Текст книги "Вацлав Гавел. Жизнь в истории"

Идея создания подебрадской школы возникла у Франтишека Ягоды, директора гимназии в городе Кладно, когда он сидел в концлагере Терезин. Одним из товарищей Ягоды по концлагерю был врач Ладислав Филип – кардиолог, основатель сердечного санатория в Подебрадах, энтузиаст скаутского движения. В 1944 году Филип вышел на свободу и в самом конце войны создал в Подебрадах подпольную организацию, которой в мае 1945 года даже удалось договориться с немцами о сложении теми оружия. Сразу после войны кардиолог Филип стал первым председателем местного муниципалитета и одним из создателей лицея имени короля Иржи из Подебрад.

Иржи, или Георгий, Подебрадский – чешский дворянин и полководец. Во время религиозных войн его семья примкнула к умеренному крылу гуситов, известному как чашники или «утраквисты». Иржи удалось возглавить утраквистскую партию, а в середине XV века он был назначен регентом при малолетнем короле Ладиславе. После смерти Ладислава Иржи был коронован как чешский король, что годом позже признал и император Священной Римской империи Фридрих III. Но в дальнейшем взаимопонимание с императором было утеряно, а добрые отношения с папским престолом не сложились вовсе: Ватикан назвал чашников еретиками и даже призвал к крестовому походу против них. В ходе междоусобных войн гуситский король отказался от права передачи престола своим детям. В современной Праге имя Иржи из Подебрад носит одно из красивейших мест города – площадь с уникальной церковью Пресвятого Сердца Господня.

Впрочем, Ягода и Филип выбрали для школы имя не просто одного из ярких исторических персонажей, имеющих отношение к Подебрадам. Находясь в конфликте с папой римским и пытаясь выйти из политической изоляции, король предложил европейским государям амбициозный Договор об утверждении мира между христианами. При желании в договоре можно разглядеть даже прообразы современной европейской интеграции с проектами общеевропейского суда и общеевропейского парламента. Не случайно, говоря о чешском стремлении снова стать полноправной частью Европы, имя Иржи из Подебрад будет часто упоминать в своих статьях и выступлениях Вацлав Гавел.

Техническое содержание школы взял на себя городской бюджет Подебрад, работу персонала оплачивало правительство. Осенью 1946 года школа торжественно открылась в присутствии министра образования. Как вспоминал впоследствии один из самых известных, наряду с Гавелом, выпускников школы режиссер Милош Форман «треть детей были военными сиротами, треть детей сыновьями могущественных капиталистов, а треть – сыновьями еще более могущественных коммунистов»6060
  https://www.irozhlas.cz/zpravy-domov/exkluzivni-rozhovor-milos-forman-o-vaclavu-havlovi_201112230800_kkrenova.


[Закрыть].

Были среди учеников подебрадской школы люди, меньше известные за границей, чем Гавел и Форман, но, безусловно, заметные в национальной истории. Среди них, например, глава Чешского олимпийского комитета Милан Йирасек и выдающийся дирижер Марио Клеменс. Там же учился еще один чешский кинематографист Иван Пассер – русскому зрителю он больше всего знаком именно как соавтор Формана, сценарист его ранних фильмов «Любовные похождения блондинки» и «Бал пожарных».

Бесспорно яркими фигурами были братья Йозеф и Цтирад Машины. Их отец, офицер Йозеф Владимир Машин, – один из немногих профессиональных военных Первой республики, рискнувших оказать сопротивление немцам: в марте 1939 года Машин попытался взорвать оружейный склад в рузинских казармах, за что был отстранен от службы. В дальнейшем он вместе с двумя друзьями создал подпольную группу «Три волхва», передававшую агентурную информацию лондонскому правительству. В мае 1941 года Машин был арестован гестапо после перестрелки на конспиративной квартире и в тяжелом состоянии увезен в лазарет СС. Летом 1942-го он был расстрелян, по преданию, успев крикнуть палачам: «Да здравствует Чехословацкая республика!»

Весной 1949 года сыновей Машина потрясла казнь нескольких студентов юридического факультета Карлова университета. А после процесса над группой людей, пытавшихся освободить из тюрьмы генерала Пику, братья и несколько их друзей решили создать антикоммунистическую организацию. Их деятельность была крайне спорной. Несколько раз они нападали на полицейские участки; Цтирад Машин с товарищем однажды подожгли несколько стогов сена в знак протеста против насильной коллективизации. Был на их счету и прямой грабеж – одевшись в форму народной милиции, они остановили машину с зарплатой для одного из предприятий и убили казначея. Осенью 1953 году члены группы предприняли попытку бежать в Западный Берлин. Полиции ГДР и советским солдатам удалось захватить двух беглецов, но оба брата и еще один человек благополучно добрались до американской оккупационной зоны и уехали в Штаты. Цтирад Машин умер за несколько месяцев до Вацлава Гавела, Йозеф Машин жив по сей день.

В общей сложности на совести группы семь человеческих жизней; еще трое немецких полицейских были убиты собственными сослуживцами во время охоты на братьев в ГДР. Двое участников были казнены. Однозначного отношения к деятельности группы у чешского общества так и не сложилось. Во время опроса 2003 года лишь треть респондентов назвала Машинов героями и более половины – убийцами6161
  https://ct24.ceskatelevize.cz/domaci/1461545-masinove-stale-zustavaji-kontroverzni-dvojici-ceskych-modernich-dejin.


[Закрыть]. Однако в 2011 году на похоронах Цтирада министр обороны Александр Вондра заявил о присуждении братьям ордена Золотой липы – специальной награды министерства за выдающийся вклад в развитие обороны и безопасности страны. За несколько лет до этого деятельность группы оценил, хотя и полуофициально, премьер-министр Мирек Тополанек. При этом в одном из последних интервью Цтирад Машин говорил, что у братьев было заведено твердое правило: не брать никаких наград ни от Вацлава Гавела, ни от Вацлава Клауса, которых оба осуждали за отказ запретить коммунистическую партию. Вацлава Гавела Цтирад назвал «кретином, которого вырастили чекисты»6262
  https://zpravy.idnes.cz/ctirad-masin-komunisty-jsme-zabijet-chteli-na-co-bychom-meli-zbrane-1f4-/domaci.aspx?c=A110815_144259_domaci_js.


[Закрыть].

Лицей короля Иржи строился по английским образцам. Это предусматривало, во-первых, много спортивных занятий, а во-вторых, довольно серьезные наказания, включая карцер и телесные экзекуции. Однажды учитель заставил Гавела перенести с одного берега ручья на другой и обратно груду камней.

Иван Пассер рассказывает, как однажды они с Милошем Форманом устроили соревнование: кто дольше простоит у стены, прижимая головой свою шапку. Оба продержались около трех часов, и Пассер вспоминал, что не мог двигать шеей следующие три дня6363
  http://www.unitedfilm.cz/unitedvision/index.php/en/articles/item/509-ivan-passer-in-60-s-we-supported-each-other-success-of-one-paved-the-way-for-others.


[Закрыть]. А вот Вацлав Гавел в спортивных состязаниях оказался довольно слаб. «Играя в футбол, он был одержим идеей, что хороший игрок всегда находится там же, где мяч. Так он гонялся за мячом, и в результате через десять минут ему уже нужно было полежать», – с явной иронией рассказывал первому биографу Гавела Эде Крисеовой Милош Форман6464
  Kriseová E. Václav Havel: jediný autorizovaný životopis. Praha: Práh, 2014. С. 17 (далее – Крисеова).


[Закрыть]. К этому же времени относится и знаменитая история с велосипедом. Каждый школьник должен был проехать вокруг статуи короля Иржи у входа в замок – около 50 метров. Гавел, как рассказывают, просто не смог остановиться и выкатился на дорогу, ведущую в сторону города Нимбурк. Сам он позже утверждал, что обладал чудовищным чувством равновесия и, скорее всего, просто упал бы. Но по легенде, среди распространителей которой был и Милош Форман, одному из учителей пришлось догонять Гавела на мотоцикле.

Зато вот что великий режиссер пишет в мемуарной книге «Круговорот»: «Среди моих подопечных находился пухлый мальчуган с умным личиком, который поразил меня своим послушанием и вежливостью. Я подумал, что ему не избежать участи “раба” в спальне, но <…> со временем я увидел, что его товарищи по комнате относятся к нему с дружеским уважением. Это был Вацлав Гавел, и в нем уже чувствовалась та внутренняя сила, которая позже помогла ему пережить первые годы тяжелого тюремного заключения, десятилетия надзора и преследований со стороны коммунистического правительства, а также и все сложности демократического президентства»6565
  Форман М. Круговорот. М.: Вагриус, 1999. С. 69 (далее – Форман).


[Закрыть].

Школьное прозвище Гавелу тоже придумал Форман. Милош увидел полноватого мальчика, идущего по двору в куртке и штанах из черной шерсти, и дал ему кличку Chrobák – Жук. «Даже сейчас в президентскую канцелярию иногда приходят письма от моих бывших скаутских товарищей, которые начинаются словами “Милый Жук”. А сотрудники службы несколько обеспокоены: что это значит, когда президента, Его Превосходительство, называют Жуком?» – рассказывал Гавел в большом радиоинтервью 1993 года6666
  https://archive.vaclavhavel-library.org/File/Show/159600.


[Закрыть].

Кстати, в том же разговоре на радио Гавела спросят, били ли его в детстве. Президент ответит, что родители его не били, а вот один из соучеников поколачивал. Этим соучеником был Ян Шкода. Через много лет он станет генеральным секретарем легальной при коммунистическом режиме Чехословацкой социалистической партии.

В Подебрадах у Гавела уже заметно чувство подросткового отчуждения от семьи и семейного дела. Когда один из учителей стал расспрашивать, чем занимаются его родители, Вацлав долго отмалчивался, а потом нехотя сказал, что у них «два ресторана». «Рестораны? Какие рестораны?» – допытывался профессор, пока ученик не выдавил: «“Люцерна” и “Баррандов”…»

Перелом произошел в 1948 году, после коммунистического переворота. Подебрадский интернат покинули несколько неугодных власти педагогов, начались исключения детей из «неправильных» семей. В 1950 году большинство учащихся разъехались по домам, а лицей после коммунистической образовательной реформы стал обычной школой.

«Šestatřicátníci»

Когда мальчики вернулись из Подебрад в Прагу, речь шла уже не столько о получении элитарного образования, сколько о том, смогут ли они получить образование вообще.

С точки зрения коммунистических идеологов, дети богатых родителей были обязаны искупить отцовские грехи и перековаться в настоящих граждан социалистического государства – разумеется, с помощью физического труда. Первоначально Вацлав должен был стать плотником, но родители всерьез опасались, что их нерасторопный сын просто убьется или покалечится; благодаря их хлопотам он смог получить должность лаборанта в Высшей школе химической технологии, как раз в начале 50-х ставшей самостоятельным вузом, отделившимся от ČVUT. Устроившись на работу, Гавел начал ходить в среднюю школу для работающей молодежи на Штепанской улице.

Вскоре одним из его товарищей становится Радим Копецкий, сын известного дипломата. В молодости Ярослав Копецкий был товарищем Вацлава Марии Гавела по студенческому движению, затем работал в Румынии и Югославии. Перед войной представлял Чехословакию в Лиге Наций и в начале оккупации демонстративно отказался сдавать свой пост. Во время войны координировал связь между чешским Сопротивлением и правительством Бенеша, после войны был назначен послом в Швейцарию, некоторое время работал в МИДе, но в 1948 году его дипломатическая служба, разумеется, оборвалась. В 1949 году семья Копецких пыталась перейти границу с Германией, но их поймали, и до 1960 года отец сидел в тюрьме. Его заставили дать ложные показания на двух крупнейших процессах тоталитарной эпохи: против Милады Гораковой и Рудольфа Сланского.

С дружбы Вацлава Гавела и Радима Копецкого начинается интереснейшая страница в жизни Вацлава и весьма своеобразная страница в истории чешской литературы – появляется кружок «Šestatřicátníci» («Шестатржицатники»). Это название, отсылающее к году рождения организаторов, придумал Копецкий. Речь никогда не шла о четко оформленном литературном движении или школе. Скорее это было вольное товарищество талантливых молодых людей, нуждавшихся в общении и самовыражении. Первоначально членами кружка стали ближайшие приятели Вацлава и Радима.

Через Копецкого Гавел завел эпистолярное знакомство с юным поэтом Иржи Паукертом. Когда-то Паукерт, сын офицера Генштаба, был соседом Копецкого и ходил с ним в одну гимназию, но к моменту переезда Гавела в Прагу он жил уже в Брно – его отца перевели туда на службу, разжаловав в солдаты. Так деятельность кружка разрослась на два города, втягивая и других жителей Брно, таких как Вера Лингартова или Виола Фишерова.

Большое влияние на молодых людей оказал отец Виолы, профессор Йозеф Людвик Фишер, философ и социолог. Во время Первой республики он придерживался открыто левых взглядов, с 1924 по 1930 год даже состоял в коммунистической партии. Участвовал в работе «Левого фронта» – организации социалистически настроенных интеллигентов, членами которой были, например, журналист Юлиус Фучик и прозаик Владислав Ванчура. В 1938 году стал председателем брненского отделения Общества друзей демократической Испании.

После нацистской оккупации Фишер уехал в Нидерланды, где и жил до конца войны, очевидно, не привлекая к себе внимания. Жена профессора была вынуждена регулярно отмечаться в гестапо, а маленькая Виола придумала сама для себя сказку о том, что мама ходит в какое-то страшное место и только от молитв девочки зависит, вернется ли она домой. История детской травмы, чем-то напоминающая «Лабиринт фавна» Гильермо дель Торо.

После войны и в первые годы коммунистического режима Фишер делал уверенную академическую карьеру, в конце 40-х исполнял обязанности ректора университета Палацкого в Оломоуце. Однако в 1954 году он подверг публичной критике школьную реформу, и оказался в опале; в 1955-м был исключен из компартии (куда снова вступил в феврале 1948 года). Еще несколько лет преподавал в Оломоуце и Брно, но в 1960 году его вынудили уйти на пенсию. Либерализация середины 60-х позволила Йозефу Фишеру вернуться к работе; он публиковался в научных журналах и вновь преподавал в университете Палацкого, но в конце десятилетия снова и уже окончательно вышел на пенсию.

Личное знакомство с Иржи Паукертом состоялось дома у Гавела. Иржи потом вспоминал, что ожидал встретить кого-то вроде Евгения Онегина, а повстречал Обломова.

Творчество Паукерта (он писал стихи под псевдонимом Кубена) отличал причудливый сплав католической мистики и гомосексуальной эротики – сочетание явно сложное для понимания большинства тогдашних читателей и не слишком перспективное для литературной карьеры в социалистической стране. Сексуальная ориентация могла стоить Иржи и расположения друзей – он был влюблен в Ивана Гавела и летом 1954 года, когда шестатржицатники собрались в Гавлове, пытался добиться взаимности, что вызвало резкое отторжение у многих товарищей. Ситуацию удивительным образом сгладила Божена Гавлова: почти все, пишущие о «Шестатржицатниках», сходятся на том, что она очень тепло, ласково и покровительственно относилась к Кубене, а он с той же теплотой и почитанием – к ней. И практически все сходятся на том, что гомосексуальность Иржи напоминала пани Гавловой о девере Милоше.

Описать «Шестатржицатников» как литературную группу довольно трудно. Все ее участники преследовали разные цели и руководствовались разными мотивами. Так, для Радима Копецкого группа была скорее местом политических дебатов, для Гавела же на первом месте стояло искусство. При этом у кружка не было ни принципиальных эстетических установок, ни идеологических рамок. В первый год существования группы ее участником стал мальчик по имени Милан Калоус – страстный поклонник Гитлера, Муссолини и Франко. Вот этого ребята выдержать не смогли, и Калоус «Шестатржицатников» покинул. «Компромисс не был достигнут никогда, наоборот, все дебаты лишь утверждали в каждом его собственные убеждения», – констатировал Копецкий уже через год6767
  https://casopis.hostbrno.cz/archiv/2005/8-2005/sestatricatnici.


[Закрыть].

Пражским шестатржицатникам нужно было где-то собираться. Заказывать пиво подростки не могли, поэтому со временем они обосновались в кофейне «Славия» – через дорогу от Национального театра, там, где Национальный проспект упирается во Влтаву.

Они стараются знакомиться с известными литераторами, что им, кстати, удается. Навещают Витезслава Незвала и будущего нобелевского лауреата Ярослава Сейферта, знакомятся с вдовой Карела Чапека, актрисой и писательницей Ольгой Шайнпфлюговой. Гавел посещает полуопального классика чешской поэзии Владимира Голана. «Только Сейферт, Голан и Незвал идут собственным путем», – пишет Гавел в это время Иржи Паукерту6868
  Кайзер. С. 34.


[Закрыть].

Шестатржицатники вдруг обнаруживают, что богемная жизнь Праги протекает гораздо ближе, чем они думали. Когда Гавел пришел к поэту Иржи Коларжу, он вдруг узнал в хозяине человека, который часто сидел рядом в кофейне «Славия». За столом Коларжа в «Славии» он познакомился со своим будущим другом Зденеком Урбанеком – писателем, который перевел на чешский огромное количество англоязычной классики от Шекспира до Джойса. Приятелем шестатржицатников становится молодой, всего на год старше Гавела, но уже идущий в гору драматург Йозеф Тополь – его первая пьеса вышла на сцену в 1955 году, когда Тополь еще был студентом.

Группа выпускает журнал «Диалоги 36» (за два года вышло пять номеров, дизайн обложки создала Божена Гавлова) и альманах «Серебряный ветер» (название взято из романа чешского писателя-анархиста Франи Шрамека).

В 1953 году Гавел серьезно увлекается Маяковским и даже признается, что благодаря Маяковскому мог бы стать коммунистом. В то же время семнадцатилетнего юношу явно воротит от официальной пропаганды того времени. В марте, после смерти Сталина он напишет у себя в школьной тетради совершенно издевательский текст: «Отче наш, иже еси в Кремле, да святится имя твое, да будет воля твоя, яко в Советском Союзе, и во всем мире, за хлеб наш насущный тебя благодарим. Охраняй святость марксистской идеологии, как и мы следим за своими ближними и находим злодеев и классовых врагов»6969
  Кайзер. С. 40.


[Закрыть].

В 1953 или 1954 году Гавела якобы впервые приглашают для неофициальной беседы в StB (Státní bezpečnost – государственная безопасность). Никаких записей об этом в архивах службы не нашлось, да и серьезных намерений в отношении Вацлава у сотрудников явно еще не было – юный литератор вспоминал, что следователь с усмешкой спросил у него, лирику или эпос он пишет7070
  Кайзер. С. 61.


[Закрыть].

Первые итоги существования «Шестатржицатников» Гавел подведет в эссе 1953 года с названием «После года скульпторской работы»:

Есть скульпторы, которые никогда не заканчивают свои произведения. Их скульптуры никогда не кажутся им полностью готовыми, совершенными <…> Похоже дело обстоит и с человеческой душой. Человек неустанно совершенствуется, постоянно прибавляет, меняет и формирует свои взгляды, свои убеждения, до самой смерти. <…>

По своему замыслу Шестатржицатники были прежде всего состязанием, но состязанием добрых друзей, и его цель – не какой-то манифест или принятая общим голосованием резолюция, а создание как можно большего числа скульптур, чтобы через дискуссию, познание, сравнение просеивалось наше личное мнение.7171
  https://archive.vaclavhavel-library.org/File/Show/156766.


[Закрыть]

Остановимся еще на двух важных текстах 1953 года. В эссе «Гамлетовский вопрос» Гавел рассуждает о самоубийстве и свободе воли. Он приходит к мысли, что само наличие сознания и свободы воли подталкивает человека к осознанию себя как части природы. В таком случае самоубийство становится отрицанием человеческой природы, природы как таковой и Бога: «Природа (бог) в нас, а мы в ней. А еще она каждому из нас напоминает, что его любовь к жизни, жизненная сила и вера в собственный труд – лишь малая рябь на реке точно такой же веры всего человечества»7272
  https://archive.vaclavhavel-library.org/File/Show/156763.


[Закрыть].

В эссе «Пустота» Гавел высмеивает подражания модному у молодежи французскому экзистенциализму:

Слабые поэты всегда отстают на 30 лет от своего времени. В 1920 году они писали как Сватоплук Чех, в 1945-м как Андре Бретон, и если теперь они пишут как Альбер Камю, то копируют вещи всего лишь пятнадцатилетней давности. И к тому же просто копируют, не осознавая, что экзистенциализм – это великое проникновение в тайну жизни и царство зла и уродства. Обычно это бывает так.

Ничего. Я. Иду. Тьма. Мне кажется, что мир не имеет смысла. Мной овладевает страшная тревога. Мне усмехается проститутка с сифилитическим носом. Все мужчины – гомосексуалисты. Все женщины – лесбиянки. Проще говоря, весь мир это навоз и моча. И в этом месте автор-экзистенциалист обычно на сегодня заканчивает, потому что его зовет мама:

– Франтик, булочки на столе! А ты хотел идти на футбол!

И наш экзистенциалист с булочкой в руке бежит со всех ног на футбольное поле и насвистывает. И, быстро сбрасывая одежду на зеленую траву, он уже обычно забывает, что он вообще экзистенциалист, а мир и жизнь – это всего лишь канализация с людскими нечистотами.7373
  https://archive.vaclavhavel-library.org/File/Show/156764.


[Закрыть]

Несложно заметить, что в «Пустоте» Вацлав высмеивает, может быть неосознанно, и самого себя – начитанного подростка, который успешно сочетает и булочки от мамы, и довольно наивные рассуждения на философские темы, и первые юношеские попойки. Друг Гавела, актер Ян Тржиска, вспоминает, как в середине 50-х несколько раз приходил к Вацлаву в дом на набережной (к тому времени уже не Рашина, а Энгельса) и молодые люди хлестали дешевое подслащенное вино, бросая бутылки за окно.

Не обошлось и без создания собственной философской системы: оптимализма, или гуманистического оптимализма. «Я диалектик и вижу путь в слиянии двух крайностей – монополистического капитализма и марксистского коммунизма – и создании нового социализма, который бы сочетал хорошие стороны их обоих. И должен сказать, что такой порядок уже понемногу рождается в США», – писал Гавел Радиму Копецкому7474
  Кайзер. С. 38.


[Закрыть]. К тому времени внутри кружка родилось еще несколько философских теорий, от «эволюционного детерминизма» до просто «измизма».

«По возрасту шестатржицатники были просто компанией тинейджеров. Конечно, речь шла о компании достаточно исключительной – компании тинейджеров с литературными, политическими и философскими амбициями, которые целенаправленно расходились с литературными, политическими и философскими течениями своей эпохи, самых темных сталинских лет. Речь шла о компании тинейджеров, из которых хотя бы некоторые <…> вступили, каждый сам по себе, в чешскую или даже мировую культурную историю. Тем не менее тексты, которые создавались в “золотой век” шестатржицатников, были все же текстами тинейджеров, и именно так их нужно воспринимать», – пишет Мартин Путна в своей книге «Вацлав Гавел: духовный портрет в раме чешской культуры»7575
  Putna M. Václav Havel. Duchovní portrét v rámu české kultury 20. stoleti. Praha: Knihovna Václava Havla, 2011. С. 75 (далее – Путна).


[Закрыть].

Павел Косатик, написавший о «Шестатржицатниках» большую книгу, считает, что политическая ситуация в стране предопределила странное положение этих ребят. В своих культурных поисках и запросах они пытались не дистанцироваться от поколения своих отцов, что было бы вполне логичным. Нет, члены кружка пытались восстановить порванную связь с ушедшей эпохой. «Мы были своего рода первым поколением, лояльным к своим отцам, в данном случае – к поколению Первой республики. Мы хотели за кем-то следовать, но за коммунистами следовать не могли и потому логично обратились к своим родителям и авторитетам их эпохи», – согласен Иржи Кубена7676
  https://www.lidovky.cz/havel-byl-opravdovy-pontifex-stavitel-mostu-rikal-zesnuly-kubena-105-/lide.aspx?c=A170810_135852_lide_ele&recommendationId=00000000-0000-5000-8000-000000000000.


[Закрыть].