Текст книги "История Пскова и Псковской земли"

Земцы и смерды

Кроме полноправных людей, членов общин, имевших право участвовать на вече, во Пскове были еще два класса служилых людей, не имевших права участвовать на вече, хотя пользовавшихся всеми другими правами, предоставленными свободным людям в Псковской земле; сии два класса имели общее между собою то, что жили на чужих землях с обязанностью службы. Один из сих классов, известный под именем земцев, служил самому Пскову и жил на землях, данных Псковом; а другой, под общим именем смердов, жил на землях частных землевладельцев и состоял в службе у хозяев занятой земли.

Земцы составляли постоянное войско Пскова, расселенное по границам и обязанное защищать границы от нападения неприятелей. Когда было учреждено это пограничное войско, памятники не дают об этом известий: но, по всему вероятию, учреждение класса земцев должно отнести к концу XIV или началу XV столетия; по крайней мере, известия об них относятся к этому времени. Земцы получали от Пскова на свое содержание земли преимущественно на западном и особенно северо-западном рубеже псковском: земли сии давались не в полную собственность, подобно поместьям в Москве, хотя в Пскове они назывались вотчинами; сих земель земцы не могли ни передавать, ни дарить, ни другим каким образом отчуждать; в противном случае обязаны были выкупать их назад и затем уже лишались на них права. В судной псковской грамоте прямо сказано об этих землях, названных там кормлею: «А которому человеку будет кормля написана в рукописаньи, и да грамотами владеть землеными начнет, или исадским, и продаст тую землю, или иное что; а доличат того человека; ино евиу земля та, или исад, или иное выкупити, а свою кормлю покрал». Равным образом земцы лишались права на сии земли и тогда, когда не исполняли лежащей на земле службы или когда сам Псков, по своему усмотрению, находил в данной местности службу земцев ненужною и сводил их с данных вотчин. Так, под 1511 годом читаем в летописи: «Князь великий ходил с силою и с нарядом под Смоленск, а со Пскова взял 1000 пищальников и псковских земцев; тогда еще не сведены были с своих вотчин». Кроме военной пограничной службы земцы иногда еще платили деньгами на укрепление границ; так, под 1431 годом летопись говорит: «Князь псковский и посадники идяша 300 человек и заложиша город на береге, на реке Гдове, а на Гдовских земцах, в кого тамо отчина, взяша триста рублев в камену стену». К этому же разряду служилых людей во Пскове принадлежали жолнеры и пищальники, что-то вроде московских стрельцов, явившихся в последствии; этот класс служилых людей явился уже в последнее время самостоятельного существования Пскова. Смерды, как уже сказано выше, жили на землях частных владельцев по взаимным условиям с хозяевами земли: Они разделялись на городских и сельских смердов. Городские смерды иначе назывались дворными наймитами и обыкновенно состояли у своих хозяев на службе по взаимным условиям, на определенные годы, они еще назывались подсуседниками. Сельские смерды носили названия изорников, когда занимали землю под пашню, огородников, когда занимали огородную землю, кочетников или рыболовов, когда брали у владельцев рыбную ловлю или сады. Сельские смерды жили на землях частотных владельцев бессрочно, сколько поживется или пока будет держать хозяин земли. По псковскому закону относительно свободного перехода смердов поставлено было только одно ограничение, состоящее в том, что переход допускался только в один срок в году, именно в Филиппово заговенье, т. е. в шесть недель рождественского поста. Мимо этого срока ни смерд не мог оставить землю хозяина, ни хозяин – сослать смерда со своей земли. А ежели смерд проживет на хозяйской земле до весны и даже весну, то, в случае перехода на другую землю, обязан был заплатить хозяину столько, сколько хозяин получит дохода с другой такой же доли земли, не оставленной смердом.

Отношения смерда к землевладельцу определялись законом следующим образом: 1. Смерд за пользование хозяйской землей платит хозяину доход по взаимному между ними условию в случае же перехода с земли, по воле ли хозяина или по воле смерда, весь доход, полученный с земли, делится пополам – половину хозяину и половину смерду. «А который изорник, сказано в псковской судной грамоте, отречется у государя села, или государь его отречет; и государю веять у него вее половину своего изорника, а изорник половину». 2. Старый изорник, т. е. не вновь поступивший, обязан давать землевдадельцу подводы: «а старому изорнику, сказано в закониц возы вести на государя». 3. При переходе смерда с одной земли на другую, по своей ли воле или по воле хозяина земли, хозяин имеет право требовать со смерда поименно всего того, что он ему дал на обзаведение; в законе сказано: «А государю на изорники, или на огородники, или на кочетники волею и в закличь своей покруты и сочить серебра и всякой верши по имени, или пшеницы ярой, или озимой, и по отроку государеву или сам отречется». А ежели смерд начнет запираться от хозяйской покруты, а скажет, я у тебя на селе живал, но тебе ни чем не должен; то хозяин должен представить к судье пять или четыре человека сторонних людей, которые должны сказать по чистой совести, на каких условиях сидел на селе смерд, и потом должен или сам поклясться, или предоставить это смерду. Ежели же хозяин не поставит на суд узаконенных сторонних людей или они не подтвердят его показания, то тем самым теряет всякое право на иск своей покруты. 4. Хозяин земли ни в каком случае не имеет права искать на своем смерде ни торговых денег, ни поруки, ни отданного смерду под сохранение, ни отданного в долг, ни наследства безымянно; напротив того, смерд имел право представить на хозяина счетную книгу или доску, и по этой доске давался ему суд с хозяином в деньгах, или работах, или в чем другом, значащемся по доске на хозяине. А ежели смерд что из хозяйского имущества будет называть своим и требовать возвращения; то хозяин обязывался представить на суд сторонних людей, окольных соседей, которые показали бы что-то хозяйское, чего ищет смерд; и тогда смерд терял свой иск, а в противном случае хозяин отдавал смерду требуемую вещь. 5. Ежели бы смерд сбежал от хозяина земли, то хозяин не иначе может взять оставленное смердом имущество за свою покруту, как взявши у князя и посадника приставов, и пригласивши губских старост и сторонних людей, и пред ними продать имущество бежавшего смерда, и взять то, что следует за покруту. Равным образом когда смерд умрет у хозяина в селе и не оставит при себе родственников, то хозяин также должен продать имущество умершего пред приставами и сторонними людьми и взять себе что следует за покруту. А ежели бы явились после умершего смерда братья или другие родственники и потребовали бы себе оставшееся имущество или даже взяли бы его, то они же обязывались платить хозяину земли покруту; но родственники обязывались к этому только тогда, когда у хозяина земли имелась запись на умершем; в противном же случае дело решалось судом по псковской пошлине. Сии определения псковского закона прямо и ясно свидетельствуют, что смерды, как люди свободные, пользовались всеми правами, как личными, так и имущественными, что зависимость смерда от хозяина земли была добровольная и временная и ограничивалась только отношениями смерда к хозяину по земле и покруте или ссуде на хозяйственное обзаведение; но тем не менее эта временная и добровольная зависимость лишала смерда прав политических: смерд, пока он был смердом, не мог быть членом псковского общества и не имел права участвовать своим голосом на вече. Демократическое устройство Пскова допускало на вече только людей вполне свободных и не иначе как членов общин; а посему псковский закон признавал за смердом гражданскую личность и даже обязывал смердов наравне с черными людьми платить подати и отправлять общественные повинности, но политических прав им не давал, и именно за таковой порядок всегда стояли черные люди, т. е. главная масса демократов.

Вольные люди

Подобно как в Новгороде, и в Пскове были вольные люди: к этому классу принадлежали как младшие члены полноправных семейств псковских, так и пришельцы из других краев Русской земли, и все люди, не имеющие ни частной поземельной собственности, ни доли в общинных землях и не живущие на землях частных владельцев; а состояние или на содержании своих семейств, или прокармливающиеся своим личным трудом по найму. Эта огромная масса людей была на таком же положении во Пскове, как и в Новгороде, т. е. имела за собой право личной свободы и труда, но не причислялась ни к какой общине и не владела ни на каких правах землей; а посему не имела никаких общественных или политических прав и не подлежала никаким общественным обязанностями. Но добровольно вольные люди могли принимать на себя и общественные обязанности; и действительно, под названием охочих людей часто участвовали в военных походах на защиту Псковской земли. Впрочем, по единогласному свидетельству памятников, охочие люди никогда не смешивались с рубленою ратью, т. е. собранною по раскладке, по разрубу общин, а составляли особые полки и имели своих отдельных воевод, или выбранных самими охочими людьми, или назначенных вечем; даже походы охочих людей всегда производились отдельно от походов псковской, или рубленой, рати, хотя бы они назначались самим псковским правительством. Например, когда псковская рубленая рать, в 1463 году, под начальством посадника Максима Ларионовича и двух бояр была отправлена вечем против немцев к Городку, то в то же самое время иная псковская сила, нерублении люди, охочий человек, ходили за Изборск, под начальством выборного воеводы дьяка Ивашки, и воевали Немецкую землю.

Вольные люди во Пскове, как свои, так и пришельцы, подобно как и в Новгороде, оставались в своем неопределенном положении, не подлежащем никаким общественным обязанностям, только до тех пор, пока не поступали в члены какой-либо общины или не зачислялись в смерды за каким-либо землевладельцем, чем почти всегда оканчивалось чисто переходное положение вольного человека. Бродячее и малоправное положение вольного человека во Пскове среди общества людей домовитых, пользующихся обширным правом участия в делах общественных, естественно, никогда не могло быть постоянным и даже продолжительными. Каждый вольный человек, чтобы не оставаться безгласным и вовсе безучастным в общественных делах, спешил освободиться от своего чересчур свободного положения и, по мере своих сил и средств, или прямо поступал в члены какой-либо общины и делался полноправным гражданином Псковской земли, или по крайней мере зачислялся смердом за каким-нибудь землевладельцем, чтобы получить оседлость и обзавестись хозяйством и потом, при благоприятных обстоятельствах, перейти в общину и с тем вместе сделаться полноправным гражданином. Быть полноправным членом общины, участвовать на вече и подавать свой голос при решении общественных дел было постоянным и любимым желанием каждого вольного человека во Пскове; оставаться же навсегда вольным человеком считалось постыдным. А посему хотя вольных людей во Пскове всегда было довольно, но они не были пролетариями, тягостными для общества, а представляли собою рассадник или питомник будущих полноправных граждан и ревностных общественных деятелей. На пролетариат в Пскове никогда не было жалоб. Были ли во Пскове повольники, на это в памятниках нет прямых указаний; но, судя по положению Пскова и по отношению его к своим соседям, для повольников, кажется, не было места в псковском обществе, по крайней мере для повольников с чисто новгородским характером.

Рассказ третий. Церковь во Пскове

Первоначальное положение псковской церкви

Псков как пригород Новгорода, естественно, должен был иметь и одну церковь с Новгородской церковью; и действительно, у Пскова и у Новгорода была одна церковь; епископ новгородский был и епископом псковским, и посылал в Псков своих священников или рукополагал во священники людей, присланных из Пскова. Даже отношения церкви к мирскому обществу были, по-видимому, такие же во Пскове, какие и в Новгороде. Так что как в Новгороде христианская церковь слилась со строем новгородской жизни и Святая София обратилась в символ Новгорода и его свободы и самостоятельности, и земля Новгородская называлась землей Святой Софии; точно так же и во Пскове христианская церковь слилась со всем строем псковской жизни, и Святая Троица обратилась в символ Пскова и его самостоятельности, и Псковская земля получила название земли Святой Троицы. Но как христианская церковь была насаждена во Пскове в то время, когда Псков был только новгородским пригородом и находился почти в полной зависимости от Новгорода; а следовательно, и церковь Псковская, как пригородская церковь, была в полной зависимости от новгородской церкви, то отсюда вытекало необходимое последствие, что, по мере усиления Пскова и приобретения им самостоятельности и полной независимости, псковская церковь должна была получить иной характер, чем новгородская церковь, и даже чем другая какая русская церковь, именно: явиться в исключительному, ей только принадлежавшему положению. Псковская церковь, сохраняя все догматы православия наравне с другими русскими церквами, в то же время незаметно приняла характер пресвитерианской церкви; и приобрела это не по желанию общества, а именно потому, что Новгород и его архиепископ постоянно старались держать псковскую церковь на правах церкви пригородской, под управлением владычня наместника, назначаемого новгородским архиепископом; тогда как Псков в политическом отношении давно уже сделался самостоятельным и с половины XIV столетия даже был признан таковым от самого Новгорода по договору. Новгородцы, потерявши политическую власть над Псковом, во чтобы то ни стало хотели удержать за собой хотя церковное главенство; а псковичи, наоборот, получивши политическую самостоятельность, не хотели терпеть зависимости церковной и, при упорстве новгородцев, считали даже законным псковскую церковь, не имевшую своего самостоятельного представителя во Пскове, подчинить совершенно своему мирскому обществу, дать местному духовенству все права мирских людей, в самом обширном смысле, и с тем вместе подчинить его мирному суду и власти. А посему псковская церковь, не отступая от православия, общего всем Русским церквам, невольно мало-помалу приобретала свой своеобразный склад и строй, и свойственный ей только одной, и притом вполне согласный с демократическим настроением целого псковского общества. Хотя, по ясному свидетельству памятников, то несомненно, что псковичи, при всяком удобном случае, старались получить себе самостоятельного епископа, и никогда не желали, чтобы их церковь в чем-нибудь разнилась от других самостоятельных русских церквей; тем не менее псковская церковь складывалась своеобразно и мимо их воли.

Положение церкви в первые 318 лет от принятия христианства

Первоначально, в продолжение 318 лет от принятия христианства, пока были в мире и в полном согласии псковичи с новгородцами, и псковская церковь была в мире и согласии с епископом и потом архиепископом новгородским, новгородские владыки управляли ею чрез своих наместников, присылаемых из Новгорода или назначаемых из псковичей, и сами епископы и потом архиепископы чрез каждые три года приезжали во Псков, судили и рядили дела, по номоканону и уставам русских князей подведомые суду святительскому, и получали с псковского духовенства определенные доходы, известные под именем подъезда; посвящали во Псков священнослужителей и пользовались значительными угодьями и вотчинами, уступленными псковским вечем в пользу епископской кафедры. Псковичи во все это время, в глазах новгородских владык, даже считались усерднейшими и послушнейшими сынами православной церкви, строили монастыри и церкви, снабжали их обильными вкладами и считали для себя большим праздником, когда владыка новгородский посещал их город; подносили ему богатые дары и беспрекословно исполняли все его приказания. В это время были построены знаменитейшие псковские монастыри: Светогорский – Рождество-Богородицкий, Спасо-Мирожский, Иоанно-Предтеченский, Старо-Вознесенский, Городищенский-Николаевский близ Изборска, Пантелеймонов, Домантов и другие. Сами владыки новгородские не оставляли Псков своим вниманием, и на свое иждивение строили и украшали псковские церкви; так, например, епископ новгородский Нифонт построил каменную церковь Преображения в Спасо-Мирожском монастыре. Между тем в то же время устроился и знаменитый псковский собор Св. Троицы, эта политическая и религиозная святыня Пскова, в котором вместе со старшими священниками, или поповскими старостами, заседали и мирские церковные старосты, избранные обществом, и принимали в управлении псковской церковью одинаковое участие со священниками, так что без их согласия даже нельзя было построить той или другой церкви; и где была особая палата со своими выборными старостами и сотскими, в которой велись особые книги для записки всех гражданских актов и сделок, имеющих, как говорится ныне, крепостной характер; где в особом ларе хранились все законы и постановления, как церковные, так и гражданские. А печать, присвоенная церкви Св. Троицы, была собственно печатью Пскова и по закону могла заменять и заменяла, когда это было нужно, печать княжескую. Впрочем, собор Св. Троицы, несмотря на свой более мирской, чем церковный характер, во все время мира и согласия Пскова с Новгородом нисколько не стеснял развития власти новгородского владыки в псковской церкви.

Ссоры с владыкой новгородским

Между тем у Пскова, уже выросшего и окрепшего, в 1307 году последовала первая серьезная ссора с Новгородом и с тем вместе открылось и первое розмирье с новгородским владыкой, архиепископом Феоктистом. Чем кончилось это первое розмирье, мы не знаем; впрочем, по всему вероятию, на первый раз дело было улажено какими-нибудь взаимными уступками, ибо в летописях нет никаких известий о последствиях этого розмирья. Но, как бы то ни было, по первому же розмирью псковичи поняли, что нравственная нить, связующая их с владыкой новгородским, порвалась, что им уже не приходится терпеть по доброй воле зависимость своей церкви от новгородской; неудовольствия и неприязненные отношения, очевидно, уже не прекращались и довели дело до того, что в 1331 году, пользуясь случаем избрания нового владыки в Новгород, вследствие удаления в монастырь архиепископа Моисея, псковичи выбрали себе в отдельные, собственно псковские епископы инока Арсения и отправили в Волынскую землю к митрополиту Феогносту на посвящение. Но митрополит, желал поддержать старый порядок и, конечно, по просьбам новгородцев, отказал Арсению в посвящении, несмотря на ходатайство великого князя литовского Гедимина и других тамошних князей. Таким образом, первая попытка псковичей отделить свою церковь от новгородской не имела успеха и они поневоле должны были покориться высшему суду главного архипастыря всей русской церкви и по-прежнему признать над своею церковью власть новопоставленного новгородского архиепископа Василия. Но невольное признание чуждой и неугодной обществу власти, естественно, не могло быть прочным. На первый раз в 1333 году владыка Василий, приезжавший на свой обычный поезд, был принят псковичами с почетом и радушно; зато во второй приезд, бывший в 1337 году, псковичи не только приняли холодно прибывшего к ним владыку Василия, но даже не дали ему и законом определенного суда по церковным делам; так что владыка принужден был поспешить удалением из Пскова и, уезжая, предал псковичей проклятию за их непокорность, а псковичи в ответ на это, кажется, выгнали его наместника и прекратили с ним все сношения, что и продолжалось десять лет. А между тем Псков все более и более отделялся от Новгорода в политическом отношении и развивал свою самостоятельность; в отношении же к Новгороду находился в каком-то неясном и двусмысленном положении, ни в мирном, ни во враждебном.

Наконец новгородцы, чтобы прекратить все недоумения со Псковом, в явной и прямой помощи которого они нуждались по случаю войны с шведским королем, в 1347 году заключили с псковичами формальный договор, по которому признали Псков младшим братом, т. е. таким же независимым и самостоятельным государством, как и самый Новгород. Относительно же управления церковными делами, по настоянию псковичей, новгородцы в том же формальном договоре положили законом, чтобы новгородский владыка управлял псковской церковью чрез своего наместника, непременно выбранного из псковичей, а отнюдь не из новгородцев, и чтобы ни по каким делам не вызывал псковичей на свой суд в Новгород. Это новое узаконение, принятое за основный закон, на время удовлетворило псковичей, примирило их с новгородским владыкой и они обещались принимать его по-прежнему во время его срочных подъездов и давать суд на целый месяц. Кроме того, в дополнение к договору псковичи выговорили себе право, чтобы при владычнем наместнике на суде и во всяком церковном управлении Пскову держать своего мужа из мирских людей; так что владычен наместник мог вести свои дела не иначе как по согласию с мужем, назначенным от веча. После таких важных уступок владыки новгородские опять вошли в сношения с псковичами и стали по-прежнему посещать Псков, и в урочное время на подъезд и суд, и в неурочное время, по просьбе псковичей. Таким образом, по-видимому, все было улажено надлежащим порядком; но на деле и та и другая сторона не были удовлетворены. Псковичи были недовольны тем, что их церковь все еще оставалась в зависимости от новгородской; а владыка новгородский, конечно, не мог не скорбеть, что его архипастырская власть осталась почти при одном праве – пользоваться определенными доходами.