Текст книги "Век агрессии. Чувства и мысли, поведения и действия"

Мы стали рассматривать эти формы агрессивных действий в такой же последовательности, исходя из их распространённости в мире людей. Ведь в обществах, надо полагать, чаще грабят, чем насилуют, а терроризм – это ещё не большая война. Различая агрессию как форму, мы, по существу, стали определять предметность изучения, меру и способы агрессивных деяний, их возрастающую активность. Называя же вид агрессии, мы имели в виду внешнее, то, что доступно взгляду. И тогда форма здесь будет раскрываться через вид, в то время как вид станет обретать цельность в форме.

Криминал и агрессия органически связаны между собой, они стыкуется, выражая сущность криминальности. Поэтому агрессию как форму и вид мы «утопили» в криминале, чтобы выделить криминальные типы. Ибо агрессия, совершённая во вне, «на входе в криминальный мир» и агрессия «внутри криминального мира», образуют то единое, что есть криминальная агрессия. И в каждом случае эти связанные с «одиночкой» убийства, нанесённые увечья, имеющие в основном преступные цели, или совершённые группой, в результате целенаправленных серийных ограблений, а также в результате криминальных разборок мы видим обобщённый образ криминального мира. Сюда же вошли преступления, совершённые в результате мошеннических действий, возможно и при пассивной агрессии.

Однако несмотря на такую совместимость криминального по форме, в их содержании есть различимое, которое необходимо было учитывать в типологии криминальной агрессии. Определяющим тому послужило то, что каждый криминальный тип имеет нечто обобщённое, как своеобразную «выкройку» криминального из биографического. Или, другими словами, имеет свою историю, где определяющими для типизации будут служить критерии, связанные с семейным укладом жизни, криминалом и агрессивной заданностью.

Рекомендуемая литература:

 
– Ф. С. Сафуанов. Психология криминальной агрессии. М., 2003.
– И. А Кудрявцев., Н. А. Ратинова. Криминальная агрессия. М., 2000.
– Зелинский А. Ф. Криминальная психология. К., 1999.
– З. Фрейд. Психология масс и анализ человеческого «Я». М., 1925.
– Р. Крафт – Эбинг. Половая психопатия. М., 1996.
– Криминология. Под общей редакцией А. И. Долговой. М., 2005.
 

РАЗДЕЛ III. Агрессия в межгосударственных отношениях и право

«Историю в реальных границах жизни людей, по существу, делала агрессия, но похоже, что теперь

она может её завершить».

Неизвестный мыслитель

Война, а теперь уже и политический терроризм, сами по себе есть формы агрессии, имеющие межгосударственные значения. Война всегда была таковой и рассматривалась как состояние, в котором государством агрессором осуществляется насилие в виде захвата территории другого государства. Целью такой агрессии было нанесение урона (разрушений зданий, сооружений, коммуникаций, уничтожение живой силы противника и пр.) и установление своей власти, претендующей в дальнейшем на легитимность. Такое положение отвечало естеству вещей в истории. «Каждый народ, – писал Кант, – старается усилиться, покоряя своих соседей; и происходящие от страсти к расширению или от страха быть поглощённым другими, если не опередить их,…»6666
  Иммануил Кант. Антропология с прагматической точки зрения. Санкт – Петербург, 1999. С. 444.


[Закрыть]

В отличие от войны, у терроризма, и прежде криминального, иные цели, и они состоят в производстве и культивировании страха, сеянии ужаса, стойкого оцепенения и скованности, обрекающих на должное послушание в интересах организованной группы, претендующей на власть «иметь и вершить» в определённых средах. Поэтому для криминальной агрессии установление власти Страха всегда было важнее, чем установление и легитимация сущностного от власти. Правда, политический терроризм стал это опровергать своими действиями и претензиями на легитимную власть. Ведь когда – то всё должно меняться, и если война традиционно была и есть форма межгосударственной агрессии, то терроризм, став политической силой, по существу, обрёл те же значения, не отказываясь, однако и от своей криминальной сущности. Думается, что такое можно было бы также приписать веку агрессии, с его всеохватностью и всеядностью «быть».

Глава 5. Война как понятие и форма государственной агрессии

«Можно ли говорить о взаимоотношениях агрессии и истории? Да, ибо человеческая история есть история войн, а не любви».

Неизвестный мыслитель

Если рассматривать политику как непременную данность войны, которая к ней и приводит, то война сама по себе является агрессивным пиршеством зла и враждебности. Оно допускается враждебными сторонами на территории, за которую чаще всего бьются, чтобы ею владеть или управлять. И тогда агрессии остаётся лишь насыщаться своими деяниями, достигая апофеоза. Но в случае ядерной войны всё меняется. Теперь сама агрессия подвергается рискам «небытия», ибо с уничтожением жизни на земле придёт конец и вечно пребывающей агрессии.

Война – это универсальная агрессия, когда вступает в практическое действие Закон тотальной агрессии, с его необходимостью и неотвратимостью всё разрушать в отношении людской жизни, ибо война говорит только на языке смерти. В реальном же исчислении, война – это годы агрессии между субъектами ведения вооружённого противоборства и такая военная агрессия носит однонаправленный характер.

Но война войне рознь и вызывается она как явными причинами, так и побудительными чувствами, например, личными обидами. В российской истории есть война, которая была вызвана в том числе одной из таких обид. Так, Петр 1 ссылался на обиды, которые ему причинили в Риге (тогда это была территория Швеции) во время его зарубежного вояжа, а также на обиды, которые северный сосед в разное время причинял российским подданным. Петра обидели в Риге, когда шведский комендант не разрешил ему осмотреть укрепления крепости. Петр I сам называл эту причину едва ли не главной в Северной войне со Швецией (1700—1721).

В контекстах разбираемых проблематик агрессии мы можем с полным основанием утверждать, что война есть политический выразитель коллективной агрессии, во главе которой стоит государство. При том, что коллективная агрессивность как характеристика человеческого материала войны и условие её непременного ведения, есть прежде всего принудительно – обязательное образование, которое конструируется и организационно обеспечивается в должной мере самим государством. Однако верно будет и то, что государством запрещаются внутренние войны, и какие – либо агрессивные коллективности внутри страны, государство пресекает их жёстко, а существующие внутренние конфликты пытается решать внешними войнами. То есть, получается, что война войне рознь, и государство выступает всегда лишь за внешние войны.

Но, сегодня войну может вести уже не только государство, в его классическом понимании, и примером тому может послужить ИГИЛ. (здесь и далее – террористическая организация, запрещённая в Росси), как что – то срединное между разросшейся военной и террористической организацией и квазигосударством. Исламское государство (ИГИЛ) провозгласила всемирный халифат (форма правления государством в исламе, во главе которого стоит халиф). ИГИЛ завоёвывает территории, осуществляет экономическую функцию (продажу нефти и др.), имеет свои идеологемы, эмблему и пр. Такое государственное образование следует рассматривать как новый фактор войны глобалистского плана, ибо в ней принимают участие многие страны. Так, в ИГИЛ рекрутируются желающие повоевать за ислам из различных государств, и не только стран ислама, а с другой, создаются коалиции по борьбе с ней, в которую входят десятки стран. Среди них наиболее активными и постоянными участниками являются США и его союзники по НАТО и РФ, Иран, Сирия.

И такое агрессивное противостояние имеет место в то время, когда действенными остаются старые причины, которые могут послужить началу войны. Что это за причины, насколько они устойчивы и действенны?

Прежде назовём то, что с одной стороны, в мире накопилось много взаимной вражды, агрессивных идеологем и застарелых территориальных претензий, с другой – мир имеет неуравновешенных, амбициозных политиков, одержимых собственным величием и крутизной. В следствие последнего возрастает роль непредсказуемости и случайности как самостоятельных факторов войны. Всё это может привести к большой войне, даже если она ещё каким – то образом оттягивается тщедушным миром. И пока с подачи США агрессия говорит на языке экономических санкций. Это язык, на котором могут не долго тешить свое величие и демонстрировать крутизну лидеры супердержав. Но кто знает, что будет потом, и как всё обернётся, однако факт, что вероятность Большой войны сохраняется высокой. Поэтому сегодня важно ещё больше озадачиться дилеммой «Либо человечество покончит с войной, либо война покончит с человечеством», так это было сформулировано ещё Джоном Кеннеди. Таким образом, или фактор войны должен окончательно и бесповоротно объявляться злом и изыматься из людской жизни или следует ожидать вселенской катастрофы. Но необходимость малых войн, как способа решения конфликтов, устойчиво сохраняется «в умах» политиков, что находит также не мало аргументов в самой истории. И вот один такой образчик.

На церемонии вручения Нобелевской премии (2009 г.), Барак Обама, 44 президент США, выступил с философским обоснованием «справедливой войны», полагая, что она лучше мира. Но, в чём? Вот, что мы могли понять. Как утверждает Обама, войны пока неизбежны и даже необходимы, аргументируя это их постоянством в человеческой истории. Поэтому, полагает он если есть проблемы мирного времени, но нет их решений, то лучше довериться справедливой войне. Всего бы ничего, да в устах президента страны, которая любит «созидать войны», звучит это по меньшей мере как оправдание «справедливости» своих войн.

Действительно, несмотря на очевидную пагубность войны, история хранит о ней различные мнения, оценки и представления, в том числе, связанные с позитивной оценкой роли государства в войне. «Война – это великое дело для государства, это почва жизни и смерти, это путь существования и гибели. Это нужно понять», писал Сунь Цзы в Трактате о военном искусстве. Понять, как роль войны для государства или как решающую роль государства в войне? Если, конечно же, позволительно будет различать эти роли. Ведь о роли войны говорится не мало. безотносительно того, чтобы выделять значимость государства. Так, по Гераклиту «война – это верховный жрец всех», «отец всего». Но у Вольтера мы найдём, что «Война есть бедствие и преступление, заключающее в себе все бедствия и все преступления». Обращает внимание то, что человечество не сразу постигает сущность войны, видя в ней прежде действователя перемен.

Спустя века юристы ближе подойдут к истине, когда начнут уже говорить о сущностном понимании самой войны, оставляя на заднем плане государство как само собой разумеющееся. Так, правовед Радбрух отмечает, что «Специфический смысл войны – в победе и поражении, а также в решении правового спора или спора об интересах, то есть о коллизии ценностей…».6767
  Густав Радбрух. Философия права. М.,2004. С. 219.


[Закрыть] А Карл Клаузевиц – теоретик войны выразится скорее, как политик подчеркнув, что «Война есть продолжение политики другими средствами».

Нам, в свою очередь, важно подчеркнуть, что война как универсальное понятие политической жизни изначально является синонимом агрессии, причём самым полным, объёмным и содержательным, ибо включает в себя все основные ингредиенты агрессии – нападение, захват территории, разрушение материальных объектов, уничтожение живой силы. Они настолько схожи, что агрессию можно было бы уподобить своеобразной кальке войны, которая имеет своё развитие, охватывая и другие поведенческие акты. И если есть война, то есть и агрессия, они оба служат государству, но почему – то субъекта агрессии всегда бывает сложно установить. И на то есть свои причины. Сегодня всё зло войны перемещается на территорию агрессии, освобождая само понятие войны для политических манёвров. Понятия агрессор, оккупант, замещается понятием субъект войны. Субъект войны – это государство, очищенное от тёмных пятен агрессии.

Когда не было ещё государств, но были вооружённые агрессии с целью захвата, то они, по существу, мало чем отличались от войн. С возникновением же государств и войн между государствами создаются основные условия для институционализации войны. Субъектом войны по праву становится государство, теперь только государство может начинать, вести и заканчивать войны. Правда эти права есть возможности, которые всегда реализуются с учётом определённых политических реалий и обстоятельств.

Так и война как «выразитель» конфликта обретает свою правосубъектность в государстве, она имеет права, а вот агрессия остаётся бесправной, что даёт возможность государству агрессору всячески отнекиваться от неё, сохраняя за собой право на ведение войны за демократию, за права человека, европейские ценности, установление конституционного строя и пр. Уделом агрессии остаётся характеристика сущности захватнической войны, связанное с нападением и захватом. с которого начинается отчёт той или иной войны, как с вещей очевидных. Однако ныне сложно уличить агрессора, государство, которое начало войну и захватило территорию другого суверенного государства. Это стало предметом политических спекуляций. Поэтому словосочетание «страна N совершила агрессию», выражающее без обиняков сущность агрессора, всячески завуалируется. Агрессор называет себя стороной конфликта, он участник войны, постольку поскольку борется «за справедливость», но не признаётся в том, что является государством агрессором.

Реалии и практики войны во многом связываются с политикой государств и с качествами лидера нации, с его агрессивной логикой и силой духа. Мировые войны имеют своего субъекта как поджигателя. Так, если первая мировая война в качестве поджигателя имела коллективного субъекта, то во второй мировой войне она имела субъективного поджигателя, и им был Гитлер, лидер Германии. Третья мировая война скорее будет иметь коллективного поджигателя.

О праве войны писал ещё Гуго Гроций (1583 – 1648) – голландский юрист, основатель естественного и международного права. В своей знаменитой книге «О праве войны и мира» (1625), он обосновал деление войн на справедливые и несправедливые и считал, что войны следует вести в соответствии с принципами права и гуманности. Право справедливой войны – это право на употребление силы для самозащиты, возмещение нанесенного ущерба и наказание за несправедливые действия. Такая справедливая война не может противоречить природе. Главное же в любой войне соблюсти гуманность во враждебных отношениях: щадить женщин и детей, относиться по – человечески к военнопленным.

Идеи Гуго Гроция стали достоянием не только истории права, они нашли отражение и в различных правовых документах о войне и мире. Видимо, следует зачесть ему и то, что ныне война имеет правовую основу, основные положения которой закреплены в Гаагских документах. А вот, то, что агрессия бесправна задокументировано во многих протоколах ООН. Как это понять? Ведь война и есть агрессия. Но если война имеет право, а агрессия нет то это их разъединяет. Да, это так. И чтобы по – новому прочесть идеи Гроция следует различать понятия «война» и «агрессия». Если право распространяется на войну, и она признаётся справедливой со стороны права, то она становится по большей части вне агрессии. Такая война есть решение назревшей проблемы вооружённым путём. Но сегодня мы видим, что агрессия, какая бы не была война, по умолчанию присваивает себе часть прав войны. Поясним сказанное. Есть государства, которые ведя захватническую войну, оккупировав часть территории соседнего суверенного государства, признают само ведение войны, как необходимое условие решения конфликта. Но при этом не признаётся сам факт агрессии, нанесения урона, захват и оккупирование территории.

Таким образом речь идёт о том, чтобы разъединить понятия войны и агрессии и получить политические дивиденды. При этом, агрессором объявляется страна, чьи территории находятся в оккупации. Если – это не оксюморон, когда до нелепости доходит совмещение несовместимого «оккупант жертва», то, что это? Как можно понять тот факт, что государство, которое держит в оккупации чужие земли, находит в себе ещё «Нечто», чтобы обвинять потерпевшую сторону в агрессии. Здесь правомерен вопрос: агрессии чего? Ведь нельзя же оккупировать собственные земли.

В своём рвении оставить за собой оккупированные территории государство агрессор прибегает к различным уловкам. То это какие – то политические инсинуации, то попытки прибегнуть к истории и пр. Но ничего из этого не выходит. И тогда выдвигается аргумент силы, Эти территории должны быть оставлены государству агрессору по праву победителя. Ну, это уже получается какое – то средневековье, ведь, как известно, по правилам 1945 года военный успех не может быть признан легитимным. Но даже если так и другого решения не предвидится, то потерпевшая сторона вправе также начать справедливую войну, чтобы вернуть свои территории. И кто знает как далеко она тогда может зайти в такой войне?

И тут происходит странное агрессор начинает кричать во всеуслышание о мире. Это что же тогда получается – захватили с чьей-то помощью территории, а теперь потерпевшей стороне предлагают мир, по которому ей надо сделать вид, что ничего не произошло и начать мирно соседствовать с оккупантом. Нет, так не бывает. И такое никак не должно быть. К нашему примеру, назовём его оксюморон «оккупант жертва», мы ещё вернёмся, когда будем разбирать вопросы международного права.

Критерием разъединения войн на справедливые и несправедливые является агрессия, ибо она подразумевает прежде такие действия как «нападение» и «разрушение». И именно так начинаются несправедливые войны. В то время как в справедливых войнах агрессия минимизируется и лишается насилия как своего жала. Но по большому счёту речь должна идти о том, чтобы изъять войну из человеческого обихода. Хоть это и предстаёт непосильной задачей, но с чего-то надо начинать. С чего, попробуем в этом разобраться.

На церемонии вручения Нобелевской премии (2009 г.), Барак Обама, 44 президент США, выступил с философским обоснованием «справедливой войны», полагая, что она лучше мира. Но, в чём? Войны неизбежны, о чём говорит человеческая история. Они необходимы, ибо делают возможным приведение конфликтов к какому – то уразумению. Однако сегодня войны скорее нужны, чтобы не забывали о величии Америки и её интересах в мире. В этой части у Америки находятся «двойники», что делает мир ещё более опасным.

Ныне фактор войны предстаёт как вещь всё ещё постоянная. Будучи способом разрушения всего, и вся, война продолжает превентивно сосуществовать даже в мирные периоды, когда с необходимостью осуществляется наращивание военной мощи в противоборствующих странах. Поэтому человечество время от времени очень близко подходит к тому, когда может начаться большая война, и даже ядерная. Ибо предполагаемые границы между малой войной и большой войной опасно сокращаются и это видят и понимают не только политики. Так, Папа Римский Франциск в своём рождественском обращении (2018) сказал: «В нашем мире задули ветра войны, и устаревшая модель развития продолжает приводить к человеческому, общественному и экологическому упадку».

Но так ли неизбежна война? И как это связано с устареванием моделей развития? Надо ли понимать, что обновление моделей развития отодвинет начало войны или уже начавшаяся война сама придаст мощный импульс обновлению. Этим и другими вопросами в контекстах войны задаются сегодня многие, не находя окончательного ответа, ибо у войны есть своя логика, и понять её в полной мере было сложно даже Фрейду, хотя в основательности суждений о войне ему не откажешь. Чего, правда, нельзя сказать о том, что делать с войной, как её избежать. Высказанные в этой части суждения воспринимаются как добрые пожелания теоретика, далёкого от нужд и практик войны. Он и сам говорит об этом в своей работе, и мы лучше обратимся к ней.

В свое время Альберт Эйнштейн предложил Фрейду принять участие в обсуждении вопроса, «что можно сделать, чтобы защитить человечество от проклятия войны».6868
  Зигмунд Фрейд. Почему война? В книге: Психоанализ. Религия. Культура. М., 1992. С. 258.


[Закрыть] Дискуссия двух великих учёных была организована Лигой Наций, шёл 1932 год и оставалось ещё чуть больше восьми лет до начала большой войны. Суждения, высказанные Фрейдом, действительно представляют интерес и в наше время, хотя политические ситуации разные – нет идеологических противосияний, основанных на классовых противоречиях, да и война с применением ядерного оружия, будет другой, уничтожительной в масштабах человечества. Поэтому есть смысл рассмотреть основные положения этой работы на предмет их совместимости с современными реалиями.

В заданной названием темы обсуждении войны, Эйнштейн начинает с проблемы права и власти, Фрейд соглашается, только просит понятие «власть» заменить более резким и жёстким словом «сила». Современному читателю такой нюанс не следует разъяснять, он и так власть воспринимает как силу, и не более того.

Мы остановимся на тех положениях статьи – письма Эйнштейну, где Фрейд говорит о войне, о том, что она сама по себе служит агрессии, изменяя мотивы и поведение людей, которых призывают на войну. Прежде он замечает, что «… у них это может вызвать в ответ целое множество мотивов для согласия – подлых и благородных, тех, о которых громко говорится вслух, и тех, что замалчиваются. У нас нет повода говорить о всех мотивах. Наслаждение от агрессии и разрушения несомненно входит в их число: бесчисленные жестокости истории и повседневной жизни свидетельствуют об их существовании и силе».6969
  Там же. С. 265.


[Закрыть] Не мотив выживания или мотив победы, а прежде мотив агрессии, который приносит наслаждение, вот, что примечает Фрейд. Может это и есть то, что война оставляет победителям и побеждённым.

Да, на войне человек раскрывается по – новому, и скорее всего не как добрый христианин, и тогда агрессия и жестокость, становятся предметом его желаний. Соединив войну с агрессией, Фрейд заключает, «что у нас нет никаких шансов ликвидировать агрессивные склонности человека».7070
  Там же. С. 266.


[Закрыть] Но, что можно сделать в такой ситуации и как повлиять на неё. Фрейд предлагает перенаправить агрессию с тем, чтобы она не находила своё выражение в войне. А для этого, считает он, надо усилить эмоциональные связи между людьми. Помнится, что и К. Лоренц советовал расходовать энергию агрессии иначе, в спортивных упражнениях. Но, если позволительно будет добавить, то мы бы сказали, что следует усилить эмоциональные связи прежде между политиками и снизить накал страстей по поводу войны в СМИ. Хотя и тут мало надежд, политики ездят друг другу, общаются, но опасность войны тем не менее сохраняется. Речь может идти о том, чтобы отодвигать Большую войну на длительные сроки, и может наступит такое, что люди заставят политиков отказаться от войны в решении межгосударственных проблем.