Текст книги "Морские истории"

День первый:
Кто там хотел дождь?

«Это не погода, это [beep] знает что» – ворчит шкип, и я подписываюсь под каждым его эпитетом. Время шесть утра. Где-то наверху, за толстым слоем облаков, уже светает, а здесь – темень, дождь, и в паре миль от нас невидимый вход в гавань Леонидии. Маяка не видно, земли не видно. Воистину, [beep]. Только посверкивают сквозь тьму ходовые огни идущих параллельным курсом яхт, таких же, как мы, фанатиков. Дождь теплый, и это хорошо. Еще милю помокли – как занавес раздвинулся. Туча осталась в море, а перед нами – темные горы, полоска огней вдоль берега, и самым левым – зеленый огонь маяка. «Маяк слева, заходим между ним и берегом» – бормочет шкип в мокрую рацию. От одежды идет пар, мы идем со скоростью ветра и воздух кажется неподвижным.

Швартовка? Ночью? – Нормально, главное, чтоб не в ветер, хотя зыбь с моря добавляет радости. Слева по борту бросают якорь наши попутчики – о, и вправду, наши, регатские. «А что ж на связь не выходили?» – «Да, я один был на вахте, а рация внизу, чтобы не промокла».

Яхты заходят одна за другой. Мы принимаем швартовы, как предписывает морская вежливость: причалил сам – помоги другому. Все экипажи разные, по-разному заходят и швартуются. Вот серый полугоночник, на весь процесс ушло секунд двадцать и пара слов шкипера. Сразу видно, народ к морю привычный и ходят часто. Вот большая белая «Бавария» – курсантская яхта, тот еще грузовик. Народ стоит по местам заметно напряженный, но яхта рулится правильно и швартуется чисто, под негромкое сопровождение одесской речи с палубы – капитан-инструктор при исполнении.

Приняв яхты, иду купаться. Вода +24, после дождя – вообще теплынь. Над головой – рассвет и радуга, под ногами – цветная галька Леонидии, кому расскажешь – скажут: «глюки» – и засмеют.

Первый день специально задуман для неспешной подготовки. Везде проверяют паруса, уже на одной яхте чинят стаксель, на другой пытаются расклинить грот, поминая создателей «Баварии» незлым тихим словом. Курсанты понадевали маски-трубки и ныряют, обследуя подводную часть своей яхты, чистят перо руля – однако, все серьезно! К полудню подходит автобус, водила просит «хандрид фифти юро», и вот уже свободные от дел едут в горный монастырь. После воздуха морского – сразу в горный, медовый! Возвращаются впечатленные и с банками меда, пропорциональными впечатлению.

Вечером – открытие регаты. Тут и Маргарита (хозяйка таверны) расщедрилась, и наши всего поназаказывали. Рыба, кальмарчики, шашлыки… «И все-таки, рыбу они готовить не умеют, не-у-ме-ют» – говорит мой сосед и соучастник, уписывая вторую дораду. Расчехляются гитары и идут песни, одна за другой, разные. «Любѝте, девушки, простых романтиков!!!» – разносится над ночной Леонидией.

День третий:
Ветер по морю гуляет

Ура! Дождались ветра. На легкую рябь по воде смотрят и радуются. Отвлеклись от застольных разговоров, в которых уже порвали соперников на ленточки. Забыта досада предыдущего дня, когда этап регаты был отменен из-за штиля. Все готовятся и ждут, когда желтый эскадренный буеносец (судейская яхта) выйдет и обозначит старт. Я смотрю на (су)действо со стороны – из-за легкости старта мне разрешили принять участие в гонке на борту дружественной яхты.

Ветер совсем легкий, колдунчик едва шевелится, и единственный курящий член экипажа бродит по кокпиту, тщетно отыскивая подветренную сторону. Тем не менее ставим грот и ждем старта. Как раз перед стартом ощутимо дунуло, достаточно, чтобы набрать скорость. «Только вот фальстартов не надо» – ворчит боцманша. «Как это не надо? У нас фальстарт – традиция» – отвечает шкипер. В отличие от всех на борту (да и на других яхтах), он спокоен как Терминатор.

Дунули, гуднули, пересекли стартовую линию – и пошли, кто – ловить береговой ветерок, кто – мористее. Свободные от вахты приносят кофе. «Да, тяжел парусный спорт!» – говорит шкипер, смакуя ароматный напиток. Посматривая на колдунчики стакселя, он почти ложится, держа руль пальцами ноги. Э-эх, было бы на что смотреть! Ветер опять стих, и мы дрейфуем по инерции. Отпускаются всевозможные оттяжки, после чего шкипер удовлетворенно кивает: «В ветер гоняться всякий умеет, а мы попробуем без ветра!» – и меня отправляют откренивать, делать парусу пузо.

Так и движемся, от порывчика к порывчику. Совсем близко впереди нас – курсантская яхта. С нее доносятся звуки гармоники, кто-то в варварском, наверное, эолийском, строе высвистывает ветер. В перерывах между трелями слышен капитан-инструкторский голос: «Подожди пока… сейчас наберем скорость, тогда крути… Леночка, потрави еще оттяжку гика!» А нам везет: приходящие порывчики ложатся как надо, и мы, почти не шевельнув снастями, ускоряемся. Хотя, сдается мне, у этого везенья есть имя и отчество.

Всё, уже виден финиш, но он прямо под ветром. Становимся «бабочкой», заводим дополнительные снасти, кто-нибудь постоянно отводит угол стакселя. Хмм, швабра в арсенале яхтсмена… Лучше уж крюк, и полегче, и стильнее. Широкий парус норовит хлопнуть, приходится упираться. Позади нас так же расправляют паруса остальные суда регаты, со стороны, наверное, смотрится феерично. Финишируем по-гоночному, в сантиметрах от судейской яхты. М-да, за эти два часа я узнал о гонках на слабом ветре больше, чем за два последних года, и моя благодарность к приютившей меня команде неизмерима. Но, пора к своим, поработать на финише и вытянуть буй. А те, кто говорят, что меня больше влекли вкуснющие запахи из камбуза, говорят так просто из зависти.

Что вам сказать о Монемвассии? Город на скале, за тысячу лет не вышедший из круга стен, где новые жители живут в старых домах, а вместо улиц – лестницы. Тут центральная улица шириной метра три. Здесь дворы гулкие и тихие, у каждого свой запах: апельсинов, корицы, кошек. Улочки ныряют между домами, под стенами, увитыми лозой, уходят под арочные мосты, ты идешь, уже заблудившись (скажи москвичу, что можно затеряться на квадратном километре – не поверит), карточка в фотоаппарате давно заполнена, а потом, после очередного извива дорожки, вдруг выходишь к подножию стен, к морским воротам. Здесь швартовались триеры, галеасы, флейты, а теперь вот мы. Время здесь несущественно, возраст относителен. Дедушка из местных взбегает по стометровой лестнице быстрее меня, а грозный шкипер, по-мальчишески оглянувшись, лезет на забор за гранатами, с виду зелеными, но сладкими (все то же, к вопросу о возрасте).

Бросить всё, уехать в Монемвассию, купить задешево дом – груду развалин, поросшую бессмертником, и отстроить всё заново. По вечерам пить мальвазию, торговаться на базаре с пройдохами-генуэзцами. Дружить домами с Яннисом Рицосом… Может быть, когда-нибудь.

А пока – вечер, ужин на открытой веранде. Недавние соперники поднимают тосты, перешучиваются, вот уже кто-то объясняет маневр наглядно, изображая яхты ладонями. Завтра гонки. Монемвассия нас дождется.

День пятый:
Яхда – эдо отделаддое пластикоб углубледие в воде

Льёт с утра. Небо серое, море серое, видимость едва километр. Бухта Кипарисси, что в солнечный день сияет голубым и лазурным, сейчас темна и неприютна. Энтузиасты прыгают с пирса в море, а пока скачут до яхты, дождик работает как душ. Между стоящими борт к борту яхтами дрейфуют запахи кофе и слухи.

− Говорят, к обеду будет до семи

− Узлов?

− Ага, щазз, баллов!

− Интересно, старт будет?

− Будет как вчера, кто хочет – гоняется, кто не хочет, говорит, что ветра нет.

− Некоторые с утра на охоте. Поймали и убили (по слухам, затискали до смерти) излишне любопытного осьминога.

− В гостинице живет русская пара. Обвенчались на Санторини. Вчера поговорили…

− Ну и что, в какой экипаж уговорились?

На судейскую яхту заходят мокрые шкипера. Начинается собрание. Картина напоминает совет в Филях – столик, карта, толпа народу и мало света. Договорившись до чего-то, расходятся по экипажам. «Что решили?» – «Идем до Спетцеса, там дадим старт».

Пока выходим, ветер крепчает: гудит в снастях, срывает верхушки с гребней, свивает в жгуты и швыряет в нас струи дождя. «День обещал быть интересным». Когда выходим в залив, разгулявшаяся волна подбрасывает яхты, толкает в днища. Особенно достается тем, кто меньше сорока футов: они время от времени совсем скрываются из виду между волнами. Бедные круглые «Баварии», их валяет, как ваньки-встаньки. Да и у нас винт время от времени молотит по воздуху, к счастью, на очень короткое время.

Через некоторое время все осваиваются с волнами и образуют две кильватерные колонны. Смотрите, на одной яхте уже ставят грот! И еще одна, а на третьей экспериментируют со стакселем. Наши люди! Все зарываются носами в волну, расплескивая пену, но держат курс. Зрелище грозное и величественное. «Адмирал Того ведет броненосную эскадру на Вейхайвей, масштаб 1:6».

На подходе к Спетцесу дождь прекращается, но волны и ветер усиливаются. Семь не семь, но о-о-очень близко. Время решать, даём старт или нет. Боцманша неодобрительно оглядывает творящееся вокруг безобразие из относительной сухости люка: «Мой голос совещательный, но, я думаю, надо идти в Эрмиони». «Какое, нафиг, Эрмиони? Один раз за всю регату ветер! Гоняться!!» – а это говорит покорный Ваш слуга, маньяк-с. Шкипер и судья оглашает в рацию соломоново решение: «Кто хочет, заявляется на старт, кто не хочет, уходит на дизеле». В эфире тишина, и за эти пять секунд тишины я почти теряю надежду. Но вот экипажи выходят на связь, один за другим: «Мы участвуем в гонке». «Мы участвуем» «Мы…». Полугоночник, большая «Бавария», курсанты (кто бы сомневался!),… я не ослышался?… Самая маленькая яхта с самым зелёным шкипером – они тоже? Участвуют!! Ай да люди!!! Значит, будет старт. Другие уходят на дизеле. «Игорь, я иду в Эрмиони, у меня почти все лежат». Что скажешь, морская болезнь, шкипер заботится о команде – всё правильно. Еще яхта: «В старте не участвуем» – и всё, без объяснений. И еще. Уходят, так и не подняв паруса. Остальные тянут гроты, у кого на рифах, у кого – полные. В преддверии старта ходят хищными острыми галсами, режут верхушки волн. У команд лица яростно-счастливые. Клянусь Юпитером, это моряки! (С) И.А. Ефремов. Самая маленькая яхта опаздывает к старту, им трудно идти против волн. «Старт засчитывается всем. Начали!»

И были волны. И был ветер. И была гонка. И финиш, у всех – разный, у всех – достойный. Залихватский миллиметраж у полугоночника, идущего острейшим галсом. Финиширует «Бавария», а шкипер, сидящий на носу, даже ногу вытянул, чтобы хоть на десятую секунды да пораньше. Поворот с виражом, с креном и пенным следом, вся команда на палубе. И закатный финиш самой маленькой яхты. Команда слишком измучена, чтобы улыбаться. Плевать на места, народ, вы – победили.

Снова таверна, снова флаг регаты, опять сидим по экипажам. Другой день, другой город. Другие мы? Вслушайтесь в шум застолья. Тосты и здравицы произносят без натужного веселья. Беседуют как равные с равными. В репликах – тень уважения и готовность слушать. Снова научились молчать, для горожан – дар необычайный. Оно потом, конечно, размоется суетой жизни. Но что-нибудь останется.

За неимением фотографий (все делал с боцманского аппарата), создаю антураж репликами из разговоров, состоявшихся в тот день и в следующий.

− Взяли хорошую яхту, посадили туда чайников с закономерным результатом.

− А Давидыч этак ласково спрашивает: «Что ты собираешься делать?», и я понимаю, что еще чуть-чуть бы, и уронила гик.

− Не случайно на гоночных крейсерах делается длинный мощный погон гика-шкота – им работают, отпускают на порывах.

− А как же сам гика-шкот? – Им тоже работают, берётся два матроса…

− На следующий год возьмем что-нибудь совсем маленькое и будем привозить первые места!

− Ага, и с кевларовым парусом. Было, было!

− На волне якорь крепить – то еще занятие. Это как раз в десять секунд прыгать с трехметровой вышки, только без вышки. И полный капюшон воды.

− У вас же стаксель рабочий, вы бы его открыли, а на гроте бы рифы взяли – совсем по другому пошла бы яхта. Да хоть завтра попробуйте, а гоняться с нами можете.

− Идем: ветер, волны, нас кидает по-всячески. И тут меня нахлобучивает такая мысль. Ведь даже если что-нибудь случится, если я промокну, заболею, стукнусь, еще чего – все равно в ближайшие пять часов никуда отсюда не деться. Совсем другой взгляд на жизнь!

Я думаю, у нас еще будут поводы для отчетов.

Иван Муравьев, временно – секретарь сей адвентуры.

Южный Крест или Мечты сбываются

От автора

Выход «Южного Креста» в публикацию закономерно вызвал вопросы от заинтересованных читателей. К сожалению, часть этих вопросов была вызвана не интересом к рассказу, а другими соображениями. Меня спрашивают, кто был прототипом Данила и действительно ли он нарушал торговое эмбарго Кубы. Интересуются, как называлась яхта, замеченная нами в дрейфе у берегов Гаити. В связи с этим, считаю нужным сделать необходимое пояснение: все без исключения события в данном тексте являются плодом авторского вымысла. Все совпадения имён, дат, географических названий и сюжета являются случайными. Местоимение «Я» в данном тексте обозначает на Автора, а вымышленного персонажа.

Пролог

Когда мне было шесть лет, я прочитал книжку. Сейчас я, увы, не помню ни автора, ни текста. Помню только, что говорилось в ней про морские экспедиции. Иллюстрации в книге были замечательные, как раз для тогдашнего меня: я часами мог рассматривать рисунок каравеллы в разрезе, парусное вооружение баркентины и прочее. Для ребёнка-горожанина, живущего у широкой, но такой известной Волги, впитанная доза морской романтики была сокрушительной: на время я пропал для общества, бредил пассатами, шкотами, кильблоками и прочими жвакагалсами. Тогда же пообещал во всеуслышание, что обязательно отправлюсь на паруснике на Карибы. Чтобы Южный Крест. И пираты. Местная продвинутая молодежь (в моем продвинутом детском садике) подняла меня на смех. «Послушай, старик» – увещевали они (было круто вот так обращаться, «старик») – «пока мы повзрослеем, парусников не останется вовсе». В глубине души признавая их правоту, я не переставал мечтать. Вот я стою у штурвала, ведя по компасу корабль сквозь ночь, вот встречаю в открытом море фрегат под «Юнион Джеком», вот схожу на берег, прихрамывая (не знаю почему, может, пиратами навеяло). Моремания продолжалась, тихо, без манифестаций, но судомодельный кружок, занятия плаванием, увлечение океанологией – многое нанизывалось на эту невидимую нить.

И вот, представьте себе, всего 35 лет спустя после прочтения той книги я стоял на руле парусника безлунной карибской ночью с заряженным картечью пистолетом на боку и вполголоса крыл в морского черта бабушку всех пиратов, из-за которых приходится идти без огней и жечь солярку. А потом через день мы были остановлены фрегатом Royal Navy, из-за чего экипаж заимел недостающее горючее, а я – разрыв связок на голеностопе. Вот так они и сбылись, мои детские мечты, с точностью до буквы.

Впрочем, обо всём по порядку.

Данил и его команда

К началу первой главы нашего повествования я успел выучиться, обзавестись семьёй и радикально сменить место жительства. Работа, дети, заботы по дому – обычная житейская круговерть. Впрочем, я состоял членом местного парусного клуба, хотя все наши приключения ограничивались воскресными покатушками под парусом по реке Делавар.

Как и все виденные мной клубы, Делаварский парусный состоял из новичков, приходящих и уходящих каждый год, постоянных участников и стоящей наособицу элиты. Как раз элита вела совсем другую, более интересную жизнь, из них постоянно кто-нибудь ездил на гонки, регаты, перегоны… к ним-то я и обратился. «Нет проблем!» – сказал шкипер клуба, и меня включили в лист рассылки, пообещав от себя рекомендацию: как видно, я был в клубе на хорошем счету. Не прошло и двух недель, как в почтовом ящике оказалось весьма увлекательное предложение.

Народ с парусного клуба искал добровольцев в перегонную команду. Один их общий знакомый, по профессии учёный и по складу души авантюрист, выйдя на покой, в корне поменял уклад жизни: продал квартиру и купил 45-футовый парусный катамаран. Этот-то катамаран и нужно было пригнать к месту временной стоянки во Флориде с Британских Вирджинских островов, которые стараниями сэров Уолтера Рэйли и Генри Моргана с XVII века имеют славу крупнейшего торжища парусников. Я уже было расстроился, так как Британские Карибы были для меня без визы недостижимы, но народ меня успокоил, сказав, что все равно растаможка будет на Пуэрто-Рико, и значит, я смогу присоединиться к команде там и все время плавания формально не покидать территории США (Пуэрто-Рико – палуба – Флорида). В другие порты заходить они не собирались, планируя преодолеть тысячу двести миль до Флориды в один длинный перегон.

Собирать справки и готовить документы для меня – занятие не из приятных, но оставшиеся две недели я просто летал: к врачу освидетельствовать здоровье, к шкиперу клуба за рекомендацией… Меня дразнила и манила предстоящая мне неделя под парусом, первый долгий перегон в моей жизни. И вот, наконец, настал тот день, когда рейсовый лайнер оторвался от полосы, перелетая из слякотной зимы Северо-Востока в палящий зной Пуэрто-Рико.

Не знаю как вас, дорогой читатель, а меня волнует суета автобусных станций, гудки поездов на вокзалах, несмолкающий гул аэропорта. В этих местах для нас чуть-чуть приоткрывается веер путей, доступных в жизни. Подумать только, можно просто вот так, прямо сейчас, улететь, например, в Аддис-Абебу, пройти дорогами Николая Степановича или сэра Артура, или найти свой путь, и рассказать о нём, когда придёт время. Вот господин судовладелец, например, сменил кабинетную жизнь на долю морского бродяги. По письмам судя, нервничает, скупится, но не жалеет пока.

Пуэрто-Рико свалилось на меня со всех сторон разом, ослепив солнцем, оглушив хаосом гудков и музыки, доносящейся из каждого открытого окна, забив обоняние густым ароматом сигар и гниющих фруктов на обочинах. Осязанию тоже досталось, когда я неосторожно облокотился на раскалённый багажник такси. «Первый раз здесь?» – спросил таксист, рассматривая в зеркале заднего вида мою физиономию.

Улыбнулся на мой обалделый кивок и заключил: «Привыкнешь еще, потом захочешь вернуться». С ветерком доставил меня к въезду в марину, получил причитающееся, газанул и ввинтился в беспорядочный поток машин на Калле дель Трен.

Марина «под флюгером» ничем не отличалась от других, мною виденных: та же хаотическая на первый взгляд мешанина яхт у причалов, мельтешенье тузиков, гудение автоцистерн, развозящих горючее. Катамараны, как самые широкие и неповоротливые, швартовались ближе к выходу, туда я и направился. Возле первого, подходящего под описание, возился, выводя на борту новое название, рыжебородый мужик, одетый в ветхую футболку и выгоревшие до снежной белизны джинсовые шорты (для понимающих – статусные атрибуты морского волка).

− Хэллоу! – поздорвался я – Ай эм Иван. А ю зе скиппер?

− Привьет, Иван – отвечал мужик – Я Данил. Прыгай aboard!

Вот так состоялось моё знакомство с капитаном Дэниелом Бэйкером. Человек интересной судьбы, он работал в НАСА инженером, а когда начались совместные полёты на «Мир», был приглашён в Россию, работал в Звёздном и лихо рассекал по московским улицам на дизельной «Оке». Потом разругался с начальством, уволился, превратил хобби в профессию и сейчас работает по доставке яхт, без ограничений (от так и сказал, по-русски, «Без ограничений!», подняв вверх перемазанный краской палец).

Мне навстречу из салона выпрыгнул господин судовладелец. Был он сухощав, подвижен и напоминал Суворова, если вы можете представить генералиссимуса в тёмных очках и ветровке. Быстро кивнув на моё приветствие, он представил меня своей жене (Мэри-Лу, на двадцать лет его моложе, ну точно авантюрист!) и остальной команде.

Команда, кстати, подобралась странная, с бору по сосенке. Формально подходящие под строгие критерии страховой компании, мы все весьма различались.

− Пол, Пол Джексон. Смотрит прямо, пожатие крепкое, да и форма одежды привычно-мореманская. Тоже уникальный в своём роде: айтишник, консультант, весьма известный, живёт с женой на яхте, снабженной спутниковым Интернетом, откуда и работает. Морской опыт сравним с даниловым (что потом сослужит нам дурную службу).

− Нараянан, можно просто Ник. Юный, восторженный. ветровка на нём не обмята и смотрит радостно, как, наверное, и я сам.

− Питер Бухвальд. Пожилой уже дядька, с висячими усами и сам какой-то весь обвисший. Как потом оказалось, выдающийся флегматик.

Всего получилось шесть человек, не считая шкипера, как раз на три вахты. Быстро их распределили, Пол и Ник сразу же заграбастали вахту с четырёх до восьми («Закаты и восходы!» – мечтательно произнёс Ник), судовладельцу с женой предложили семейную, восемь утра и вечера, а нам с Питером, как самым пофигистам, и вахты достались самые нудные: полдень и полночь.

Представившись, все разбежались по прежним занятиям, которых, как всегда перед отплытием, для всех находится в избытке. Тем более, что лодочка досталась Судовладельцу после трёх лет чартера, а значит, интенсивного и весьма небрежного пользования. Вот почему мы ползали по ней, проверяя, поднимаясь на мачту и опускаясь в мутную воду гавани. Починив и почистив всё что можно, долго плескались в маринском душе, стиральным порошком смывая с себя мазут, смазку, герметик и прочие субстанции и, вконец обессилев, повалились вокруг стола на кокпит. Уже настал ранний тропический вечер, но было по-прежнему душно.

− Ну, кто добровольцем на камбуз? – несмело спросил Судовладелец. Взоры, полные мольбы, были ему ответом.

− Тогда пойдёмте куда-нибудь в кафе! – предложил Ник – Только в маринское не надо: там дорого и невкусно.

− Надо бы Данила спросить. Кстати, а где он?

− Кто хочет, может в кафе – сказал умытый и подстриженный Данил с пирса – а можно и со мной. Нас всех приглашает к себе мой друг.

Так вот и получилось, что через полчаса мы всем кагалом завалились в гости к Данилову корешу, для нас совершенно незнакомому человеку. Наученные опытом путешествий, мы по дороге закупились вкусным мясом для барбекю и прочей снедью (кстати, совершенно не по-американски), а от покупки алкоголя Данил нас отговорил.

Данилов друг с женой проживали недалеко за городом. Их дом, одноэтажный, с плоской крышей, оштукатуренный и выкрашенный в ярко-желтый, был едва виден с дороги через разросшийся сад. Шорох гравия и шелест опавших листьев под ногами, желтый прямоугольник распахивающейся двери, и вот уже хозяева приветствуют нас как старых знакомых. Оба неуловимо похожи друг на друга, как все люди, живущие вместе долго и счастливо. Он – авиамеханик, она – водитель, в прошлом дальнобойщица, поэтому рядом с домом у них гараж размером с ангар, наполненный всякими ездящими штуками в разной степени разобранности. Всё свободное от дома и гаража место густо заросло разно-всякой тропической флорой. Меня тут же мобилизуют на сбор апельсинов, хозяин вызвался показать, где здесь они растут, и по странной случайности путь лежит через гараж. Возвращаемся с полными пакетами, обсуждая тонкости холодного пуска дизеля. «Ну вот, а мы чуть соков не купили» – улыбнулся Данил. Всё тут же выжимается, и хозяин дома смешивает коктейли, доливая в сок из огромной бутыли зелёного стекла. «Ром» – отвечает он на наши вопросительные взгляды – «Нет не наш, у нас тут сосед специалист».

Что сказать, ром был действительно хорош, в соке почти не ощущался, мясо было запечено по-карибски, с восемью сортами перца, и мы расселись вокруг гриля в саду. Вокруг лампы бесшумно порхали большущие тропические бабочки и чертили зигзаги летучие мыши.

Возвращались за полночь, умиротворённые. Гостеприимная хозяйка села за руль минивэна и отвезла дремлющих нас обратно в город и в марину. В бешеном пуэрториканском потоке на магистрали она вела машину без подгазовок и торможений, ровно и быстро, как тридцатитонный грузовик.

Ночью над нами пролетел скоротечный тропический шквал, мы проснулись с рассветом и спешно отчалили, чуть не забыв впопыхах заправленные баллоны с газом и ушедшего почистить зубы Пола Джексона.