Текст книги "Прикольные игры на Краю Света (сборник)"

Парой глубоких вдохов-выдохов прокачал легкие, как следует заправил их горьковатым от запаха сосновой живицы воздухом. Сильно, как никогда раньше, раскачал вниз-вверх доску и выпрыгнул вперед-вверх, будто спасался из горящей избы. И, несмотря на непреложность закона всемирного тяготения, мне удалось! Я провернулся вокруг своей оси, которая в этом конкретном случае находилась где-то в области поясницы, два раза. Затем в доли секунды выпрямился и врезался в воду вертикально, стрелой, вниз головой, руками вперед, почти без всплеска и ушел ко дну.

Когда, отплевываясь от воды, выбрался на берег, Ольга встретила меня восторженным писком, а Лева пожал мою мокрую ладонь.

– Ну ты дал, амфибия!

* * *

Я решил наутро, что с Левой надо поговорить еще раз по поводу нашей с Серегой драки. И уже собирался после завтрака и выгула Роки направиться к дому Бабченко, что расположен метрах в шестидесяти справа от нашего дома. Но Лева на неизменной «Яве» объявился сам. И я счел это хорошим знаком. Как и в прошлый раз, я вовремя срисовал его из окна, отметил радостно, что он не один, с Ольгой, и выдвинулся к калитке.

Лев целеустремленно двигался мимо наших ворот к воротам соседним. Увидев меня, притормозил поздороваться.

– Я думал, ты ко мне.

– Нет, к родственнику твоему Гендосу.

– Бизнес?

– Он самый.

– Мне бы поговорить с тобой, Лева.

– Наедине? – уточнил он, покосившись на сестру, выискивающую в ветвях нашей, нависшей над забором яблони плод покрупнее.

– Необязательно.

– Тогда говори.

Лева сел на скамейку возле забора, достал из кармана пачку сигарет и большую блестящую зажигалку. Я что-то не видел, чтоб он у себя дома раскуривал. Здесь, видно, понтов добирает.

– Мне, Лев, не очень нравится, что из-за ерунды может начаться такая бодяга…

– Какая?

– Ну, вот это… то, что вы с берёзовскими будете драться.

– Ты считаешь ерундой то, что дружок у тебя девчонку увел? – усмехнулся Лев.

– Для меня лично это не ерунда. И я дрался с ним и еще буду драться, если понадобится! Но при чем здесь все остальные? Они же меня не били. Тем более какой-то Хан.

– С чего ты взял, что будет драка?

– А разве базар на вышке не об этом?

– Мы просто говорили о том, что надо перетереть тему, а разборки могут быть и не на кулаках.

Я позволил себе пошутить:

– Заплыв устроим?

– У кого что чешется! – хмыкнул Лева. – Нет, дорогой дружбан, будет собачий бой. Моей собаки и собаки Хана.

Выдержав паузу, осторожно спрашиваю:

– Это что же выходит, собачка за меня мстить будет?

– Послушай, человек-амфибия, хочешь, я тебе правду скажу?

– Скажи.

– Так вот, ты в нашем с Ханом споре косвенная причина, повод. Витя Хан все время уклоняется от прямого разговора по разделу рынка. А тут ваша драчка как нельзя кстати пришлась. Хан – дилер компании «Педигри» и лезет со своими точками на территорию, где кормит собак наш «Дружок». «Делить нам, – говорит, – нечего: выбор за покупателем». Формально он прав, а фактически получается… Как это? Во! Торговая экспансия. Ну вот, вчера поговорили, решили по-пацански. Если мой Мухтар ляжет, я Хану не мешаю, если его Граф лапки задерет, Хан на мою территорию не лезет.

– Сам додумался?

– Гендос ваш подсказал. Я-то сперва действительно хотел бой без правил организовать. А так все цивильно. И ментам не к чему будет придраться. А люди придут болеть только свои, кто в курсе.

– И Хан сдержит слово?

– Если нет, будет отвечать уже не передо мной.

– Сереге можно сказать?

– О чем? – насторожился Лева.

– Ну, что мы только повод для экономической войны.

– Нет! – жестко отрезал Лева. – Мне он не интересен никак: собак не держит, у Хана не работает, но сболтнуть может. А мы не афишируем.

– Понял.

– Вот и ладно. После боя можешь рассказывать хоть на площади.

– А может так быть, что твоя собака не выиграет?

– Все может быть. Но кто не рискует, тот не ездит в Куршевель.

– Моя помощь нужна?

Спросил не потому, что очень уж рвался поучаствовать, но как младший друг старшего товарища оставаться в стороне тоже не мог.

Лева пожал плечами.

– Разве что поболеть придешь при желании.

– Я хочу посмотреть собачий бой! – заявила из-под яблони Ольга.

– Ну вот, – улыбнулся ее братец. – Место и время сообщу дополнительно.

* * *

Между той географической точкой, где заканчивается город, и куском берега Святого озера, на котором жители пригородной деревни Белая Гора пасут мелкий и крупный скот, есть просторная поляна. На ней пацаны обычно гоняют мяч, поэтому трава на поляне чахлая. Этот пустырь и выбрали для собачьего ристалища Лева Бабченко и Витя Хан.

Кто-то не поленился, загодя огородил поле боя белым шнуром, на котором болтались белые и красные тряпочки, типа флажки. Чуть в стороне мелкий, но ушлый предприниматель открыл лавочку прямо в своем микроавтобусе. Покупателям предлагались пиво, водка, газировка. На мангале поспевали шашлыки и колбаски.

Здесь же, неподалеку от шашлыков и водки, поставили пластиковый стол, за которым, по всей вероятности, будет заседать судейская коллегия.

А вот и они, плечистые молодые мужики. Среди них наш Гендос. Он ревностно относится к своей роли главного организатора схватки.

Я пока один. Ольга сказала, что появится отдельно. Бой назначен на одиннадцать утра. Сейчас десять с минутами, но публики уже изрядное количество. Многие парни со своими лохматыми питомцами на поводках. Я-то Роки брать не стал: мал еще для такого зрелища. Собачки тявкали и поскуливали. Наверное, предчувствовали кровопролитие. Двуногие вели себя гораздо веселее: они кучковались у судейского стола, делали ставки в импровизированном тотализаторе.

А вон и Ольга. Сегодня она в узких голубых джинсах, как у нас говорят, в облипочку. Легкая белая рубашонка в крупную синюю клетку. Ей бы шляпу-стетсон и кольт на пояс – чисто мальчишка-ковбой. Нашла меня, подбежала.

– На кого ставишь? – спросила с ходу.

– Чего?

– Того! На чью собаку ставишь?

– Да я не собирался.

– Ставь на боксера Мухтара! Не знаешь, что ли?

– Мы не очень хорошо знакомы.

– Ой, ладно! Угрюмый остряк! Скажи лучше, что бабок нет.

– Немного есть.

– Воды купишь, а я пока ставочку сделаю.

– Послушай, а собак тебе не жалко?

Она пристально посмотрела на меня и сказала неторопливо, пугающе серьезно, мне даже послышались хрипловатые Левины нотки в ее звонком голосе:

– Знаешь, Ром, ты очень мне нравишься, правда. Но иногда тебя заносит, и очень далеко. Извини, конечно, только рано или поздно твои закидоны могут надоесть. Что ты канючишь? Не нравится тебе здесь – зачем приперся? Тоску на меня нагонять? Можешь доставать меня и дальше, но учти: я девочка балованная, надолго меня не хватит. Тогда скажу Левке, чтоб перестал нас сводить.

– А что, если бы не Лева… – начал я задорно.

– Дурак! – с искренним сожалением перебила меня Ольга. – Пошли!

Публика дозревала до зрелища. Возле стола всё так же толпились игроки, торопились до начала боя поставить на ту или другую собаку. Ольга бойко вклинилась в толпу разгоряченных азартом мужиков. Ее наглость парни с синими рисунками на руках и предплечьях восприняли вполне добродушно. Только один из болельщиков весело поинтересовался:

– Это что еще за цыпленок тут локтями вертит, как пропеллерами?

Но заправляющий за столом Гендос Величко девчонку опознал и сказал примирительно:

– Пустите ее, братаны, это правильная школьница, Левина сеструха.

Так и пустили ее без очереди. Вскоре она выбралась из толпы с самодельным, из почтовой открытки, билетом тотализатора в руке.

Я протянул ей колу.

– Вот, – похвасталась Ольга, – поставила все деньги на Мухтара.

– И что теперь?

– Если Мухтар продержится до конца боя, я верну свои деньги. А если победит, раз в десять, наверно, больше получу.

По краю пустыря рысью трусила стайка бродячих собак, шелудивых, с грязной клочковатой шерстью. Казалось, они прекрасно понимают, что чужие на этом собачьем празднике, но не спешат убраться подальше, хотя хвосты и поджимают. Надеются поживиться потом объедками и съедобным, вкусно пахнущим мусором. В последнее время бродячих псин развелось в городе слишком много. То ли хозяева «лучших друзей человека» перестали усыплять-стрелять-вешать-топить надоевших или состарившихся питомцев, то ли неопытные собаководы, ставшие жертвами мошенников, гуманно отпускают полупородистых или совсем непородистых щенков на все четыре стороны. Местная газетка время от времени поднимает вопрос о неупорядоченных и агрессивных разносчиках заразы и бешенства. Особенно опасной считается стая, приютившаяся в густом кустарнике возле мясокомбината. Эти, случается, темными ночами нападают на людей.

А вот между приличной публикой и собаками-бродяжками плетется сосед Нёма Шнейдеров со своей невнятной собачонкой на поводке, связанном из разноцветных веревочек.

– Здрасте, – говорю ему. – Вы-то зачем сюда?

Рыхло-толстый Нёма в потной майке, добродушно улыбаясь, пялится на меня сквозь мощные линзы очков.

– Меня Сонька привела, – свалил он на свою дворнягу. – А что здесь будет?

– Собаки будут грызться.

– Зачем?

– За людей.

– О, как бы не вышло наоборот! Пошли отсюда, Соня!..

Ольга не участвовала в беседе, да и не сильно интересовалась ею. Зато, когда Нёма поволок Соню с пустыря, она дернула меня за руку.

– Смотри! Вон Лева!

Послушно оглянулся. Действительно, Лев спускался с пригорка, поросшего пожухлой от зноя травой, к огороженному месту схватки. На поводке угрюмо шагал четырехлапый боксер Мухтар. Лева жестом поприветствовал нас, но пошел сразу к судейскому столу. Там среди прочих парней уже стояли братья Алик и Витя Ханаевы. У их ног примостилась овчарка Граф, ему предстояло скрестить клыки с Мухтаром.

Приготовления закончились. На середину собачьего ринга вышел Гендос и произнес совсем непродолжительную речь:

– Значит, так, сейчас будет бой между Мухтаром и Графом. Мухтара представляет Лев Бабченко и фирма «Дружок», Графа – Виталий Ханаев, сеть магазинов «ПедиРос»…

Мне немного смешно было слушать громкие фразы типа «фирма», «сеть магазинов». Все знают, что в «Дружке» работают десять человек, включая семью Бабченко, моего отца и дядьку Колю-кривого. А у «ПедиРоса» на Берёзовке три ларька на трех перекрестках.

По толпе, задевая многих и балагуря сам с собой, если от диалога отказывались окружающие, шатался парень, явно пьяный уже с утра. За ним с видной неохотой, но повинуясь натяжению крепкого поводка, волокся белесый питбуль. Ему наверняка хотелось полежать в тенечке, вывалив с мощной челюсти розовый язык. Тенек не помешал бы и его хозяину.

Прозвучал сигнал, поданный посредством спортивного свистка. Парни повели собак в ринг и стали их стравливать. Бой еще толком не начался, но уже стало интересно Собаки, как и некоторые люди, наверное, легко внушаемые существа. Мухтару и Графу вскоре передалась агрессия их хозяев. Под дружный рев людской и тявканье собачье они сцепились.

Мне нравилось, как ведет бой Мухтар, и совсем не потому, что я вроде должен за него болеть. Видно, что в его действиях не только выучка, но и какие-то врожденные навыки и умения. Граф на вид да и по факту, скорее всего, был помощнее Мухтара. И бойцовской злости у него побольше, чем у Левиного пса. Но Мухтар чутко реагировал на каждое движение своего противника, легко уклонялся, вертелся, избегая оскаленных бросков Графа.

Зрители реагировали по-разному. Кто-то пенял на оборонительную тактику Мухтара, другие, наоборот, одобряли ее. Те, кто поставил на Графа, подзадоривали его. Лева был спокоен, а вот Хан, поддавшись настроению болельщиков, свистел и улюлюкал, науськивал своего мохнатого гладиатора. Возле Вити Хана, свистя и вскрикивая невпопад, оказался пьяный парень с питбулем. Парня уже вовсю шатало и клонило к земле, и пес его угрюмо опустил большую голову, словно испытывал стыд за своего расслабившегося повелителя.

Я обратил внимание на то, что ошейник Графа поблескивает большими металлическими клепками. И предположил, что такой бронированный ошейник Хан нацепил собаке специально: каким бы проворным ни оказался Мухтар, такой брони ему не взять – клыки будут соскальзывать с металла. Нечестная, выходит, борьба. По нашим временам ничего удивительного. Но вот Мухтар изловчился, ловко ухватил Графа зубами за нижнюю челюсть и стал грызть ее, одновременно пригибая и свою голову, и башку противника к земле. От боли Граф взвизгивал, но ничего не мог поделать, даже вырваться из захвата.

Хан кричал на свою собаку, пытаясь перекричать рев «трибун». И тут питбуль пьяного парня стал принюхиваться к ногам Хана, полностью разочаровавшись в своем хозяине, который теперь уже сидел на пыльной траве и будто дирижировал невидимым и неслышимым оркестром. Почувствовав помеху под ногами, Витя Хан пнул эту помеху не глядя и угодил питбулю прямо в морду. Тот как-то неуклюже посторонился и вроде отошел в сторону. И я перевел взгляд на ринг.

Граф готов был сдаться, устав от борьбы и боли в израненной зубами Мухтара челюсти. Пес скулил, ронял розовую от крови слюну, но пока держался.

И вдруг не азартный, но полный боли человеческий крик отвлек часть публики от кульминации собачьей схватки. Мы с Ольгой бросились на крик. Витя Хан лежал на земле, а питбуль деловито и молча пытался дотянуться до его горла и пока между делом жевал левую Ханову руку.

Хан кричал:

– Уберите эту сволочь!

Убрать было некому. Хозяин питбуля уже спал в траве, выпустив из рук поводок.

Парни кричали, замахивались на собаку, кто-то тянул поводок. Но схватить за ошейник не решался никто: а ну, как извернется и тяпнет – челюсти как тиски.

Лева растащил в стороны Мухтара и Графа.

Алик Ханаев ворвался в толпу зевак, расталкивая всех с грубой бранью, и стал методично и сильно колотить питбуля монтировкой по голове. Не знаю, на каком по счету ударе пес обмяк и завалился на бок. Но запястье воющего от боли Вити все еще оставалось в зубах питбуля. Не щадя смертоносных собачьих зубов, Алик вбил железный увесистый стержень в пасть собаки, методом рычага раздвинул челюсти и вынул руку брата, разорванную, похоже, до кости.

Алик повел брата к машине, бросив на ходу всем:

– Вешайтесь, кто этот собачий бой придумал!..

Мы с Ольгой подошли к Леве. Он уже надел на Мухтара намордник и слушал, что толкует ему встревоженный Гендос:

– Значит, так, Лева, базара между нами за эту корриду не было, сечешь? Могут пойти терки всякие, а я бой в городе не согласовал… Лучше свалить все на обычные забавы. Так для дела лучше, я те отвечаю!

Гендос торопливо пожал Леве руку и укатил.

– Тебе не кажется, что он чего-то боится? – спросила Ольга у брата.

– Мало ли что мне кажется! – проворчал тот. – Такой бой сорвался!..

– По-моему, сейчас не об этом надо переживать, – заметил я.

– А о чем? – набычился Лева.

– Как быть дальше.

– А чо там быть? Никто ни в чем не виноват – стечение обстоятельств.

– Ханаев думает по-другому…

* * *

Здесь, на густо заросшем соснами острове, можно и забыть всего за пару дней, что где-то есть города, люди, собаки… Робинзону, может, трудновато пришлось бы без четвероногого друга, который коза. Но на нашем острове из дикого зверья только утки, а из хищников – только Лева. Он шастает по зарослям с малокалиберной винтовкой, охотится. Кроме огнестрельного оружия он сварганил себе тугой лук и теперь проверяет опытным путем, какое оружие более эффективно на необитаемом острове.

Первое время мы с Ольгой азартно продирались вслед за старшим Робинзоном через кусты к прибрежным камышам, но вскоре городской девчонке это надоело, да и Лева ворчал, что от нас больше шума, чем помощи. Правда, что с нами, что в одиночку Лев был никудышным охотником. За три дня, что мы здесь, он принес только одну застреленную утку, но никто не пожелал с ней связываться – ощипывать, потрошить, печь на угольях или в глине, или как там ее еще готовят. Вот и отправилась несчастная птица на корм рыбам и ракам.

…Неприятности начались спустя два дня после кровавого собачьего боя. Сначала исчез куда-то Гендос. Меня разыскал Лева и поинтересовался, куда спрятался соседушка, он же родственник. Но у меня с ним никаких дел не было, я даже не обратил внимания на то, что трусливого дога стал выгуливать Генкин папа Коля-кривой.

А вскоре берёзовские донесли весть: дистрибьютор «Педигри» Алик Ханаев знает, кто и почему устроил собачий бой, и знает, кому будет мстить. Он очень зол, потому что травмы у брата серьезные. Пес измочалил левую руку и повредил пальцы на правой. А еще порвал щеку.

Затем встретилась мне в городе одноклассница Ленка Стражева. Перекинулись парой слов, потом она и спрашивает:

– Что вы натворили с Левой?

– Мы?

– Ну ты же с ним больше всего общаешься.

– А в чем дело-то?

– Старый мой вчера за ужином разорялся насчет беспутной молодежи…

– И ты сразу решила, что про меня?

– Зачем решила? Он прямо сказал, что сын собаковода с Края Света устроил собачьи бои с тотализатором, а собаки какого-то парня сильно погрызли. Если родственники заяву накатают, могут и уголовное дело начать.

Не преминул поделиться этой новостью с Левой. Он воспринял информацию как будто спокойно. Наверное, был к ней готов.

– Похоже, наезд начался, – заметил он негромко. – На комбинате нас кинули, директор сказал: временно не будет отпускать мясо нашему магазину. Знаем мы это «временно».

Лева встал из тенечка возле гаража, заметно прихрамывая, зашел в дом и вернулся с двумя запотевшими бутылками пива.

– Что с ногой?

– Думал, случайность, а теперь уже не уверен. Когда с мясокомбината возвращался, на меня «жигуль» налетел. Я кувыркнулся, но ничего, только колено ссадил. И «Ява» выдержала.

– Думаешь, Хан? Но у них же тачки иностранные!

– А свою ему об меня бить в лом.

Вполне возможно.

На заднее крыльцо выглянула Ольга, высмотрела нас в глубине двора, подошла и сразу – к Леве:

– Что у тебя было сегодня?

– В смысле?

– Поцапался с кем?

– Ни с кем.

– Почему тогда звонят и глупости спрашивают?

– Толком говори!

– Звонит телефон. Хорошо, я была рядом, а то с мамочкой бы своей объяснялся! Поднимаю трубку, мужик спрашивает: «Ты кто?» Я, естественно: «Лошадь в пальто!» Он засмеялся: «А жеребец прискакал?» – «Какой, – говорю, – жеребец?» Он: «Лев, конечно». На всякий случай отвечаю: «Не знаю, давно не виделись». Он тогда говорит: «Проверь, целая у него башка или нет». Целая у тебя башка?

Лева и ей рассказал в двух словах о наезде.

Ольга не сомневалась ни секунды:

– Ты понимаешь, что это они? Ханаевы!

– Как вариант.

– Так надо что-то делать!

– Что?

– В полицию?

– Полиция сама вот-вот наедет…

– А где эта жаба – Гендос?

– Схоронился где-то. Думаю, пора и мне в туристический поход.

Лева объяснил, что имеет в виду, и нам с Ольгой план понравился. Тем более что сами собирались сплавать на остров. Он с сестрой своим старикам, а я своим сказали, что дружной компанией отправляемся на природу, подальше от пыльного города. Берем с собой палатки и объявляем, что едем электричкой до окрестностей заповедного леса, а сами тихонько на лодке прямо на остров. Пока нас будут искать, если кому вздумается, по окрестным лесам, мы спокойно отсидимся рядом с городом.

Что-то томило меня – то ли предчувствие, то ли ощущение, что надо перед отъездом что-то сделать. И в итоге почапал на Берёзовку, к Сергею. Этот кусок города почти ничем не отличался от Края Света. Здесь было больше уличных фонарей, но не было ни реки, ни озера. Точно так же сидели на лавочках у ворот пенсионерки. Пацаны и девчонки играли кто во что горазд. Кто в футбол, кто в волейбол, кто в баскет на одно кольцо или в смешной сокс.

Он открыл дверь после моего звонка, вытаращился, будто по его душу явился Ван Хельсинг.

– Ты?! Чего надо?

– Побазарить.

– А мне оно надо?

– Понял.

Я повернулся уходить.

– Да стой ты! – вернул меня Серега. – Заходи, пива выпьем.

Может, это было приглашение не только к распитию, но и к примирению: подобные процессы часто сопутствуют друг другу, если верить старшим пацанам.

Мы выпили по стакану.

– Ну что, хитрец, – начинает первым Серега, – объехал-таки меня на кривой козе!

– Какая такая коза?

– Из-за ваших собачьих дел Хан перекрыл Берёзовке контакты с Набережной.

– Ты-то не при делах.

– А солидарность?

– Пока ситуация такая, что Ханаевы бочку катят на Леву.

– А что, не по делу?

– Это еще разобраться надо! А Хан уже ментовку подключил, чтоб бабченковский бизнес закрыть. И Ольгу напугали, боится из дома нос высунуть.

– Да гонишь! Чтоб Хан через ментов?

– Не веришь – у Стражевой спроси.

– А что от меня требуется? Взять дубину?

– Лева и Ольга спрячутся, а ты наблюдай, посматривай, что затевают Ханаевы или полиция. Если запахнет жареным – предупредишь.

Серега посмотрел на меня с сомнением.

– А что мешает тебе присматривать?

И я опускаюсь до маленькой лжи, очень маленькой:

– Понимаешь, мне уезжать на днях. Решил в городе в училище поступать. Дома с этой школой вечно напряги, старые пилят. А там – сам себе хозяин, да и нырять надо уже по-серьезному, в спортшколе…

Он поверил.

– Ну, допустим, приду я к ним, а Лева на меня с кулаками?

– Да почему с кулаками?! Ты же как свой появишься.

– Ладно. И куда они сваливают?

Я на минуту задумался: если сейчас я скажу правду, не окажется ли потом, что я невольно предал нас всех – Леву, Ольгу, себя? Нет, не должен Серега сдать нас Ханаевым. Тем более что к Ольге неровно дышит, и уж тем более, когда я сказал, что уезжаю.

Он оценил план Льва и сказал:

– Хорошо, Ром.

– Слово пацана?

– Сказал же – отвечаю!

* * *

Ольга пристала:

– Давай, когда солнце сядет, послушаем подводные колокола!

– Кого? – рассеянно переспросил я, занятый тяжкими думами.

– Ну ты! Сам же расписывал монастырь, что под воду ушел!

– А-а, помню, да…

– Что помнишь? – Ольга рассмеялась. – Помнишь, как затонул?

Обрызгавшись терпким средством от комаров, мы уселись на высоком берегу. Внизу легкие ребячливые волны плескались на узкой полоске прибрежного песка. Лица наши повернуты на запад, и, наверное, полчаса мы наблюдали, как солнце будто бы нехотя, но неумолимо погружается в желто-розовую лаву созданного им самим заката. Проваливаясь за густо-черную в летних сумерках линию горизонта, дневное светило утаскивало за собой, будто одеяло, вечернюю зарю.

Что-то не слышно было колокольного звона из глубин озера. Вот, наверняка спугнутые Левой, громко хлопая крыльями, пролетели над водой утки. Начали свой концерт прямо под нами лягушки. Теперь уж точно не услыхать нам древних колоколов, даже если они на самом деле есть. Вот так самая красивая легенда может разбиться о сугубый реализм живой природы.

Жили мы на острове, как партизаны в войну. На укромной поляне стояли две наши палатки, двухместная и одноместная. Днем костра не разводили – шифровались, чтоб не вычислили нас по дыму. Обычно на остров никто не плавал, даже жители близлежащей деревни, которым от их берега озера до острова добираться по водной глади не более шестидесяти метров. Все потому, что когда-то давно, еще в двадцатом веке, на острове мужик из этой же деревни убил свою падчерицу. Убийцу поймали, и сгинул он где-то на севера́х. Но склонный к мистике народ говорил, что призрак школьницы время от времени бродит по острову. Опять же люди у нас практичные: если нет на острове ни путных грибов с ягодами, ни хорошей дичи, так зачем на него плавать?

Ольге о привидении я еще не сказал, но собирался, когда станет потемней. Сам в него не верил, но девчонки – они такие. Забоится призрака и станет ближе ко мне держаться. Или к Леве?..

– Ром, ты хотел бы меня поцеловать?

Мы шли к лагерю. От неожиданности я остановился. Она, держа меня за руку, по инерции сделала еще шаг, и девочку почти развернуло ко мне лицом.

– Всегда. Начиная с поезда.

Она прильнула к моим губам, я обнял ее, почему-то спрятав свои руки у нее под мышками. На нас только майки, над нами тонкий, сводящий с ума звон покачивающегося столба комариной стаи. Но мы не обращаем на кровососов внимания. Мы трогаем друг друга губами, забыв о дыхании, пока от недостатка воздуха в легких не начинает звенеть в ушах. Или это комары поменяли тональность своего вампирского хорала?

Ольга делает движение назад, и мы отрываемся друг от друга. Спрашиваю, будто в шутку:

– Ну как, слышала звон?

Она шепчет:

– Почти…

* * *

Впервые за три ночи на острове, уже под утро последнего дня, я увидел сон. Будто сижу я на веранде в доме Бабченко и читаю «Гарри Поттера». Сижу совсем один, в темноте, как разбираю текст – непонятно. Но типа читаю. А тут, стуча когтями по дощатому полу, ко мне поднимается со двора большая черная собака, просто собака, без всяких признаков породы или беспородности. Я хочу прогнать ее, но почему-то не могу и слова вымолвить. Зато собака начинает злобно лаять на меня…

Выпутываясь из дебрей кошмара, понимаю, что, в отличие от сна, в реальности уже совсем рассвело. Никакой собаки, лишь сопящий рядом Лева. И крик снаружи, Олькин:

– Эй! Эй! Гляньте – привидение!..

Путаясь в пологе палатки, мы с Левой выбрались на поляну.

Полупрозрачный, с синевой, как снятое молоко, окутывал остров утренний туман. У края поляны, где через редколесье спускается вниз извилистая тропка, стоит Ольга в одних трусишках. Увидела нас, простерла руку и воскликнула:

– Смотрите – вон привидение!

И непонятно, чего в ее голосе больше – страха или восторга.

Мы посмотрели вниз. Действительно, сквозь туман движется к нам светлый силуэт.

Лева метнулся к палатке и вернулся с мелкашкой.

Под палящим с самого утра солнцем туман прямо на глазах распадался на отдельные клоки, клочья, затем клочки. И вскоре вся мистика рассеялась, но мне от этого не стало легче: по тропе пришел к нам мой одноклассник Серега.

– О, ты как здесь?! – воскликнула Ольга.

Сергей покосился на винтовку в руках Левы и хмыкнул:

– Стреляли…

– Что надо? – спокойно, но совсем не добродушно спросил Лева.

– Да вот мы с этим обманщиком забились, – кивок в мою сторону.

А сам глаз с почти голой Ольги не сводит.

– На что забились? – поторопил его Лева.

Серега сказал все как есть и добавил мстительно:

– Правда, Рома говорил, что в училище умотает, а сам тут. Вот и верь после этого…

– Ты что, просто так приплыл? Руками? – удивилась Ольга.

– Не, взял у дружка резиновую лодочку. Только хочу сказать, что сводка обещает грозу…

В подтверждение его слов сильный внезапный порыв ветра пригнул тонкие сосны, заставил вздрогнуть прочные сосны и окончательно разогнал туман. И мы увидели, как со стороны города натягивается на небо свинцовая с чернотой туча, мать предстоящей грозы.

Тем временем Серега растолковал Леве, почему приплыл к нам. Витя Ханаев в больнице, ему сделали операцию, сшили поврежденные мышцы, сухожилия и нервы. Но пока неясно, как восстановится функция рук. Алик Ханаев, возможно, с помощью предателя, установил, что организаторами боя считаются Лев Бабченко и Гендос Величко. Побеседовал с Гендосом. Тот навалил в штаны и свалил все на Леву: мол, идея чисто Льва, а он, Гендос, лишь участвовал в качестве ведущего. Тот же Гендос высказал предположение, уже по собственной инициативе, что Лев Бабченко, возможно, отсиживается на острове, потому что нет на месте большой лодки семейства Бабченко в то время, когда вся семья, кроме Левы, на месте.

Лева не прост, потому и спрашивает:

– Я должен тебе верить? Откуда ты знаешь всё?

– Верь – не верь, мне что? Они сегодня собираются на остров. Знаю оттуда: мать моя в кафе «Ветерок» работает. А у Ханаева там типа штаб…

– И что теперь? – спросила уже совсем не веселая Ольга.

И когда она успела одеться? Вроде все время рядом стояла.

Отвечать ей никто не стал. Все смотрели на восточный берег острова. Сейчас бы махнуть туда и – по полю, по полю… пока не догонят. Неужели мы сами себя загнали в ловушку?

– Думайте что-нибудь! – требует Ольга.

– Что думать? Сваливать надо!

Это Серега.

А Ольга теперь верит только брату. На него и смотрит, ждет ответа.

Лева пожимает плечами.

– Вариантов нет. И погода…

Мы прошли сотню метров до восточного берега. Это только так называется – остров. По большому счету остров представляет собой громадную кочку среди водной глади. Никто его не измерял, но навскидку если, то в длину около трехсот метров, в ширину метров сто пятьдесят – двести. Обилие деревьев и почти непроходимого кустарника создает впечатление, что площадь острова больше, чем есть на самом деле.

– Вот видите, – сказала Ольга, – тут до берега с дорогой всего ничего.

Лева заметил:

– Другие это, наверно, тоже понимают.

Мы смотрим на зеленую, колышущуюся под ветром равнину засеянного какими-то злаками поля. Справа, пока еще далеко от нас, зависает над полем и все же приближается белесое облачко пыли. Где-то едет автомобиль или автомобили.

– Так, молодежь, дуйте на базу, быстренько собирайтесь! – распорядился Лева. – А я посмотрю тут.

Повторять не потребовалось. Мы, насколько возможно быстро в джунглях средней полосы, вернулись в лагерь, собрали и снесли к Левиной лодке туристкие пожитки и вернулись к восточному берегу острова.

Лев, заслышав нас, прикрикнул:

– Эй, не топочите!

Я выглянул из-за кустов, теперь мне стало по-настоящему страшно.

Две легковые машины остановились у берега. Возле них деловито передвигались люди числом восемь. Неподалеку тусовалась большая собака. Пузырились ярко окрашенные большие баллоны. «Резиновые лодки», – догадался я.

– Грамотную облаву затевают, – дрогнувшим голосом оценил приготовления противника Лева.

– Ну, Ромка, попал я через тебя! – сердито пробормотал Серега.

– Уплывать надо отсюда, – сказал я.

– А гроза? – спросила Ольга, с опаской подняв глаза к небу, на котором уже не было солнца.

– Сейчас лучше рисковать в воде, а не на острове.

Лева покосился на меня.

– Грамотный. Только на большой волне моя лодка четверых может не выдержать.

– Моя еще есть, – напомнил Серега.

– На твоей только в пруду кататься.

Серега обиженно возразил:

– У них вон тоже резиновые!

– Ага. Но немножко другие: на такие лодочные моторы можно ставить.

– Что же делать? – огорчилась Ольга.

Лева принял решение.

– Потянем жребий, кому оставаться. Олька не участвует.

– А я при чем? – заявил Серега.

– При том, что оказался в ненужное время в плохом месте.

– Я же чтобы вас предупредить!..

– Что я могу поделать? Вчетвером мы наверняка перевернемся.

– А если нет?

– Хватит гадать! – перебила Серегу Ольга. – Надо уплывать отсюда!

Очень не вовремя, но с воображением не поспоришь: я стал гадать, что бы сделал, останься по жребию на острове. Можно свалить все на Леву, тем более что Гендос все выболтал. Добавил бы перцу, сказал бы, что меня бросили на острове, как настоящего Робинзона. И может, меня, как родственника Гендоса, не тронули бы…

Тем временем Лева взял три спички, одну укоротил на пару миллиметров, перетасовал в спрятанных за спиной руках и протянул к нам с Серегой торчащие из сжатого кулака три коричневые спичечные головки.