. И еще: ристалище, со всех сторон огороженное смертью. А вселенная? Не есть ли это огромная, герметически закрытая гробница, в которой люди, как отчаявшиеся кроты, непрестанно роются, но никак не пророются наружу?

Вся история рода людского есть не что иное, как потаенная арифметика смерти. Все ее бури и ураганы, затишья и подвиги, все ее творцы и борцы свидетельствуют одно, только одно: смерть есть необходимость; каждый человек смертен, неминуемо и неизбежно смертен. Это финал любого человеческого существа, это завещание, которое обязательно оставляет после себя каждый житель нашей планеты. Такое завещание оставили каждому из нас наши предки. В нем стоят только эти три слова: смерть есть необходимость.

Скажите, может ли человек с таким завещанием быть спокоен и доволен в этой мельнице смерти? Возможен ли прогресс, логичен ли, оправдан ли, нужен ли прогресс в мире, где смерть – самая неодолимая необходимость? А этот вопрос означает: имеет ли смысл такой мир, такая жизнь, такой человек? Вопрос прогресса есть вопрос жизненного смысла. Если в мельнице смерти возможен смысл жизни, возможен и прогресс. Ответ на этот вопрос возможен только через ответ на вопрос смерти.

В самом деле, решением проблемы смерти решается центральная проблема человеческого существа. Прямо или опосредованно, все проблемы в крайнем своем выражении сводятся к проблеме смерти. Продолжите какую бы то ни было проблему до конца, и она неминуемо сплетется с проблемой смерти. Оттуда, от решения проблемы смерти зависит правильное решение всех остальных проблем. Силой своей вездесущей реальности зловещая догма: смерть есть необходимость, – стала девизом человечества.

Все существа огорожены стеною смерти. Тогда, скажите, возможен ли прогресс в этом мире, прогресс, который не заканчивался бы смертью? Это пробный вопрос для всех богов и всех людей. Если какой-то из них решит этот вопрос, тогда он – истинный Бог, и нет других богов, и – не нужно нам. Но решить этот вопрос может только тот, кто сделает возможным прогресс в этом мире. Сделать возможным прогресс значит победить смерть. Может ли это сделать наука, или культура, или философия, или некая религия?

Чтобы беспристрастно найти объективный ответ на этот вопрос, нужно проблему смерти поставить лицом к лицу с наукой, с философией, с культурой, с религией. Отвечая на этот вопрос, они тем самым дадут ответ о своей действительной ценности, ибо ответят на вопрос, возможен ли, да и нужен ли прогресс в этой грохочущей мельнице смерти, которая зовется землей?

Поставьте проблему смерти перед современной позитивистской наукой. Чтобы решить проблему жизни и смерти, наука мобилизовала все свои силы, но результат всех научных усилий сводится к одному выводу: в мире господствуют природные законы, они необходимы и неизменны, смерть также есть закон, причем закон необходимый и неизменный; в этом мире и в этом человеке – смерть есть необходимость.

Свой ответ на страшную проблему смерти наука облекла в таинственное слово: необходимость. Но этим она не решает проблемы, а только констатирует ее и подтверждает. В самом деле, ее ответ осуждает человека и человечество на вечный ужас, и страдание, и мучение. Таким ответом наука признает факт необходимости смерти. Но как раз этот факт и есть самое большое проклятие для рода человеческого. Неодолимый инстинкт сознания понуждает меня вывести следствие из такого догмата современной науки: если смерть есть необходимость, тогда человеческая жизнь не имеет никакого смысла и настоящий прогресс невозможен; необходимость остается необходимостью; человечество осуждено на перманентный status quo ante[20]20
  [Прежнее состояние (лат.).]


[Закрыть], т. е. навеки осуждено на смерть, потому что смерть есть необходимость для всех людей.

«Мы верим, – заявил недавно известный астроном Джеймс Джинс[21]21
  [Джеймс Джинс (1877–1946) – английский астроном и математик.]


[Закрыть], профессор Кембриджского университета, – что вселенная не есть стабильная, неизменная структура. Она живет своей жизнью, идет, как и все мы, путем, который ведет от рождения к смерти. Ибо наука не знает никакого другого изменения, кроме изменения, которое состоит в старении, и никакого прогресса, кроме прогресса к могиле. В свете нашего сегодняшнего знания, мы вынуждены верить, что вся материальная вселенная всего лишь пример этого, хотя бы и огромного масштаба»[22]22
  [leans).] The stars in their courses. Cambridge, 1931. [Рус. изд.: Джинс Дж. Движение миров. М., 1933.]


[Закрыть].

Поскольку смерть есть единственное естественное завершение не только человека, но и самой вселенной, настоящий прогресс в основе своей невозможен. Не только невозможен, но и не нужен. Ибо зачем мне прогресс, если он состоит в том, чтобы торжественно проводить меня от колыбели до могилы? Это похоже на то, как, после того как тебя осудили на смерть, палач мажет меч медом, чтобы тебе было слаще, когда тебе отрубят этим мечом голову…

Зачем мне прогресс, зачем мне все бесчисленные мучения и страдания, которые я переношу на проклятом пути от колыбели до могилы? Зачем мне весь труд, и радость, и долг, и любовь, и доброта, и культура, и цивилизация, если я умру целиком без остатка? Все то, что зовется прогрессом, и радостью, и любовью, и добротой, и культурой, и цивилизацией, все так называемые ценности – все это вампиры, которые сосут, сосут, сосут из меня кровь… Будьте прокляты!

Нужно быть честным: если смерть есть необходимость – тогда эта жизнь есть самая издевательская насмешка, самый отвратительный дар и, что самое главное: ужас, непереносимый ужас… Необходимость смерти для науки неизбежна и непобедима. Это значит – наука не в состоянии ни найти, ни придать жизни смысл. Перед проблемой смерти испускает дух и сама наука.

Многие говорят: наука – это сила, наука – это мощь. Но рассудите сами: неужели сила, которая бессильна перед смертью, на самом деле сила? Неужели мощь, которая немощна перед смертью, на самом деле мощь? Нет победы, кроме той, которая побеждает смерть, и нет прогресса, помимо этой победы, и нет мощи, помимо этой мощи, и нет силы, помимо этой силы… Говорят: наука человеколюбива. Но что это за человеколюбие, если она оставляет человека в смерти? Если она немощна, чтобы защитить его от смерти? Человеколюбие заключается в том, чтобы победить смерть. И другого человеколюбия нет.

Поставьте проблему смерти лицом к лицу со всеми новыми и старыми философиями. Кратко говоря, вся логика всех философий сливается в один принцип: категории человеческого мышления доказывают, что смерть победить невозможно; смерть есть логическое следствие физической бренности человеческого существа, поэтому смерть есть неизбежная необходимость.

Такой ответ вызывает у меня вопрос: как философии могут придать смысл жизни, если они так решают зловещую проблему смерти? На самом деле, философия есть не что иное, как арифметика пессимизма. Когда человек смотрит на мир, стоя на краю могилы, ему никакая философия не может усладить горькую тайну смерти. Представьте себе: у меня умерли брат, сестра, мать, в каждом атоме моего существа рыдает жалость несказанная. На что мне опереться? Кто меня утешит? – Философия нема, наука – глухонема, чтобы быть в состоянии утешить меня. Только лишь перед страшной реальностью смерти мы чувствуем и узнаем, что и философия, и наука, в действительности, не благая весть, а горькая весть. Разве может быть благой вестью весть, которая не в состоянии усладить самую отравляющую муку и самую страшную тоску духа человеческого: полынно-горькую тайну смерти?

Устройте очную ставку проблемы смерти с европейской культурой. Многих наивных европейская культура окрылила надеждой. Но слишком слабы эти крылья, чтобы они могли тяжелое человеческое существо поднять над смертью. Смерть немилосердно подрубает их корень. И человек европейской культуры ощущает себя отчаянно немощным перед ужасающим фактом смерти. Культура не делает человека победителем смерти, ибо она сама – также дело смертных людей.

Я стою на краю могилы и взвешиваю культуру на весах смерти. И смотрите: она легче, чем ничто. Перед лицом смерти она свивается в скорченный нуль. Все ее достижения смерть медленно подгрызает и подмывает, пока все их не размоет и не унесет в мрачную свою пропасть. Неужели культура, которая не в состоянии победить смерть, на самом деле представляет собой силу, какую ей многие приписывают? Неужели культура, которая не может осмыслить смерть, может быть смыслом жизни? Какая польза человеку от того, что он культурен, культурен в мельнице смерти, которая не сегодня-завтра смелет и его, и его культуру?

Поставьте проблему смерти перед нехристианскими религиями. Все они мучаются ею; решая ее, они или обходят ее, или отрицают, или перескакивают. Самые типичные из них: брахманизм и буддизм.

Для брахманизма смерть, как и весь видимый мир, есть «майя», иллюзорная реальность, небытие, не-экзистенция. Проблема смерти относится к некоему разряду самозваных реальностей, которые нужно преодолеть силой своей воли. Весь видимый мир – это выставка зрительных обманов, которые истощаются в нереальные фантомы. И, решая таким образом проблему смерти, брахманизм не решает ее, а отрицает.

А буддизм? Буддизм есть совершеннолетие отчаяния. Это не только философия, но и религия пессимизма. Тайна небытия приятнее горькой-прегорькой тайны бытия. Смерть есть освобождение от оков этого страшного чудовища, которое зовется миром. После смерти – блаженство нирваны. Таким образом, буддизм не решает, а перескакивает проблему смерти; не побеждает смерть, а немощно ее проклинает. Подобным же образом и другие религии есть не что иное, как банкротство перед проблемой смерти.

Вы познаете ценность, настоящую ценность любой науки, любой философии, любой религии, любой культуры, если прочтете их в контексте смерти. И с помощью науки, и с помощью философии, и с помощью многочисленных религий человек пытается победить смерть, и это ему никак не удается, он никак не может найти рычаг, которым мог бы и тело свое вознести в бессмертную реальность. Поэтому все они признают свою несостоятельность перед проблемой тела.

Проблема смертности человеческого тела и есть проба и проверка всех религий, всех философий и всех наук: те, которые признают свою несостоятельность перед проблемой тела, неминуемо признают и свою несостоятельность перед проблемой духа. Кто победит смерть тела, кто даст и обеспечит бессмертие телу – тот есть вожделенный Бог и Спаситель, тот есть смысл жизни и мира, тот – радость и утешение человека и человечества. Но до тех пор удел человека на земле – пессимизм и отчаяние.

Человек одинок, а вокруг него коварно шумит безбрежный океан смерти… Потопленный смертью, человек кричит от воздыханий сердца своего, и никто ему не отвечает, никто из людей, никто из богов. И если даже что-то и вымучают наука, или философия, или культура, все это – наркотик, который никак не может усыпить разбуженные ужасом смерти человеческую душу и человеческое тело. Посмотрите, человеку некуда деться из проклятой мельницы смерти. У нашей хмурой планеты слишком много центростремительных сил для всего, что смертно. Все электричество боли, ужаса, трагизма собирается в один гром – гром смерти, против которого нет громоотвода.

Смерть – это верховное зло, которое синтезирует все виды зла, верховный ужас, который синтезирует все ужасы, верховный трагизм, который синтезирует все виды трагического. Перед этим верховным злом, перед этим верховным ужасом, перед этим верховным трагизмом цепенеет в немощи и отчаянии весь дух человеческий и человечество в целом… Прогресс? О, любой человеческий прогресс есть ли что иное, кроме как прогресс к смерти, прогресс к могиле? Все прогрессы в мельнице смерти завершаются смертью…

Вся шумная и громкая история человечества свидетельствует и утверждает одно: человеку невозможно победить смерть. Но, если это есть последний и окончательный вывод, ради чего тогда жить? Ради чего творить историю, участвовать в ней, напрягать все силы ради нее? История рода человеческого, которая есть не что иное, как немилосердная, тираническая диктатура смерти, не есть ли насмешка над любым прогрессом? Не будем обманывать себя: смерть – это триумф тирании и трагизма и, увы, – пир иронии и комизма… Несчастное и смешное существо человек, если ему суждено жить в мельнице смерти, глядя, как она немилосердно мелет человека за человеком, поколение за поколением, и чувствовать, как она и его постепенно перемалывает, пока совсем не смелет…

* * *

Несчастному и осмеянному существу, которое зовется человеком, невозможно победить смерть, невозможно вовек. Но то, что невозможно человеку, оказывается возможным – только Богочеловеку. Да, Богочеловек победил смерть. Чем? – Воскресением Своим. И этой победой решил проклятую проблему смерти, решил ее не теоретически, не абстрактно, не априорно, но событием, фактом, историческим фактом воскресения Своего из мертвых.

Да, историческим фактом. Ибо нет события, не только в Евангелии, но и в истории рода человеческого, которое так сильно, так непобедимо, так неопровержимо достоверно, как воскресение Христово. Нет сомнения, что христианство, в своей целокупной исторической реальности, могуществе и всемогуществе, основано на факте воскресения Христова, а это значит: на вечно живой личности Богочеловека Христа. Вся многовековая, и непрерывно чудотворная, история христианства свидетельствует об этом. Ибо если есть событие, к которому можно свести все события из жизни Господа Христа, и Апостолов, и вообще всего христианства, то это именно это событие – воскресение Христово. Точно так же, если есть истина, к которой можно свести все евангельские истины, тогда эта истина – воскресение Христово. И еще: если есть реальность, к которой можно свести все новозаветные реальности, тогда эта реальность – воскресение Христово. И, наконец, если есть евангельское чудо, к которому можно свести все новозаветные чудеса, тогда это чудо – воскресение Христово. Ибо только в свете воскресения Христова становится полностью ясен и образ Христов, и дело Его. Только в воскресении Христовом обретают свое полное объяснение все чудеса Христовы, все истины Его, все слова Его, все события евангельские. Ибо Богочеловеческие истины истинны – истинностью Его воскресения, и чудеса Его действительны – действительностью Его воскресения.

Кроме того, без воскресения Богочеловека невозможно было бы объяснить ни апостольство Апостола, ни мученичество Мученика, ни исповедничество Исповедника, ни святость Святого, ни подвижничество Подвижника, ни чудотворство Чудотворца, ни веру верующих, ни любовь любящих, ни надежду надеющихся, ни пост постника, ни молитву молитвенника, ни кротость кротких, ни жалость жалостливых, ни какой бы то ни было христианский подвиг вообще. Если бы Господь Иисус Христос не воскрес и, как таковой, не исполнил Своих учеников всежизненной силой и чудотворной мудростью, кто бы их, трусов и беглецов, собрал и дал им смелость, силу и мудрость, чтобы столь неустрашимо, сильно и мудро проповедовать и исповедовать воскресшего Господа и столь радостно идти на смерть за Него? А если бы воскресший Спаситель не исполнил их божественной силой и мудростью, как бы они зажгли мир неугасимым пожаром новозаветной веры, они – люди простые, некнижные, неученые, нищие? Если бы вера христианская не была бы верой воскресшего и оттого вечно живого и животворного Господа Христа, кто бы воодушевил Мучеников на подвиг мученичества, и Исповедников на подвиг исповедничества, и Святых на подвиг святости, и Подвижников на подвиг подвижничества, и Бессребреников на подвиг бессребренничества, и Постников на подвиг постничества, и любого христианина на какой бы то ни было евангельский подвиг? Одним словом: если бы не было воскресения Христова, христианства бы не было; Христос был бы первым и последним христианином, который испустил дух и умер на кресте, а с Ним – испустило дух и умерло дело Его и учение Его. Поэтому воскресение Христово есть альфа и омега христианства во всей его богочеловеческой высоте, глубине и широте.

Если бы Христос не воскрес действительно, кто бы, находящийся в здравом уме, мог поверить в Него как Бога и Господа? И разве Апостолы посмели бы проповедовать Его как Бога, если бы Он не воскрес воистину? Какая ревность, спрашивает святой Златоуст, побуждала Апостолов проповедовать мертвеца? Какую награду ожидали от мертвеца? Какую почесть? Ведь они убежали от Него живого, как только Он был схвачен; неужели после смерти они могли бы так смело стоять за Него, если бы Он не воскрес? Как это понять? Что они не хотели и не могли выдумать воскресение, если бы оно не произошло на самом деле, видно из следующего. Много раз Спаситель говорил им о воскресении, даже и повторял непрестанно, что Он, как это и сами враги Его говорили, должен воскреснуть после трех дней (см.: Мф. 27:63). Поэтому, если бы Он не воскрес, они, как обманутые и гонимые всем народом, изгоняемые из домов и городов, очевидно должны были отступиться от Него; и они, как обманутые Им и подвергшиеся из-за Него страшным бедствиям, не захотели бы распространять о нем такой слух. А о том, что они не могли бы выдумать воскресение, если бы оно действительно не произошло, об этом излишне и говорить. Действительно, на что они могли при этом полагаться? На силу слов своих? – Но они были люди совсем неграмотные. На богатство? – Но у них не было ни посоха, ни обуви. На знатность происхождения? – Но они были бедняки и рождены от бедняков. На знаменитость мест, где они родились? – Но они все происходили из незнатных сел. На свою многочисленность? – Но их было всего двенадцать, и притом рассеянных. На обещания Учителя? – Но на какие? Если Он не воскрес, тогда и остальные обещания Его для них не были бы достойны веры. И как могли бы они укротить ярость народа? Если верховный из них не мог перенести слов женщины-служанки, а все остальные, увидев Его связанным, разбежались, как могли бы они тогда решиться идти во все концы земли и там насаждать вымышленную проповедь о воскресении? Если один из них не выдержал угрозы женщины, а другие – одного только вида уз, как тогда могли они устоять пред царями, владыками и народами, перед мечами, раскаленными сковородами, печами, бесчисленными видами каждодневной смерти, если бы они не были укреплены силой и помощью Воскресшего?[23]23
  [Иоанн Златоуст, сет.] In Matth. [Толкование на св. Матфея Евангелиста]. Homil. 89, 1. PG 58, col. 782–783. [Полное собрание творений свт. Иоанна Златоуста: В 12 т. Т. 7, кн. 2. М., 2001. С. 875–876.]


[Закрыть]

Воскресение Христово есть переворот, первый радикальный переворот и революция в истории человечества. Оно поделило историю на две части. В первой части господствовал девиз: смерть есть необходимость, во второй начал господствовать девиз: воскресение есть необходимость, бессмертие есть необходимость. Воскресение Христово – водораздел человеческой истории: до него истинный прогресс был невозможен, после него – он становится возможным.

Из факта воскресения Христова родилась философия воскресения, которая неопровержимо показывает и доказывает, что необходимость – не смерть, а бессмертие, не победа смерти, а победа бессмертия. В этом, только в этом факте, и в жизни, основанной на этом факте воскресения Христова, возможен настоящий, истинный прогресс.

Практическое убеждение и философская догма «смерть есть необходимость» – вершина и совершеннолетие пессимизма. Эта догма постулируется принципами: грех есть необходимость, зло есть необходимость. Но и философия воскресения имеет свои постулаты; вот они: безгрешность есть необходимость, добро есть необходимость. Поскольку воскресение Богочеловека Христа – факт, событие, переживание, постольку нет ни одной богочеловеческой добродетели и свойства, которые бы в жизни человеческой не могли бы стать фактом, событием, переживанием.

Факт воскресения Христова не ограничен ни временем, ни пространством, он со всех сторон беспределен и бесконечен, как и сама личность Богочеловека Христа. Воскресение Христово, хотя и является полностью личным актом Богочеловека, имеет, однако, всечеловеческое и всекосмическое значение и силу, ибо Богочеловек, как второй Адам, есть родоначальник нового человечества, и все, что касается Его человеческого естества, одновременно касается и всего рода человеческого, представителем которого Он является. Поэтому воскресение Христово – факт и событие всечеловеческого и вселенского значения и размаха. Этот факт, это событие разрастается в многомиллионную жизнь всех христиан, ибо христиане тем и суть христиане, что верою в воскресшего Господа Христа стали Его сотелесниками, то есть членами его Богочеловеческого тела: Церкви. Церковь есть не что иное, как непрерывное и бесконечное продолжение одного события, одного факта: воскресения Христова. Это есть новый организм, новая реальность – беспредельная, бесконечная, бессмертная. Здесь нет временных и пространственных границ. Факт воскресения

Христова – краеугольный камень Церкви, краеугольный камень христианства и любого христианина. Если человек не созидает на нем, он созидает на зыбучем песке, ибо все фундаменты, кроме него, суть не что иное, как зыбучий песок.

Воскресением Своим Господь Христос разорвал порочный круг смерти, совершил переход из смерти в бессмертие, из времени в вечность. В Его личности совершил этот переход и человек, но не как человек, а как Богочеловек. Поэтому воскресение есть центральный факт: из него исходит и к нему сводится вся христианская прагматика. От человека требуется одно: чтобы он усвоил этот факт, чтобы переживал это событие, чтобы воскрешал себя из гроба всего того, что смертно, соединяя верою душу свою с воскресшим Богочеловеком.

Своим воскресением Господь Иисус осмыслил тело, осмыслил материю, осмыслил дух. Ибо Его воскресением впервые окончательно и славно решена страшная проблема смерти, проблема тела и смерти. Решена следующим образом: тело человеческое сотворено для бессмертия и богочеловеческой вечности, а вместе с телом – и вся материя, ибо в теле человеческом представлена вся тварь.

До воскресения Спасителя материя была обесценена и недооценена, ибо была смертна. Воскресением Своим Господь Иисус впервые дал телу настоящую цену, вечную цену, и показал, что и оно для Бога, что и оно достойно вечно седети одесную Бога Отца. До воскресения Христова у человека было если и не реальное бессмертие, то, несомненно, символ бессмертия, который выражался в стремлении к бессмертию.

Чувство бессмертия у человека было подавлено и парализовано; воскресением Своим Господь омолодил и освежил его, и таким образом сделал человека способным приобрести и обеспечить себе бессмертие и вечную жизнь.

Христова победа над смертью воскресением сделала возможным беспредельный прогресс человека и человечества к божественному совершенству. Действительно, истинный прогресс состоит в победе над смертью, в обессмерчивании души и тела, в спасении от смерти, а это значит: в спасении от греха и зла, которые суть единственные творцы смерти. Дайте мне безгрешного человека, и вы дадите мне творца и вождя прогресса. Но, если смерть есть завершение человека и человечества, тогда все человеческое стремление к прогрессу – самое проклятое и надругательское свойство, которое кто-то заронил в человека, чтобы как можно язвительнее над ним посмеяться. В этом случае самое лучшее и самое последовательное – замереть в отчаянной инерции и совершить самоубийство, ибо жизнь была бы нестерпимой тиранией и невыносимой насмешкой.

Многие не признают воскресения и говорят о прогрессе. Но все эти прогрессы, будь то научные, или философские, или художественные, или культурные, есть не что иное, как концентрические круги, вписанные в круг смерти. Прогресс, который предает и покидает человека в смерти, есть не прогресс, а фальсификация прогресса. Если прогресс не в состоянии осмыслить смерть и жизнь, обессмертить человека и человечество, тогда он – не прогресс, а замаскированный регресс. Таковы все названные прогрессы, кроме прогресса, основанного на воскресшем Господе Иисусе.

Если смерть не побеждена и бессмертие не обеспечено воскресением, тогда нет прогресса в этой страшной мельнице смерти, тогда все люди без исключения суть рабы смерти, лакеи смерти, помол смерти. Если это так, зачем тогда жить, о мельники прогресса в мельнице смерти? Неужели затем, чтобы в конце концов мельница смерти смолола меня без остатка?.. Да, все прогрессы, не основанные на бессмертии человеческой личности, представляют собой волшебные байки и сказки, которые снятся несчастному человеку в отвратительных объятиях дракона смерти.