Текст книги "Преодоление. Арзамас-16: как это было. Историко-аналитическое исследование"

Данный исторический сюжет широко освещен в отечественной мемуарной литературе. Так, Г.К. Жуков считал, что Сталин прекрасно понял, о каком оружии идет речь. В тот же день он высказал намерение поговорить с Курчатовым по необходимости ускорение сроков соответствующих работ у нас в стране.

31 мая 1945 года специальная комиссия обсуждала вопрос о способе применения атомной бомбы. В комиссию входили 5 политических деятелей, трое ученых, занимавшихся общими вопросами военной политики и 4 физика ядерщика. Ими были Оппенгеймер, Ферми, Комптон и Лоуренс. Бросается в глаза, что состав физиков, представленных в комиссии, принимавшей столь ответственное решение, далеко не отражал интернациональность тех научных коллективов, которые обеспечили практическое создание бомбы. Только Ферми среди них не был коренным американцем. Дело в том, что уже к моменту принятия столь важного для судеб мира решения, физики-атомщики и правительство США оказались по разные стороны «барьера». В большинстве своем они не были сторонниками применения атомной бомбы, будучи твердо убежденными в том, что она должна быть средством сдерживания, а не достижения военно-стратегических преимуществ. Существенная переоценка ценностей произошла в связи с тем, что угроза нацизма миру осталось в прошлом. И возможно, японская трагедия не произошла бы, а ядерное оружие имело бы свой прежний статус фактора устрашения потенциального агрессора, если бы голос ученых прозвучал в 1945 году в полную силу, а правительство США прислушалось к нему… Но история такова, какова она есть.

Комиссия рекомендовала президенту применить новое оружие против Японии, выбрав такой объект, который находился бы в районе многочисленных и легко поддающихся разрушению построек. Это последнее уточнение выглядит особенно страшно, поскольку ориентировало на достижение наглядности результатов первой в истории атомной бомбардировки ценой заведомо огромного числа человеческих жертв.

Судьба двух японских городов была предрешена в мае 1945 года. 6 августа американский самолет сбросил свой груз над Хиросимой, а 9 августа «Толстяк» вызвал смертоносный гриб над Нагасаки. Свершился трагически акт, обозначивший новые условия мирового существования.

По справедливому утверждению английского физика П. Блэккета, с этого момента велись споры о том, была ли эта бомбардировка последним актом второй мировой войны или же первая большая операция «холодной» дипломатической войны с СССР. Наверное, она была тем, и другим. Руководство США решало в данной акции не только военные, но и политические вопросы, расставляя новые акценты в мировой политике. Главным среди них, как писал Черчилль в своих воспоминаниях, была демонстрация колоссальной мощи оружия для давления на СССР.

Остается только сожалеть, что для «большой политики», понимаемой таким образом, люди, в какой бы стране они не жили, значат очень мало. Американское руководство надеялось, что благодаря экономическому, научному потенциалу США, а также ослаблению их возможных конкурентов вследствие войны, удастся надолго сохранить мировую монополию на обладание новым оружием. Об этих надеждах хорошо известно из многих источников, это стало общепризнанным. Весной 1945 года у военного министра США Стимсона были, как он полагал, все основания утверждать: «Соединённые Штаты единолично контролирует сейчас ресурсы и мощности, необходимые для производства ядерного оружия, и никакая другая страна не сможет добиться этого в течение ряда ближайших лет».

Данное утверждения отнюдь не было иллюзий в то время, когда оно было высказано. Такова была реальность, очень благоприятная для США. Американцы являлись не только монополистами во владении ядерным оружием, но и единственными обладателями его доставки в любую часть света – авианосцев и бомбардировщиков дальнего действия. Возможности для их базирования в послевоенное время значительно расширились за счет территорий, на которых оставалась американская армия по окончании войны и которые были объявлены зоной жизненных интересов США. Сами же Соединённые Штаты были, как всегда, прикрыты океаном.

Неравенство сила между США и СССР, двумя великими странами, разделенными принципиально противоположными идеолого-политическими и экономическими устремлениями, вело к поистине драматическим последствиям. Ими стали «холодная война» и ядерная дипломатия. Но, кроме логики объективной реальности, приведшей к такому развитию событий, действовали субъективные факторы. Американский исследователь, один из первых привлекший внимание общественности к этому аспекту проблемы, справедливо писал: «Мощь и ответственность развиваются параллельно в прямой и тесной связи… Нация, обладающая огромным превосходством, не может себе позволить быть связанной в своей политике какой-либо жестко детерминированной линией поведения».

Начало «холодной войны» связывается в истории с речью У. Черчилля в Фултоне 5 марта 1946 года, в которой была сформулирована программная идеологическая платформа Запада в отношении своего бывшего союзника СССР. Черчилль уже не был главой английского правительства, выступал как частное лицо, но его авторитет в международной политике был исключительно высок. Присутствие Г. Трумэна однозначно продемонстрировало отношение американского правительства к стратегии, обозначенной Черчиллем, – положительное и одобряющее.

Проведя прямую аналогию между Германией 30-х годов и СССР конца 40-х годов, экс-премьер Англии в заключение произнес фразу, которой суждено было стать знаменитой: «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике опустился над европейским континентом железный занавес».

И он действительно опустился. Начался новый общемировой затяжной конфликт, последствия которого могли стать непредсказуемыми из-за наличия атомного оружия. Многое зависело от того, какой выбор будет сделан Москве. Он был сделан – жесткое, непримиримое противодействие любому и всякому давлению. Вызов был принят.

Каждая из сторон была готова использовать любые средства. США – для того, чтобы сохранить монополию на новое оружие, СССР – чтобы ее ликвидировать, приобрести средства адекватного ответа, то есть собственную атомную бомбу. Процесс формирования военного оборонного паритета между США и СССР стал главным в развитии отношений не только этих двух крупнейших государств, но и фактором, определившим характер всей системы международных отношений на долгие годы.

Задаче создание ядерного оружейного комплекса в нашей стране было отдано немало сил и средств. Обратимся теперь к собственной истории, и вместе посмотрим, какой ценой достигалось то положение нашего государства, которое обозначалось термином «сверхдержава».

Глава 5. СССР делает свою атомную бомбу самостоятельно

Принято считать, что две великие державы, США и СССР возвышались над другими странами-победительницами. Эта точка зрения в значительной мере отражала военно-политическую реальность. Разумеется, морально-политический авторитет СССР в результате войны не мог не вырасти. Наша страна вынесла и выдержала основную тяжесть борьбы с нацистской угрозой, помогла другим государствам и народам освободиться от нее. Это была Великая Победа, поставившая наше Отечество в ряд самых могучих государств мира, но могучих по духу. По промышленному потенциалу неравенство между двумя основными странами-победительницами было настолько большим, что всякое сравнение почти немыслимо.

Значительное экономическое неравенство США и СССР в пользу первых существовало и до войны. Но война, пройдя огненным смерче по нашей земле, увеличила разрыв в уровне экономических потенциалов в несколько раз. Не буду утомлять читателя стратегическими выкладками, но полагаю, что есть все основания считать отношение промышленного развития таким, каким его видит итальянский историк: один к пяти.

Решать проблему восстановления народного хозяйства Советскому Союзу пришлось в одиночку.

Будучи основным поставщиком и финансистом всей антигитлеровской коалиции, Соединённые Штаты совершили в военное время невиданный скачок в развитии. Американская промышленность увеличила свои мощности на 50 %, производство продукции увеличилась почти в два с половиной раза, сельскохозяйственное производство – почти на 40 %. Американцы в послевоенные годы жили столь благополучно, что народ нашей страны выглядел перед ними как многомиллионный нищий.

Цифры наших потерь за период войны общеизвестны. Они даже как-то примелькались, стали, к сожалению, привычными. И, быть может, отдельный конкретный пример скажет сегодняшнему читателю больше, чем традиционные обобщения. Николай Захарович Тремасов, один из тех, кто принимал участие в создании советского ядерного щита направлялся на «объект» (так тогда назывался Арзпмас-16), где уже вовсю шли работы по созданию, производству и совершенствованию атомная оружия, а было это в 1950 году, вот как она описывает окрестности ядерного центра: «Проезжаем разоренные деревни с покосившимися домами с полураскрытыми соломенными крышами, встречаются колхозницы в лаптях с вязанками прошлогодней соломой на топку печей… Беднота послевоенного лихолетья…». А ведь минуло 5 лет после войны, уже был испытан первый отечественный атомный заряд. Когда же в ядерном центре атомная программа только начинались, было еще хуже.

Такого в США увидеть было невозможно. И атомная бомба в этой страны появилась в самый нужный момент – оформления послевоенного мира, как бы специально для того, чтобы придать подавляющему американскому превосходству над СССР несомненный и угрожающий характер.

О роли разведки в создании советского ядерного оружия

История создания отечественного ядерного оружия в целом еще не написана, хотя попытки заполнить ее отдельные страницы делаются. И можно было бы их только приветствовать, если бы не тот своеобразный подход к воссозданию прошлого, который уже обнаружился и который характеризуется использованием источников одного какого-то типа, в их нередко односторонней интерпретации.

Исторические открытия базируются либо на личных воспоминаниях людей, каждый из которых с созданием ядерного оружия был связан по-своему и в разное время (а человеческая память, при всей ее ценности, штука очень коварная, да и вообще отдельный человек не может воспроизводить прошлое не субъективно), либо на подобранных под заранее определенную точку зрения документах. Синтезного использования источников того и другого вида во всей их массиве, неповторимости и многообразии пока, к сожалению, не наблюдается. Поэтому и результаты обращения к данной исторической теме до сих пор оставляют желать лучшего.

Особенно заметна односторонность, проявляемая при освещении того аспекта, который привлекает наше ныне обостренное внимание. Речь идет об участии и роли разведки в создании атомного оружия в нашей стране. Пик интереса западного читателя к данной проблеме уже в прошлом. По этому поводу на Западе написан не один десяток книг. Но наш соотечественник только недавно оказался на гребне информационной волны, принесшей много доселе неизвестного и непонятного.

Первые сведения об участии разведки в создании ядерного оружия начали просачиваться в прессу тонкими ручейками, но затем хлынул настоящий поток имен, дат, событий. «Весенний разлив» захлестнул. Спокойного и взвешенного анализа минувшего не получилось. Одна сенсация сменяет другую. То оказывается, что наши специалисты просто скопировали американскую бомбу по материалам, полученным в результате разведывательной операции, то обнаруживается, что в их руках оказались даже готовые изделия американского производства, не взорвавшиеся в Японии в 1945 году…

При всем многообразии выдвинутых версий вывод делается, как правило, один – ничего своего в собственном атомном оружии мы не имеем. В нашей стране искать подлинных творцов ядерного оружия – дело бесперспективное. Воистину, нет пророка в своем отечестве.

Автор книги, как специалист в области ядерного оружия, не может обойти вниманием этот вопрос. Разумеется, это будет его виденьем, в том числе и из города, где он проработал многие годы, ставшего волею судеб первым атомным городом страны, из НИИ, где трудятся люди, сделавшие первую атомную в 40-е годы, и затем в течение десятилетий, отдавшие свой ум, талант, умение совершенствованию ядерного щита нашего государства.

Подходы, определившиеся в освещении «шпионского» аспекта темы, как представляется, четко сформулировали более общие тенденции, ставшие характерными в последнее время при обращении к нашему прошлому. Первая – осмыслить, понять и объяснить… Вторя – разоблачить, пусть и ценой самоуничижения, и отказаться, заклеймив.

Не хотелось бы, чтобы в этом, втором, ключе развертывалось описание той страницы нашей истории, которая действительно достойна и изучения, и уважения. Поверхностное, а то и ложно понимаемое восстановление исторической справедливости вряд ли поможет в полной мере осмыслить реальный процесс ассимиляции разведывательной информации. Скорее, это будет неким вариантом боевика раннесоветского периода, в которым наши шпионы кишмя кишели в составе ставки Гитлера. Только вот побеждать в действительности все равно приходилось ценой жизней миллионов солдат.

Любые увлекательные сюжеты на ядерную тему уместны и возможны, если только создаются они не ради сенсации или очернительского прошлого, не ценой перечеркивания смысла жизни и многолетнего тяжелого труда наших людей – ученых, технологов, рабочих, которые, преодолев все трудности и лишения послевоенной поры, успешно завершили свое грандиозное дело, неожиданно быстро для Запада.

Известно, что промышленный и военно-технический шпионаж обладает богатой и многолетней историей. По некоторым предположениям история разведки насчитывает около 3000 лет. Именно столько лет назад появилось на свет первые шифрованное письмо. И с тех пор ни одно государство не обходится без помощи спецслужб, как и без служб безопасности.

Из всей темы, затронем только то, что важно для выражения общей позиции по вопросу об «авторстве» разработок советского ядерного оружия.

«Белое пятно», существовавшее долгие годы в области знания всего связанного с созданием отечественного ядерного оружия, объективно создало благоприятную почву для заполнения его недоброкачественной информацией. В условиях, когда любые сведения о ядерном оружии – история его рождения, центрах и людях, его создавших, этапах развития – носили сверхсекретный характер, у основной массы наших граждан сложилось представление о том, что кто-то что-то делает, в результате чего обороноспособность страны обеспечена. Но кто, где именно и какой ценой, об этом практически мало, да особенно никто и узнавать-то не стремился. Как говорится, себе «дороже».

Но вот пришло время, когда многие завесы тайн приоткрылись. Общественное сознание подогрето стремлением узнать новое, доселе известное лишь немногим, в том числе и о создателях ядерного оружия. К удивлению, ударила струя «холодного душа» – писать и узнавать оказывается не о ком и не о чем. Нам все «подарили»! И единственное, что действительно заслуживает исторического внимания, – работа разведывательных служб.

Тезис о том, что «никогда не существовало русской атомной бомбы, была лишь американская, умело раскрытая советской разведкой», пошел гулять по страницам печати. Публичные выступления некоторых участников разведывательной операции по американскому атомному проекту еще больше подлили масла в огонь. Начались подсчеты вклада с одной стороны разведчиков, с другой – отечественных ученых: 60 % на 40 %, «фифти-фифти» и тому подобное.

Обратило на себя внимание телевыступления бывшего руководителя внешней разведки НКГБ СССР Л.Р. Квасникова (6 июня 1992 года), транслировавшееся на весь бывший Советский Союз. Он затронул еще один аспект шпионской истории, связанной с деятельностью наших разведчиков в США в период второй мировой войны, – морально-нравственный. Квасников выразил сожаление относительно того, что ему пришлось участвовать в аморальной деятельности, под которой он имел в виду разведывательную работу против союзника своей страны.

В принципе, если исходить из обычных житейских представлений, такую деятельность трудно назвать нравственной. Но при анализе реальной государственной политики ни в коем случае нельзя забывать, что всякая истина и всякая оценка конкретны. А потому представляется удивительным, почему бывший разведчик не вспомнил в ходе своих новейших откровений позицию другой стороны. В частности, того же Гровса, возглавлявшего «Манхэттенский проект» и предпринимавшего действия отнюдь не отличавшиеся особой морально-нравственной чистотой (в плане верности союзническим отношениям) и исходившие из основной посылки – противником является Россия.

Уже с 1943 года в узком кругу руководителей США, особенно тесно связанных с военными, наша страна именовалось не иначе, как «новый агрессор». Самое позднее – с лета 1945 года в Пентагоне началась и разработка планов соответствующих действий. Первый проект атомного нападения на СССР назывался «Стратегическая уязвимость России для ограниченной воздушной атаки». Датируется он ноябрем 1945 годах. В 1948-1949 годах считалось возможным покончить с Советским Союзом, уничтожив атомными бомбами его 70 городов и индустриальных центров. С маниакальной точностью расписывались все детали: нападению будут подвергнуты 1947 объектов, в течение 30 дней 2,7 миллиона человек будут убиты и 4 миллиона ранены. Большинство американских военных было убеждено в силе и неотразимости первого удара. Почему США и не выиграть таким образом атомную войну?

Сегодня все этит факты пытаются замалчивать. Но исторические факты – упрямая вещь. Их, конечно, можно предавать забвению, можно намеренно искажать. Что, кстати, характерно и для нашего отношения к собственной истории. Но рано или поздно правда обретает право голоса и факты восстают из пепла забвения. Нельзя в очередной раз допустить конъюнктурного истолкования и селективного отбора тех факторов, которые относятся к истории внешнеполитических отношений после второй мировой войны. Вне зависимости от того, «вписываются» они в современные аспект мировых событий или нет. Таким фактором является то, что в период, о котором идет речь, руководство Пентагона полагало, что применение атомного оружия против СССР вполне возможно и способно принести победу…

Заканчивался 1944 год. Мировая война еще шла. СССР был еще союзником США. Краеугольный камень новых военных планов Соединенных Штатов был уже заложен. И никакого значения моральные соображения, диктуемые союзническим обстоятельствами, не имели.

И, может быть, зря бывший разведчик Квасников мучается угрызениями совести по поводу своих действий в том сложном прошлом. Акции разведки действительно стоит рассматривать, но не как шпионские мероприятия, а как благородную попытку скорректировать тогдашнюю американскую политику в интересах безопасности не только нашей страны, но и всего мира.

Однако, вернемся, еще раз к проблеме разведывательной деятельности против союзников и рассмотрим позицию, занятую в данном вопросе государственным руководством третьей страны – участницы событий. Речь идет об Англии. Здесь в 1950 году судили Клауса Фукса – одну из центральных фигур разведывательной истории по «Манхэттенскому проекту». В то время он был руководителем отдела теоретической физики в английском ядерном центре Харвелле. Фукс был арестован 2 февраля 1950 года и осуждена на 14 лет. Предъявленные ему обвинения гласили, что в период между 1943 и 1947 годами он, по крайней мере четыре раза, передавал неизвестному лицу информацию о секретных атомных исследованиях. Генеральный прокурор Англии, главный обвинитель на процессе (суд состоялся 1 марта в 1950 году и длился всего полтора часа) – Шоукросс раскрыл это «неизвестное лицо», заявив, что Фукс передавал атомные секреты агентам советского правительства. В судебном процессе над Фуксом обращает на себя внимание два момента: во-первых, мера наказания, и во-вторых, характер судебного разбирательства. Относительно первого нельзя не сказать, что судебные инстанции Англии проявили достаточно высокую моральную стойкость и верность букве закона. Дело в том, что они не поддались искушению покарать Фукса по статье измена родине. Она могла быть применена только к субъекту, связанному в период войны с враждебным государством. СССР, в пользу которого работал Фукс, был союзником Англии, и суд при вынесении приговора руководствовался сугубо юридическими, а не какими-то иными основаниями. Поэтому Фукус был не расстрелян, а получил 14 лет тюрьмы. Кто знает, какова была бы его участь, если бы его судили в США…

Что касается самого судебного процесса, то небезынтересного вспомнить, что английская сторона отвергла притязание американцев на передачу дела Фукса в суд США. Так же, как и предложение директора ФБР Гувера об оказании помощи в разбирательстве. Были на это у руководителей Англии и на это причины. И не последней среди них являлась память о позиции «старшего брата» в вопросе использования совместных англо-американских ядерных разработок. К этому времени уже была принята к осуществлению собственная английская ядерная программа, и Англия решила завершить дело Фукса самостоятельно, без вмешательства заокеанского союзника.

Клаус Фукс в США работал под руководством Оппенгеймера. Связь с ним поддерживал полковник советской разведки Семен Давыдович Кремер. Он провел с Фуксом четыре встречи и получил от него в общей сложности около двухсот страниц документов. Были и другие агенты, которые поставляли в СССР необходимую информацию, среди них Урсула Кучински («Соня»), Ян Черняк («Джен»), А. Мэй («Алек»), П. Ангелов («Бакстер»), А. Адамс («Ахилл») и др. В частности, «Ахиллом» поставлено было 2500 страниц закрытых материалов по атомному проекту. Супруги Коэн, англичане, передавали нашей разведке секретные данные через свой радиопередатчик, снабженный ускорителем, благодаря чему радиопередача длилась всего несколько секунд и не могла быть обнаружена радиопеленгаторами.

Бруно Понтекорво, итальянец, начал передавать разведывательную информацию в 1943 году. После войны ему удалось перебраться в Советский Союз.

Светлейшие умы человечества шли на риск подвергнуться репрессиям, чтобы оказать помощь Стране Советов в защите от атомной угрозы. Многие из них пострадали: супруги Розенберги были казнены, Роберта Оппенгеймера судила специальная Комиссия, суд продолжался 20 дней. Р. Оппенгеймеру запретили работу с секретными документами. Некоторые ученые были арестованы и заключены в тюрьмы.

Но эти благородные люди видели в Советском Союзе страну, которая преодолеет все трудности, все издержки послевоенного лихолетья. Они жертвовали своей безопасностью во имя светлых надежд, во имя веры в справедливость. Вот в чем суть!

Мир в ту пору был охвачен «холодной войной», пришедшей на смену «горячей». Немало историков на западе полагает, что исторический анализ причин и хода кризиса в первые послевоенные годы далеко не завершен. Достаточно широко распространена и точка зрения, согласно которой в «холодной войне» виноваты обе стороны. Причем аргументация последней нередко строятся на утверждении, что планы Пентагона в отношении СССР якобы носили в то время умозрительный характер, ибо не имели соответствующего обеспечения, в первую очередь из-за отсутствия необходимых объемов наработанной ядерной взрывчатки. С этим трудно согласиться, ибо известно, что суммарная производительность американских обогатительных установок и промышленных реакторов (100 кг урана-235 и 20 кг плутония в месяц) при постоянном наращивании мощностей обеспечивала достаточную реальность «гипотетических и абстрактных планов Пентагона».

Как бы там ни было, при всей разности позиции и подходов, мало кто сегодня возразит тому, что как «горячая война», так и «холодный» ее вариант стали самым печальными главами истории ХХ века. Время этих периодов диктовало свои правила, нормы и все государства действовали по принципу – «на войне, как на войне». Тут моральные запреты либо не существовали, либо носили чисто ритуальный характер. Это касается и союзнических отношений между США и СССР в годы войны. После ее завершения внутренняя сущность их взаимоотношений обнажилась очень быстро. Возобладала идея непримиримого противоборства, вступила в действие логика борьбы, а не сотрудничества. В этих условиях все акценты, включая и морально нравственные, были смещены. Сегодня же, когда многое в прошлом переосмысливается, игнорирование особенности того времени приводит к тем же последствиям. Каждая сторона вольна видеть по-своему и себя, и свои действия в те годы. Но вряд ли уместно, на наш взгляд, выдавать какое-то одно видение за истину в последней инстанции.

Американцы в этом плане значительно цивилизованнее относятся к своей истории. Уважая ее, они считают величайшим научным достижением именно своей страны те результаты, которые были получены в ходе реализации атомной программы США. И хотя широкой общественности этой страны хорошо известно, что решающий вклад в нее был внесен интернациональным коллективом ученых, собравшимся под давлением объективных обстоятельств «под крылом» американского государства, никто даже не пытается высказать сомнения относительно приоритета США.

Красноречивым свидетельством способности американцы уважать себя и свою историю является и совершенно однозначная реакция с их стороны на откровения бывшего генерала-лейтенанта советской разведки П. Судоплатова, содержащиеся в его книге, изданной в США под названием «Особое задание, воспоминания нежелательного свидетеля – магистра советского шпионажа». Судоплатов покусился на ряд святых для американцев имен – Роберта Оппенгеймера, Энрико Ферми и других, раскрыв их связи с советской разведкой в период осуществления «Манхэттенского проекта». Ученые, связанные с созданием ядерного оружейного комплекса США, единодушно назвали утверждение Судоплатова беспочвенными и оценили их как некое недоразумение. «Роберт Оппенгеймер – был настоящим патриотом». Это ответ американцев на происки 87-летнего разведчика. Знание меры в сенсационности – так можно охарактеризовать данную оценку подобных наскоков на прошлое.

В случае с нашим атомным проектом все обстояло иначе. Самообличительная страстность, с которой раскручиваются шпионские откровения вокруг создания отечественного ядерного оружия, не способствуют элементарной разумности. Подсчет размера вклада разведки и отечественной науки, производства в создание этого оружия проводился бы, возможно, более спокойно, более взвешенно, если бы люди, взявшиеся за него, сначала задались вопросом: а как по отношению к первому американскому образцу могла выглядеть атомная бомба при условии ее самостоятельной разработки в другой стране? На этот вопрос можно дать только один ответ – почти также. Нас ведь не удивляет, что, например, у американских индейцев оказались такие же луки и стрелы, как и у европейцев, как и у других народов, живших в отрыве от индейцев. Непредвзятые обращение к истории вопроса не позволяют обойти вниманием и тот факт, что разведданные, поступившая в нашу страну из американских ядерных центров, требовали очень тщательной и, главное, квалифицированной проверки. Необходимость ее диктовалась как внешними, так и внутренними обстоятельствами. С одной стороны – возможность намеренной дезинформации. С этим вынуждены были считаться и руководители, и исполнители отечественного атомного проекта. С другой стороны – недоверием даже к собственным агентам. Не раз чрезмерная подозрительность по отношению к «своим» же приводила к тяжелейшим последствиям для нашей страны. Наиболее трагический пример такого рода – ничем неоправданное игнорирование сообщений разведки о сроках возможного нападения нацистской Германии на СССР. Как можно забыть об этом вчерашнему разведчику?

Что же касается легковесных публицистических «построений» на данную тему, то они буквально трещат по всем швам, стоит только обратиться к документальным материалам. Так В. Чиков, один из адептов версии полной несамостоятельности отечественных ученых в деле создания атомного оружия, фактически признает недоверчивое восприятие разведывательной информации нашим руководством того времени, когда обращается к документам. В частности, он приводит резолюцию Л.П. Берии на одном из донесений Квасникова: «Не верю я вашему Антону. По-моему, не то он нам сообщает… Политические аспекты атомной бомбы, изложенные в шифротелеграмме прошу перепроверить через Вашингтон». Заметим, что Л.П. Берия написал это на политическом донесении (в нем речь шла о противодействии ученых-атомщиков, в основном эмигрантов, планом применения атомной бомбы). Какая же сверхбдительность проявлялась тогда, когда дело касалось сложнейших крайне дорогостоящих и важнейших для судьбы страны вопросов!..

Таким образом, даже для проверки достоверности информации, полученной по «Манхэттенскому проекту», требовался соответствующий уровень развития фундаментальной науки, активной самостоятельной работы в области конструирования. И даже очень детальный проект бомбы, добытой разведкой, не был бы достаточен для ее создания. Для этого необходимы сложнейшие технологии, специальные материалы с уникальными свойствами, нужны квалифицированные кадры разных направлений знаний. Поэтому, наряду с наукой, требовались определенная производственная и технико-технологическая база, ей соответствующая.

Истории известна ситуация, отдаленно напоминающая нашу. Связана она с английским атомным проектом. Когда в результате объединения усилий двух стран новое оружие было почти получено, политическое руководство США предпочло вызвать раздражение своих английских друзей, но они не поделились с ними технологией его создание. Режим секретности напрочь отрезал все заинтересованные ведомства Англии от этой информации. 1 августа 1946 года в США был принят так называемый «Акт Макмагона». Он запрещал американской администрации всякое сотрудничество с другими странами в ядерной области, включая информационный обмен и передачу технологий, и усиливал меры безопасности по охране атомных секретов.

Политическая сторона этой коллизии ясна. Американские руководители не имели ни малейшего желания жертвовать тем, что расценивалось ими как прочный фундамент и основной инструмент своего мирового могущества. Именно оно должно было, по убеждению, 33-го президента США Трумэна способствовать перестройки мира по американскому эталону. Но важная и другая сторона. Даже при таком научно-техническом сотрудничестве и обмене кадрами, которые существовали на определенном этапе между США и Англией, при мощном задели и значительно меньших по сравнению с нашими военными потерями, английская сторона далеко не сразу смогла наверстать упущенное, а Великобритания стать ядерной державой. Значит, для успеха ядерного дела мало лишь информации, необходим целый комплекс условий и работ.