Текст книги "Философские обрывы"

Нет большего ужаса, чем вечность без Христа. Я бы предпочел быть в аду, в котором есть Христос (простите за парадокс!), чем в раю, где нет Христа. Ибо где нет Его, там все превращается в проклятие, в горечь, в ужас; там на крошечное зерно человеческого самосознания наваливаются бесконечная тьма и бесконечный мрак, там тело превращается в тяжкое бремя, а душа – в проклятое иго. Кто мучился хоть сколь-нибудь мукой человеческой, тот должен ощутить истинность слов Апостола: Бог через Иисуса Христа благословил нас всяким благословением (Еф. 1:3). Без Господа Христа и вне Его человека несет и уносит черная подземная река проклятия и зла.

Только в Сладчайшем мы почувствовали и осознали: этот мир есть введение и подготовка к иному; время – введение и подготовка к вечности, земная жизнь – введение и подготовка к вечной жизни, земное благо – введение и подготовка к благу вечному. Хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего (Мф. 25:21, 23). Но и этого не забывайте: только освященные и просвещенные божественным светом Богочеловека, мы увидели и почувствовали всю пагубность зла и греха: земное зло есть введение и подготовка к вечному злу, земной грех есть введение и подготовка к вечному царству греха – аду. Только христоносцы знают до тонкости тайну добра и зла, ибо обладают чувствами, навыком приученными къ различению добра и зла (γεγυμνασμένα έχόντων προς διάκρισιν καλού τε και κακού (Евр. 5:14). Более того: они в совершенстве познают менталитет Сатаны и диалектику философии зла; по словам апостола: нам не безызвестны его (Сатаны) умыслы (2 Кор. 2:11).

На логосном дне богообразного человеческого существа время и вечность органически соединены, онтологически связаны. Они находятся в соответствии, отвечающем величию человеческого существа. Опираясь на эти имманентные элементы вечности в себе, человек может выстроить себя в чудесное существо. Богообразие есть неиссякаемый источник богоустремленных творческих сил в человеке, с помощью которых человек созидает себя как существо вечное.

Грех нарушил это имманентное единство времени и вечности в человеческом существе, и в человеке внезапно разверзлась страшная пропасть между временным и вечным, в которой непрестанно тонет человеческая мысль и человеческое чувство. Как противобожественная и противологосная сила, грех обезбоживает, делогизирует, обессмысливает человека. А это означает: грех делает человека смертным, ибо удаляет его от единственного источника жизни, бессмертия и вечности – Бога.

Живя грехом, человек обособляет себя, солипсизирует себя, провозглашает себя центром всего, признает только себя. Чем глубже тонет он в грехе, тем больше и глубже становится в его сознании и чувстве пропасть между временем и вечностью. Обернувшись к внешнему миру, человек греха ощущает и видит страшную расселину между собой и остальными людьми, между собой и остальными существами. Утопая в бездне эгоистической изолированности, он постепенно утрачивает ощущение всеединства человеческого рода, пока не утратит его окончательно. Пропасть между ним и всей тварью превращается в бездну, бесконечную и непреодолимую. Он видит только себя, чувствует только себя, признает только себя – и никого больше, и ничего больше, ни над собой, ни около себя. Все в нем: он, только он, самозваный маленький бог на своей куче навоза. Поэтому так много людей с куцыми мыслями, с куцыми чувствами, которые не могут выйти из себя и перейти на другого. Эгоистические мысли и чувства, искалеченные и измельченные самолюбием, не признают ни людей, ни Бога, ибо не достигают до вечного и бесконечного. Зловещая расселина зияет в мыслях, в чувствах, в жизни; проклятый раскол господствует в сознании, в сердце, в душе, раскол, который опустошает фаустовского человека: «Две души борются в моей груди»[44]44
  [См.: Гете И. В. Фауст. Ч. 1. «Но две души живут во мне, и обе не в ладах друг с другом» (Пер. Б. Пастернака).]


[Закрыть].

Богочеловек первым перебросил мост через вырытую грехом пропасть между временем и вечностью, между человеком и Богом, между человеком и остальными существами, причем Он совершил это, устранив грех. Этим Он восстановил в человеческом сознании и чувстве единство человека и Бога, времени и вечности, этого и иного мира. Поэтому люди Христова духа, Христовой веры, борясь против греха, борются за целостное, интегральное мироощущение, за целостного, интегрального человека.

Грех разрушил единство человеческого самоощущения, самосознания, мысли, жизни, существования, существа. А тем самым – и единство человеческого мироощущения. Христова борьба против греха есть не что иное, как борьба против этой единственной силы, которая зловеще разрушает в человеке чувство единства человека и Бога, времени и вечности, чувство всеединства. Богочеловек своей богочеловеческой жизнью дал свою богочеловеческую философию всеединства. В этой жизни и в этой философии нет места злу, греху и смерти.

Человек создан Богом как макрокосмическое существо, поэтому для него естественно и логично иметь макрокосмическое чувство мира, макрокосмическое сознание мира. Поэтому человек, нерасстроенный и неразрушенный грехом, чувствует органическое единство всех тварей: и радости и печали всех тварей он ощущает как свои, ибо неким таинственным образом он носит в себе судьбу всех тварей. Пример – Адам. До падения у Адама доминировало чувство всеединства. И когда он пал, то увлек за собой в грех и смерть всю тварь. Свежие примеры: Апостолы, Мученики, Святые и все настоящие Христиане. А пример над примерами – апостол Павел. Никто столь глубоко и неодолимо, как он, не чувствует, что вся тварь стенает и мучится вместе с людьми, стенает и мучится грехом и по причине греха, смертью и по причине смерти, которым подчинил ее грехолюбивый человек (ср. Рим. 8:19–23).

Реинтеграция твари совершена в Личности Богочеловека Христа. А от Него и через Него она переносится на всех Его сотелесников (ср. Еф. 3:6), на всех тех людей, которые привили себя к Нему, как черенки к лозе (ср. Ин. 15:1–7). Из Него струится сквозь них богочеловеческое чувство и сознание всеединства жизни и твари. Это чувство и сознание особенно возрастает в облагодатствованных и охристовленных душах Святых. У них действием Богочеловека исцелено от греха, реинтегрировано и их ощущение себя и мира, и их сознание о себе и о мире. Будучи реинтегрированными душами, они постепенно исцеляют от греха и всю тварь вокруг себя, возвращая ее в ее первоначальное всеединство. Как чада Божии по благодати, они лечат тварь от раздробленности, от тления, от дезинтеграции (ср. Рим. 8:19–23).

Действительно, богочеловеческой реинтеграцией человека в человеке созидается ощущение и сознание макрокосмического всеединства. И Христов человек всю тварь и на небе, и на земле видит в богочеловеческом всеединстве и чувствует и сознает, что все, что есть на небе и на земле, создано Христом: все Им и для Него создано (τά πάντα δι~ αντοϋ και ε’ις αυτόν εκτισταΐ), и Он есть прежде всего, и все Им стоит (και τά πάντα έν αντω συνεσετικεν), и Он есть глава тела Церкви (Кол. 1:16–18).

Евангельскими подвигами человек восстанавливает макрокосмическое всеединство в своем сознании, чувстве и жизни. В этом переделывании и созидании себя Христом участвует весь человек: всей душой своей, всем сердцем своим, всей мыслью своей, всеми силами своими. И весь растет ростом Божиим в меру возраста Христова, в совершенного человека (ср. Кол. 1:29; 2:19; Еф. 4:13). Человек утрачивает евангельское чувство макрокосмического всеединства, когда сознательно предается злой деятельности и в себе, и в мире вокруг себя (ср. Кол. 1:21).

Богочеловеческая философия, философия по Христу, есть философия человека, обновленного Христом, переделанного Христом, освященного Христом, обоженного Христом. В ней доминирует богочеловеческое чувство и сознание всеединства существ и тварей. Все то, что парализует, умерщвляет и наркотизирует это богочеловеческое чувство и сознание всеединства, составляет философию по человеку, по человеку огреховленному и объятому смертью.

Действительно, существуют только две философии: богочеловеческая и человеческая. Первая – философия богочеловеческого монизма, а вторая – философия человеческого плюрализма. Вся философия по человеку вращается в заколдованном круге смерти и смертности, в котором и чувство, и сознание раздроблены грехом. Здесь и человек, и мир стали легионом, здесь и человеку, и миру имя – легион. Здесь все дышит смертностью, здесь все «человеческое, слишком человеческое», Menschliches, Allzu-menschliches. Поэтому христоносный апостол мудро советует: Смотрите, братя, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому (κατά την παράδοσιν των αντρώπον), по стихиям мира (κατά τά στοιχεία), а не по Христу – (ον κατά Χριστόν) (Кол. 2:8).

Богочеловеческая философия есть философия богочеловеческого опыта; в ней все основано на опыте, на переживании, на делании. Здесь нет ничего ни абстрактного, ни ирреального. Все – сама богочеловеческая действительность. Ибо в Богочеловеке Христе обитает вся полнота божества телесно (κατοικεί παν το πλήρωμα τής θεότητος σωματικως). Поэтому и заповедано: и да будете в Нем исполнены (Кол. 2:9, 10).

Перенося всю свою личность в Господа Иисуса и исполняя себя Им, человек исполняет себя богочеловеческим ощущением и сознанием макрокосмического всеединства. И он пламенно чувствует: все ответственны за всех, боль всех существ есть моя боль, печаль всех тварей – моя печаль. Во Христе все составляют одно богочеловеческое тело – Церковь. А Христос есть глава тела Церкви (Кол. 1:18). Он дает мысленность мысли и чувственность чувству каждого христианина; Он соборует в каждом члене Церкви чувство и сознание, что каждый живет со всеми святыми (Еф. 3:18), ибо живет Господом Христом. Отсюда у Церкви – богочеловеческая философия всеединства, отсюда у нее – и богочеловеческое ощущение всеединства.

От раздробленности и атомизированности чувства и сознания человек спасается только богочеловеческой жизнью. Так же спасается он и от эгоистической изолированности, которая есть не что иное, как своего рода сатанизм. Ибо Сатана – самое обособившееся существо во всех мирах. Он полностью утратил ощущение макрокосмического всеединства. Воистину, Сатана есть Одиночка. Одиночка в абсолютном смысле. Поэтому человеческий эгоизм, человеческое самолюбивое обособление, человеческое отпадение от макрокосмического всеединства есть не что иное, как устремление в сатанизм. Ибо Сатана тем и есть Сатана, что его самосознание и самоощущение полностью оторваны от Бога и всех остальных существ и тварей.

Спасение от сатанизма, от солипсизма, от эгоизма приходит только в обогочеловечивании. Ибо обогочеловечиванием реинтегрируется самоощущение, самосознание и мироощущение: человек чувствует и сознает себя слитым со всеми существами и всеми тварями; всеединство есть самая реальная и самая непосредственная действительность и для его сознания, и для его чувства. Такой человек непрестанно собирает себя в Боге: молитвой, верой, любовью, правдой, милосердием, истиной и остальными евангельскими подвигами. Это собирание себя в Боге, это сосредоточение себя в Богочеловеке до невероятных размеров усиливает ощущение и сознание макрокосмического всеединства. И Христов человек заливает всю тварь и все существа своей беспредельной любовью. И со слезами молится за все и за вся, ибо как никто другой чувствует и знает, что любовь Христова – единственное спасение грешника и бессмертное торжество праведника. В ней – вся философия непреходящего оптимизма, равно как в сатанинской ненависти – вся философия человекоубийственного пессимизма. А перед человеком стоит и та, и другая.

Невидимое в видимом

 

Мистерия добра и зла

O world invisible, we view thee,
O world intangible, we touch thee,
O world unknowable, we know thee,
Inapprehensible, we clutch thee!
 
 
О, мир невидимый, тебя мы видим,
О, мир неощутимый, тебя мы ощущаем,
О, мир непознаваемый, тебя мы знаем,
Непостижимый, тебя мы постигаем![45]45
  Thompson, Francis. In no strange land (The kingdom of God). [Томпсон Ф. Не в чужой стране (Царство Божие). Фрэнсис Томпсон (1859–1907) – английский католический поэт.]


[Закрыть]
 

Невидимое есть сердце видимого, ядро видимого. Видимое есть не что иное, как скорлупа вокруг невидимого. Бесчисленны обличья, в которые облачается невидимое. Облачается и переоблачается. Видимо солнце, но невидима сила, которая его согревает. Видимы многочисленные созвездия, но невидима сила, которая мудро вращает их и ведет сквозь бесконечные пространства, ведет так, чтобы они не столкнулись. Видим магнит, но сила его невидима. Видима земля, но невидима сила ее тяготения. Видим соловей, но невидима жизненная сила, которая поддерживает его существование. Видима трава, видимы растения, видимы цветы, но невидима сила, которая из одной и той же земли производит различные травы, разнообразные цветы, разные плоды.

Земля! – Самая интересная и самая загадочная мастерская, и в то же время гениальнейший творец. Она непрестанно производит из себя и животных, и растения, и минералы. На ней одновременно вырастают и розы и терния, и пшеница и плевелы, и базилик и полынь, и тимьян и крушина. То, что это так – очевидно. Но эта очевидность вызывает вопрос: кто тот, кто из нее действует, кто тот, кто через нее творит, кто тот, кто ею делает? Вот – полынь и базилик растут рядом на одном квадратном дециметре; и в то время как семя базилика земля исполняет благоуханием, семя полыни она наполняет горечью. А все физические законы те же; те же условия – те же и солнце, и луна, и звезды, и почва, и снега, и ветра, и дожди, и морозы, и засухи, все то же самое, а результаты диаметрально противоположны. Как происходит, что солнечный свет и капелька дождя в базилике превращаются в благоухание, а в крушине – в смрад? И еще: как почвенные соки в черешне превращаются в сладкое, а в полыни – в горькое? Кто совершает эту необыкновенную дифференциацию? На той же самой почве, в тех же самых условиях всходят, растут и созревают самые разнообразные, самые противоположные друг другу фрукты и растения, живут самые разные существа, существуют самые противоположные вещи. Кто проводит эту великую тайну через все существа и все твари? В одинаковом – различное, в одном и том же – многое… И мысль человеческая не может не преклониться пред святой истиной Библии: И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя, дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле. И произвела земля зелень, траву, сеющую семя по роду ее, и дерево, приносящее плод, в котором семя его по роду его…И сказал Богъ: да произведет земля душу живую по роду ее, скотов, и гадов и зверей земных по роду их. И стало так (Быт. 1:11, 12, 24).

Ясно, что творческую животворную силу земля получила от Бога. Бог передал ей часть своей всемогущей божественной силы, и земля таинственным образом продолжает Божие творческое и животворное дело. Поэтому столько неисчерпаемой силы и богомудрой целесообразности в земном творчестве. Слово Божие оплодотворило землю и навсегда сделало ее творцом, плодотворным и животворным.

Не только в начале, но и сегодня, и всегда земля творит, производит и животворит по слову Божиему. Подумай, говорит святой Златоуст, как земля всё (τά πάντα) произвела только по слову Господа. Еще не было ни человека-делателя, ни плуга, ни рабочих волов, ни другого попечения о ней, но лишь услышала (земля) повеление – и тотчас исполнила свою обязанность. Из этого познаем, что и теперь приносит нам плоды не рачительность земледельцев, не труд и вообще не изнурительная работа по возделыванию земли, но прежде всего этого слово Божие, сказанное ей в начале. С другой стороны, исправляя и впоследствии неразумие людей, божественное Писание обстоятельно излагает нам все по порядку, как что было, дабы устранить пустые толки тех, кои по своим соображениям утверждают, будто для спелости плодов требуется только действие солнца. Есть и такие, которые осмеливаются приписывать это даже некоторым звездам. Поэтому Св. Дух научает нас, что до сотворения этих стихий земля, повинуясь слову и повелению Его, произращает всякие семена, не нуждаясь ни в каком другом содействии. Для нее вместо всего этого довольно было слова Божия: да произрастит земля былие травное, сеющее семя по роду и по подобию [Быт. 1:11]… Пусть возделывают люди землю, пусть пользуются содействием животных и проявляют большую заботливость, пусть в воздухе будет благорастворение и соединятся все прочие обстоятельства; если не будет соизволения Владыки, все тщетно и напрасно, и от множества трудов и усилий не последует никакого успеха, если рука Вышнего не поможет и не даст зрелости посеянному[46]46
  [Иоанн Златоуст, сет.] In Genes. Homil. 5. 4 // PG 53, 51–52. [Беседы на книгу Бытия // Собр. соч.: В 12 т. Т. 4, кн. 1. М., 1994. С. 36–37.]


[Закрыть].

В видимом мире поражает такой факт: все, что в нем есть самого главного – невидимо. Невидим воздух. А разве есть что-либо более необходимое для жизни людей, животных, растений? Невидимы молекулы, невидимы атомы, невидимы электроны. А разве видимый мир не соткан из этих невидимых нитей? Невидимые частицы составляют видимый мир! Как же невидимое преображается в видимое? Каким образом совершается переход невидимого в видимое? Как происходит, что невидимые частицы объективируются и обнаруживаются как видимый материальный мир? Как получается, что невидимые частицы получают такие видимые, такие ощутимые, такие многообразные формы? Видимая материя образована из невидимых частиц. Это парадокс, но это и факт. И на этом парадоксе стоит и существует этот мир. Видимое стоит на невидимом и состоит из невидимого. В самом деле: в видимом мы непрестанно наблюдаем и видим объективацию и манифестацию невидимого. Таков закон, господствующий в мире – видимом, но при этом бесконечно загадочном и безмерно таинственном.

И человек тоже находится под этим законом. Все, что есть в человеке самого главного, – невидимо. Глаз человеческий видим, но сила, которая смотрит глазом, – невидима. Ухо человеческое видимо, но сила, которая ухом слышит, – невидима. Руки человеческие видимы, но сила, которая двигает их, – невидима. Поступки человеческие видимы, но сила, которая человеческое желание превращает в поступки, – невидима. Тело человеческое видимо, но невидима сила, которой тело живет, движется и существует. Эту силу назвали субстанцией, душой, энтелехией, жизненным подъемом, волей или каким-то другим названием, все равно: она невидима. А это означает: видимое существо, которое мы называем человеком, живет и существует чем-то невидимым.

Человек – самый лучший пример того, как невидимое превращается в видимое: его невидимые мысли, его невидимые чувства, его невидимые желания превращаются в видимые дела, в видимые поступки, в видимые подвиги. С какой бы стороны ни взглянуть, человек, каждый человек, – чудотворец тем самым, что он – человек. Ибо он непрестанно чудотворит: превращает невидимое в видимое. Защищает ли он честь свою, смотри, он защищает нечто невидимое, и готов за эту невидимость пожертвовать тем, что есть в нем видимого: телом своим. Как чувство, любовь есть нечто невидимое, но сколько жизней пожертвовано за нее, невидимую! По существу своему, совесть есть нечто глубоко внутреннее, самое невидимое: однако что по реальности своих проявлений более очевидно и ощутимо, чем она? Люди защищают свои убеждения, идут за них на смерть; а разве они не суть нечто невидимое? И вообще, все человеческие мысли, и чувства, и желания, и убеждения, – нечто в сущности невидимое, тем не менее их манифестации очевидны и ощутимы. Видимый человек есть только проявление, проекция человека невидимого; внешний – внутреннего. Видимый стоит на невидимом, и существует невидимым и за счет невидимого.

В конце концов, фундамент всего видимого есть невидимое: человека – душа, мира – Бог. Невидимое есть ипостасис всего, основание всего, субстанция всего, это есть то, на чем стоит мир и все, что есть в мире. Это должен почувствовать любой человек, серьезно вглядевшийся в какую бы то ни было тайну этого мира и этой жизни. На дне всего видимого таится невидимая сила. Невидимое – самое мощное в мире наших земных видимостей: электричество, радиация. Гравитационная сила невидима, но она сильнее всех планет. Она вращает их, как ребенок шарики.

Закон над всеми законами в этом мире таков: невидимое есть сердцевина видимого, невидимое господствует над видимым. Этот мир есть Божия лаборатория, в которой невидимое перерабатывается в видимое, но только в известной мере. Ибо существует граница превращения невидимого в видимое. А происходит это потому, что невидимое всегда шире, бескрайнее и бездоннее видимого. Как душа несравнимо шире, и больше, и глубже тела, в котором она существует, так и невидимая сердцевина всякой твари шире, больше и глубже этой твари. Действительно, видимое есть овеществление невидимого, причем только в известной мере. А вокруг видимого и за видимым простирается безбрежное море невидимого.

Этому закону подлежит и воплощение Бога. Именно здесь – совершенный пример Невидимого в видимом. В маленьком, но видимом теле человеческом скрывается невидимый Бог. Здесь поместилась вся тайна и малого мира – микрокосма, и всего мира в целом – макрокосма. Но все по тому же самому закону: невидимое в видимом.

В явлении воплощенного Бога нет ничего неестественного и «незаконного», ничего нелогичного и ненормального, нет даже и ничего чудесного. Ибо в этом мире все видимое – тайник невидимого. Воплотившись, Господь Христос невидимого Бога сделал до некоторой степени видимым, Неописанного – до некоторой степени описал телом. И тем высветил всю тайну всех миров: невидимое есть душа видимого; из всех бесчисленных видимых тварей распространяются бесчисленные невидимости, а над всеми и сквозь все: Он – Единственный Невидимый, Господь и Бог миров, Трисолнечный и Триединый. И наисовершеннейшее видимое явление невидимого Бога – воплощенное Слово Божие, Господь наш Иисус Христос, Который есть образ Бога невидимого (είκών τοϋ θεού τού αοράτου) (Кол. 1:15) и в Ком обитает вся полнота Божества телесно (παν το πλήρωμα της θεότητας σωματικως) (Кол. 2:9).

Богочеловек Христос, а Им, по Нему, и через Него – христиане. Очевидно, что христиане тем и суть христиане, что Христом ощущают тайну жизни и мира, Христом ее объясняют. Видимое объясняют невидимым, и наоборот: невидимое – видимым; человека объясняют Богом, но и Бога – человеком, причем человеком в Богочеловеке Христе. Без Богочеловека человек – это ужас, а Бог – еще больший. Вне Богочеловека нет нигде мира человеческой мысли. Всюду грозные обрывы и ужасные провалы. Богочеловек – это самый совершенный синтез невидимого и видимого, Вечного и временного. Поэтому Он есть и самый совершенный критерий Божиего и человеческого, духовного и физического, видимого и невидимого. Он есть самое полное осмысление и невидимого, и видимого в человеческом мире. Чтобы крошечная мысль человеческая не обезумела над огромной тайной мира.

Христиане тем и суть христиане, что во временном ищут вечное, в видимом невидимое, в человеческом Божие. Паломники вечности, они сквозь временное шествуют вечным, сквозь человечье – богочеловечным. Они непрестанно ищут божественное золото в земном прахе. И находят. Для них все твари прозрачны: сквозь видимое они видят невидимое, сквозь временное – вечное. Во всем видимом они ищут и находят эту невидимую сердцевину, это невидимое ядро, которое таинственным нервом связывает видимое с Невидимым. В самом деле, наше призвание: сквозь видимое идти невидимым, в видимом искать невидимое, сквозь видимое видеть невидимое, в видимом жить невидимым, ибо невидимое – вечно, а видимое – временно и преходяще. По слову Христова апостола: мы смотрим не на видимое (τά μη βλεπόμενα), но на невидимое – вечное, ибо видимое временно, а невидимое вечно (τά γάρ βλεπόμενα πρόσκαιρα, τά δέ μη βλεπόμενα αιώνα) (2 Кор. 4:18).

Для нас, христиан, христоосвященных и христопросвещенных, все в этом мире имеет смысл и ценность только постольку, поскольку есть средство и путь к вечному, ибо мы смотрим на невидимое, мы видим – невидимое. Всю свою жизнь во времени мы поверяем тем, что вечно, человеческое – тем, что богочеловечно. Насколько есть вечного в границах времени, мы питаемся им, а насколько нам его недостает, мы находим его по ту сторону времени, в царстве бесконечного, невидимого. Мы смотрим на все с точки зрения вечности, то есть с Христовой точки зрения, ибо Он – вечный Бог и Господь в границах человеческого тела.

Действительно, христиане, будь то простые или ученые, рассматривают и оценивают этот мир и все, что есть в нем, с точки зрения вечности. Ибо Господь Христос вечен, и Его точка зрения и Его взгляд на этот мир – это точка зрения и взгляд Вечного. Каждый христианин в самой вере своей имеет Христову философию жизни и мира, и все твари, все существа и все события в мире рассматривает с Христовой точки зрения, а это означает – с точки зрения вечности и богочеловечности. Поэтому только в богочеловеческой вере и в богочеловеческой философии реально дана людям возможность и сила на самом деле видеть мир с Божией точки зрения, с точки зрения вечности: sub specie aeternitatis. В остальных философиях эта точка зрения есть или абстракция, или гипотеза, или неосуществимое стремление, но никогда – очевидная и неодолимая реальность.

Это наша единая и единственная точка зрения, наше единое и единственное мерило, ибо Господь Иисус показал нам Своей Личностью и жизнью, как вечный Бог мерит этот мир и все, что есть в нем, как оценивает поступки человеческие и всю историю человеческого рода. Только в свете вечного и богочеловечного обнаруживается истинная ценность всего временного. И только от вечности и богочеловечности оно получает свой истинный смысл и свою истинную ценность. Как луна от солнца.

Не следует забывать: человек становится способным себя и мир вокруг себя рассматривать с Божией точки зрения, оценивать Божией оценкой, измерять Божией мерой только в том случае, если он благодатными подвигами евангельской веры совоплотится Богочеловеку Христу, станет его сотелесником (Еф. 3:6), составной частью Его Богочеловеческого тела – Церкви. Другими словами: те, кто всем существом своим, всей душой своей, всем сердцем своим, всею крепостию своей церковны и оцерковлены, те смотрят на мир святыми очами Церкви. Все это достигается непрерывным благодатным деланием евангельских подвигов веры, любви, надежды, молитвы, поста, кротости, смирения, терпения и др. И сбывается таинственное и благодатное срастание человека с Господом Христом, как черенка с лозой (ср. Ин. 15:1–6).

От каждого евангельского подвига возникает в душе по одному оку, а от многих подвигов – многие очи, которыми смотрит душа, и видит невидимое, и богочеловеческим судом оценивает все, что происходит в ней и в мире вокруг нее. Если человек подвизается подвигом евангельского милосердия, в его душе должно возникнуть око, которое пристально вглядывается в то, что Христово, и день и ночь ищет того, что вечно и богочеловечно. Если он подвизается подвигом евангельской любви, евангельской молитвы, евангельского поста и остальных евангельских добродетелей, в его душе умножаются очи, которые смотрят на невидимое и видят Невидимого. Только с помощью евангельских добродетелей человеческая душа прозревает для всего Божиего и вечного в мире временного существования. Не имея евангельских добродетелей, душа остается слепа для всего бессмертного и вечного и в этом, и в ином мире (ср. 2 Петр. 1:3–9).

Евангельские добродетели, эти евангельские очи человеческой души, видят невидимые истины Божии, рассеянные по видимым тварям, видят невидимые истины Божии, ставшие предельно видимыми и очевидными в воплощенном Боге Слове, Господе нашем Иисусе Христе. Без евангельских добродетелей человек остается навсегда слеп для истинных ценностей в этой жизни и, как слепец, ощупью бредет через ущелья страшных тайн этого мира, пока наконец не сорвется в одно из них и не разобьется насмерть.

На обширной земной ниве посеяно семя вечности. Небесный Сеятель показал, что этот мир сотворен, чтобы быть нивой, на которой прозябает, растет и созревает урожай вечности (ср. Мф. 13:18–23; 36–43; Мк. 4:3-20; Лк. 8:5-15). Враги человеческой вечности, зло и грех, своим тернием и плевелами душат это семя и делают бесплодной Божию ниву. Если воплощенный Бог открыл что-либо своей жизнью и учением, то это следующее: люди суть вечные существа, этот мир – их временное обиталище; вечную жизнь люди начинают в этом мире и без перерыва продолжают в ином.

Наша задача: растить и выхаживать в себе все вечное и богочеловечное, чтобы развить в себе до крайних пределов чувство и сознание вечной жизни. Для того и стал человеком Бог Слово, чтобы научить нас, людей, как стяжать вечную жизнь в этом преходящем мире. Наша вера есть не что иное, как непрерывная борьба за вечную жизнь, непрерывное мучение ради вечной жизни (см. 1 Тим. 6:12). А земля – поле брани и мучилище. Поле брани, на котором мы боремся за вечную жизнь, и мучилище, в котором мы мучаемся ради вечной жизни. К этому мы призваны (см. 1 Тим. 6:12). Кто мыслит иначе – не Христов.

С кем наша борьба? С врагами нашей вечности и нашего бессмертия. Кто они? – Наши грехи, наши страсти, наши пороки, наши злые духи (ср. Еф. 6:12). Не следует забывать: дружба с грехами – это вражда к Богу, вражда ко Господу Христу (ср. Рим. 8:7; Иак. 4:4; 1 Ин. 2:15). Тот, кто дружит с грехами, становится врагом Божиим (ср. Иак. 4:1, 4). Провозгласить свои грехи врагами себе и ощутить их как своих величайших врагов – первое условие, необходимое для того, чтобы человек пошел путем, приближающим его к Богу и сдружающим его с Богом (ср. Иак. 2:23; Ин. 15:14). Но здесь нужна решимость, решимость бороться не на жизнь, а на смерть. Ибо в этом мире человек может быть или другом Богу и врагом диаволу, или другом диаволу и врагом Богу. Третьего не дано. Над людьми господствует непреложный закон: человеческая жизнь есть либо дружба с Богом и сопротивление диаволу, либо дружба с диаволом и противление Богу. Покоритесь Богу, противостаньте диаволу, и он убежит от вас; приблизьтесь к Богу, и Он приблизится к вам (Иак. 4:7–8).

Как человеку научиться ненавидеть грех и порок, чтобы устранить их? Вот как: всегда сознавай и знай, что всевидящий Господь Иисус непрестанно и пристально смотрит на каждую твою мысль, на каждое твое чувство, на каждое твое дело. И страдает от каждой твоей скверной мысли и грешного желания, от каждого твоего порочного чувства и злого дела. Его, незлобивого и преблагого, непрестанно мучают, бьют, оплевывают и распинают – грехи наши, пороки наши. Любя грехи и живя в них, мы совершаем преступление христоборца и христоубийцы. От этого есть только одно спасение: решительно возненавидеть грех всей душой своей, всем существом своим; избегать греха и бежать от него; и если он найдет на нас, бороться с ним до крови (Евр. 12:4), неустрашимо и смело; и если он войдет в нас, ни за что не дать ему в нас остаться. Поэтому необходимо мобилизовать весь ум свой, всю душу свою, всю волю свою, бодро бдеть над собой, над всем, что есть в нас, и внимательно следить за всем, что входит в нас и что из нас выходит. Этот подвиг святые Отцы называют трезвением: трезвением ума, трезвением сердца, трезвени-ем души от опьянения грехом.