Текст книги "История Пскова и Псковской земли"

Духовенство псковское устраивает пресвитерианское общество

Таким образом, все пошло по-старому – владыки новгородские по-прежнему начали получать свой подъезд и суд и держать во Пскове своего наместника из псковичей, а псковская церковь все более и более подчинялась вечу. Духовенство же по-прежнему все падало ниже и окончательно подчинилось псковскому обществу; беспорядки в церковной службе и в жизни духовных увеличивались более и более. Прихожане и церковные старосты, выборные от прихода, не только торговали церквами как лавками, не допускали священников и даже игуменов по монастырям ни в какому церковному управлению и распоряжались церковными имениями и суммами как своими собственными, но и самими священниками и игуменами нередко располагали как своими наемниками. Защита, которую духовенство думало найти в соборах, оказывалась очень слабою и ненадежною в борьбе с требованиями народного веча, которое распоряжалось церковными делами с полным произволом, не справляясь ни с какими церковными законами. В 1468 году своеволие веча дошло до того, что оно отлучило от службы и лишило должностей всех вдовствующих попов и диаконов, не только не посоветовавшись об этом с владычным наместником и псковскими соборами, но даже не спросившись ни у владыки новгородского, ни у митрополита всея Руси. Эта последняя чересчур крутая и своевольная мера, и многие другие вопиющие беспорядки и неправды наконец подняли долго молчавшее духовенство; и в 1469 году все священноиноки и священники всего Пскова решились на последнюю меру: образовать из себя правильно организованное пресвитериальное общество со своими законами, утвержденными всем Псковом, со своим выборным начальством, которое было бы представителем не того или другого собора, но всего псковского духовенства и имело бы достаточно силы действовать сколько-нибудь независимо от прихотей церковных старост и своеволия веча. Решившись на такую важную меру, священноиноки и священники Пскова, все до одного, осенью 1469 года явились на вече и, благословив псковского князя Федора Юрьевича и посадников степенных и всех посадников и весь Псков, выразили свое требование, с которым пришли, в следующих словах: «Таково видите и сами, сынове, что по нашим грехам, такову на нас Господь свою милость посылает к нам, и ожидая, сынове, как от вас, так и от нас обращения к себе. А ныне, сынове, промежи себя хотим, по правилам св. отец и святых апостол, во всем священстве крепость поддержати, а о своем управленьи, как нам священникам по Номоканону жити; а вы нам, сынове, поборники будете, за неже здесь в сей земли правителя над нами нет, а нам о себе тоя крепости удержати немочно но промежи себя о каковых нибуди духовным вещах. А вы ся в то иное и миром вступаете, а чрез святых апостол и св. отец правила; а в том, сынове, и на вас хотим таковую крепость духовную поддержати». Вече, отчаявшееся уже иметь особого епископа Пскову и желая так или иначе отделаться от владыки новгородского, было радо таковому предложению духовенства и отвечало: «То ведаете вы, все Божие священство; а мы вам поборники на всяк благ советь». По получении такового благоприятного ответа духовенство, написав грамоту из Номоканона о всех своих священнических крепостях и о церковных вещах, положило ее в ларь Св. Троицы, где хранились и окончательно утверждались все псковские законы, и на вече, перед всем Псковом, выбрало себе по грамоте правителей над всеми бывшими тогда пятью соборами и над всем священством, попа Андрея Козу, от Св. архангела Михаила и другого с Завеличья Харитона, попа от Успения Пресвятой Богородицы. Таким образом, псковское духовенство, с согласия всего Пскова, успело организовать из себя что-то целое, в чисто псковской форме правления, при двух выборных начальниках, со своими законами, которые обязалось соблюдать и само псковское вече.

Но непродолжительно было существование этого нового устройства, придуманного псковским духовенством; той же осенью, в ноябре, один из выбранных правителей, поп Андрей Коза, возбудил против себя неудовольствие и бежал к владыке в Новгород, а зимою, 22 января, владыка новгородский Иона уже приехал в Псков. Посадники, духовенство и народ встретили владыку у Старого Вознесения, обыкновенным порядком, со крестами. Прожив неделю, владыка соборовал у Св. Троицы, причем торжественно читали синодик, пели благоверным князьям, лежащим в Дому Св. Троицы, вечную память, а всем православным христианам великие много лет, а злых предали проклятию. Исправивши это все по порядку, владыка пригласил к себе на Пустынский двор (где обыкновенно останавливались Новгородские владыки, приезжая во Псков) посадников и всех священников, начал расспрашивать о составленной духовенством уставной грамоте и говорит: «Кто осмелился ее составить и утвердить не спросясь меня, я сам хочу здесь судить и разбирать все духовные у дела, а вы выньте ту грамоту и раздерите». На это требование владыки духовенство, посадники и вече отвечали ему: «Мы, господине, сделали это не отступая от миродокончальной грамоты, на которой крест целовали; а сам ты ведаешь, что тебе здесь не само много быти, а того дела тебе вскоре нельзя управить, занеже при сем последнем времени о церквах Божиих смущенно сильно в церковных вещах и священниках, немощно нам тебе всего и сказать, тии сами ведают, тако творяще все бесстужство; ино о том та грамота от всего священства из Номоканона выписана и в ларь положена по вашему же слову, как еси сам, господине, преже сего был в дому св. Троицы, и прежние твоя братья, а велите и благословляете всех пяти соборов с своим наместником, а с нашим псковитяном, всякия священническия вещи по Номоканону правити». На таковой ответ владыка смиренно и кротко сказал: «Мне об этом должно доложить митрополиту Московскому и всея Руси Филиппу, и я вас уведомлю о том, как он повелит управит это; ибо я и сам, сынове, от вас слышу, что это дело великое и христианству очень развратно, а церквам Божиим мятежно, а иноверные радуются, видя христиан живущих в такой слабости, и укоряют наше небрежение». Покончивши таким образом переговоры о новой уставной грамоте, владыка благословил всех псковичей, собрал со священников свой подъезд, и 5 февраля оставил Псков, и его с почетом проводили до рубежа. Но тем дело не кончилось. Осенью следующего года, по челобитью владыки новгородского, приехал во Псков с великокняжеским послом и посол от митрополита. Посол этот передал всему Пскову благословение от митрополита, подал вечу митрополичью грамоту, в которой написано так: «Чтобы есте тое управление, сынове, священническое, как священники, так и весь Псков, положили на своего богомольца архиепископа, занеже тое дело изкони передано святителю управляти». Затем присланный вместе с посольством владычен человек Автомон от имени архиепископа новгородского сказал: «Вас все священство и весь Псков, своих сыновей, благословляю; и коли тыя святительския вещи положите на мне, то и сами увидите, какову о том наипаче затея крепости духовную крепость о всяком церковном управлении и о священниках поддержу». Посол великого князя от его имени также подал совет не противиться требованию митрополита и владыки новгородского. Псковское вече и духовенство, не решаясь противоречить великому князю и митрополиту, положили передать все церковное управление владыке новгородскому Ионе, на основании правил Номоканона, но еще два месяца не вынимали уставной грамоты из ларя; наконец 5 января вынули означенную грамоту и подрали, а 7 января отправили к владыке новгородскому посольство просить его распоряжений о церковных делах. Так кончилось придуманное псковским духовенством и утвержденное вечем новое церковное устройство, имевшее силу действующего закона только один год и два месяца с половиной, как прямо сказано о церковной уставной грамоте в летописи: «А лежала в лари тая грамота положена год да полтретья месяца».

Владыка новгородский снова вступает в свои прежние права. И новые неудовольствия и беспорядки

С передачею управления псковскою церковью владыке новгородскому на прежних недостаточных основаниях по-прежнему начались беспорядки и неудовольствия; по-прежнему духовенство вступило в зависимость к светскому обществу и вечу, а на владычне управление на первом году стали роптать. Летописец говорит: «Тояже зимы (1470 г.) владыка Иона прислал во Псков приказание, чтобы вдовые священники и диаконы ехали к нему в Новгород на управление, и начал у них мзду имать, у кого по рублю, у кого по полтора рубли, и всем без исключения начал давать благословение и новыя грамоты за печатьми ради тоя мзды, а не по св. отец и святых Апостол правилам, как обещал Пскову». Очевидно, обвинения летописца в настоящем распоряжении владыки Новгородского едва ли были правильны, ибо в деле о вдовых священниках архиепископ Иона своими распоряжениями только уничтожил своевольное и незаконное распоряжение псковского веча, в 1468 году вмешавшегося в святительский суд и отлучившего вдовых священников от службы самовольно, не снесясь с владыкой. Владыка здесь только отступал от порядка, узаконененного мирным договором 1347 года, по которому псковских священников не дозволялось вызывать для суда в Новгород. Это неправильное обвинение прямо свидетельствует, что во Пскове неприязненно смотрели на управление владыки новгородского псковской церковью и что псковичи, видимо уступивши настояниям великого князя и митрополита, продолжали свое прежнее самоуправство относительно церковных дел и не думали искать управы у владыки новгородского, а напротив, смотрели на владыку как на собирателя известных пошлин и мздоимного притеснителя духовенства. И действительно беспорядки и соблазн в псковской церкви, по уничтожении уставной грамоты 1469 года, год от года увеличивались и подчас достигали крайних пределов безобразия, свидетельствующих о том, как низко пало псковское духовенство. Вот два случая, резко характеризующие это плачевное время, записанные в летописях. В 1470 году сгорела церковь на Уситве, принадлежащая собору Св. Троицы, на другой год вздумали построить вместо одной сгоревшей две церкви – одну на старом месте, а другую на новом, против первой. Но строители на новом месте подкупом подняли чернь и толпою явились на вече, и по их требованию посадники послали с веча приставов остановить постройку церкви на старом месте. И в это же время игумен одного монастыря тоже поднял чернь, с толпою пришел на вече и говорил: «Вам нет в том никакого греха, ежели вы отнимите у Святой Троицы ту землю и воду (где была старая церковь) и отдадите мне в монастырь, я это принимаю на себя». И посадники вместе с вечем, не разбирая дела, приняли и сторону дерзкого игумена, отняли означенную землю у церкви Св. Троицы и передали в монастырь. А другой случай еще безобразнее: в 1495 году вече положило собрать полк в помощь московскому государю против немцев и определило, чтобы с десяти сох снаряжали по одному конному человеку, не исключая священников и диаконов. Священники и диаконы этому воспротивились и явились на вече отстаивать свои права; завязался горячий спор, в котором, после многих ругательств над всем духовенством, вече определило высечь кнутом двух Рождественских священников Ивана и Андрея, и несчастные, уже раздетые, в одних сорочках стояли перед народным собранием, и только кстати отысканное одно правило Номоканона, по которому запрещалось собирать военных людей с церковной земли, спасло от кнута спины означенных священников.

Устройство псковской церкви вообще

Таким образом, Псков, в продолжение всей своей исторической жизни до самого присоединения к Москве постоянно тяготившийся зависимостью своей церкви от владыки Новгородского, не мог освободить ее от этой зависимости; и церковь псковская постоянно оставалась только известной частью церкви новгородской, но такой частью, которая имела свой, ей только свойственный характер, которым она резко отличалась как от новгородской церкви, так и от других церквей Русской земли. Новгородский владыка, с которым псковская церковь против воли была связана, с первых годов XIV столетия уже постоянно считался для нее чуждым, по крайней мере во мнении псковского общества. В своей церковной иерархии псковская церковь считала только игуменов, священноиноков и священников, диаконов и причетников, других церковных чинов она не знала; в ней даже не было архимандритов. Стараясь, сколько возможно, менее иметь отношений к владыке Новгородскому, церковь псковская непосредственно управлялась своими выборными поповскими старостами, протопопами, или соборскими старостами; а находясь в большей зависимости от светского общества и веча, она должна была допустить в ближайшему участию в своих делах и церковных старость из мирских людей, выборных от местного общества. В Псковской земле не только при церквах приходских и соборах, но и при монастырях всегда было по двое выборных старост от местного общества, которые, как представители своих избирателей-прихожан, имели огромное влияние на церковные дела, управляли церковными имениями и даже распоряжались священнослужителями, могли удалять их и приискивать новых по своему усмотрению. Псковская церковь особенно отличалась от других русских церквей тем, что носила характер демократический и находилась в большой зависимости от мирского общества; другой отличительной чертой псковской церкви было то, что не только монастыри и соборы, но и все приходские церкви без исключения имели за собой значительный по псковским размерам вотчины, как прямо об этом писал даже в XVII веке митрополит Маркелл: «Здесь во Пскове все церкви вотчинныя, и по древнему обыкновению церквами владеют и теми вотчинами корыстуются мужики» (т. е. мирские люди).

Церкви во Пскове разделялись на городские и сельские, и последние постоянно находились в подчинении у первых и управлялись городскими поповскими старостами. Отпадение сельских церквей от городских последовало уже во время московского владычества, как прямо говорит летопись под 1544 годом: «Отклонишься от городских попов, от всех семи соборов сельские попы и пригородские; а владыка Феодосий благословил старосту им, дал Ивана попа Георгиевского с болота». Во время же самостоятельности Пскова все церкви городские, и пригородские и сельские, составляли одно целое, и до 1357 года причислялись все к Троицкому собору, а потом, в продолжение времени, были распределены во время независимости Пскова на шесть соборов; по соборам были расписаны не только приходские церкви, но и монастыри; так что в этом отношении монастыри не отличались от приходских церквей и состояли в ведении того же выборного начальства, как и сии последние, т. е. у поповских соборских старост, в которые избирались как игумены, так и белые священники, например, в летописи под 1466 годом сказано: «Псковичи поставили церковь Св. Варлаама по совету всех пяти соборов священноиноков, священников и диаконов». Здесь за уряд причислены к пяти соборам священноиноки и священники. Монастыри во Пскове также имели свои приходы и состояли в такой же зависимости от веча и под управлением приходских старост, как и другие приходские церкви.

Общеестественное значение духовенства

Духовенство во Пскове не составляло отдельного сословия; в церковную службу там обыкновенно поступали, как и во все другие службы, по выбору из всех сословий; а дети священнослужителей ежели не поступали в церковную службу, то уже не считались в числе духовных, а причислялись или к тому сословию, к которому относились по избранным ими занятиям, или считались в том сословии, из которого вышли их отцы. Так, ежели который священник был выбран к церковной службе из бояр, то его дети, не поступившие на церковную службу, причислялись к боярам. А посему духовенство, как чисто выборный класс служилых людей, во Пскове пользовалось всеми правами полноправных граждан, наравне с мирскими людьми, и участвовало на вече, и за то несло все общественные повинности и тягости наравне мирянами: так, например, в 1517 году, при постройке стены на Кроме, священники по раскладке возили каменья, а псковичи – песок. Вообще положение духовенства во Пскове далеко не походило на положение духовенства в других краях Руси. О псковском духовенстве можно сказать, что оно, в сравнении с духовенством в других краях Руси, по своему положению в обществе ближе подходило к мирским людям, или, иначе сказать, служба духовенства была церковная, а общественное положение и жизнь – чисто мирские, нисколько не напоминающие духовенство в Новгороде или в другом каком крае Руси.

Рассказ четвертый. Власти

Движение и виды власти во Пскове

Псков, как колония, как пригород Великого Новгорода, первоначально управлялся так же, как и все новгородские пригороды, т. е. новгородским вечем и собственным своим домашним вечем, которое вполне было подчинено новгородскому вечу и беспрекословно исполняло все его решения, как сказано в летописи: «на чем старшие сдумают, на том и пригороды станут». При таковой зависимости псковского веча от новгородского, естественно, правительство во Пскове, т. е. все выборные власти, особенно важнейшие, обыкновенно присылались из Новгорода или новгородским вечем назначались из псковичей по выбору местного веча. Равным образом смена главных в городе властей принадлежала Новгороду: так, например, в 1132 году новгородцы дали посадничество во Пскове Мирославу Гюрятиничу, а в 1134 году перевели его посадником в Новгород. Или в 1136 новгородцы и псковичи, собранные на новгородском вече, общим приговором решили изгнать князя Всеволода Мстиславича и пригласить Святослава Ольговича; а в следующем году, по согласию с одною новгородскою партиею, псковичи пригласили Всеволода к себе и решились драться из-за него с новгородцами и когда он в скорости умер во Пскове, то объявили своим князем его брата Святополка, а в 1138 году смирились с новгородцами и их князя Ростислава Юрьевича признали и своим князем. Впрочем, таковой порядок не был постоянным. Псковичи то принимали начальников, присланных новгородским вечем, то не принимали, а выбирали своих; то признавали своим князем новгородского князя, то принимали особенного князя, присланного Новгородом, то сами приглашали к себе князя со стороны. Вообще порядок управления Псковом первоначально зависел от того, в каком отношении Псков находился к Новгороду или, иначе сказать, господствующая ли партия новгородская действовала во Пскове или партия, потерпевшая поражение в Новгороде. В первом случае Псков совершенно подчинялся новгородским распоряжениям, а в последнем он вступал в борьбу с новгородскими порядками и выказывал некоторую самостоятельность в своем внутреннем управлении; так что почти до XIV столетия продолжалась какая-то неопределенность в устройстве псковского управления. Но по мере того как Псков усиливался и приобретал более независимости и самостоятельности, в нем вырабатывался свой своеобразный строй правительства, с виду очень сходный с новгородским, но, в сущности, далеко не похожий на него. По этому своеобразному строю правительство псковское составляли четыре вида властей: 1) верховная власть веча, представляющая собою волю самого Пскова; 2) власть выборная – это власть посадников и других начальников из псковичей же, назначаемых вечем; 3) власть приглашенная или принятая со стороны, собственно власть князя; 4) власть, насильно навязанная, чужая, каковою, как мы уже видели, была власть владыки новгородского, от которой власти Псков, во все время своей самостоятельности, старался отделаться, но не успел в этом.

Власть веча, как выражение воли целого народа, во Пскове, точно так же как и в Новгороде, была властью верховной и непрерывной и прекратилась только с падением самостоятельности Пскова при великом князе Московском Василье Ивановиче. Эта власть вынесла и отразила на себе все судьбы Пскова, так что история псковского веча есть уже в главных чертах история самого Пскова. Первоначально Псков был незначительным пригородом Новгорода, крайним западным постом новгородской колонизации в пределах чуждых племен, – чуди, наровы и летголы, вполне зависевшим от Новгорода, который сбывал туда свою неугомонную вольницу и распоряжался ею для своих целей, собственно для защиты западной границы своих владений и для поддержки колонизации в этом краю. Во все это время и псковское вече было покорным слугою новгородского веча; псковским вечем тогда руководили бояре и воеводы, приходившие из Новгорода. Потом, когда Псков несколько усилился и из военного поста сделался значительною колонией, обзавелся торговлею, стал иметь влияние на соседних иноплеменников, до некоторой степени подчинил их себе и начал посылать к ним своих даньщиков, хотя еще и не разрывал своих связей с Новгородом и признавал себя новгородским пригородом, тогда и псковское вече получило больше самостоятельности и независимости и подчас начало выказывать сопротивление распоряжениям новгородского веча, впрочем, все еще под руководством новгородских бояр, по каким-либо обстоятельствам удалявшихся во Псков. В это-то время псковское вече начало, хотя еще непостоянно, принимать или приглашать во Псков особых князей мимо Новгорода. Далее, когда Псков, не разрывая еще своей родственной связи с Новгородом, настолько усилился и разбогател, что уже сам построил несколько пригородов, вполне ему подчиненных, и не только в большей части случаев не стал нуждаться в пособии новгородцев, но уже нередко расходился в своих местных интересах с новгородскими интересами, тогда и псковское вече приобрело большую самостоятельность и ежели иногда еще признавало решения новгородского веча, то в таком только случае, когда сии решения были согласны с его собственными видами. Оно уже больше не подчинялось руководству новгородских бояр, а напротив того, и может быть именно вследствие того, что в предшествовавшее время слишком сильно высказалось влияние сих бояр, сложилось в чисто демократическом духе и смотрело как на новгородских бояр, еще иногда приходивших во Псков, так и на своих только как на слуг народной воли. Наконец, с половины XIV столетия, когда самостоятельность и независимость Пскова была признана самим Новгородом по мирному докончанию 1347 года, тогда и псковское вече приобрело вполне самостоятельную верховную власть, уже не зависящую ни от какой другой власти ни во внутреннем управлении, ни в сношениях с соседними владетелями. Впрочем, эта неограниченная власть веча во Пскове была непродолжительна. Псков, окруженный со всех сторон сильными соседями, волей-неволей должен был избрать себе покровителя, на которого в случае нужды мог бы опираться; и таковым покровителем в конце XIV столетия явился князь Московский, от которого Псков начал получать себе князей, а с тем вместе, разумеется, и псковское вече до некоторой степени подчинилось московскому влиянию. Влияние это до половины XV века было едва заметно и нисколько не стесняло самостоятельности псковского веча. Самостоятельность Пскова во все это время была нужна для московских князей по их отношениям к Новгороду и Литве, а потому они не только не стесняли власти псковского веча, а напротив, старались поддерживать ее. Но во второй половине XV века обстоятельства сильно изменились не в пользу самостоятельности Пскова; а посему влияние московского государя год от года стало сильнее тяготеть над псковским вечем и кончилось тем, что когда самостоятельность Пскова более уже не была нужна для московского государя, то великий князь Василий Иванович в 1510 году объявил чрез своего дьяка, чтобы во Пскове вечу не быть и вечевой колокол снять. И 13 января, по последнему определению, вечевой колокол сняли и отвезли в Светогорский монастырь, откуда великокняжеский дьяк переправил его к великому князю, бывшему тогда в Новгороде.

Псковское вече, по началу своему одинаковое с вечем новгородским, мало-помалу с течением времени, согласно с обстоятельствами, в которых находился Псков, выработалось своеобразно и далеко оставило за собой новгородское вече относительно развития своей власти, которую оно постоянно ревниво старалось охранять как выражение воли целого народа, и строго держало в полном подчинении все другие власти.