Текст книги "Век агрессии. Чувства и мысли, поведения и действия"

5. Классические теории агрессии (З. Фрейд, К. Лоренц и Э. Фромм) и их развитие в психологии и социальной психологии

Следует начать с теории агрессии Зигмунда Фрейда (1856 – 1939), чьё творчество, вылившееся в учение психоанализа, своеобразного симбиоза научности и художественности, стоит особняком в истории психологической науки уже в силу определения бессознательного как источника поведенческих актов, и многого из того, что должно было этому послужить. Фрейд мог умело сочетать научность с художественностью, а последнюю делать не только объясняющим фактором, но и выразительным средством.

Известно, что таким образом кроме своей знаменитой теории либидо, Фрейд создал и парадигму агрессии,1313
  См. работы «По ту сторону принципа удовольствия», «Я и Оно». В кн. Зигмунд Фрейд «Я и Оно». Труды разных лет. Книга 1. Тбилиси., 1991. «Недовольство культурой». В кн. Зигмунд Фрейд. Психоанализ. Религия. Культура. М., 1992.


[Закрыть] по лекалам и супротивно которой создавалась гуманистическая теория Эриха Фромма, а также разрабатывалась фрустрационная (Л. Берковец, Дж. Доллард, Басе) и прочие концепции агрессивного поведения. Сам Фрейд сформулировал сугубо инстинктивистскую теорию агрессии как органическую часть своего психоаналитического учения, где указал прежде всего на неиссякаемую силу агрессии и её близость к смерти. И мы это понимаем так, что агрессия обречена выходить победительницей в противостоянии с либидо, ибо всё завершается «в смерти», которую агрессия предрекает, в стремлении человека вернуться в состояние неорганики. Правда, самому Фрейду было бы сложно в этом признаваться, ибо движущей силой его психоаналитического учения было либидо, половой инстинкт, порабощающий все другие инстинкты человека. Но с позиций существа Века агрессии всё выглядит иначе, поэтому мы полагаем, что агрессия всё же берёт верх над либидо.

В противостоянии агрессии и либидо мы прежде исходили из того, что в психоанализе поведение человека определяется множеством неосознаваемых инстинктов, среди которых Фрейд выделяет две основные группы: инстинкт жизни (Эрос) и инстинкт смерти (Танатос). Они находятся в постоянном напряжении, противостоянии друг другу как силы любви и вражды, созидания и разрушения, добра и зла. Движущей силой Эроса является либидо, а движущей силой Танатоса – агрессия.

Инстинкт жизни служит самой жизни, её сохранению, упрочению и развитию (размножению), что достигается за счёт сексуальной энергии либидо. Инстинкт же смерти служит мёртвому, пытается разрушить организм, низвести его в состояние «неорганики», что отвечает естеству организма, стремящегося вернуться в своё первоначальное существование – вернуться в неорганический мир. Такое достигается на основе агрессии. В борьбе двух сил – Эроса с Танатосом, на помощь Эросу приходят другие психические структуры (механизмы смещения и пр.), которые направляют разрушительную силу Танатоса от «Я» во вне, на других. Если инстинкт смерти вступает во взаимодействие с сексуальностью, то это находит выражение в садизме (причинение боли и страданий другим) и мазохизме (причинение боли и страданий себе), последнее, правда, воспринимается должным образом как удовольствие. В повседневной жизни агрессия в своих мягких формах рассматривается скорее, как разрядка напряжения и освобождение чувства тревоги, страха и беспокойства.

Таким образом, агрессивная энергия (импульс, влечение) как нечто «вмонтированное» природой в организм с целью его разрушения и возврата в состояние неопределённости, согласно Фрейду, проявляется в основном как действие агрессора (субъекта), наносящего вред другому (объекту), жертве агрессии. Эта разрушительная сила неудержимо стремится вырваться наружу, она не подчиняется воле человека, а следовательно и не управляется. Последнее обстоятельство, звучащее как вердикт, существенно снижает эвристическую и практическую ценность теории Фрейда. Получается, что человек агрессивен по своей природе, и тут уже ничего нельзя поделать. Но с таким выводом можно согласиться лишь по отношению к инстинкту как части агрессии. Агрессия же в общей сложности есть интегральное явление, в неё входят и другие составляющие, посредством которых представляется возможным воздействовать на агрессию в целях управления и контроля. При всём при том мы не можем так однозначно судить уже в силу того, что происходит в мире и как воцаряется «Царство агрессии». Но не зря Фрейд в аллегорической форме говорил о Танатосе как стремлении человека к смерти. И это, возможно, было его предупреждение людям о том, агрессивная энергия окончательно выйдет из-под власти человека и захватит мир людей. И что в своём стремлении сохраниться человечеству уже некуда будет сбрасывать свою агрессивную энергию.

По мнению Конрада Лоренца (1903 – 1989) – известного этолога, одного из основоположников науки о поведении животных, человеческая агрессия точно так же, как и влечение у Фрейда, имеет биологическое происхождение, питается из постоянного энергетического источника и не всегда является результатом реакции на некое раздражение. Однако у Лоренца агрессия – это не инстинкт разрушения, как у Фрейда, а инстинкт как движущая сила борьбы за выживание и адаптацию организма к социальной среде. Если так, то, как быть с разрушительными войнами, с массовой жестокостью и насилием? Сам учёный связывает это с нарушением функций инстинкта агрессии, который в принципе должен был бы поддержать жизнь, а он её разрушает. И виной тому, считает Лоренц, являются издержки культуры, которые давят на человека и не дают осуществляться естественному выходу агрессивной энергии. Решение этой проблемы учёный видит в разрядке агрессивности на замещающий объект. «Переориентирование агрессии, – подчёркивает К. Лоренц – это самый простой и самый многообещающий способ обезвредить её. Она довольствуется замещающими объектами легче, чем большинство других инстинктов, и находит в них полное удовлетворение»1414
  Конрад Лоренц. Оборотная сторона зеркала. Так называемое зло. М., 1998. С. 235.


[Закрыть].

Если Лоренц прав, то среди спортсменов, к примеру, не должно быть насильников, ведь они имеют возможность в спортивных тренировках и состязаниях давать выход своей агрессивной энергии естественным путём. Увы, но это не так (спортивные навыки всё чаще используются в рэкете, насильственных действиях), а значит одних усилий по переориентировании агрессии будет явно недостаточно, чтобы искоренить насилие.

Видный автор, создавший теорию социального научения, противостоящей теориям инстинкта Фрейда и Лоренца, был Альберт Бандура (1925). В теории социального научения1515
  Альберт Бандура. Теория социального научения. Санкт – Петербург, 2000.


[Закрыть] пути умаления значимости и распространения агрессии в большей мере определены. Согласно данной теории агрессия – это результат научения посредством простого наблюдения. Здесь важно прежде обратить внимание на саму агрессию, затем сохранить такое наблюдение в памяти и суметь впоследствии воспроизвести её, то есть агрессивное действие. Так, человек в процессе социализации агрессии видит, наблюдает и берёт на вооружение образцы агрессивного поведения. Бандура особо обращает внимание на то, что в процессе социализации агрессии важен поощрительный момент со стороны родителей, ближайшего окружения.

Так, используя в полной мере результаты своих наблюдений как инструменты целедостижения, человек надеется получить желаемое или избавиться при необходимости от неприятного и даже опасного. В таком понимании агрессия представляется нам всё же более управляемой. Ведь с «вывихами» социализации, если они есть, можно что-то делать и как-то бороться. В то время как с «плохими» генами пока ничего не поделаешь, их просто нельзя изменить (сегодня это всё ещё находится за пределами возможного).

Есть ещё одна крайняя позиция на понимание роли агрессии. Дело в том, что ряд исследователей особо настаивают на позитивных началах агрессии, считая её жизненно необходимой доминантой. Человеку без агрессии нельзя, убеждает нас пространно Ролло Мэй, так как она служит жизненным ценностям, способствует самоутверждению и самоуверенности.1616
  См. Ролло Мэй. Сила и невинность. М. 2001. С.44 – 46.


[Закрыть] Мы бы не стали на этих аргументах так настаивать. Есть и другие авторы, которые вообще оспаривают данный тезис, полагая, что такая «оправдательная» позиция может вести к спонтанной легитимизации агрессии. Да и потом, кто станет определять позитивность агрессии? Правда в том, что человек имеет право на защиту, однако, если защиту он берёт в свои руки, то надо ещё доказать в правовом порядке, что это была защита.

Более полному и обстоятельному анализу феномен агрессии подвергнут в работе Эриха Фромма (1900 – 1980) «Анатомия человеческой деструктивности». Исследование агрессии здесь ведётся комплексно, с широких социально-философских позиций и с использованием теории Фрейда и новейших данных нейрофизиологии, психологии животных, палеонтологии и антропологии. Фромм пытается преодолеть ограниченность различных психоаналитических, психологических и социобиологических концепций. Философ занимает примирительную позицию по отношению к двум основным парадигмам агрессии: инстигтивистской, возводящей всё разрушительное в человеке к животному началу, и бихевиористской, выводящей деструктивность из социальной среды. Человек – существо биосоциальное, он одновременно и биологический индивид, и личность как представитель конкретного социума. Отсюда, действительно, было бы верно агрессивное поведение связывать с двумя началами: врождённым (внутренним) и социальным (внешним), рассматривая это как методологический принцип в исследовании агрессии. В этой связи Фромм предлагает различать два совершенно разных вида агрессии: доброкачественную (оборонительную) и злокачественную (деструктивную, жёсткую). Первый вид роднит человека с животными и выполняет биологическую функцию защиты организма; второй – деструктивность, присущ только человеку и является продуктом социума. Фромм особо подчёркивает, что только человек является убийцей в отличие от животных. В соответствии с этим он вводит такие понятия как «биофилия» и «некрофилия». Биофил стремится ко всему живому, растущему, а некрофил – к мёртвому, механическому, разлагающемуся. Яркий пример некрофила – Гитлер, чья деструктивная личность подробно анализируется Фроммом в названной выше работе.

Предложенные Фроммом понятия теории агрессии, несомненно, являются броскими, яркими и легко запоминающимися, что и делает их приемлемыми при структурировании и типологии данного явления. Однако они мало что дают для разработки проблемы контроля и управления агрессией. Кроме того, возникают вопросы: если доброкачественная агрессия станет в целях защиты также использовать всё то, что обозначает агрессия, то будут ли в этом случае какие-то ограничения? Так, при освобождении заложников (доброкачественная агрессия) одновременно погибают жертвы насилия и сами похитители. Понимать ли это так, что доброкачественная агрессия перешла вдруг в свою противоположность и стала злокачественной по отношению к жертвам? Думается, что здесь сложность объяснения связана с понятием «доброкачественная агрессия». Агрессия просто по природе своей не может быть доброкачественной. Да, агрессия может быть ответной по принципу «око за око» или «зуб за зуб», но от этого природа её не меняется, она продолжает оставаться разрушительной силой, и определение «доброкачественная» здесь явно будет не к месту. Ведь есть же другие понятия, противоположные агрессии.

Создатель индивидуальной психологии Альфред Адлер (1870 – 1937), то есть единой и неделимой психологии личности, ибо сам человек един в своей психической жизни, определяет агрессию, агрессивную устремлённость как желание преодолеть чувство неполноценности.1717
  См. А. Адлер. Понять природу человека. Санкт – Петербург, 1997.


[Закрыть] В последующем Адлер использует уже понятие «борьба за власть» или «стремление к превосходству», в которых мы также угадываем присутствие агрессии как средства достижения власти. Преодоление комплекса неполноценности, борьба за власть и стремление к превосходству нуждаются в особой силе, и такой силой является агрессия. Прочтение автора в таком ключе, отслеживая агрессию, будет близка и понятна здравому смыслу и будет в большей мере говорить о реальной значимости агрессии.

Сторонники бихевиористских теорий, а они, надо заметить, ближе всех подошли к исследованию социальных практик агрессии, считают, что агрессия, как и другие формы поведения, является благоприобретённой и определяется взаимодействием человека и среды. Так, в фрустрационной теории Дж. Долларда утверждается, что агрессивное поведение возникает как реакция на фрустрацию (блокирование целедостижения) и, следовательно, фрустрация, как правило, равняется ожидания минус достижения. Она усиливается, когда наши цели имеют сильную мотивацию, когда мы ожидаем получить «нечто», а нам чаще всего достаётся «ничто». Если исходить из этой теории, то в современной России, скажем, все пенсионеры сплошь и рядом будут фрустрированы. Потому что они ожидали по праву иметь в старости безбедную жизнь, а получили жалкое существование. Однако фрустрация – это не просто депривация, лишение чего-либо, а результат, как утверждают социальные психологи, сравнительной депривации. Только сравнение с чем-то может способствовать обращению фрустрации в агрессию. Если, к примеру, наш пенсионер, проработавший всю жизнь на благо общества, сравнит своё существование с материальными возможностями молодого менеджера, преуспевающего на ниве посреднических услуг, то надо полагать, что на этом печальном для него фоне дремлющие силы, вызванные фрустрацией, могут при известных обстоятельствах перейти в «ползучую агрессию» (раздражение, неприязнь, злобный взгляд) или косвенную агрессию (клевета, сплетни и пр.). Для других, более активных форм (например, физической агрессии) у нашего пенсионера, скорее всего, не будет сил.

Следует также отметить, что в отдельных случаях фрустрация вообще ведёт к состоянию дремлющей агрессии. Так, сталкиваясь на рабочем месте с блокированием возможностей служебного роста, не получая ожидаемого повышения, человек болезненно реагирует на несправедливость со стороны руководства. В такой ситуации он может впасть в состояние так называемого «карьерного анабиоза», для которого характерны застой, отсутствие всякого желания что-либо делать в плане трудовой активности. Однако при определённых обстоятельствах такой человек может выйти из своей вынужденной «спячки» и начать проявлять агрессивность. Апатия сменится тогда активным негодованием по отношению к своим недоброжелателям. В приведённых примерах значимой будет уже не столько фрустрация, взятая сама по себе, а сколько ситуация, в которой имеет место элемент социальной несправедливости. При всём этом, конечно же, играет роль и характер человека, и то, как он станет интерпретировать факты, его эмоциональная сдержанность, материальные условия и прочее.

Известный психолог Леонард Берковец1818
  Леонард Берковиц. Агрессия. Причины, последствия и контроль. Санкт – Петербург, 2001.


[Закрыть] в своей модификации теории фрустрации обращает внимание именно на эти обстоятельства. Он исходит из того, что схема фрустрация (внешние условия у Дж. Долларда) – агрессия срабатывает лишь тогда, когда есть эмоциональная реакция (гнев) и соответствующая интерпретация фрустрирующей ситуации. В последующем и эта концепция была уточнена и расширена (Басе и др.) за счёт включения в концептуальную схему ряда социальных факторов (интенсивность, частота случаев, социальные нормы и др.), детерминирующих развитие агрессии.

Отмеченные нами моменты в исследовании агрессии говорят, прежде всего, о том, что в противостоянии инстинктивистской теории агрессии и социальной (в основе которого лежит давний спор по поводу того, существует ли коллективная психология или можно говорить только о психологии индивидуальной), верх одержали сторонники социального подхода. Социальным психологам удалось отстоять свою правоту, ныне это самостоятельная научная дисциплина со своим предметом исследования. Они также одержали верх в споре о сущности агрессии в том плане, что агрессия сегодня больше изучается как социально-психологическое явление, чем как явление индивидуальной психики. А значит и в объяснении причинности агрессии и её развития предпочтение отдаётся в большей мере социальному, а не индивидуальному. Эти обстоятельства могут свидетельствовать также и в пользу нашего подхода в исследовании агрессии как интегрального явления. Ведь смысл социальной психологии как научной дисциплины состоит в том, чтобы изучать феномены, которые стали возможными благодаря особому взаимодействию «психического» и «социального». Правда и сторонники индивидуальной психологии окончательно не сдались, они отстаивают свою правоту, опираясь на новые данные генетики, генной психологии, пытаясь выстраивать объяснительные теории на хромосоме агрессии, но об этом позже.

Здесь же подчеркнём ту мысль, что, будучи первоначально свойством элементарной живой системы (биосистемы), агрессия в процессе длительной эволюции приобретает черты интегральности, ибо вбирает в себя особенности нарождающейся психической и социальной жизни. Поэтому вполне справедливо, что современная агрессия, остающаяся в главном причастной своему прошлому, должна как целостность рассматриваться с позиций интегрализма, объединяющего различные направления и традиции в исследовании данного феномена. В этой связи открываются широкие возможности для междисциплинарных исследований с участием прежде всего таких дисциплин, как эволюционная и социальная психология. Если эволюционная психология изучает влияние биологической эволюции на развитие и формирование агрессивных черт личности, то социальная психология исследует агрессию как феномен жизненного мира.

6. Ещё раз об авторском видении: симбиоз художественности и научности. Об интегральности и смыслоагрессии

Наше авторское видение, о котором мы, по существу, уже начали говорить, имеет много общего с традиционной проблематикой касательно вопросов содержания, видов и смыслов агрессии, и основано оно на круге понятий, принятых в литературе. Но, как было показано выше, принципиально важным для наших целей является особенное, то, что связано с метаморфозами агрессии и говорит о её становлении как надличностной сущности, что потребовало уже от нас введение такого понятия. Новое в агрессии, когда она выступает самостоятельной сущностью, обосновавшись прежде в коллективном сознании, есть особенное в понимании и теоретизировании Века агрессии.

Для обоснования такой позиции и создания целостной картины Века агрессии использовались элементы художественности, за отсутствием прежде всего фактов, выверенных наукой, и научность, в соответствии с имеющимися в науке данными. Против такого симбиоза художественности и научности, конечно же, будет не сложно возразить, имея на то желание, подкреплённое позитивистской ориентацией. Однако не станем спешить, ибо такой симбиоз как совмещённый способ познания имеет свою логику и историю, которая убеждает нас в обратном. Как известно, таким путём шёл в своих поисках истины Фрейд, органически сочетая художественность (вымыслы, научные мифы) с научностью. Художественность, прежде всего, позволяла Фрейду закрывать лакуны незнания, и здесь ему не было равных. Так, воссоздавая по-своему картины агрессии, отцеубийства, обосновывая роль либидо в психоанализе, Фрейд доводил художественность до научной выверенности, а последнюю (науку) раскрепощал, предоставляя свободу от старого и отживающего.

С позиции «вечного возвращения» и «сверхчеловека» проблему соотношения «художественности» и «научности» решает Ницше. По этому поводу Рудольф Штайнер (1861 – 1925), основоположник антропософии и исследователь творчества Ницше, писал, что «он стремился выбраться из научного и ближе подойти к действительности посредством художественного душевного настроения ближе, чем можно подойти к действительности посредством науки».1919
  Рудольф Штайнер. Социальное будущее. Калуга, 1993.С. 149.


[Закрыть] Но этого было также недостаточно, и эта смена могла оставаться чередой эпизодов «вечного возвращения», того миропорядка, в котором всё должно повторяться. Тогда художественность также должна сменяться научностью и наоборот.

Пытаясь воссоздавать картины прошлого из жизни агрессии в мире людей и в большей мере уразуметь её настоящее как Век агрессии, нам ничего другого не оставалось, как сочетать художественность с научностью. И таким же путём мы пытались разрабатывать агрессию как интегральное явление, исходя из классических наработок.

Однако прежде всего необходимо было исходить из научности, где определяющим остаётся традиционный подход, основанный на психологических и социально-психологических исследованиях агрессивного поведения. Пытаясь же проникнуть в сущность Века агрессии, следовало уже основываться на философских методах познания, склоняясь в то же время и к художественности. Принималось во внимание и то, что агрессия на своём пути к заданности века имеет много исторических предшественниц, начиная с протоагрессии. И что агрессия разнообразится и усиливается чувствами, которые могут добавлять свои особенности, оттенки и нюансы. Как пишет Карл Юнг (1875 – 1961): «Любое душевное явление в действительности настолько богато оттенками, настолько многосторонне и многозначно, что его полноту невозможно отразить в одном зеркале».2020
  Карл Густав Юнг. Феномен духа в искусстве и науке. М., 1992.


[Закрыть] Это, несомненно, касается агрессии и её истоков. Будучи явлением2121
  См. Касумов Т. К. Агрессия как интегральное явление. Журнал «Сотис». №1 (57). 2013. С. 18 – 34.


[Закрыть] широкой и сложной загруженности, в первую очередь социально-психологического и политико-правового характера, агрессия в действительности предстаёт сочетающимися чувствами, определяющими и «питающими» её интегральность. Именно от интегральности чувств, а в большей мере субъективного замеса, взывающих к агрессии, будет связана выраженность и интенсивность агрессивного действия.

Действительно, разве тревога, к примеру, не будет сопереживаться со страхом, указывающим на угрозы, лишения и утраты, чтобы найти выход в агрессии, а обида перемешиваться с местью и завистью, чтобы в полной мере опять же выразиться в агрессии? Что касается чувства стыда, то оно может со страхом и совестью воздействовать на агрессию переменчиво, придавая её развитию ситуативную направленность. И если в одном случае стыд за проступок в одночасье может заглушаться страхом «за себя» и вести к ещё большей провинности и агрессии, то в другом стыд будет усиливаться под воздействием совести и склонять уже к само агрессии. И все эти перемены станут в полной мере доступными сознанию, где решающее место будет принадлежать агрессивным мыслям.

Для разработки агрессии в такой интегральности, когда истоки (социобиологические и актуально-причинные) – чувства – мысли – действия в целостности выражаются и предстают различными элементами психологии, социологии, социальной философии, уголовного и международного права, имеются значимые наработки, которые мы станем дифференцировать. Общим же началом и основой для анализа исследовательских аспектов нам послужат классические теории агрессии. Это инстинктивистскую теории З. Фрейда и К. Лоренца, которые имеют общее и различимое, и теории научения А. Бандуры. Мы постараемся их прочесть, исходя из нашего авторского видения. Так, инстинктивистскую теорию Фрейда, как известно, то отвергали, то принимали, а теперь вот, отдавая должное классику, стали использовать по умолчанию как должное. Мы же инстинктивное в агрессии утопим в «социобиологическом вареве жизни» и свяжем с понятием «агрессиум», выражающим наше авторское (специфическое) видение агрессии в данной проблематике.

Однако сущностными останутся общие и специальные вопросы проблематики агрессия, которые разрабатываются, главным образом, в психологии и социальной психологии, но также находят место в социальной философии, уголовном и международном праве. Это прежде всего общие вопросы того, что есть агрессия, и как она предметно представлена в различных научных дисциплинах. Здесь для нас важно будет показать основные исследовательские подходы и обосновать своё общее видение сущности агрессии как интегрального явления. Именно с этих позиций и исходя из традиций вопроса нами и была предпринята попытка объяснить агрессивное поведение с позиций «интегрализма» (целостного представления), как проблемы взаимодействия составляющих прежде всего «психологического» и «социального» характера. Проблема интегральности агрессии, разрабатываемая в первую очередь как исследовательская процедура, определяется нами в два этапа.

Вначале в агрессивном поведении выделяются значимые составляющие (дифференциация), с тем, чтобы можно было полнее определить их роль и специфику. И затем уже агрессия «собирается» как целостность (интеграция). Такой подход позволяет, во-первых, основательно использовать классические теории агрессии не только в общем плане, но и в частном (применительно к каждой составляющей), а во-вторых (и это главное), успешнее решать проблемы типологизации, управления и контроля агрессии, исходя из её понимания как целостности.

Итак, на вопрос о сущности и природе агрессии в традиционной проблематике мы находим разные ответы и теоретические обоснования «первого плана», ставшие классическими. Это, как уже отмечалось, инстинктивистские теории: психоанализ З. Фрейда и этиология К. Лоренца. Они остаются краеугольными камнями в теоретизировании агрессии, включая и критические отступления. Следующей за ними по значимости можно было бы считать теорию социального научения А. Бандуры. Представляют также интерес теории второго плана различной бихевиористской направленности. Это теории Д Долларда (фрустрация – агрессия), развитая Л. Берковицем и др., и гуманистическая теория Э. Фромма. Высокая эвристическая ценность, большой потенциал отмеченных теорий продолжают и ныне активно работать в исследовательских целях. В своей совокупности они являются тем «языком» и «мерилом», благодаря которым представляется возможным обсуждение сложных вопросов проблематики агрессии. В то же время следует сказать и о том, что взятые по отдельности теории мало что дают пониманию сущностных изменений в перестройке агрессии, в результате которых она становится «лицом» века. Такое положение в традиционном изложении объясняется крайностями авторских позиций, стремлением удержать «на плаву» лишь свою «теорию». При том, что агрессия в этих теориях чаще всего рассматривается как заключенная в себе субстанция, без связи с другими ментальными структурами как, например, инстинкт

Такие «крайности» авторских позиций были обоснованы в своё время и послужили вкладом в понимание природы агрессии. Однако теперь следовало помыслить уже иначе, чтобы выйти из заколдованного круга «или – или» и прийти к общему согласию на основе «этого» и ещё «вот этого». То есть начать творчески синтезировать «спорные представления». Ведь в этом случае «собирательность» как образующее начало интегрального видения агрессии была бы использована и при разработке теории, что в большей мере способствовало бы стыковке теоретических положений с практикой. Словом, всё то, что было «сложено» по отдельности, не подходило для объяснения Века агрессии. Например, инстинкт агрессии был и остаётся, но сам по себе он не объясняет Век агрессии. Также и фрустрация не может этого сделать, которая, к тому же эпизодична и малозначаща.

Знакомство с основными подходами к изучению агрессии мы подводим к пониманию интегральности агрессии. Но интегральность есть также первый накат в понимании и теоретизировании Века агрессии. Понимание того, что пришло время «собирать камни», причём не в «кучу», а системно и в пределах рационального. В этой связи нами предпринимается попытка совместить два дискурса: психологический и социально-философский с тем, чтобы, опершись на выдающиеся теории агрессии, разработанные в различных областях знаний, выйти на интегральное понимание данного феномена.

Такой подход позволяет исследовать агрессию как интегральное явление в контексте основных её составляющих – поведенческих структур, формами которых и будут типические акты агрессии. В этом случае также возможно будет более эффективно и дифференцировано использовать классические теории агрессии применительно к каждой её составляющей в целях интегрирования. Эти все определяющие моменты интегрализма агрессии в понимании её всеохватности и есть, как было сказано, первый заход в разработке вопросов Века агрессии.

Тесно к ним примыкает и проблема смысла агрессии, и всё потому, что смысловая часть агрессии усиливается, оттесняя природное, посредством развития агрессиума. Раскроем понимание смыслоагрессии, то, как она формируется, и каковы её значения в нашем авторском подходе.

Обычно, если мы хотим понять агрессию, ее смыслы, то представляем агрессию в сознании как сменяющийся образ, сотканный из представлений, личного опыта и значимых (опасных) состояний. Находясь в функциональной зависимости от агрессивных представлений и личного опыта, агрессия в нашем сознании подпитывается ими, что находит выражение в новых смыслоагрессиях и образах. Каждый из этих последовательных образов находит свой смысл в последующих образах, обновляясь за счёт новых смыслоагрессий. Агрессию, замешанную на «сгустке» социальности и данную нашему сознанию как предмет переживания и осмысления, мы называем смыслоагрессией, ибо она имеет значения, изначально основанные на социальных контекстах угрозы и напряжённости, интересов и желаний. Смыслоагрессия – это субъективное явление, продукт агрессивных мыслей, создаётся она в сознании, в результате холодных расчётов и умозаключений или под «нажимом» чувств, если верх берут одни эмоции. Мы рассмотрим смыслоагрессии, сопрягая с агрессивными мыслями такие чувства, как обида, зависть, тревога, стыд и страх. В то же время, содержательно смыслоагрессия приходит к нам не откуда-нибудь, а через опыт, в котором представлениям принадлежит важная роль. Будучи нереальной, она ищет место в реальных процессах сознания посредством подбора верного для себя смысла.

Как плод рефлексивного мышления смыслоагрессия означает связь идеи, желаний и опасных ситуаций с агрессивным поступком, который планируется и представляется посредством соответствующей смыслоформы. Таким образом, смыслоагрессия, будучи движущей силой агрессии и вместилищем различных начал, сводит агрессивные мысли к существованию индивида в конкретной ситуации, занятого поисками требуемого смысла. Она указывает, но не объясняет, ведёт, но не приводит. Это, можно сказать, «открытая калитка» в тайны агрессивных конструкций и действий, имеющих сущностные основания. Путь к ним пролегает через большую дорогу социальности и множества «событийных» тропинок, связанных, в том числе, и с фактами биографии. Проникнуть за «калитку» нам не удастся, но мы надеемся всё же получить какие-то «запороговые» объяснительные элементы. Речь идёт об акте, в котором сознание творит себя, и знаках, с помощью которых оно представляет себе смысл своей агрессии. Это проблема подчинения идеи, представлений, рассудка, желаний и эмоций, основополагающему акту сознания – Воле. Сможет ли Воля освободить сознание от образов (метафизической агрессии), заимствованных из представлений, которые были навеяны внешним миром (переживаниями), или не сможет (не захочет, а то и перейдёт на их сторону), и тогда сознание всецело окажется во власти агрессии? В таком случае кризис сознания не удастся избежать без трагических последствий.