Текст книги "Тропою снежного барса"

5

На белой «пятёрке» я вернулся в «Чёрный альпинист». Для страховки попетлял с полчасика по Старому посёлку и в районе Туркомплекса. Хвоста не было.

Я поставил машину под навес вместе с автомобилями наших клиентов. Из двухэтажного кирпичного здания доносились звуки энергичной музыки, слышался смех у летнего бассейна. Распахнулась дверь сауны. Мальчики спортивного вида резвились со своими подругами, бросая их в бассейн. Одним из правил нашего заведения является не ограничивать гостей в выборе развлечений. Если клиент заплатил за отдых, он вправе оттягиваться так, как ему хочется.

По внешней лестнице деревянного трёхэтажного здания я поднялся на веранду второго этажа. Здесь было потише, половина номеров пустовала. Рома сидел в полумраке холла третьего этажа напротив небольшого ТV «Сонни». При приглушённом звуке смотрел футбольный матч. Справа от телевизора стояло трюмо. Как только моя фигура появилась в зеркале, Рома тотчас развернулся в кресле на колёсиках.

– Женя, ты посмотри, что немцы делают с бразильцами!.. Уже два ноль. Клинсманн только что попал в штангу!

– Всё нормально?

– В полном порядке, шеф. Здесь на этаже только я и Заринка в семнадцатом… Час назад она поужинала и никуда не выходила. – Рома немного подумал и добавил: – У неё плохой аппетит.

Носком туфли я поддел под столиком рюкзак с железной коробкой и картами Ирбиса.

– На пару часиков можешь исчезнуть, Рома. Я ночую в отеле.

Я занял свободный номер рядом с семнадцатым. Оставил в нём рюкзак, умылся и сменил рубашку. Вышел в холл, постучал в дверь напротив.

– Заря, это я. Ты не спишь?

Щёлкнул замок. Заринка открыла дверь и отступила на пару шагов. Я вошёл. В чёрных колготках и мужской сорочке навыпуск она смотрелась на десять баллов. Девушка неожиданно приблизилась, в следующую секунду её руки сомкнулись у меня на спине.

– Ну что ты, малыш. Всё нормально. Успокойся.

Заринка прижималась щекой к моей груди. Мне показалось или на самом деле кто-то шмыгнул носом?

Я погладил её волосы, положил ладони на плечи.

– Через пару дней Ирбис будет дома. Я знаю, где он.

– Правда? Папа вернётся?

– Конечно. Выбрось все дурные мысли из головы.

Она изящно, естественно отстранилась, прыгнула обратно в постель, несколькими ударами взбила подушки и пуховое одеяло, соорудив себе уютное гнёздышко.

Я присел на стул у торшера. Номер освещал слабый ночник.

– Заря, отец тебе говорил что-нибудь о тайнике в горах?

– Тайнике?..

– Он нашёл клад на Арашанских озёрах.

– Нет. Он показал мне только мумиё, которое собирался сдать в аптеку… и ещё он сказал, что скоро я смогу уйти с работы и поступить учиться в медицинский… Что с ним случилось?

– Заря, ты уже взрослая девушка, и, надеюсь, поймёшь всё как надо. У папы неприятности из-за золота в тайнике. Ирбис всегда был далёк от многих проблем реальной жизни. Только ему могло придти в голову продать на рынке золотые монеты ханыгам-валютчикам. Крутые ребята взяли его в оборот. Но я уже нашёл ключ. Особо беспокоиться не о чем. Главное – он жив и здоров. Остальное – дело техники, – бодро добавил я.

Она протянула руку, положила узкую, но сильную ладошку на мой рукав.

– Не знаю, как благодарить вас, Евгений Алимович…

– Ирбис мой друг, Заря. А теперь расслабься и постарайся уснуть. Завтра утром позвонишь на работу и скажешь, что заболела. Пару дней поживёшь в отеле. Хорошо, малыш?

– Евгений Алимович, вы только что назвали меня взрослой девушкой, а говорите со мной, как с ребёнком. Почему вы не хотите замечать, что я выросла?

Заринка приподняла подбородок и расправила грудь. Я улыбнулся: она умела преподнести свои достоинства.

– Ну, разумеется, ты выросла. Ты красивая, Заря.

– Красивее Камиллы?

– Это нельзя сравнивать. Вы – разные.

Я пожелал ей спокойной ночи. Настало время заняться картами Ирбиса и железной коробкой, которую он приволок с ледников. Я спустился на первый этаж. В подсобном помещении вооружился стамеской, отвёрткой и молотком, вернулся в номер, извлёк из рюкзака коробку. На верхней крышке просматривался плохо сохранившийся герб с двуглавым орлом. Я соскоблил с него ржавчину. Внизу проступили слабые очертания букв « УРК СТ И БАНКЪ СК Я ПЕРИЯ». Я взял в руки молоток и стамеску. Через две минуты я снял проржавевшую крышку. Постелил газету на стол и высыпал на неё содержимое коробки. Придвинул ближе настольную лампу. Передо мной лежала кучка полуистлевших бумаг с печатным текстом на английском и французском языках. Кое-где виднелись следы от чернильного пера, обрывки печатей, буквы и цифры с поблёкшим золотым тиснением.

«Что это может быть? – подумал я. – Похоже на ценные бумаги…».

Я закурил сигарету и прилёг на кровать. Картина начала проясняться. Кто-то когда-то опрокинул банк и потерял или спрятал золотишко и акции в наших горах. Скелет в пещере наводил мысль о трагедии. Я медленно перебирал в памяти исторические события в нашем регионе за последние сто лет: эту цифру подсказал профиль Николая II на золотых червонцах. Вероятно, клад – начала века, времён революции и гражданской войны.

Я нуждался в информационной поддержке толкового краеведа. Вспомнился Коля Сумников, один из тех всезнаек, что мелькают в передаче «Что? Где? Когда?». Мы вместе протирали джинсы в аудиториях альма-матер, постигая «премудрости» преимущества социализма над «корчившимся» в агонии капитализмом. Потом Коле предложили аспирантуру на историческом факультете. На тему «Разгром контрреволюции в Туркестане» он защитил кандидатскую, и уже несколько лет работал директором школы в Алдаркенте. Надо повидать его завтра.

Я аккуратно ссыпал содержимое коробки в целлофановый пакет. Распахнул окно и посмотрел на небо. Распогодилось. Над Чаргамом сияли крупные, словно ненастоящие, звёзды. Луна заливала наш сад матовым светом, и весенний воздух приятно холодил лицо.

6

В пять утра я уже был на ногах. Наши гости наконец угомонились. Отель спал мёртвым сном. На кухне я сам себе сварил кофе и затемно выехал в Алдаркент.

Сумников жил в центре города, в симпатичном частном домике, увитом виноградником, на улице под вековыми чинарами. Оглушительный птичий гомон в кронах могучих деревьев приветствовал восход солнца. У ворот в палисаднике расцвёл розовой пеной урюк. Залаяла собака.

Я помахал рукой появившейся на крыльце жене Сумникова. Она подержала кобеля, и я вошёл в дом.

– Доброе утро, Аня. Прошу извинить за столь ранний визит. Супруг дома?

– Завтракает. Проходите на кухню.

Николай, свесив пузо под стол, намазывал булочку «рамой» и улыбался весь рот, демонстрируя крепкие белые зубы, достойные украсить собой рекламный ролик зубной пасты.

– О, явление Христа народу! – пробасил Николай. – Тебя ещё не выдали замуж? Верный рыцарь Круглого стола ждёт в горной обители, когда возлюбленная вернётся из земли обетованной и броситься ему на шею со словами: «Прости меня дуру, милый. Сердцем я любила только тебя». Ещё пару лет и останешься в девках.

Сумников, удивительное сочетание ума, пошлости и цинизма, жизнерадостно заржал.

– Заткни фонтан, дружище. Анюта, как ты живёшь с этим циником? Кто доверил ему воспитание детей?

– Видел бы ты его на педсовете, Женя, – заметила она. – Макаренко и Ушинский в одном лице.

– А ну, жена, сделай омлет одинокому, голодному и несчастному страннику. Падай за стол, старый.

Меня вкусно накормили яичницей, горячими лепёшками и ранними огурцами. Потом, продемонстрировав хозяину целлофановый пакет, я приступил к делу.

– Умник, посмотри эти бумажки и напряги мускулы в голове. Вместе с ними нашли золотые царские червонцы. Кто бы мог организовать тайничок в наших горах?

Николай вынул несколько затхлых бумажек.

– Акции, – авторитетно изрёк кандидат наук. – Вот эти – бельгийские, акционерное общество «Ташкент-Трамвай». А это английские и французские, банков и промышленных предприятий… Девятьсот седьмого, двенадцатого года… Пойдём в кабинет, я посмотрю внимательнее…

Сумников нацепил на нос круглые очки.

– Откуда ты их выкопал? Слушай, некоторые компании существуют до сих пор! – Азарт зажёг его глаза. – По тем акциям, на которых сохранился номер и номинал можно получить проценты! Представляешь, сколько там наварило за девяносто лет?

Я предъявил ему полустёршуюся надпись на коробке. Николай наморщил лоб и через минуту выдал:

– «ТУРКЕСТАНСКИЙ БАНК», РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. Цифры – это номер отделения или что-то в этом роде. Так ты говоришь, вместе с акциями нашли золотые червонцы? На Арашанских озёрах у Чаткальского хребта? Так вот, что я тебе скажу, дружище: вероятно, это клад Осипова!

– Какого Осипова?

– Константина Павловича! Военкома Туркестанской республики! Ты ничего не слышал о мятеже Осипова в 1919 году?

– Только в общих чертах. Ты – гений, Коля! Но какое отношение имеют мятежники к акциям и золоту?

Сумников стал рыться в книгах на стеллажах, которые до потолка прикрывали три стены кабинета.

– Нет, это не здесь… Наверное, в архивах… Я дам тебе толковую статью об этих событиях, там всё написано. – Кандидат наук встал на стул, достал с верхней полки большой коричневый пакет. Вытащил из него пачки перевязанных по годам папок. – Начало 1919 года, январь… Вот оно. «Вестник Востока».

Николай сунул мне в руки исторический журнал за прошлый год.

– Один ушлый дяденька тиснул здесь любопытный очерк. Он тебе лучше расскажет, чем я. А сейчас, извини, мне пора на работу. Труба зовёт.

– Спасибо, старый. Приезжай как-нибудь с женой ко мне в Чаргам кумыс пить. Я всегда рад вам.

– Лучше пригласи на свою свадьбу.

Я легонько двинул его свингом в плечо.

– Пока. Увидимся. Ты здорово помог мне. И не болтай об этом деле.

Сумников понятливо кивнул головой.

– Будь спок. Полная тайна вкладов.

7

Я отъехал на автостоянку возле здания хакимията[5]5
  Хакимият – орган исполнительной власти.


[Закрыть] и заглушил мотор. Алдаркент ниже Чаргама почти на тысячу метров. Солнце здесь уже припекало. Судя по всему, весенний период дождей закончился и теперь до середины октября не будет осадков.

Я устроился поудобнее, опустил боковое стекло, раскрыл журнал. Очерк назывался

«ЗОЛОТО КРАСНОГО ПУТЧИСТА»

«20 января 1919 года. Ташкент.

Во второй половине дня к Народному банку Туркестанской республики подъехал броневик, сопровождаемый конным отрядом. С прилегающих к городскому скверу улиц доносились выстрелы, там рвались гранаты, ухали орудия – мятежники военного комиссара Осипова вели бой с наступающими частями Реввоенсовета.

Соскочивший с броневика офицер быстро расставил своих людей, заблокировав все подходы к зданию; пружинистым шагом вошёл в банк.

– Приказ командующего: грузите в броневик деньги и все ценности, – сказал он командиру боевой «двадцатки», захватившей накануне банк. – Быстро. До наступления темноты мы покинем город.

Сражение в городе принимало всё более ожесточённый характер, но исход его был предрешён. Глава мятежников Константин Осипов подтянул оставшиеся резервы к скверу, а к вечеру и сам прибыл к Народному банку на легковом автомобиле «Русобалт». Офицер доложил командующему, что изъято три миллиона рублей николаевскими кредитками, пятьдесят тысяч рублей золотой монетой, драгоценностей и золотых изделий почти на два миллиона, а также валюта – фунты стерлинги, франки, бухарские таньга, индийские рупии…

Осипов не дослушал:

– Золото в мою машину…

Покрасневшие глаза командующего слезились на морозе, – он не спал двое суток. Помятое, бледное узкое лицо, голубые со стальным отливом глаза. Как обычно подтянутый, уверенный в себе. Отрывистые приказания, выверенные движения. Бывший военный комиссар Туркреспублики Константин Осипов демонстрировал перед подчинёнными великолепную выдержку, хотя несколько часов назад пережил крушение всех своих надежд и стремлений. Единственное, что ему теперь оставалось, это бегство. Правда, ему было что взять в дорогу.

В сумерках колонна мятежников – четыре грузовика, броневик, «Русобалт» Осипова и большой конный отряд – двинулась через город на восток. Мороз крепчал. Невиданно суровая зима пришла в Ташкент. По заснеженным тёмным улицам колонна выползла на Чимкентский тракт. Вместе с Осиповым город покинули шестьсот мятежников. Они надеялись прорваться в Семиречье к белоказакам.

ВОЕНКОМ ТУРКРЕСПУБЛИКИ

Константин Павлович Осипов родился в 1986 г. Большевик, член партии с 1913 года.

После окончания одной из ташкентских гимназий, выдержал в Москве экзамен по программе для вольноопределяющихся. Прослужив в началеI-ой мировой войны два года в запасном полку, был командирован в 4-ю Московскую школу прапорщиков, которую с блеском закончил. По традиции, лучших курсантов оставляли на курсах преподавателями, и до революции прапорщику Осипову пороху нюхать не пришлось. В конце 1916 года он получил назначение в Туркестан.

Осипов быстро делал карьеру. Энергичный щеголь, толковый офицер нравился всем: и генералам, и солдатам, и женщинам. Когда грянула Февральская революция, он уже служил вторым адъютантом у генерала Полонского в Скобелеве (г. Фергана).

Константин Павлович быстро сориентировался в новой обстановке. Сорвал портрет царя в кабинете своего генерала и выбросил под ноги собравшимся солдатам. Подражая Керенскому, вдохновенно говорил на митингах. В октябре 1917 года молодой честолюбец – член Совета солдатских депутатов, а летом следующего года он отличился в боях по разгрому Кокандской автономии и белоказаков под Самаркандом. В 22 года молодой красный командир стал военным комиссаром Туркестанской республики.

В КОЛЬЦЕ ФРОНТОВ

В Туркестане к началу 1919 года сложилась очень сложная ситуация: край оказался в кольце фронтов, отрезанным от центральной России, без продовольствия и топлива. На юге активизировался курбаши Мадамин-бек, на западе англичане контролировали Ашхабад, на востоке, в Семиречье, хозяйничали белоказаки, с севера угрожал атаман Дутов. Правительство большевиков и левых эсеров напрягало все силы, но складывалось впечатление, что оно обречены. В Ташкенте действовала подпольная Туркестанская Военная Организация (ТВО) царских офицеров, не пожелавших служить новой власти. На деньги иностранных дипломатических миссий готовилось восстание. Осенью 1918 г. ТуркЧК совместно с уголовным розыском раскрыла заговор. Опасаясь арестов, руководители подполья бежали в Ферганскую долину к Мадамин-беку, но некоторые ответвления организации уцелели и продолжали действовать.

Норма хлеба в «хлебном городе» уменьшалась, уголовники терроризировали город, рабочие открыто выражали недовольство правительством большевиков присланного в Туркестан Лениным.

«СОВЕТ ПЯТИ»

На обломках ТВО образовался «Совет Пяти», куда вошли член партии большевиков с 1903 года комиссар железнодорожных мастерских Василий Агапов, лично знавший Ленина, два бывших полковника царской армии – Цветков и Руднев, крупный советский чиновник Александр Тишковский. Быть пятым осторожно предложили военному комиссару Осипову. Ему и раньше через посредников предлагали измену лидеры ТВО, но красный комиссар в конспиративных переговорах искусно маневрировал, выигрывая время, – политическая и военная обстановка могла измениться. Заговорщики предполагали использовать его, как главную ударную силу, затем он подлежал ликвидации – слишком опасный соперник в борьбе за власть.

Осипов же преследовал свои цели. Он видел себя только военным диктатором и никем больше. Люди, работавшие с военкомом и неплохо его знавшие, за глаза называли своего начальника «Наполеоном» – клички редко прилипают случайно. Сложившаяся ситуация, непомерные амбиции, жажда власти, характер, склонный к авантюризму, предопределили выбор военкома. Все, кроме большевиков, считали, что дни их сочтены, и Осипов спешил застолбить участок на развалинах империи.

МЯТЕЖ

Шансы заговора на успех можно расценить как 50/50. Как любой другой переворот, он во многом зависел от непредсказуемых случайностей, которые качают маятник истории в ту или другую сторону.

Объединённые силы мятежников составляли около двух тысяч человек. В случае планируемого захвата Главных железнодорожных мастерских, где хранился арсенал рабочих, заговорщики могли вооружить ещё тысячу. Осипов делал ставку и на большую часть левых эсеров. Он считал, что в критический момент они переметнутся на его сторону. Местные большевики, отстранённые от власти людьми из Москвы, находились к ним в скрытой оппозиции.

Туркестанское правительство было осведомлено о готовящемся заговоре, но сам Осипов оставался вне подозрений. Даже когда чекисты вышли на его след, арестовав адъютанта военного комиссара Евгения Ботта, вмешался сам председатель Совнаркома Фигельский и отдал арестованного на поруки Осипову. Верхушка большевиков – Войтинцев, Фигельский и Шумилов – беспредельно доверяли военному комиссару. И когда вечером 18 января 1919 года начался мятеж, они в полном составе поехали к Осипову выяснить обстановку.

Осипов хладнокровно написал приказ о расстреле туркестанских комиссаров. Приговор был приведён в исполнение тут же, за казармами мятежного второго полка, на навозной куче. Этой кровавой акцией диктатор намеренно отрезал путь к отступлению всем своим соратникам. Теперь им оставалось только победить.

У мятежников тоже не всё шло гладко. За сутки до восстания по приказу председателя Ташсовета Шумилова сменили охрану Главных железнодорожных мастерских. Мятежник-ленинец Агапов не смог поменять пароль – ключевой момент в плане захвата арсенала, был разоблачён и арестован рабочими. А главное – комендант военной крепости левый эсер Иван Белов на ультиматум Осипова о сдаче пообещал шестидюймовыми гаубицами разнести логово мятежного комиссара. Позиция Белова во многом предопределила судьбу мятежа.

К утру осиповцы захватили бульшую часть города, встречая сопротивление только в отделениях милиции и ЧК, но главные объекты противника – железнодорожные мастерские (цитадель рабочих) и военная крепость – отбили все нападения. Осипов не учёл энергию и бескомпромиссность эсеров. Весь день 19 января к железнодорожным мастерским прибывали отряды рабочих и бедноты старого города. Был создан Временный Реввоенсовет, в основном из левых эсеров. Утром 20-го при поддержке орудий Ивана Белова рабочие отряды совместно с оставшимися верными революции войсками начали теснить мятежные части. К полудню стало ясно, что восстание провалилось.

Осипов на некоторое время потерял самообладание. Укрывшись в подвале от рвущихся снарядов, он лихорадочно искал выход из критической ситуации. Беспорядочные планы спасения метались в воспалённом мозгу Осипова, пока вдруг не вспыхнула мысль о Народном банке. Мятежник нащупал цель, ради которой стоило жить дальше.

Когда последние островки сопротивления были подавлены, Реввоенсовет принял решение любой ценой вернуть похищенные ценности. По железной дороге в Чимкент, чтобы опередить Осипова, отправился Перовский отряд Селиверстова численностью в пятьсот человек. Эскадрон под командованием Лея (двести сабель) бросился в погоню своим ходом по следу конвоя мятежников.

В БЕЛОМ АДУ

Остатки «армии» Осипова приближались к Чимкенту. Отряд Селиверстова, усиленный лёгкими орудиями, всю ночь просидел в снежных окопах на подступах к городу. Мороз достигал 30 градусов, редкая для Центральной Азии стужа сковала бескрайнюю степь.

К утру 23 января появилась колонна мятежников. Первым же залпом орудий артиллеристы накрыли головной грузовик, гружённый горючим. Взметнулся смерч огня. У осиповцев началась паника. С криками «ура» Перовский отряд пошёл в атаку. Под огнём Осипов в спешном порядке перегрузил золото на лошадей и бросился на юг, надеясь укрыться в горах. К концу боя подоспели кавалеристы Лея. Прямо с марша они устремились в погоню.

Осипова травили, как загнанного зверя. Замученный преследованием, он ежедневно терял своих людей. Обмороженных и раненных оставлял в юртах и кишлаках, клал им на грудь пачки николаевских кредиток и обещал вернуться… Трупы устилали путь несостоявшегося диктатора.

Алайский хребет Тянь-Шаня встретил беглецов холодной враждебностью. Вершины прятались в облаках, белый саван покрыл крутые склоны. Осиповцы упорно ползли по горным тропам всё выше и выше, вязли в глубоком снегу, срывались в пропасть. Но назад пути нет, смерть идёт по следу.

У подножия пика Чимган Осипова ждала новая засада, спешно сформированные отряды из охотников местных кишлаков. Здесь капкан должен захлопнуться. Сзади на пятки мятежников наступали красные части, с двух других сторон высились непроходимые горы, покрытые снегом глубиной до двух метров.

Осиповцы сражались отчаянно, с мужеством обречённых. На седьмой день боя с большими потерями они прорвали цепь мобилизованных горцев и укрепились в высокогорном селении Карабулак. Дальше начинались труднодоступные перевалы, в зимнее время наглухо закрытые снежными завалами. У Осипова оставалось около ста человек, два пулемёта и дюжина лошадей. Но ни одной золотой монеты, ни одного драгоценного камушка он не бросил по дороге.

Мёртвой хваткой держался Осипов за последний рубеж. Вгрызался в скалы и лёд, до последней возможности сдерживал беспрерывные атаки красных. И только когда были расстреляны последние пулемётные ленты, осиповцы, взяв с собой местных проводников, под покровом ночи ушли по склонам реки Пскем. Им ничего не оставалось, кроме как победить скованные льдом и засыпанные снегом перевалы или замёрзнуть на их вершинах.

Утром красноармейцы вошли в селение. В доме местного бая обнаружили сундук, набитый николаевскими кредитками, золота и драгоценностей не было. Красные снова бросились в погоню.

У высокогорного озера Ихначкуль завязался последний бой. Потревоженная стрельбой лавина проснулась и в гневе обрушилась на людей – снежным обвалом завалило шестьдесят пять мятежников.

Проваливаясь по грудь в сугробы, цепляясь обмороженными руками за выступы скал, теряя последних соратников, Осипов уходил всё дальше и выше в белое безмолвие. Погоня отстала.

Наступал вечер. Осипов в меховом охотничьем тулупе всматривался в перевал. Снег в потемневших ущельях отливал синим, а вершина в лучах заходящего солнца горела красным. Там, далеко на юге, – Фергана, там – спасение.

СУДЬБА ОСИПОВА

Весной горцы под присмотром чекистов откопали тела осиповцев из-под снежной лавины. Ни золота, ни трупа главного мятежника не нашли.

Летом в Ташкент поступила сенсационная агентурная информация: Осипов жив. Невероятно, но он уцелел. В лютую стужу, практически без всякого снаряжения перевалил через Пскемский и Чаткальский хребты (каждый из которых достигает 4-х тысяч метров над уровнем моря), немного отдышался в кишлаках по ту сторону гор и в апреле 1919 года в сопровождении небольшой группы сподвижников, уцелевших в ледовом походе, спустился в Ферганскую долину к Мадамин-беку.

Некоторое время несостоявшийся диктатор Туркестана подвизался у курбаши в роли главного военного советника, используя старые связи в Коканде, доставал оружие. Разработал с Мадамин-беком план захвата Скобелева, но джигиты повстанческой армии не выдержали кавалерийской атаки красных и потерпели поражение.

Поняв, что у курбаши нет будущего, Осипов со своими людьми перебрался в Бухару, которая пока ещё сохраняла свою независимость от красной России, где примкнул к белогвардейцам. Здесь его и засекли агенты советской разведки. Полномочный представитель Советского правительства при эмире бухарском решительно потребовал выдачи мятежников. Сеид Алим-хан, эмир Бухары, опасаясь за своё маленькое царство, не стал сердить Ташкент. Группу офицеров из ближайшего окружения Осипова арестовали, но сам он вновь исчез. Как оказалось – навсегда. По непроверенным данным в 1926 году он проживал в Кабуле при дворе бежавшего из Бухары Сеид Алим-хана.

СУДЬБА ЗОЛОТА

Куда же подевались золото и драгоценности Туркестанской республики? Выданных советскому правительству ближайших сподвижников Осипова, которые могли бы что-то рассказать, после первичных допросов срочно расстреляли в застенках ЧК. Похоже, что их показания угрожали разоблачением весьма влиятельным людям в правительстве Туркестанской республики.

Вероятно, прежде чем спуститься в Ферганскую долину бульшую часть сокровищ Осипов припрятал в горах, дабы не подвергать себя риску при встрече с джигитами Мадамин-бека в уединённых предгорных аулах. Вернулся ли он за золотом? Был ли единственным тайник? Осиповцы могли наделать их и до ледяных перевалов, чтобы избавиться от груза.

Вопросов больше, чем ответов, а горы умеют хранить свои тайны».