Текст книги "Приключения Иоганна Мекленбургского: Приключения принца Иоганна Мекленбургского. Великий герцог Мекленбурга. Конец Смуты"

– Ваше величество! – не принимаю я панибратского тона. – Прошу простить, у меня было много дел, но я вернулся и готов дальше служить вашему величеству!

– Полно, друг мой, мы не на приеме. Я знаю, ты обижен на меня, но так было нужно, прости.

– Обижен? Помилуйте, на что!

– Ну, полно, полно. Обними своего друга, герцог-странник!

– Да я правда не сержусь, – говорю ему, обнимаясь. – Помнишь, я ведь сам предупреждал тебя, что так будет. Ты теперь король, а я герцог. Нам будет трудно дружить.

– Черта с два! Мы будем родственниками, почти братьями. Чертов бродяга, почему ты не рассказал мне о предложении, которое сделал тебе мой покойный отец!

– Ты о…

– Да, да, да! О моей сестре Катарине! Матушка! Катарина! Да где же вы?

В комнату заходят королева Кристина с принцессой. Поклон одной, потом другой, подхожу к ручке. Королева, благосклонно подав руку для поцелуя, слегка подталкивает меня к своей падчерице. Та тоже подает мне руку и испытующе смотрит на меня. Я после ритуала целования руки так же пристально смотрю на нее. В прошлый мой приезд в Швецию мы были представлены, но не более. Вряд ли мы сказали друг другу больше десяти слов. И вот теперь играем в гляделки. Что я знаю о принцессе Катарине?

Девушка она серьезная, неплохо образованная для нынешних времен, с мачехой и сводными братьями ладит. Красавицей ее не назовешь, но и уродиной тоже. По-хорошему, ее давно пора выдать замуж, но особы королевской крови воротят нос, ибо Карл IX, что ни говори, не имел прав на престол. Смотрит на меня спокойно, без особого любопытства, но и без предубеждения. А что видит она? Юный друг ее младшего брата с репутацией повесы и бабника. Был на войне, но для дворян сейчас это не доблесть, а норма. Родовит, но не слишком богат (точнее, слишком небогат). В церкви бывает редко, образование также могло быть и получше, зато про амурные похождения и подвиги на вой не ходят такие слухи, что порядочной девушке лучше держаться от таких кавалеров подальше.

…Что ей сказать? В голову ничего не приходит, и я просто улыбаюсь ей самой открытой и дружелюбной улыбкой, на какую только способен.

Катарина поначалу смотрит на меня с легким удивлением, но тут же начинает улыбаться в ответ. Я пытаюсь взглянуть на нее не как юный герцог, а как взрослый тридцатилетний мужчина, каким был до попадания в это тело. Блин! Да она же взрослая женщина, которая устала от неопределенности в своей жизни. Двадцать семь лет не шутка, ей хочется любить, иметь семью, родить детей. Простого бабского счастья, а не этих хороводов с коронами, интригами и престолами.

– Сударыня, вы когда-нибудь были в Мекленбурге?

– Нет, я нигде не бывала, кроме Швеции.

– Вам непременно нужно побывать там и в других местах. Швеция тоже очень красива, но иной, суровой красотой, а божий мир так велик. В нем много разных мест, и каждое красиво по-своему.

– Я хотела бы где-нибудь побывать, но боюсь, это невозможно. Мир так устроен, что женщины должны сидеть дома. Это мужчины воюют, путешествуют, открывают новые миры, а женский удел – хранить семейный очаг.

– Семейный очаг, а что это?

– Как, вы разве не знаете, что такое семья?

– Милая госпожа, откуда же мне знать? Я сирота, отец мой умер, еще в детстве меня разлучили с матерью. Меня не просто так назвали принцем-бродягой, хоть я и много где побывал, но нет ни одного места, которое я мог бы назвать домом.

Держу пари, что Катарина в общих чертах знала мою биографию, но, видимо, я чем-то зацепил ее за краешек сердца, и она посмотрела на меня немного по-другому. Так или иначе, интерес ко мне у нее пробудился. Мы еще долго беседовали, я рассказывал разные истории из своей жизни, добрую половину которых выдумал тут же. Катарина и Густав дружно смеялись моим шуткам. Королева Кристина, оставаясь внешне спокойной, тоже иногда прикрывала улыбку веером. Это был хороший вечер, но он тоже закончился. Когда на прощание Густав жал мне руку, он с улыбкой спросил меня:

– Как у тебя это получается, Иоганн?

– Что именно, ваше величество?

– Ты умеешь располагать к себе людей. Когда Катарине объявили о желании отца выдать ее за тебя замуж, она отнеслась к этому без малейшего энтузиазма, хотя и выразила покорность. Но ты поговорил с ней несколько минут – и вот она смотрит на тебя с симпатией, как на близкого человека.

– Не знаю, талант, наверное.

– Час от часу не легче! Отчего же у тебя так много врагов?

– И это тоже талант, Густав, – засмеялся я в ответ. – А что, у меня много врагов в Швеции?

– Врагов, может, и не очень много, завистников куда больше. На твое счастье эти люди и мне далеко не друзья, и завтра их ожидает большой сюрприз. Но это все пустяки! Расскажи мне главное.

– Главное?

Юный король смотрел на меня пристально и требовательно. Если бы его взгляд материализовался, я бы, наверное, согнулся под его тяжестью. Наконец он короткими предложениями, как будто рубит топором, произнес:

– Как. Ты. Разбил. Польскую. Кавалерию? Отвечай!

На следующий день во время большого выхода король объявил о помолвке герцога Мекленбургского и принцессы Катарины Шведской. Для многих придворных, судя по всему, это был сюрприз. Причем неприятный.

Все время моего отсутствия мои «добрые друзья» Спаре и Юленшерна усердно капали на мозги всему двору вообще и молодому королю и вдовствующей королеве в частности на тему, какой мерзавец этот юный мекленбургский герцог. И к сражению-то он не успел, и после сражения резню устроил! (Того и гляди Кристиан Датский обидится.) И брандеры его датчан спалили, а наши нет (каков подлец!). И из Кристианаполя ушел вовремя, а Хольмквиста датчане взяли в крепкую осаду, – слава богу, этот упертый дурак успел уничтожить их припасы, прежде чем дело кончилось капитуляцией. Казалось, их усилия вот-вот увенчаются успехом и несносного меня погонят куда подальше от двора, а вместо этого – помолвка!

Помолвка, хоть и не венчание, круто изменила мою жизнь. Жених кронпринцессы – это, можно сказать, должность. Причем должность довольно утомительная, поскольку прав еще никаких нет, а обязанностей уже навалом. Вслед за нареченной в церкви я бываю чаще, чем иные священнослужители. Официальные церемонии тоже теперь без меня не обходятся. К тому же, странное дело, казалось бы, раз я жених принцессы Катарины, так и мое место рядом с ней. Черта с два! При торжественных выходах она всегда идет вслед за братьями, а моя светлость в лучшем случае во втором десятке. И не пойти нельзя – порядок, блин! Общаемся мы часто, но никогда наедине. Обычно рядом целая свора придворных сидят и лупают глазами, морды губастые. В лучшем случае компанию нам составляют королева-мать или сам Густав Адольф. Тогда хоть можно поговорить по-человечески. Если рядом королева Кристина, то разговор идет о разных возвышенных предметах – архитектуре, поэзии, музыке. Если король, то речь рано или поздно заходит о войне. Таков уж Густав Адольф, ничего тут не поделаешь, но если королева Кристина интереса к военной тематике не проявляет, то принцесса Катарина внимательно слушает и старается понять. Если не понимает, то спрашивает, причем по существу.

– Так ты говоришь, Иоганн, – в очередной раз заводит речь Густав, – что пехота может остановить таранный удар тяжелой конницы?

– Именно так, ваше величество, правильно организованная пехота не только может, но должна это делать всякий раз, когда кавалерия будет иметь неосторожность напасть на нее.

– А что вы полагаете «правильно организованной пехотой», Иоганн? – спрашивает меня моя нареченная.

Я оборачиваюсь к принцессе и невольно улыбаюсь. Я неоднократно отвечал королю на подобный вопрос, но у Катарины такой серьезный вид, что я не могу удержаться.

– Ваше высочество, говоря о правильно организованном войске, а пехота – это, прежде всего, важнейшая часть войска, я имею в виду несколько вещей. Первая, на чем бы я хотел остановить внимание, – это система комплектования войска. В давние времена в случае войны король собирал своих вассалов на службу вместе с их дружинами, формируя, таким образом, армию. Тот из противников, кто собирал большее количество рыцарей под свои знамена, и был сильнее, ибо рыцари, как правило, равны друг другу в военном искусстве. Прочие воины, будь то алебардисты или арбалетчики, были хоть и необходимыми, но подсобниками. Однако с появлением огнестрельного оружия ситуация изменилась. Рыцарь может быть сколь угодно хорошо экипирован и искусен в бою на копьях или фехтовании, но любой мужик, наученный обращению с мушкетом, совершенно спокойно его застрелит, оставаясь недосягаемым. Таким образом, на первое место вышла наемная армия, и тот из королей, кто имеет большую казну, может нанять большее количество наемной пехоты. Стало быть, кто богаче, тот и сильнее. Но я полагаю, что эта практика устарела, как в свое время устарела тяжелая рыцарская конница. Как мы с вами знаем, Швеция не самая богатая страна и вряд ли может нанять большую армию наемников. К тому же наемники по определению неверны и в случае поражения могут перейти на службу к неприятелю, как это случилось, скажем, после битвы при Клушине. Но этого бы не произошло, если бы в шведской армии служили шведы.

– О чем ты говоришь, Иоганн! Шведы не слишком охотно идут в армию.

– О том, что видел своими глазами, Густав! Половину моего отряда во время второго Кальмарского сражения (так мы при дамах именовали Кальмарскую резню) составляли шведские крестьяне, и они очень недурно справились с этой работой. Твоя страна разделена на дискриты – объяви, что каждый дискрит должен выделить определенное количество солдат. Найдут добровольцев – хорошо, не найдут – пусть идут по жребию. Те, кто не попадет в армию, должны обеспечить «счастливчика» всем необходимым. Оружием, мундиром, сапогами и всем, чем понадобится. Случись опять вернуться датчанам – эти солдаты будут драться за свой дом и не отступят и не предадут, если им задержат жалованье.

– Такое войско будет стоить дешевле наемного, – задумчиво произносит Катарина.

– А воевать лучше, – добавляю я с похвалой. – Ваше высочество схватывает на лету.

– Однако именно польское рыцарство раз за разом побеждает на поле боя нашу пехоту, – задумчиво говорит король.

– А вот тут надо перейти непосредственно к организации. Из кого состоит шведская пехота? В основном из пикинеров, мушкетеров дай бог треть, а чаще четверть от всего состава. Они кажутся страшными, когда стоят, ощетинившись своими пиками, но на самом деле они совсем не страшны. Конные стрелки расстраивают их ряды своим огнем, а затем гусары тараном разбивают их строй. Гусар у поляков немного, но они отменно обучены и вооружены. У них много прекрасных коней, на одних они проделывают многокилометровые марши, потом, пересев на свежих, яростно атакуют врага. Их пики длиннее пик твоих солдат, и те не могут выдержать их натиска. А потом пики ломаются, и они рубят палашами и колют кончарами с высоты седел, а чем им могут ответить пехотинцы? Вот они и побеждают.

– И что же делать?

– Я тебе уже говорил, Густав! В моем полку большинство мушкетеры, и я не жалею ни наград ловким, ни палок неумелым, чтобы научить их управляться с мушкетами. Мой оберст-лейтенант Гротте когда-то воевал за голландцев и хорошо знает, как научить солдат быстро заряжать, совершать контрмарши и ловко стрелять.

– Голландцы… – задумчиво тянет король.

– Да, голландцы! Они сейчас лучшие солдаты по всей Европе, и слава богу, что они заняты войной с Испанией и им некогда отвлечься. Тогда бы многим не поздоровилось, помяните мое слово.

Мы долго и много беседовали на самые разные темы, переходя от войны к торговле и развитию ремесел. Ибо своего солдата лучше вооружить своим же мушкетом и одеть в мундир из своего сукна. Принцесса Катарина, как оказалось, недурно разбирается во всех этих вопросах. А еще она не только умеет слушать, но и задавать вопросы. В тот вечер, когда я уже уходил, она на прощание спросила меня, так чтобы не слышал король:

– А что значит «многокилометровый»?

Я на мгновение застыл, как громом пораженный (это же надо так проколоться!), а потом, подмигнув как заговорщик, шепнул:

– Это я вам потом расскажу.

– Когда же?

– Напомните мне после брачной ночи, ваше высочество, – и, с улыбкой посмотрев, как вспыхнуло ее лицо, вышел вон.

В другой раз мы заговорили о России, или, как ее сейчас называли, Московии. Еще Карл IX начал нынешнюю войну в надежде оттягать у ослабевшего соседа Новгород и объявить своего младшего сына Карла Филиппа герцогом Новгородским. Аппетит, как известно, приходит во время еды, и теперь в Стокгольме полагали, что на юном принце будет хорошо смотреться не только герцогская корона, но и шапка Мономаха.

– Как хотите, ваше величество, но я полагаю это утопией. После смуты и всех этих интервенций, после хамского поведения короля Сигизмунда и кучи поляков рангом пониже русские не захотят видеть царем иноземца. Скорее наоборот, сейчас для них что иноземец, что нечистый – все одно.

– Но разве избрание царем шведского принца не принесло бы Московии значительных выгод?

– Да, от этого вообще были бы одни плюсы, и будь это в любой другой европейской державе, они бы перевесили, но только не в русском царстве. Они захотят иметь своего православного царя и сделают все для этого.

– А без православия никак нельзя? – напряженно спросила Катарина.

Все же она истовая лютеранка, и для нее это вопрос принципиальный. Как бы ответить так, чтобы не оскорбить ее чувств, а то чревато.

– Ваше высочество, как вы полагаете, если бы король Сигизмунд не настаивал на своем католичестве, кто был бы сейчас королем в Швеции? Но, к счастью, ваш кузен Сигизмунд большой осел, а шведы не хотят видеть своим королем католика. Так вот, милая госпожа, русские ничуть не хуже шведов. И им так же, как любому иному народу, ведома гордость. Что касается перемены веры, то это хотя и деяние не слишком достойное, но иногда совершенно необходимое. Хотел бы напомнить вам, что Генрих Бурбон перед коронацией сказал: «Париж стоит мессы», – так вот, по моему мнению, Москва не дешевле молебна!

– Я полагаю, Карл Филипп примет православие! – твердо сказал Густав Адольф.

– Боюсь, поздно, друг мой. Если бы ваш брат уже был православным, а Якоб Делагарди воевал с поляками, а не пытался захватить Новгород, – может, из этой затеи что-нибудь и выгорело бы.

– А Сигизмунд или его сын Владислав могут занять трон в Москве?

– Во-первых, я хотел бы заметить, что это было бы крайне плохо для Швеции. Русские не поляки, тот, кто станет у них царем, получит всю полноту власти. Конечно, ему надо будет учитывать мнение старой аристократии, но польского бардака там никогда не будет. Во-вторых, я полагаю, Владислав упустил свой шанс, а у Сигизмунда его никогда и не было. Когда русские свергли Шуйского, Владислав имел бы некоторые возможности примирить стороны после Смуты. Однако для этого он должен был бы выполнить ряд условий. Прибыть в Москву на присягу, безоговорочно принять православие, пообещать всем участникам смуты амнистию. Так или иначе, он бездарно упустил эти возможности.

– И что же ты предлагаешь?

– Я абсолютно уверен, что русские и сами выгонят поляков из своей земли. Было бы недурно им в этом помочь, тем более что Швеции поражение поляков на руку. Ну, а потом – кто знает? Будут выборы царя. Чего не бывает в жизни, может, и Карла Филиппа выберут. Если нет, тоже не беда. Против поляков нужен союзник, а русские еще долго будут отвоевывать у них свои земли.

Одним прекрасным днем случилось долгожданное для меня событие: из Голландии пришел корабль, в трюме которого, помимо всего прочего, были заказанные мною ван Дейку кремневые ружья. Я в сопровождении верных Лелика и Болека помчался принимать заказ. Ван Дейк полностью выполнил свою часть уговора, ружья были практически точной копией того, что я давал ему в качестве образца. Добротный ствол, качественный замок французского типа, ореховое ложе при минимуме украшений. Каждый ствол украшен двумя клеймами. Одно – Льежской испытательной станции, второе – личное клеймо ван Дейка. Разумеется, ружья тут же были выборочно подвергнуты испытанию. Все работало безукоризненно. К каждому ружью прилагался железный шомпол, пулелейка, пороховница, и все это в единообразных патронных сумках. Хитрый голландец и тут сумел потрафить клиенту: на каждой сумке был герб Мекленбурга: бычья голова в герцогской короне. Молодец, уважаю!

Сопровождал груз племянник почтенного негоцианта – сам он, как видно, в Швецию ходить зарекся. Племянник, надо сказать, был довольно молодым человеком приятной наружности, внешность которого немного портил шрам на левой щеке. Во время приемки ружей мы разговорились, и образ его мыслей также пришелся мне по душе. Я уже подумывал, не предложить ли молодому человеку службу, когда после завершения всех дел он подал мне письмо от дяди. Странный парень, подумал я, обычно прежде подают рекомендательные письма, а уж потом все остальное. В письме ван Дейк-старший, помимо всего прочего, просил за племянника. По его словам, молодой человек успешно служил в войсках штатгальтера, но один неприятный случай, закончившийся дуэлью, поставил крест на карьере молодого военного. И добрый дядюшка интересовался – не буду ли я столь любезен порекомендовать шведскому королю его племянника.

– Как вас зовут, молодой человек? – начал я задавать вопросы.

– Рутгер, ваша светлость.

– Рутгер, прекрасно, вам известно, о чем меня просит ваш дядя?

– В общих чертах.

– Замечательно. Вам нужна служба, а мне нужны толковые люди. Как вы на это смотрите?

– Это больше, чем я смел надеяться, ваша светлость, для меня будет честью служить вам.

– Вот как? Чего же такого рассказал вам ваш дядюшка обо мне?

– О, ваша светлость, дело не только в рассказах дяди, о вас идет молва по всей Европе.

– Что вы говорите! Могу себе представить что обо мне болтают досужие сплетники, впрочем, учтите – все, что в этих слухах плохого, почти наверняка чистая правда. Я еще тот фрукт!

Мы весело рассмеялись и, распорядившись об отправке ружей на «Марту», отправились в мою резиденцию. Так я называл подаренный мне покойным королем Карлом дом. По пути я посетовал на отсутствие цветов. Действительно, как ни трудно мне это было представить, но подарить букет невесте было целой проблемой. Полевые цветы в Швеции не слишком радовали глаз, а оранжереи еще в моду не вошли. Розы вообще, по слухам, росли только в Италии и на Балканах, и даже тюльпанов никто толком не разводил. Вот как без цветов устроить конфетно-букетный период в отношениях? Конфет, кстати, толком тоже нет. Шоколад только-только стал появляться в виде напитка, и до шоколадных конфет – как до Китая пешком. Ну, а то, что изготавливают местные кондитеры, лучше не есть – здоровее будешь. Бог его знает, что они туда кладут, но сильно подозреваю, что все эти глутаматы и аспартамы, вкупе с Е-95, идентичные натуральным, просто детская шалость по сравнению с продукцией местных алхимиков от кондитерской индустрии. Рутгер, поняв суть моих проблем, как только мы прибыли, полез в свой сундук и достал оттуда сверток с несколькими невзрачного вида луковицами, которые и предложил мне. Сначала я не понял.

– Рутгер, что это?

– Луковицы тюльпанов, ваша светлость!

– Замечательно! Ты предлагаешь мне вырастить цветы самому? Чудная мысль, но боюсь, на нее совершенно нет времени.

– Что вы, ваша светлость, подарите эти луковицы вашей невесте! Клянусь честью, на нее это произведет неизгладимое впечатление!

Немного поразмыслив, я решил последовать совету ван Дейка-младшего. В конце концов, что я теряю? Репутация оригинала у меня уже есть, тут я ничего не убавлю, не прибавлю. Денег на какую-нибудь достойную королевского происхождения Катарины ювелирную побрякушку у меня все равно нет. А тут вроде как внимание проявил, и не банально.

Действительность превзошла все самые смелые ожидания. Когда дочь и сестра короля поняла, что именно я ей принес, она только что не прыгала от радости. Как оказалось, это жуткая редкость, и до недавнего времени тюльпаны выращивали только французские аристократы. Сейчас, конечно, ситуация немного изменилась и тюльпаны стали выращивать в Голландии, но до Швеции эта мода еще не дошла.

– Ах, Иоганн, как это мило! – воскликнула Катарина, глядя на меня сияющими глазами. – Но ведь это очень дорого!

– Ну что вы, сударыня! – отвечал я. – Мне для вас ничего не жаль. К тому же это такие пустяки, что, право, не стоит благодарности.

– Боже, вы такой милый! – заявила она, счастливо улыбаясь, и попыталась поцеловать меня в щеку.

– Да я просто душка! – ответил я и подставил ей губы вместо щеки.

Наши губы встретились, и мы в первый раз поцеловались. Похоже, что кое-кто вообще целовался впервые в жизни.

Вечером я, преисполненный благодарности, спросил ван Дейка, сколько стоят эти чудесные луковицы… В следующий раз пойду к ювелиру!

Следующий день мы в компании канцлера Акселя Оксеншерны занимались очень важным делом – обсуждали будущий брачный контракт герцога Иоганна III Мекленбургского и принцессы Катарины Шведской. Мы – это вышеупомянутый канцлер, вдовствующая королева Кристина, Густав Адольф и ваш покорный слуга. По идее, брачный контракт должны обсуждать родители, но матушка моя в лучшем случае может приехать только на свадьбу. Так что интересы себя любимого я представляю лично. Присутствия молодого короля поначалу также не предполагалось, но на этом настоял я. Дело в том, что мой друг Аксель изначально был против этого брака. Дескать, можно найти карлика и покрупнее. В принципе верно. Дружба дружбой, а служба службой. Одобряю (а при случае и припомню)! Так что действия Акселя предугадать нетрудно: будет зажимать приданое. Хотя нет, зажать он ничего не сможет, тут покойный король Карл постарался, царство ему небесное, а вот сократить мои возможности запустить в богатство невесты свои шаловливые ручки – это он как пить дать постарается. Королева Кристина в силу природной скупости его в этом начинании поддержит, тут и к бабке не ходи! А вот молодой король, глядишь, и посовестится. Все же я, как-никак, герой войны, надобно наградить, а денег в казне нет, а тут вроде как и не свое, и деньги в семье останутся.

В принципе, мои расчеты оправдались. Конечно, мы с Густавом просто щенки против этих матерых волкодавов, чтобы переиграть их на их же поле. Однако, очевидно, опасаясь, что молодой король может взбелениться от беспардонности матушки и канцлера, палки они не перегибали. Итак, моя невеста богатейшая девушка в Швеции и после свадьбы таковой останется. Однако все доходы после свадьбы будут поделены на четыре части. Четвертью буду распоряжаться я, четвертью она, а половиной – по обоюдному согласию. После рождения детей оная половина будет основой их наследства или приданого. Номинальным владельцем всех активов в любом случае будет Катарина, и если один любвеобильный герцог будет финтить, то он пойдет лесом с голой задницей. Если Катарина умрет прежде меня, то ее состояние достанется детям, до совершеннолетия которых им буду распоряжаться я. Если детей бог не даст, то о чем вообще разговаривать, все вернется в семью Ваза. Этот пункт был самым спорным. Я сразу заявил, что если детей не случится, то подозревать, что в этом буду виноват я, нет никаких оснований. И вы, ваше величество (королева Кристина), знаете почему. Король при этих словах немного удивленно захлопал глазами, а Аксель усмехнулся. Однако будущая теща осталась непреклонной, и пункт не претерпел изменений. А канцлер, цинично усмехаясь, заявил, что мне на войну ехать, а там всякое бывает. А вот это вы, любезный граф, сказали не подумав, ибо я с ходу предложил не затягивать с бракосочетанием. Если высокие договаривающиеся стороны так боятся, что мне что-нибудь жизненно важное отстрелят, так давайте сначала поженимся, сделаем наследника, а потом и на войну можно. Крыть было нечем. Если Аксель и надеялся, что меня на войне могут убить, и таким образом разрешатся все проблемы, то он крупно просчитался. Королю мысль о скорой свадьбе пришлась по сердцу, и он горячо ее поддержал. У королевы Кристины возражений также не нашлось, и Аксель скрепя сердце дал согласие. Последним пунктом был вопрос престолонаследия. Точнее, с престолонаследием было все ясно. Король у нас Густав, и его потомство в приоритете, следующий по порядку Карл Филипп и его потомство, ну а потом уж принцесса Катарина. Вопрос был в том, кто будет регентом, если до нашего потомства дойдет очередь. Густаву заглядывать так далеко показалось глупым, но королева Кристина и Аксель хотели непременно прописать этот момент в брачном договоре. В принципе, понять их можно: когда-то один из моих предков уже сидел на шведском троне, и хотя наглые подданные и скинули его, от прав на шведскую корону Мекленбурги никогда не отказывались. А тут еще такой ушлый жених попался, что поневоле будешь на воду дуть.

Свадьба состоялась через три недели. За меньшее количество времени было просто не успеть все приготовить. Торжество было довольно скромным – все же траур по Карлу IX еще не прошел. Из моей родни на церемонии была только матушка, да и то потому, что и без того собиралась прибыть и случайно успела. Кузен Иоганн II Альбрехт отговорился трауром по жене и ребенку, ограничившись подарком, а из померанской родни и вовсе никто не откликнулся. Почему-то. Ну да ничего, буду в Щецине – глядишь, и попразднуем.

Торжественная служба в церкви – и вот я надеваю кольцо на руку своей нареченной. Катарина несколько обескуражена тем, что все так быстро закрутилось, но не возражала. Да и то сказать, засиделась принцесса в девках, куда уж тут возражать.

Помню, мне резануло глаз то, что на невесте платье красного цвета. Еще подумалось, что вот будет у меня дочка – непременно отдам ее замуж в белом платье. Но говоря по совести, красное Катарине очень идет. Она выглядит очень величественной, торжественной, ну и довольной, чего там. После церкви следует торжественный обед. Все очень чинно и благородно, сказано – Европа, и подраться-то на свадьбе некому. Дикари-с! Хотя нет, вон какой-то хмырь что-то толкует, развязно размахивая руками, Рутгеру ван Дейку. Все понятно, я для шведского истеблишмента своим так и не стал, однако со мной связываться остерегаются. Во-первых, друг короля, во-вторых, репутация та еще. После Кальмарской резни немного страшно. На Лелика и Болека тоже где сядешь, там и слезешь, рубаки известные. А ван Дейк человек новый, отчего бы ему не нахамить, вдруг прокатит. Не прокатило. Вон ван Дейк и хмырь, мило улыбаясь, бочком-бочком пробираются к выходу. Скоро танцы, и начинать будем мы с Катариной. Блин, это что же, я не увижу, как мой новый офицер дерется? Печалька! Показываю глазами братьям фон Гершов, что надо идти за новеньким, проследить, чтобы все по-честному, а то знаю я этих шведов. Когда танец заканчивается и мы с Катариной возвращаемся на место, Болеслав делает мне знак: все, мол, нормально. А быстро! Молодец.

Вот и утро, Катарина доверчиво посапывает на моем плече, а мне не спится. Я в первый раз женат в обеих жизнях, и у меня какое-то странное чувство. Вроде все точно так же, а по-другому. И что теперь будет? Как что! Сначала медовый месяц, потом отправлюсь в Нарву, оттуда в Новгород. В прежней жизни я там так и не побывал, только объехал по трассе Москва – Питер. Отвратительная объездная, доложу я вам, впрочем, сейчас там дорог и вовсе нет. Я неловко шевельнулся и потревожил Катарину. Она открыла глаза и несколько секунд недоуменно смотрела, потом, очевидно припомнив ночь, смущенно улыбнулась.

– Доброе утро, милая! – поприветствовал я ее. – Как тебе спалось?

Катарина еще больше смутилась и покраснела и оттого смотрелась еще более мило. Она, как и подобает выросшей в строгости принцессе, была неопытна и зажата, так что я полночи потратил на то, чтобы хоть немного раскрепостить эту снежную королеву. Был нежен и терпелив, и мне воздалось сторицей, а теперь я хотел продолжения, и она, пожалуй, тоже. Зря я, что ли, старался.

Медовый месяц не затянулся. В том смысле, что Густав Адольф через две недели не мытьем, так катаньем выдавил меня из постели Катарины, и я отправился в Нарву. По правде сказать, момент благоприятный. Король Кристиан Датский, похоже, понял, что зря затеял эту войну, и тонко намекал на перемирие. Кстати, на свадьбу кузен прислал мне орден Слона. Сейчас ордена часто и густо дают не за храбрость в бою, а за происхождение. А орден Слона – вообще только близким родственникам, так что этот знак внимания дорогого стоит. Густав Адольф, разумеется, не мог остаться в стороне, и на мою шею легла вторая орденская цепь – орден Меча. Им, кстати, давненько не награждали, и вот возобновили традицию. Раз уж тут затишье, надо освободившиеся силы бросить на решение других проблем.

Других проблем две, и главная из них – Польша. В принципе, шведам Польша на фиг не нужна, просто у короля Сигизмунда бзик по поводу шведской короны. Вот хочет он ее надеть, и все тут! А еще он до недавнего времени хотел напялить шапку Мономаха, став русским царем, но немного одумался и метит на московский престол сына Владислава. И ни одно счастье из вышеперечисленных шведам и даром не нужно, и за деньги не хочется. Вторая проблема – это русское царство: шведам желается самим посадить своего царя в Москве, ну или, на худой конец, откусить Новгород. И выполнение этих хотелок король решил возложить на генерала и шаутбенахта и великого герцога Мекленбургского, пожалованного титулом «его королевское высочество».

Послесловие

Ну вот, уважаемые читатели, и подошла к концу первая часть приключений нашего современника, угодившего в тело принца Иоганна Мекленбургского. Хочу сразу сказать, что в нашей истории этого человека никогда не было, ибо брак его родителей герцога Сигизмунда Августа и княжны Клары Марии Померанской был бесплоден. Выдержав траур, Клара Мария вышла замуж за брауншвейгского герцога Августа-младшего и стала, таким образом, герцогиней Брауншвейг-Вольфенбютельской. Ее брат князь Георг Дарловский также в нашей истории никогда не женился. Но вот его увлечение стрельбой вполне реально, как и то, что он от этой стрельбы, в конце концов, пострадал, лишившись глаза. Княгиня Агнесса Магдалена лицо тоже вполне историческое, хотя она и вышла замуж несколько позже и за другого человека. Но ее новоиспеченный супруг также был большим охотником до стрельбы и через несколько недель после свадьбы трагически погиб от разрыва ствола своей очередной стреляющей игрушки. После смерти супруга безутешные родственники первым делом попытались выжить Агнессу Магдалену из ее вдовьих владений, так что и тут автор не слишком отклонился от реальной судьбы княгини.