Текст книги "Соло на Витгенштейне. Сборник"

Пандора

…банк не единственная и не самая большая из моих идей…

Джон Ло

«ВЕЧЕР…»

Прежде чем пойти в Контору, Иван Петрович решил забежать в столовую подкрепиться. Силы его уже полчаса как иссякли, поэтому пожрать сейчас было жизненно необходимо. Небрежно швырнув толстую кожаную папку на свободный столик, он подошел к окошечку и заказал себе полтора стакана индийского чая.

– Ждите, – буркнула толстая женщина в грязном халате, – сейчас принесут.

– Ладно, – как можно равнодушнее отозвался Иван Петрович, – подожду.

И, вернувшись за свой столик, принялся ждать.

На принесенную ему еду он накинулся с жадностью. Шумно чавкал, издавал непотребные внутриутробные звуки, громыхал вилкой.

– Мань, ты только посмотри, – шепнула женщина на раздаче своей напарнице. – Во мужик дает!..

Со стороны могло показаться, что у Ивана Петровича не две и даже не четыре руки, а шесть или восемь. Это делало его очень похожим на прожорливое индийское божество. Кроме того, свою длинную прямую бороду (которая, что тоже весьма примечательно, росла у него прямо из-под носа, минуя подбородок) Ивану Петровичу пришлось разделить надвое и заправить за уши, что делало всю картину еще более гротескной и пугающей. Иначе кушать он просто не умел.

– Ну и ну! – покачала головой вторая раздатчица. – Ну и ну…

Покончив с едой, Иван Петрович встал из-за стола, взял свою папку и отправился туда, куда ему было нужно, – в Контору.

– Здравствуйте, – пророкотал он, вваливаясь в приемную, – это опять я.

– Вижу! – испуганно вскрикнула секретарша. – Товарища Авзалова нет. И не будет. Нет!..

– А вот я сейчас сам проверю, – ехидно отозвался Иван Петрович и прошмыгнул в кабинет прежде, чем девушка успела что-либо предпринять.

– Нету! Нету! – в истерике продолжала она причитать. – Нету Авзалова…

Но было уже поздно.

При виде Ивана Петровича первым желанием господина Авзалова было нырнуть под стол. Весь он съежился, лицо у него побагровело, а уши нервно зашевелились.

– Опять вы!.. – простонал он. – Товарищ Кузнецов, ну сколько раз вам можно повторять? Не нуждаемся мы в ваших изобретениях, и ваши сумасшедшие идеи нам не нужны. Понимаете вы русский язык или нет? Не нужны!

Нисколечко не смущаясь таким приемом, Иван Петрович проворно пересек кабинет и деловито уселся на стул прямо напротив товарища Авзалова.

– Вот, – он швырнул папку на стол, – это то, что сделает вас богатым и счастливым, а мне принесет мировую известность.

Лицо у господина (…или товарища?..) Авзалова стало совершенно сизым.

– Как все гениальное, – излагал Иван Петрович, – идея моя необычайно проста. В нашем городе имеется двести сорок один маршрутный автобус. Циркулируют эти автобусы по улицам, возят пассажиров, но пассажир-то нынче пошел наглый. Мало того что он пользуется общественным транспортом в своих личных, я бы даже сказал корыстных целях, так еще этот самый пассажир и проезд оплачивать не желает.

– Да ну? – удивился Авзалов.

– Да! – сказал как отрезал Иван Петрович. – А контролеров у нас не хватает, сами знаете. Как выкарабкаться из сложившейся ситуации? – Он многозначительно поднял указательный палец. – Да очень просто! У нас не хватает контролеров зрячих, но кто сказал, что для этого дела не годятся контролеры слепые?!

– Нет, нет! Я не сумасшедший!.. – орал Иван Петрович, когда двое в камуфляжной форме выволакивали его из кабинета. – У нас в городе почти семь сотен слепых, я наводил справки. Вы только подумайте, какие здесь открываются перспективы. Достаточно ввести проездные билеты с азбукой Брайля, и все! «Зайцев» как не бывало…

– Вон его отсюда! Во-он!! – верещал Авзалов и колотил кулаком по столу, нагоняя страху.

– Да погодите вы, – вяло отбивался Иван Петрович, – дайте хоть папку взять. В ней же документы…

Под общий хохот сотрудников его вытащили на крыльцо и спихнули в сугроб. Папку с документами вынес ему сам господин(!) Авзалов. Вернее, не вынес, а вышвырнул в форточку.

Весь вечер Ивану Петровичу было тошно. Его тошнило и в прямом, и в переносном смысле этого слова. Он ублевал коврик перед своей дверью, ублевал всю прихожую и даже (как только умудрился?) наблевал в заварочный чайник. Впрочем, все это внешне. На душе же у него было еще пакостнее.

– Обидно! – восклицал он, заламывая руки. – Обидно, что такой талантливый человек, как я, никому не нужен.

В половине десятого вечера в дверь к нему постучали.

– Здравствуйте! – На пороге стояли два молодых амбала в малиновых пиджаках и воротили носы (очевидно, от запаха свежей блевотины). – Вы тот самый Кузнецов и есть? – поинтересовались они.

– Да… Наверное… – неуверенно переминаясь с ноги на ногу, ответствовал Иван Петрович, хорошенько еще не зная, тот он самый Кузнецов или не тот.

– Мы пришли по поводу ваших замечательных изобретений, – сообщили молодые люди. – Вы чрезвычайно (чрезвычайно!) замечательная личность, а потому позвольте сделать вам небольшой презентик.

И с этими словами один из пришедших отсчитал Ивану Петровичу полтора миллиона рублей.

– Но за что?! – почти в испуге вскричал тот.

– Считайте нас вашими спонсорами, – успокоили его нежданные визитеры.

И Иван Петрович успокоился. Папку, с которой он не расставался даже ночью, предприимчивые молодые люди унесли с собой.

«Полдень…»

Все утро Иван Петрович шатался по городу, но тоска, овладевшая им еще со вчерашнего вечера, упорно не желала его покидать. Он пробовал пить вино, пробовал курить анашу, наголо постригся и даже сбрил бороду, но все напрасно.

Ровно год прошел с тех пор, как папка с его идеями была похищена, а сам он оказался окончательно предан забвению. Теперь ему было известно, что люди, так нагло обманувшие его, являлись руководителями коммерческой фирмы «Сын & Пасынок». Неоднократно пытался попасть он туда на прием, но ни Сын, ни Пасынок (…вот бы узнать, кто из них кто!..) определенно не желали иметь с ним ничего общего. Увы, только теперь он понял, какую в свое время совершил глупость.

Только теперь!

На автобусной остановке к нему подошел человек. Маленький плюгавый мужичонка, невероятно подвижный и внешне очень похожий на муху.

– Нет, вы слышали, что делается?! – возбужденно заорал он прямо в лицо Ивану Петровичу. – Это поразительно, но это факт! Их молекулярный реактор работает! Работает!!

Ивана Петровича передернуло.

– Конечно работает, – сердито ответил он, – с чего бы ему не работать?

– Но это же противоречит здравому смыслу, это же… Это же вопиющее нарушение второго закона термодинамики! Этого просто не может быть!..

Поперхнувшись слюной, Человек-Муха замолчал.

– Это противоречит не здравому смыслу, а вашим представлениям о здравом смысле, многоуважаемый коллега, – начал было Иван Петрович, но потом передумал и сказал: – Нет, коллегой я вас называть не хочу. Это не только глупо, но и опасно. Своим коллегой я мог бы назвать господина Больцмана, который пытался втолковать вашим коллегам, что пресловутый «второй закон» опровергается самой природой. И что же вы с ним после этого сделали? Вы довели беднягу до ручки! Нет, какой вы мне, к чертовой матери, коллега?!

– Послушайте, – горячо возразил Человек-Муха, – а почему, собственно говоря, я должен вам верить? Если изобретение реактора ваша заслуга, то при чем здесь Сын с Пасынком?

– Они, – Иван Петрович всхлипнул, – они… украли мое изобретение. Эти подлые негодяи, они…

– Хорошо, – попытался успокоить его мужчина, – я готов поверить вам, но при одном непременном условии. Объясните мне, как возможно невозможное? По какому принципу работает этот чертов реактор?! Ведь если изобрели его действительно вы, то…

– Эффект двух капель! – не своим голосом заорал Иван Петрович, размазывая по лицу слезы. – Капните рядом две капли воды – большую и маленькую. Сначала их температура будет абсолютно одинаковой, но очень скоро маленькая капля начнет испаряться, притягиваясь к большой и конденсируясь на ее поверхности. При этом температура среды вокруг большой капли вырастает! Как видите, процесс переноса тепла от одного тела к другому происходит самопроизвольно, в любом направлении. Вот так! – с пафосом подытожил Иван Петрович. – Я опроверг второй закон термодинамики и изобрел «perpetuum mobile»!..

– Не может быть! – Человек-Муха стоял с распахнутым ртом и дико вращал глазами. – Демон Максвелла – это же демон Максвелла!

– Не знаю, при чем здесь Максвелл, – ответил Иван Петрович, высокомерно почесывая лысину. – В основу своего реактора я положил принцип, согласно которому капли воды испаряются тем интенсивнее, чем они мельче. Процесс, обеспечивающий круговорот воды в реакторе с интенсивностью один кубометр в секунду, позволяет снимать мощность до двух с половиной миллионов киловатт одновременно по теплу и холоду. А ведь это, как вы сами понимаете, мощность крупной электростанции! И заметьте, без затрат энергии извне, без какого бы то ни было загрязнения окружающей среды!

– Да что это?! – не унимался Иван Петрович. – Я могу научить вас, как использовать энергию суточного колебания температуры окружающего воздуха или же энергию перепада атмосферного давления. Соедините термометр или барометр, механические часы и электрический генератор вместе, и вот вам еще один «вечный», а точнее даровой двигатель. Да мало ли что еще можно придумать! Беда в том, что никому мои изобретения не нужны. – Он вдруг помрачнел и насупился. – Были не нужны. А теперь эти мерзавцы обворовали меня.

– Поздравляю вас, коллега! – Мужчина схватил Ивана Петровича за руку и принялся изо всех сил трясти ее. – Позд-рав-ля-ю! Ваше открытие произведет переворот не только в науке. Что там наука, изменится вся наша жизнь, все наше общество! Поздравляю!

Иван Петрович вырвался и, оставив Человека-Муху в полной растерянности, убежал прочь.

Остаток дня он шатался по кабакам и пил водку. Когда же к вечеру, больной и опухший, Иван Петрович воротился домой, у двери квартиры его поджидал сюрприз. Семеро человек, представившиеся особой Ученой делегацией, вручили ему почетный диплом и приглашение на Специальную Ученую конференцию, где именно ему, Кузнецову Ивану Петровичу, должны будут присвоить докторскую степень и сразу после этого послать на другую, еще более Ученую конференцию в город Париж.

– Спасибо, большое вам спасибо, – бормотал сквозь слезы расчувствовавшийся Иван Петрович. – Я всегда говорил, что есть Бог на небе. Да, многоуважаемые коллеги, несомненно, есть!

Коллеги его не перебивали. Этот вечер запомнился Ивану Петровичу как самый волнующий в его жизни.

«Раннее утро…»

Из здания Университета Ивана Петровича выставили. И не просто выставили, а выставили со скандалом.

– И чтоб духу твоего здесь больше не было! – бесновались ученые на крыльце. – Недоучка! Деревенщина!!

– Псих недоделанный! – вторили им из окон студенты. – Гений с макаронной фабрики!..

«При чем здесь фабрика? – недоумевал Иван Петрович. – И почему именно с макаронной?..»

Он долго бродил по улицам, заглядывая в лица прохожих, но все его усилия были напрасны. Никто не обращал на него никакого внимания. Его не узнавали! И именно безразличие со стороны неизвестных ему людей казалось ему в эту минуту особенно оскорбительным.

– Сволочи! – восклицал он в сердцах. – Всех бы поубивал, будь моя воля.

Но именно воли у него уже давно не было.

В Парке культуры и отдыха, куда занес его случай, Ивана Петровича страшно перепугали. Какой-то ненормальный узнал в нем изобретателя «самоходных ветряных машин» и с воплями: «Ага, да ты ж тот самый козел, из-за которого мы без работы остались!.. Стой, куда?!» – погнался за ним.

Делать было нечего, пришлось удирать. Но и удирая, Иван Петрович продолжал сохранять на своем лице гримасу обиды и презрения ко всему человечеству.

– Я гений, – попытался объяснить он, когда гнавшийся за ним мужик настиг-таки его и схватил за шиворот, – я всеми покинутый непризнанный гений!

– Гений?! – заорал мужик, которого эти слова только еще сильнее раззадорили. – А вот я те щас покажу, какой ты гений!

И он несколько раз ударил Ивана Петровича мордой об асфальт.

– Да в чем дело? Чего вам от меня надо? – Иван Петрович был близок к обмороку. – Отпустите меня немедленно, я не сделал вам ничего плохого!..

– Ничего плохого?! – не унимался мужчина. – Щас я тебе покажу ничего плохого!..

И только вовремя подоспевшая милиция спасла Ивана Петровича от неминуемой гибели.

Придя домой, он поставил на старенький проигрыватель свою любимую пластинку, лег на диван и стал ожидать смерти. Это занятие казалось ему таким естественным, а смерть представлялась настолько желанной, что, если бы не звонок в дверь, Иван Петрович, скорее всего, действительно умер бы.

– Здорово, Петрович. – На пороге стоял сосед по площадке. – Огоньку не найдется?

– «Огоньку»?.. – не сразу понял Иван Петрович.

– Огоньку. Совсем ты скоро рехнешься со своими машинами. – Сосед недовольно поморщил лоб и, указав пальцем на сигарету, торчавшую у него изо рта, добавил: – Спички кончились.

– Нет, – Иван Петрович виновато развел руками, – огня у меня нету.

– Дурак ты, Кузнецов, и уши у тебя холодные, – проникновенно, совершенно без злобы изрек сосед. – Все люди как люди, а ты сам не знаешь, чего тебе надо. Ну, посмотри на себя, совсем ведь доходишь.

И, покачав головой, он ушел прочь.

Усевшись посреди кухни на табуретку, Иван Петрович призадумался. «Может, кошку мне завести или собаку какую? – размышлял он. – Все не один, все веселее будет. Или, может, жениться, а? Заведу семью, детей, на работу устроюсь… Глядишь, дурь-то из головы и повыйдет. Оденемся мы с женой в черные джинсы, напялим на себя черные водолазки и пойдем по гостям гармонировать».

Он попытался представить себе эту картинку, но легче почему-то не стало.

«Нет, – решил он, – гармонировать это не то. И жениться не то. А что же все-таки делать? Ведь делать-то что-то надо, невозможно так дальше жить!..»

Почесывая подбородок, он вышел в коридор. В полной тишине, царившей в квартире, он без особого труда различил голоса, доносившиеся из-за стены.

– Кузнецов-то? Да дурак он, ваш Кузнецов, и больше ничего.

– Ну почему же сразу дурак? Человек-то он, если по совести, смышленый. И для города сделал немало, да и вообще… Личность знаменитая.

– А что он такого особенного сделал? Да ведь если разобраться как следует, все его идеи чушь, фантазия идиота! Бред сумасшедшего, не больше.

– Ну, уж прямо и все?

– Большинство. А что не чушь, так банальщина или посредственность. Нет, даже и не пытайтесь меня переубедить. Ничего особенного ваш Кузнецов собою не представляет.

Да и не представлял никогда…

Ближе к полуночи из квартиры Ивана Петровича повалил дым.

До смерти перепуганные соседи вызвали пожарную команду, но, как оказалось, никакого пожара на самом деле не было. Дверь в квартиру взломали и с удивлением обнаружили, что квартира совершенно пуста. Не оказалось в ней самого хозяина (хотя доподлинно известно, что из дома он никуда не выходил), не оказалось на месте мебели, не оказалось даже штукатурки на стенах и унитаза в уборной. Источником дыма служила маленькая латунная капсула, которую пожарные тщательно запечатали и под надзором милиции увезли с собой.

Иван Петрович бесследно исчез. Бесследно – в прямом смысле слова, так как не осталось от него ровным счетом ничегошеньки, даже воспоминаний. Словно и не жил такой человек на земле, словно и никогда не рождался…

Иван Хлюпов. Саис, декабрь 1997 г.

Избранник

…человек всегда в сложной зависимости и чувствует себя свободным лишь потому, что благодаря долголетней привычке не ощущает своих оков…

Странник и его тень

…отпустив такси, Сергей достал сигарету, закурил и осмотрелся. Вход в парк находился на противоположной стороне улицы. Старинная чугунная ограда, полуразрушенная арка из красного кирпича. Асфальтовая дорожка и массивные облупившиеся скамейки. Очень, очень старый парк. Должно быть, ему лет сто, а может, и все двести. Сергей медленно пересек улицу. Решетка оказалась незапертой, и он без труда проскользнул внутрь. В парке было пусто. Ни одной живой души. Да и кому здесь быть, в такую-то рань?

Сергей шел не спеша. То тут, то там ему попадались опрокинутые урны, сломанные ветром ветки, обрывки газет, смятые стаканчики из-под мороженого. Толстый ковер сухих листьев приглушал шаги. Да, парк этот, без сомнения, уже давно никому не нужен. «Что ж, наверное, он этому только рад, – подумал Сергей. – Я бы, по крайней мере, был счастлив оказаться на его месте. Вообразить только, как это прекрасно: быть таким вот заброшенным, забытым и никому не нужным парком. Никому! Стоять себе, потихоньку разрушаться, умирать…»

Хотя почему обязательно умирать? Не умирать, а возвращаться в свое истинное, дикое состояние. Сначала все дорожки засыплет листвой, потом сквозь потрескавшийся асфальт начнут пробиваться молодые побеги. Как знать, возможно, лет через десять, глядя на буйно разросшийся лесок, никто и не вспомнит, что когда-то он был парком. Впрочем, нет. Скорее всего, через десять лет о парке никто не вспомнит совсем по другой причине. На этом месте будет стоять новый жилой комплекс или платная автостоянка.

Дойдя до высохшего, заваленного мусором фонтана, Сергей очистил одну из скамеек от листьев, бросил на нее плащ, поставил сиреневую спортивную сумку и уселся сам. Вскоре показался Владимир. Сонный, хмурый, он вынырнул откуда-то из зарослей. Недовольно обвел глазами площадку, но, заметив Сергея, удивленно присвистнул, расплываясь в улыбке.

– Привет-привет! – с наигранной веселостью воскликнул он. – А я, честно говоря, вообще не хотел приходить. Чего, думаю, ради себя на посмешище выставлять? Так, стало быть, это не шутка и не пьяный треп. Или ты все-таки что-то задумал?

В голосе его звучала ирония, однако в глазах этой иронии отнюдь не наблюдалось. Скорее растерянность или недоумение.

– Привет, – хмуро ответил Сергей, не подавая руки.

Владимир уселся рядом, покосился на сумку:

– Ну и что, как все это понимать?

– Так и понимай. – Сергей подпихнул к нему сумку, пару раз затянулся и отбросил окурок в сторону. – Семь миллионов. Бери, они твои.

Владимир захохотал, но смех сорвался и вышел очень похожим на кваканье.

– Ага, – он возбужденно заерзал, – я суну в нее руку, а там капкан, да? Или бультерьер? А может…

– А ты не суй руку, – холодно перебил Сергей, – ты просто открой молнию и загляни внутрь.

– Ага, загляни…

Владимир обеспокоенно завертел головой в разные стороны. Лицо у него сделалось совсем потерянным.

– Да что ты дергаешься?! – Сергей откинулся на спинку скамейки, подпихивая сумку еще ближе. – Бери же, ведь ты заслужил эти деньги.

Последняя фраза прозвучала откровенно глумливо.

– Ты сумасшедший! – Владимир вскочил, снова сел, медленно протянул руку к молнии, но тут же отдернул ее. – Открой… ты… – проговорил он, заикаясь.

– Я? – усмехнулся Сергей. – Я тебе их дарю, я же еще и сумку открывать должен? А может, и тратить мне их за тебя придется?

Владимир снова вскочил, но быстро совладал с собой и уселся обратно. Шок от удивления прошел, и, очевидно, он понял, что выглядит, мягко говоря, смешно. «А что, если этот сукин сын, – возникла у него в голове мысль, – именно этого и добивается? Хочет унизить меня, выставить полным идиотом, ничтожеством. Ведь он наверняка меня во всем обвиняет».

– Ну, знаешь!..

Он резко повернулся, рывком расстегнул молнию и осторожно заглянул внутрь. В сумке лежали доллары. В пачках. Много-много пачек. Владимир схватил одну. Проверил. Схватил другую, третью…

– Можешь не утруждать себя, это не «кукла». – Сергей достал сигарету (…черт возьми, а ведь я ожидал от этого мудака чего-то большего…), щелкнул зажигалкой. – Здесь ровно семь миллионов.

Он встал и, перекинув плащ через руку, зашагал прочь. В парке по-прежнему никого не было. Деревья шумели, и в шуме этом слышалось что-то триумфальное. А на улице вовсю ревели машины. Отчего-то Сергей вспомнил, что именно здесь находится одно из самых оживленных мест города, но, взглянув на пустые безжизненные аллеи, он только грустно улыбнулся, снова пытаясь сравнить себя с этим всеми брошенным (…преданным!..) парком. Вот она, жизнь. Жизнь во всей своей противоречивости. Глупая сказка.

Владимир нагнал его уже возле выхода.

– Но почему? – заорал он, вцепляясь ему в рукав. – Почему, черт тебя побери?!

– Почему?

Сергей, не останавливаясь, высвободил руку. Владимир семенил рядом, забегая то с правой стороны, то с левой.

– Тебе хочется знать почему? А не ты ли вместе с Басурмановым развел вокруг меня всю эту мерзость?! И ведь я вам верил… Впрочем, теперь все это не имеет значения. – Он остановился. – Я дарю тебе это, раз ты сам этого захотел. Если не жалко, можешь поделиться со своим компаньоном, я буду только рад. А жалко – оставь все себе.

– Ты свихнулся. – Владимир попятился. – Ты совершенно спятил! Теперь я понимаю, где ты пропадал последние два месяца…

Отступая задом, он поскользнулся и едва не попал под автобус.

– Псих! Придурок хренов!.. – завизжал он.

И тут Сергей начал менять тело.

Сердце сдавило, улица поплыла влево, но, прежде чем стукнуться головой о бордюр и провалиться в темноту, он успел заметить, как сумка, которой размахивал Владимир, раскрылась и толстые, туго перепоясанные пачки посыпались на мостовую, прямо под колеса несущихся мимо машин…

…включив кондиционер и плеснув себе в стакан еще на два пальца, он уселся обратно в кресло. Вытянув ноги, с наслаждением сделал небольшой глоток. Желтые шторы слегка заколыхались, по полу потянуло прохладой.

– Синг. – Сергей поставил стакан на столик, скрутил журнал трубочкой и принялся, словно в подзорную трубу, рассматривать своего соседа. – Тебе не надоело, Синг?

– Чего? – не отрываясь от газеты, спросил тот.

– Си-инг. – Сергей потянулся, хрустнув суставами, швырнул в него журналом. – Да брось ты свою газету, сколько можно?

Синг встал, аккуратно сложил газету и, убрав ее в специальную папку, прошелся по комнате.

– Я не понимаю тебя, – сказал он несколько раздраженно. – Что тебя не устраивает, чего ты все время цепляешься ко мне? Я тебе что, мешаю? Могу я хоть раз в свой обеденный перерыв спокойно почитать газету или нет?

– Погоди, ты не понял меня… – начал было Сергей.

– Нет уж, теперь помолчи, – перебил его Синг, – теперь я говорить буду. Вот уже месяц, как тебя вселили в мой номер, и я ни разу не видел, чтобы ты ходил на работу или занимался чем-нибудь полезным.

– Синг, я…

– Ты пьянствуешь, валяешь дурака. Устроил из своей половины комнаты какой-то склад. Зачем все это?

– Я же не знал, что у вас здесь «коммунизм», – вяло отреагировал Сергей. – Если хочешь, я могу отнести весь этот хлам обратно или подарить кому-нибудь.

– Подарить?.. Ладно, серьезно разговаривать ты не умеешь, это твое личное дело. Со всем остальным я тоже давно смирился. Но ты можешь хоть на час оставить меня в покое?! Я хочу почитать газету. На гамильтонском нефтепроводе произошла авария, а ты мне не даешь ничего толком узнать. Это свинство, в конце-то концов!

Он остановился и топнул ногой. Сергей с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. Смотреть на то, как Синг выходит из себя… Да, это зрелище не для слабонервных.

– Мне скучно. Понимаешь, Синг, скучно. Как ты вообще можешь читать подобную дребедень? Это же неинтересно.

– Ему скучно, ему неинтересно! – Синг всплеснул руками, снова начиная бегать из угла в угол. – Да как же тебе может быть не скучно, когда ты целый день сидишь здесь, смотришь телевизор и единственное, чем занимаешься, это пьешь! Так и свихнуться недолго.

– Недолго, – согласился Сергей, – ну а что мне еще делать?

– Что делать? Да я же тебе, по крайней мере, раз сто предлагал устроиться к нам на Завод, если ты не можешь найти ничего другого. Ведь ты напрасно убиваешь время! – Синг бросил косой взгляд на часы. – Я могу договориться, нас поставят в одну смену…

– Зачем, Синг?

– Что зачем?

– Зачем мне устраиваться на ваш долбаный Завод, чего я там не видел? Был я на заводах, ничего интересного. Так, пьянство одно.

– Ну, знаешь!.. Не хочешь на Завод, устраивайся в Оранжерею, это тоже недалеко. Будешь выращивать овощи… Но ведь должен же ты чем-нибудь заниматься!

Последнюю фразу Синг выкрикнул с таким отчаянием, что Сергею его стало по-настоящему жалко.

– Какой в этом смысл? – Он попытался говорить как можно мягче, словно разговаривал с ребенком. – Мы же с тобой каждый день обсуждаем одно и то же. Ну, какой мне резон вкалывать на вашем вонючем Заводе, или в Оранжерее, или где угодно еще, если я и так – понимаешь, так – могу пойти в любой магазин и взять там все, что мне захочется? Бесплатно взять! У меня же нет никакого стимула к работе.

– Не понимаю. – Синг тяжело опустился в кресло и тупо уставился в пол. – Но ведь должен же ты что-нибудь делать. Как можно брать и ничего не давать взамен? Это же…

Возникла неловкая пауза.

За слабым гудением кондиционера было слышно, как в соседнем номере кто-то неумело пытался играть на скрипке, ужасно фальшивя и при этом не в такт подвывая.

– Знаешь, Синг… – Сергей залпом выпил все, что оставалось в стакане. – Я тоже здесь много чего не понимаю. Тот мир, в котором я жил последний раз, коренным образом отличается от этого, понимаешь? – Он встал. – Ты извини, что я опять испортил тебе настроение. Я не хотел.

– Куда ты?

– Пойду прогуляюсь. Может, пойму наконец, что к чему. В Галерею зайду. Мне очень многое надо понять, Синг. Очень многое. За тем я и здесь.

Он взял со стола пачку, достал сигарету, закурил.

– Слишком поздно не приходи, – буркнул Синг, – мне сегодня пораньше надо лечь спать. И не нажирайся, пожалуйста, до такого состояния, как в прошлый раз. Вино не для этого придумали.

После Галереи Сергей отправился на пруд, кормить уток.

«Господи, как же все это похоже на сон», – думал он, шагая по гранитной набережной, отламывая и кидая в воду кусочки хлебного мякиша. Ведь они противоречат не только законам мироздания, они противоречат самой человеческой природе. Это же марионетки, фанатики! Государства у них нет никакого, о деньгах они и слыхом не слыхивали. Ни армии, ни полиции, а ведь ни войн и ни преступности. Тьфу ты, чушь какая! Утопия. Самая натуральная утопия. А они живут. Работают только потому, что нельзя не работать, не воруют, потому что не понимают, что такое воровство и зачем оно нужно. И никакого начальства, все идет само собой. А он-то, дурак, в поисках какой-то там свободы таскается из одного мира в другой, из одного тела в следующее, а она вот она, свобода! Но неужели, черт возьми, все так легко? Легко и глупо…

Он остановился и, широко размахнувшись, закинул остатки хлебного батона далеко в воду. И тут… до него дошло!

Развернувшись, он почти бегом бросился обратно в гостиницу. Только бы успеть. Эх, Синг, Синг…

Придя вечером с работы, Синг обнаружил на столе записку. Написано было неровно, словно второпях. А в самом конце надпись как-то странно обрывалась:

Бедный Синг, это как шахматы!

Шахматы без черных фигур и клеток. У вас просто нет выбора. И точки опоры тоже нет… Понимаешь?! Едва ли. Мне тебя жаль. Чисто по-человечески жаль, ты хороший парень…

Дальше шла неровная загогулина, от последнего слова к нижнему правому углу страницы.

– Что же это такое? – Синг недоуменно повертел листок в руках и уставился на неподвижное тело в углу. – Что ты имеешь в виду?

Ему никто не ответил…

…первым из кабинета вылетел Балабанов. Красный, с перекошенным лицом, он пробежал через приемную и скрылся за портьерой. Следом за ним показался Навуфеев.

– Все, – пискнул он, – подаю рапорт…

И, ни на кого не глядя, нырнул в ту же щель, что и Балабанов.

Ожидающие переглянулись, но никто не проронил ни слова. В наступившей тишине прогремел голос командора, усиленный в несколько раз мощным репродуктором, прикрепленным над дверью:

– Следующий!

Сергей поднялся.

– Ни пуха, – пихнул его в бок Степанцов и тут же опустил глаза, словно и не говорил ничего.

Сергей откашлялся, переложил папку в левую руку и, тряхнув головой, решительно шагнул внутрь. Кабинет оказался гораздо больших размеров, чем это можно было предположить. По правую сторону тянулись книжные стеллажи, слева – три огромных окна, полуприкрытых бронированными жалюзи. Командор восседал за большим Т-образным столом, выглядывая из-за него, словно солдат из окопа. За спиной у него помещался государственный флаг, а рядом, под стеклянным колпаком, лежало что-то очень похожее на старую фронтовую каску.

– Садитесь, – хмуро предложил он.

Командор оказался сухим и сморщенным. Совсем не таким, каким его изображали плакаты на улицах и картины в казармах.

– Благодарю вас. – Сергей кивнул, пересек комнату и уселся на предложенный ему стул.

Несколько минут помолчали. Сергей с нескрываемым любопытством рассматривал командора, а тот, насупившись и барабаня по столу пальцами, изучал какие-то документы.

– Ну, – сказал он наконец, откладывая бумаги в сторону и удостаивая своего собеседника взглядом, – с чем вы ко мне? Только быстрее, коротко и по существу.

– Коротко и по существу, – согласился Сергей. – Лейтенант Кононов. Коричневый легион. Цель моего визита мне не известна. Направлен распорядителем третьего корпуса, капитаном Бронксом. – Он встал, щелкнул каблуками и уселся на место. – Жду ваших распоряжений.

– Бронксом, Бронксом… – словно что-то припоминая, повторил командор. – Это тот, что… Ах да!

Он кивнул. Выбравшись из-за стола, подковылял к окну.

«Э-э, – отметил про себя Сергей, – да это же совсем старик! И ничего в нем нет героического, ничего грозного. Ну и дела…»

– Значит, вы тот самый лейтенант, чья рота штурмовала Пегрон, и кто собственноручно захватил в плен генерала Уэшбера?

– Так точно!

Сергей снова вскочил, по-удалецки щелкая каблуками.

– Да вы сидите, сидите, – очень даже миролюбиво сказал командор, – не на плацу.

Сергей покорно опустился на место. Помолчали еще немного.

– И это вы, насколько мне известно, так нагло высказывали свои измышления о свободе личности в присутствии командующего третьим округом майора Зверева и ефрейтора Халупы?

– Виноват?.. – Сергей изобразил на лице недоумение.

– Да вы не прикидывайтесь, мне известен весь ваш разговор до последнего слова. – Командор развернулся, буравя Сергея пристальным взглядом. Вернувшись обратно за стол, он достал папиросу. – Впрочем, к делу это не относится. Я вызвал вас совсем по другому поводу.

Он закурил, откинулся на спинку кресла и некоторое время молча наблюдал за тоненькой вертлявой голубой струйкой.

«Кажется, влип, – подумал Сергей, – теперь-то точно турнут меня на передовую. На этот раз не отмажешься».

– При штурме Пегрона вы проявили верх героизма и зарекомендовали себя самым наилучшим образом. Хотя, с другой стороны… Эти ваши разговорчики… – Он прищурился и, скривив губы, покачал головой. – Впрочем, учитывая ваши боевые заслуги, вашу верность присяге и неукоснительное соблюдение устава, я, несмотря ни на что, – он особенно выделил эту фразу, – решил перевести вас из действующей армии и включить в число солдат, занимающихся патрулированием Белого Павильона…