Текст книги "Век агрессии. Чувства и мысли, поведения и действия"

Любовь в различных своих проявлениях, а наиболее важные из них, в сущности, были нами обозначены, есть та сила, которая во все времена призывалась к тому, чтобы противостоять злу, и его действенному орудию – агрессии. Как любовь справляется с этим в Век агрессии? И не есть ли уже само установление такого века её поражение? И что в таком случае может испытывать брачная любовь как основа и крепость семьи?

Сегодня мы сказали ли бы, что любовь – это определённый набор чувств, и что он больше,6161
  См. Эллиот Аронсон. Общественное животное. Введение в социальную психологию. М., 1998.


[Закрыть] чем, скажем, набор симпатий, но не больше, чем набор возможных желаний и ожиданий. Как особый тип отношений между мужчиной и женщиной, любовь, являясь основой брака, скорее всего таит в себе также и агрессию как возможность, которая становится явью в случае измены, одной из сторон, а также по результатам участившихся ссор, раздражительности и устойчивой напряжённости в быту. Эти два момента, вызывающие агрессию в брачной любви, имеют разные причины, амплитуды и длительность колебаний. Так, будучи фактичностью измена вызывает краткую по времени амплитуду как, например, «взмах руки», в то время как раздражительности, амплитуды которых могут колебаться в различных диапазонах, нужно будет дорасти до агрессии по накалу страстей.

Ссоры в любви как источник устойчивой раздражительности и напряжений в отношениях, имеет амплитуду, для которой характерен свой «рост» и достижительные «высотки» ещё до брака. Впоследствии такие «ссоры – притирки» могут стабилизироваться в бытовом постоянстве «близко – близко» как равновесные состояния. Вот в эти отношения и может время от времени врываться агрессия, нарушая размеренность и опривыченную стабильность в быту. Вопрос в том, откуда в союзе, построенном на отношениях любви, берутся силы для агрессии? Где тот источник, который начинает питать её? Ответ придётся искать скорее в прозе жизни, подвергающей коррозии саму любовь.

Как было уже замечено, Любовь как отношение сотканное по земному, не может побороть гордыню и собственные желания сторон, а потому уступает воздействию чувств, питающих агрессию. Так, неудовлетворённая гордыня может порождать обиды, а неоправданные ожидания – вести к разочарованиям и тревоге. Но только месть, имея на то веские причины, даёт стороне необходимые силы и решимость, чтобы встать на путь агрессии и осуществить её сполна. Классическим примером тому, может послужить Медея, в трагедии Еврипида. Пожертвовав всем ради Ясона, предводителя аргонавтов, принеся в жертву даже своего брата, Медея, искусная волшебница, дочь царя Колхиды, получает в ответ предательство и вероломство Ясона, и тогда она решается на страшную месть, убивает своих детей от Ясона, чтобы отомстить ему. Имя Медеи поистине стало нарицательным, «мстить как Медея» – это значит разрушать всё, вопреки даже собственной любви, ибо месть у неё оказывается сильнее не только прежней любви, но и любви к собственным детям.

В целом же агрессия в любви есть плод различимого в общих желаниях, развивающееся как стремление к власти в отношениях, а агрессия в сексе – будет соитием, где властвует лишь сила желаний одной стороны, а значит есть насильник и жертва. Но изначально такому различению может предшествовать чувство вины. Фрейд в работе «Недовольство культурой» отмечает: «Чувство вины – прямой потомок конфликта между потребностью в любви и стремлением к удовлетворению влечений (задержка последнего создаёт склонность к агрессии)6262
  Зигмунд Фрейд. Психоанализ, религия, культура. Недовольство культурой. М., 1992. С. 127.


[Закрыть]. Но «задержка последнего» зачастую используется женщиной и в манипулятивных целях, что может вести уже к устойчивой агрессии в отношениях и даже распаду семьи.

Итак, отвечая на свой вопрос заметим, что любви плохо живётся в Век агрессии, когда агрессия стоит «за порогом», и не применяет войти при малейшей ссоре или даже раздражительности. Любовь может сохраняться лишь в тех границах воображаемого, которые изначально сложились, и черпать оттуда силы, ибо извне над ней будут нависать агрессивные сущности.

Мы особо выделили Любовь как дар небес и высшее слияние душ, которая уже по определению должна исключать всякую агрессию между любящими. В то же время мы показали допустимость к ней сторонней агрессии в искусстве, причём со смертельным исходом, чтобы сохранить в мире людей саму любовь в своей первозданности, открытости и чистоте, чтобы увековечить её как идеал.

И тогда же говоря уже о реальной любви как принципе единения и совместного существования двоих по критериям «нравится» и «подходит», стали различать любовь как Отношение. любовь, которая служит основой для заключения брака и создания семьи. Но также мы можем знать, что после бракосочетания такая любовь погружается в повседневность, с её традиционностью и проблемами, а впоследствии и в однотонный быт, где конфликты, обиды и тревоги могут стать частыми гостями. И тогда уже не обойтись без агрессии, и не обойтись без разрушительного в отношениях любви.

Однако сегодня с особой наглядностью рушатся устои не только половой, так сказать взрослой любви, такое имеет место и в отношениях любви между родителями и детьми. На месте ожидаемой и должной любви или, хотя бы уважения в традиционном исполнении, мы видим непонятную и неоправданную ненависть с трагическим исходом. Так, три сестры в Москве закалывают своего отца, а в Неваде (США) братья подростки забивают суровую мать до смерти молотком. И всё потому, что, как сказано, родители были строгими. В этих примерах обращает внимание даже не жестокость, и не то, что повинен аффект, которого быть может и не было, вызывает недоумение коллективность деяния родных, совершавших убийство, опять же, повторимся, родного им человека. В одном случае – это отец, в другом – мать. При том, что совершившие такие деяния «детишки» характеризовались как вполне нормальные по меркам обыденности. А вот то, что разная была «география» места убийств, но одинаковое по своей сути зло, вызывает уже какие – то обобщения и говорит о невозвратности потерь в семье. Что здесь можно было бы назвать определяющим?

Думается, что сама агрессия, будучи движущей силой и исполнительницей, вызревала здесь как изнутри (агрессиум), так и извне. И, что дело шло к их слиянию в точке «невозврата». А надличностная сущность агрессии, как мы уже выше говорили, когда излагали наш концепт «Век агрессии», смогла ситуативно завладеть поведением детишек – убийц извне, при явной деформации их иммунной системы любви в семье.

Итак, с долей некого пессимизма мы могли бы констатировать, что любовь не смогла победить зло в виде агрессии, и ныне она уступает ей даже в собственной обители, а не только как силе, действующей извне. Любовь может с лёгкостью уступать агрессии потому, что та скрытно присутствует в отношениях как корневая предрасположенность. И реалии современной любви, исходящие в первую очередь из интереса и сексуальной привлекательности, придерживаются силы таких корней на «тот случай». И когда наступает «тот случай», то начинает говорить одна агрессия, окончательно заглушив прежние чувства любви и сексуальной тяги.

Рекомендуемая литература:

 
– Д – р Сильвио Фанти. Микропсихоанализ. М., 1995.
– Эрих Фромм. Искусство любить. М., 2009.
– Р. Крафт – Эбинг. Половая психопатия. М., 1996.
– Мигель де Унамуно. О трагическом чувстве жизни. М., 1997.
– Роберт Бэрон, Дебора Ричардсон. Агрессия. Санкт – Петербург. С. 261 – 278.
– И. С Кон. Введение в сексологию. М., 1990.
 

ГЛАВА 4. КРИМИНАЛЬНАЯ АГРЕССИЯ

«Человек есть многое, что действенно и

различимо в жизненных обстоятельствах».

Неизвестный мыслитель.

Основываясь на выдвинутых положениях и знаниях о возрастании роли агрессивных начал, характерных для Века агрессии, мы рассмотрим в таких значениях криминальную агрессию, что представляется значимым как в правовом, так и в других поведенческих планах. Но начнём мы не с криминала, а с агрессии, которая сама по себе может переступать границы дозволенного и прокладывать дорогу в мир криминала. Это происходит по возрастании агрессии, причём без каких-либо намерений совершить преступление. Такое может означать переход от одного типа агрессивного поведения (злобный взгляд, злословие, открытая ссора и пр.) – к другому, когда бытовые пререкания и соседские разногласия могут стать причиной противоправных действий, заканчиваться побоями, нанесением увечий и др. И тогда совершённая в бытовой ситуации чрезмерная агрессия может стать уже «входным билетом» в мир криминала. Но что это за мир, и как мы могли бы его охарактеризовать?

Криминал, и в целом его мир, есть опривыченная по своим законам и понятиям целостность жизненного мира, которая сосуществует с реальным позитивным миром людей, исходя в то же время, из своих преступных целей и деяний. Соответственно, криминальная агрессия сосуществует и является также видом агрессивного поведения, где противоправность выступает постоянной и определяющей константой. И если криминальный мир есть место, где происходит опривычивание норм, правил, статусов, и ролей, а также складываются свои структуры, то криминальные агрессии есть практики, которые служат живительной материей для такой вот одиозной в миру людей институционализации.

Такое становится возможным по нарастающей роли и значимости агрессии в жизни людей, в цепочке, где субъектами агрессии являются индивид, группа и государство. Ныне они соответствуют тому, как количество агрессии в обществе перерастает в своё новое качество. Всё это неуклонно продолжает сопровождаться усилением публичности и легитимации агрессии в обществе, благодаря, в том числе и СМИ, когда жёсткость нравов и готовность к насилию, преподносятся в качестве эффективных средств в достижении любых целей на разных уровнях конкретизации общественной жизни. Здесь следовало бы указать на подробное, и можно сказать чрезмерное «вглядывание», в жизнь воров в законе. Например, таких «хрестоматийных» уже воров в законе как «Япончик», «Монгол», «Дед Хасан», и похоже, что они стали авторитетами не только преступных сообществ. Освещение будней их криминальных разборок в прошлом, когда власть доставалась сильному, проявляющему больше насилия и жестокости в достижении своих целях, освещается и по – ныне. Это ли не есть показатель какой – то особой значимости криминального мира и людей её населяющих. Согласно же нашему концепту века агрессии такие публикации будут вторичными выбросами агрессии в мир людей, в своей открытости, имеющие силу воздействий, ничем не уступающих первичным выбросам, производимых криминальными преступлениями.

Криминальная агрессия имеет свой рост прежде в тех обществах, где высока политическая разбалансированность и есть серьёзные экономические проблемы. Так как всё это ведёт, с одной стороны, к ещё большим институциональным поломкам и высокой напряжённости в социальных группах, а с другой, к ускоренному взращиванию криминальности. Причём криминал поднимается и расширяется не только «с низу», что является в общем – то обычным делом, но становится также интерактивным уже в «верхах». Можно сказать, что «каково общество в своей целостности – такова и криминальная агрессия в своих развитых формах».

Приняв это очевидное за основу наших суждений, нам следует уяснить, что представляют собой современные общества, кроме развитости различных институтов? Смогли ли они пересмотреть свои связи с религией и вступить на путь развития подлинно моральных отношений, о чём писал Э. Дюркгейм, или находятся на распутье, продолжая множить лишь число институциональных образований? Похоже на последнее и в этой связи мы рискнули бы говорить об институционализации чувств как опривыченных формах поведения. Особенность момента в том, что институционализируются в большей мере такие чувства как страх, предательство и обман. С такими успешно развивающимися институциями, общества скорее будут деградировать, превращаясь в различные сообщества и кланы в которых будет возрастать роль криминальной агрессии. Ибо такие институты как страх, предательство и обман исходят и подчиняются силе разрушения, а значит агрессии в достижительных целях.

Но что делает агрессию криминальной, где тот «порог», переступив который агрессивный поступок, уже не только осуждается в категориях этики и морали, но и подпадает под статью уголовного наказания? Для ответа на данный вопрос следует определиться с понятием «криминальная агрессия» и дать критерии её оценивания и принадлежности. Первым делом следует отметить, что понятие криминальная агрессия уже, чем понятие агрессия, оно включает в себя из «агрессивного» то, что подпадает под признаки преступления. «Криминальная агрессия – пишет Ф. С. Сафуанов – форма поведения (конкретное действие), реализующая какое-либо намерение или побуждение по отношению к потерпевшему (мотивированное действие) и связанная с этим намерением (побуждением) определённым смысловым отношением, объективно направленная на причинение вреда (ущерба) его жизни или здоровью»6363
  Ф. С. Сафуанов. Психология криминальной агрессии. М., 2003. С. 92.


[Закрыть]. Указание на «криминальность» агрессии даёт здесь «тяжесть и опасность вреда» для жизни человека. Поэтому критерии криминальной агрессии должны определять факт присутствия таких опасных деяний в поведении субъекта агрессии. А необходимым условием квалификации агрессии станет экспертная оценка состояния вменяемости или невменяемости человека, совершившего агрессивное действие. Здесь решающее слово за комплексной судебной психолого – психиатрической экспертизой (КСППЭ).

Предложенные знания и их развитие применительно к криминальной агрессии значимы, прежде всего, с точки зрения поведенческой социологии, получившей, как известно, своё развитие в американской социологии, а не структурно-институциональной, характерной для социологии Европы. Поэтому социология криминальной агрессии в значительной мере относится к поведенческой социологии, хотя выходы на «структуры» и «институты» данная проблематика, безусловно, имеет.

Типологию криминальной агрессии, главным образом, разрабатывают психологи. Есть близкие к ним типологии преступников и преступлений, подготовленные также юристами. В одной из таких работ по криминальной агрессии, подготовленной психологами, выделяется семь типологических групп: от смысловой агрессии до агрессии, обусловленной актуализацией профессиональных стереотипов6464
  И. А. Кудрявцев, Н. А. Ратинова. Криминальная агрессия. М., 2000. С. 112 – 121.


[Закрыть]. Однако авторов по большей части интересуют методические, а не содержательные вопросы, связанные с сущностными моментами предлагаемой типологии, раскрытием типического в каждом случае. Так они пишут о том, почему для диагностики агрессивности использовали тест «Руки»6565
  Тест «Руки» был разработан Э. Вагнером в 1962 году. Суть теста в следующем. Обследуемому предлагают 10 карточек с изображениями руки, выполняющей разные действия, и задают вопрос «Что по Вашему мнению делает эта рука? И уже по ответам начинают выявлять склонен к агрессии или нет.


[Закрыть], а не опросник Басса – Дарки и пр. Возможно, что в этом есть свой смысл. Также много цифири без их качественного анализа, за которыми просто сложно бывает уследить. Кроме того, первая типологическая группа под названием «Смысловая агрессия», как бы, противостоит другим уже по названию, ставя под сомнение существование в них каких – то смыслов и пр. Однако в наши задачи не входит разбор методик, а предложенная типология не отвечает поставленным целям, поэтому мы не станем их разбирать, а предложим свою упрощённую типологию, которая говорила бы о веке агрессии, исходя из наших представлений.

Критерием для выделения типов послужит столкновение двух средовых начал: до криминального и криминального. Мы не станем учитывать социально – психологические особенности, то, с чем приходят в криминальный мир. Наша типология о том, как рекрутируется этот криминальный мир и насколько рекрутанты могут сохранить то типическое, что дала им первичная среда. И как в сочетании двух сред «выкраивается» и получает развитие тот или иной криминальный тип. Исходя из этого мы станем различать три обобщённых криминальных типа, на основе среды рекрутирования и выкройки. Это прежде исходящие из родового, когда преступный мир сам воспроизводит своих рекрутов; из обычной повседневности масс – бедный мир законнопослушников, а также продвинутых в жизненных мирах – чиновников и олигархов. Эти среды, явно и не явно производят «криминальные черты», когда же человек вступает во взаимодействие с обобщённой криминальной средой (тюрьмой), где и происходит уже окончательная выкройка, то можно сказать, что типический продукт от криминала будет готов. И тогда мы имеем криминальный тип:

– скроенный по естеству криминала. Это профессионал в воровским деле (домушник, щипач, медвежатник и пр.). Их средовые начала носят размытый характер;

– скроенный по перипетиям индивидуальной жизни;

– программный, скроенный по собственным лекалам.

Характерным для их поведения, но в разной мере, будет агрессия и агрессивность. Например, воры в законе, будучи «законниками» криминального мира, станут избегать чрезмерной агрессии, в то время как налётчики и бандиты, не будут делать для себя такие ограничения. Вопрос в том какие здесь можно выделить криминальные типы, исходя из атрибутивности агрессии в их поведении?

Кратко, исходя из общего понимания, опишем каждый криминальный тип, меру его агрессивности, а также гипотетически выскажемся о воздействии на них надличностных сущностей агрессии и укажем степень их участия в становлении века агрессии.

Первый криминальный тип – это натуральный продукт воровской среды, преступный субъект с корнями. Криминальный мир знаком ему не по – наслышке, возможно, что свою воровскую профессию он даже наследует. Воровскому делу он относится как к своей работе, и полагает в ней какой – то для себя карьерный рост «авторитета». Он избегает «мокрого дела» и даже сторонится «малой» агрессии. Но встав перед выбором, он, не колеблясь проявит криминальную агрессию и пойдёт на убийство. Назовём такой тип – «свой по понятиям».

В заключении такой тип продолжает жить по понятиям, его главная забота соответствовать им, чтобы сохранить свой воровской титул, если таковой имеется, или зарабатывать этот титул уже в тюремных условиях. Примером такого типа можно считать Сашу Северного, родители которого сидели в тюрьме, сам он родился в колонии, а сейчас и дети его отбывают срок.

Второй криминальный тип – это прежде продукт стеснённых обстоятельств в семье, его вхождение в криминальный мир происходит по понятиям. Всё может начаться у такого субъекта просто с обездоленности (сиротской доли), или с желания каким – то образом выскочить из колеи обыденности и скучной размеренности, или и приобщиться к делу, когда, рискуя имеешь многое. Ему не знаком криминальный мир, и он чаще всего вступает в него «с конца», вне иерархии, ограбив или даже убив человека. Криминальный мир, надо полагать его принимает, уточнив какие – то детали, и даёт ему возможность «образовываться» по понятиям в условиях тюрьмы. Назовём его – «принятый по понятиям».

Такой новоявленный криминальный субъект, сохранив то живительное, что у него было до вступления на преступный путь, и укрепив свою агрессию уже не в простых условиях тюрьмы, как готовность убивать, обычно поднимается в иерархии воровского мира. Пример тому «Вася Бриллиант» который пришёл в воровской мир простым карманником со стороны, но смог подняться до «авторитета», благодаря востребованным качествам, и в их числе, несомненно, криминальной агрессии. С известными оговорками биографического плана сюда можно отнести «Япончика».

Третий криминальный тип – это коррупционер, взяточник, финансовый мошенник, его роднит с криминал жадность обогащений за счёт воровства, но уже с использованием должностных полномочий. Он продукт финансовых махинаций и чиновничьих разборок, ему может инкриминироваться взяточничество, использование служебного положения, возможно, что и допустимые ранее. Такой криминальный тип начинает своё пребывание в тюрьме уже в солидном возрасте. Он криминальный тип по суду, а потому уже свой по криминалу и «общему дому», но ему претит такая среда и он в общем остаётся чужим в воровской среде человеком. Поэтому такого субъекта мы назовём «свой и чужой по понятиям». Все его помыслы состоят в том, чтобы сохраниться в своём облике и здоровье, и как можно скорее выйти на свободу. Пример тому Ходорковский, который несмотря на длительный срок пребывания в заключении, смог сохранить в себе основные личностные начала, деловой потенциал и амбиции политического противника.

Конечно, в нашей типизации многое будет от поверхностного, мы не проводили исследования, с углублённой методикой, не использовали комплексные экспертизы, не рассчитывали индексы, и даже не брали в расчёт социально – психологические особенности. Нам важно было на основе «схватывающих представлений», о чём мы говорили ранее, описать криминальные типы российской действительности на предмет агрессии. Что и было сделано с выделением трёх типов криминальной агрессии. Это «свой по понятиям», «принятый по понятиям» и «свой и чужой по понятиям».