Текст книги "Убить Первого. Книга 2"

Глава 38. Башня отверженных

Марис быстрым шагом двигался вдоль ручья, хмуро оглядывая окрестности. Настроение было донельзя паршивым, хотелось орать и крушить всё вокруг, и только страх привлечь к себе внимание кого-то опаснее хассиры сдерживал его порывы. Этот мерзкий, липкий страх не отпускал его уже несколько часов, заставляя тихо рычать от злости на самого себя. Смерть прошлась совсем рядом, и если бы не случайность… если бы не помощь проклятого простолюдина, Марис уже не увидел бы рассвета. Гадский выскочка! Лишь от одной мысли о том, что он теперь в долгу у ублюдка, которого совсем недавно пытался убить, у благородного сводило зубы. Гордость отчаянно не желала признавать этого, в голове одна за другой возникали мысли о том, что он бы и сам справился, если бы Лаут не полез под руку, что это мерзкий простолюдин во всём виноват…

Почувствовав, как от клокочущих в груди чувств бесится атра и начинает дымиться трава под ногами, Марис закусил губу и тяжело вздохнул, успокаиваясь. В голове словно сами собой возникли слова отца: «Лишь способность мыслить, держать свои порывы в узде да руководствоваться разумом и отличает нас, людей, от тварей, что слепо следуют своим инстинктам, не в силах им сопротивляться». Он часто повторял это, ссылаясь на необходимость подчиняться закону Города, взяв на себя добровольное обязательство следовать ему. Вернее, говорил он несколько иначе, но именно так Марис трактовал для себя его речи. И вчера он едва сам не стал животным. Поддался злобе, ненависти, захотел отомстить и едва сам не убил этого мерзкого простолюдина. Случайность. Да, лишь случайность помогла ему сохранить остатки человеческого облика. А после той битвы с сумеречной смертью… ни о каком убийстве не могло быть и речи. Даже если бы он очень хотел, то не смог бы этого сделать, ведь такой поступок окончательно лишил бы Мариса последних крупиц чести, которые у него ещё остались. Прежде всего в его собственных глазах.

«Настоящий мужчина всегда несёт ответственность за свои поступки, – пронеслись в голове юноши слова главы клана. – А настоящий лидер – за действия своих людей».

«Что-то часто мне начал вспоминаться отец», – подумал Марис, чувствуя в груди лёгкую тоску от того, что больше никогда, возможно, не увидит свою семью. Короткое воспоминание о родных развеялось, словно дым на ветру, а перед глазами вновь встал образ проклятого простолюдина. Заскрипев зубами от злости, юноша помотал головой, прогоняя его, и с трудом погасил вспыхнувшую глубоко внутри злость.

«Отец был прав. Пора бы уже, наконец, посмотреть правде в глаза. Я сам виноват», – подумал парень, но мысль эта совершенно не желала удерживаться голове. Ему очень хотелось найти ещё кого-то хоть немного виноватого, вроде Чэня, проклятого патриарха Джоу, Лизы, мерзкого выскочки – да кого угодно, лишь бы не его, но, увы, правда была только одна. Именно он не сумел распознать лести и обмана в словах Чэня, он попросил контракт в обмен на родственницу. Он, и никто другой. Вины этого Лаута здесь не было, ведь даже в том бою на арене никто ничего не узнал бы, если бы он победил. Хотя… задумываясь о произошедшем теперь, Марис сомневался, что сумел бы долго держать контракт в тайне. Ведь если отец прав, и всё это действительно было хитрой задумкой Джоу, его рано или поздно всё равно вывели бы на чистую воду. Скорее всего, ещё и крупно подставив при этом отца. Возможно, сейчас всё сложилось даже лучше, чем могло бы…

– Да, во всём виноват я сам, – тихо пробормотал парень, крепко сжимая рукоять клинка.

Следовало поступить осторожнее и браться за глупые городские правила лишь после получения титула главы города. Прав был мастер Ганн: в этом проклятом мире уважается лишь сила. Если бы он был самым сильным, никто бы не посмел даже слова поперёк сказать! Жаль, что он понял это так поздно. Вздохнув, юноша покачал головой. Нечего горевать по волосам, коли голова с плеч. Сейчас уже ничего не поделаешь. Остаётся лишь выполнить последний завет отца. Прожить свои последние дни как настоящий мужчина и умереть с честью, как подобает члену клана Морето. Обернувшись, он нашёл взглядом фигуру простолюдина, который до сих пор следовал за ним на некотором отдалении. Прислушавшись к себе, Марис почувствовал, что ярость, ещё недавно клокотавшая внутри, ушла, и теперь он не ощущал к Лауту ничего, кроме глухого раздражения, источник которого определить так и не удалось. Хмыкнув, благородный поднял взгляд на Ледяной пик на горизонте и прибавил шагу.

Заметив, что Морето обернулся, чтобы посмотреть на него, Эдван крепко стиснул в кармане клык хассиры и зашипел себе под нос: «Справился бы сам, дерьма кусок, конечно! Да если бы не я, ты бы уже варился в желудке проклятой кошки!» Слова Мариса, брошенные после боя, задели его довольно сильно, и вот уже несколько часов Лаут костерил его на чём свет стоит, дико раздражаясь каждый раз, когда благородный оборачивался, чтобы найти его взглядом.

– Да чтоб я тебя ещё хоть раз спас, ублюдок! – буркнул он, оглядывая окрестности.

Он и сам толком не понимал, почему так сильно обозлился на этого напыщенного высокомерного индюка, но ничего не мог с собой поделать. Особенно мерзко было осознавать, что без чужой помощи он бы этой ночи не пережил. Тварь оказалась слишком сильна, и, если бы не контракт земли Мариса, она бы имела все шансы убить их обоих. Правду говорил мастер Ганн: без второй ступени за городскими стенами придётся несладко. Что кабан, что хассира оказались довольно трудными противниками. А со сколькими ещё только предстоит сразиться…

Единственное, что не могло не радовать юношу, так это то, что он сумел сдержать данную самому себе клятву. Не струсил и вступил в бой с дикой кошкой, несмотря на страх и страшную опасность. Стал на несколько шагов ближе к тому, чтобы наконец полностью одолеть собственных демонов. Рано или поздно он полностью поборет этот глупый страх и вновь сможет стать тем великим воином, которым был в прошлой жизни. Если выживет, конечно.

Со стороны ручья послышался слабый шорох. Эдван тут же схватился за топор и замер на месте, повернувшись на звук. В зарослях рогоза показалась небольшая тень, трава раздвинулась, и на дорогу вылез бобёр. Его колючая шерсть напоминала острейшие шипы, огромные зубы, как два ножа, торчали из-под верхней губы, а крупные когти на лапах устрашающе тёрлись друг о друга, и не будь эта тварь всего по колено высотой, Эдван бы уже, наверное, дал дёру. А так он всего лишь злобно оскалился, глядя на воинственно настроенного грызуна. Прислушался к себе, задвинул лёгкие отголоски страха куда подальше и отпустил рукоять топора, наполняя тело атрой. Несколько долгих мгновений они с бобром буравили друг друга злобными взглядами, понимая, что эта дорога у ручья слишком тесна для них двоих. Дальше пройдёт только один. Первым не выдержал бобёр. Взвизгнув, он молнией сорвался с места и рванул прямо на Эдвана, в высоком прыжке пытаясь дотянуться до горла. Правда, не долетел. Нога юноши встретилась с головой грызуна и, сминая череп, отправила его в полёт на добрых сорок шагов. Проводив взглядом поверженную тварь, парень вздохнул и поспешил убраться с этого места. Он помнил, что бобры живут либо в одиночку, либо семьями, и отбиваться от родственников убитого ему не слишком-то хотелось.

День прошёл практически без происшествий, если не считать ещё нескольких мелких стычек с обитателями прибрежных зарослей да внезапно нагрянувшего на водопой стада шрии, которое пришлось обходить окольными путями. Расстояние между ребятами оставалось примерно одинаковым. Сколько бы Эдван ни смотрел вперёд, он всегда видел фигуру Мариса вдалеке, и точно так же благородный, сколько бы ни оглядывался назад, всегда натыкался взглядом на заклятого врага. Несмотря на то, что в мыслях они поносили друг друга на чём свет стоит, подсознательно парни сохраняли между собой это расстояние. В каком бы темпе ни шли, с кем бы по пути ни сталкивались, и в сумерках, и днём они старались не выпускать друг друга из виду. Оба помнили схватку с хассирой. И встретиться с чем-то подобным в одиночку им не хотелось.

К вечеру третьего дня парни добрались до места, где ручей начинал поворачивать в сторону леса, и впервые за долгое время расстояние между ними сильно сократилось. На ночлег они остановились буквально в сотне шагов друг от друга, потому что ночевать на открытой равнине близ Туманной чащи не хотелось ни простолюдину, ни благородному. К тому же гора уже предстала перед ними во всём своём великолепии, упираясь пиком прямо в небо, а значит, до Башни оставалось меньше дня пути. Так зачем лишний раз рисковать?

Погрузившись в ночную медитацию, Эдван заметил небольшую странность. Несмотря на то, что он вообще не занимался развитием в эти два дня, количество атры в сосуде души как-то неуловимо увеличилось, а стенки стали чуть прочнее. Да и тело, пусть и привычное к такому количеству атры, словно лучше пропускало через себя большее количество силы. Это показалось ему странным. Память почему-то молчала о таком странном феномене… может быть, это из-за того, что он замкнул сосуд, возвращая туда утекающие излишки? Или по какой-то иной причине?

Увы, за ночь Эдван так и не нашёл ответа на возникший вопрос. Здесь были нужны более подробные наблюдения. Всё-таки сосуд его изменился слишком слабо, чтобы делать на основании этого какие-то серьёзные выводы. В конце концов, это могло случиться даже от того, что он восполнял запас атры по пути.

Едва небо начало светлеть, парни двинулись в путь. Марис вышел несколько раньше, а Эдван, поднявшись с земли, заметил его удаляющийся силуэт в утренних сумерках и двинулся следом. Довольно быстро они преодолели равнину и приблизились к Ледяному пику. Громада возвышалась над округой подобно колоссу, рядом с которым ребята чувствовали себя ничтожными букашками. Здесь, у горы, высокая трава равнины мельчала, становясь такой низкой, что скрыться в её зарослях могла разве что крупная крыса. Однако, на счастье путников, ни одна тварь этим ранним утром не вышла прогуляться по равнине. Вокруг царила пустота, лишь редкие птицы кружили в небе, время от времени пикируя на землю за насекомыми.

Смазанными тенями ребята помчались через пустырь, выжимая максимальную скорость. Остановились они лишь через несколько минут бега, когда достигли подножья горы и сумели спрятаться за крупными валунами. Ледяной пик оказался настолько огромен, что путь до его противоположного склона у них занял чуть больше четырёх часов. Парни шли осторожно, от укрытия к укрытию, постоянно внимательно рассматривая окрестности в поисках возможных врагов. В конце концов, о стадах горных баранов, способных взбираться по отвесной стене почти бесшумно, и страшных пумах, что водились в окрестностях Ледяного пика, им рассказывали ещё в академии. Наткнуться на тварь, по силе примерно равную «сумеречной смерти», не хотелось ни Эдвану, ни Марису.

Цель своего путешествия они заметили издалека, и оба тут же поняли, почему это место прозвали Плешью. Башня расположилась на верхушке поросшего травой холма, который заканчивался небольшой отвесной скалой. И, если смотреть со стороны Ледяного пика, он и вправду напоминал чью-то лысую голову, на которой, подобно смешной шапке, сидела древняя башня. Она выглядела именно так, как её описывал мастер Ганн, – старой, полуразрушенной. Камень строения давным-давно почернел, а в стенах, обвитых плющом, виднелись многочисленные трещины.

Отбросив предосторожности, Марис быстрым шагом направился к цели всего их похода, а Эдван, наоборот, скрылся за валуном и потратил несколько мгновений на то, чтобы быстренько прикопать свой топор под приметным камнем, а нож спрятать в ботинке, прикрыв штаниной. Он не забыл предупреждений мастера о местных порядках и, в отличие от заклятого попутчика, не был настолько самоуверен, чтобы светить своим богатством и лишний раз подставляться перед неизвестными людьми.

Их заметили довольно быстро. Не успели юноши преодолеть и половину пути, как у входа в башню уже собралась небольшая группа людей. Эдван насчитал всего семерых. Самые обычные мужики, в старой, помятой и местами рваной одежде. Довольно худые, грязные. Именно такие, какими и должны быть люди, выживающие на буханке старого хлеба и атре в этих ужасных местах. Вот только что-то никак не давало парню покоя. Интуиция подсказывала, что впереди его ждёт опасность, правда, какая именно, он не знал. Мариса обуревали очень схожие чувства, и потому он ещё на подходе к башне непроизвольно замедлил шаг так, что навстречу местным обитателям они с Эдваном вышли почти одновременно. На расстоянии всего в каких-то тридцати шагов друг от друга.

Мужики встречали парня улыбками, но от этих улыбок ему становилось как-то не по себе. Дождавшись, пока благородный юноша подойдёт достаточно близко, один из них, престарелый мужчина с густой свалявшейся бородой и проплешиной, вышел вперёд и согнулся в поклоне.

– Добро пожаловать в Башню отверженных, молодой господин! – выпрямившись, прокричал мужчина. – Мы ждали вас только через две недели! – в его голосе зазвучало беспокойство. – Городу вновь понадобились камни раньше срока? И… позволено ли мне будет узнать, почему вы только вдвоём? – заискивающе поинтересовался он, заглядывая за спину Мариса. – Неужели твари вновь вышли к ручью?

Едва прозвучал последний вопрос, как мужики позади него тихо зашептались. Ещё бы! Ведь, если бы твари вновь вернулись к ручью, это обернулось бы настоящей катастрофой. Однако Марис молчал, внимательно разглядывая лица изгнанников. Огромное желание соврать им, чтобы забрать камни атры, боролось со здравым смыслом. Интуиция подсказывала юноше, что нельзя тут оставаться. Но… куда он пойдёт? Скитаться по равнине в поисках смерти? До тех пор, пока атра больше не сможет поддерживать его тело без сна, и он просто не свалится с ног прямо в лапы тварям? Эта Башня, увы, была единственным выходом. Хотя такой вариант ему и не нравился.

– Молодой господин? – осторожно переспросил мужичок, так и не дождавшись ответа. К этому времени Эдван тоже добрался до них и, остановившись подчёркнуто в отдалении от благородного, сложил ладони в приветственном жесте.

– Приветствую вас, уважаемые, – сказал он, а брови «уважаемых» резко взметнулись вверх. Давненько их никто не величал подобным образом, – меня зовут Эдван Лаут, я был изгнан из Города и пришёл искать приюта в Башне отверженных. Надеюсь на вашу снисходительность.

– Лаут? – послышался чей-то голос из толпы. – Какая-то новая семья?

– Я из простых, – ответил Эдван на вопрос.

– А… – семь пар глаз остановились на Марисе, но вопрос, который интересовал их всех, так и остался невысказанным. Скрипнув зубами, благородный тоже сложил руки в приветственном жесте – так, словно делал это впервые.

– Я тоже изгнанник.

– А зовут-то тебя как? – тут же спросил мужичок. Вся почтительность из его голоса вдруг куда-то испарилась.

– Исмар Морето, – осторожно сказал тот и, с трудом выдавливая из себя последние слова, добавил: – Надеюсь на вашу снисходительность.

Мужики переглянулись между собой, и улыбки на их лицах вдруг превратились в злобные оскалы. Взгляды всех скрестились на Марисе, который вдруг почувствовал себя очень неуютно, осознавая, что, может быть, смерть на равнине была не самой плохой идеей.

– Ждите, – хмыкнув, приказал бородатый и, круто развернувшись, быстрым шагом направился обратно в башню, глупо хихикая себе под нос:

– Боссу это понравится… изгнанник Морето…

Глава 39. Аристократы

В ожидании босса мужики расселись на сухом бревне, что лежало у входа, и во все глаза рассматривали благородного – так, словно готовились посмотреть бесплатное представление. От вида их предвкушающих улыбок, полных злорадства взглядов и похихикивания Эдвану было как-то не по себе. Уж слишком сильно эти лица напомнили ему рожи благородных детишек из академии, пришедших поглумиться толпой над простолюдином или просто более слабым товарищем. И отчего-то в исполнении старых, грязных, худых мужиков такое поведение вызывало куда больше отвращения. Парень посмотрел на своего врага, поймал его настороженный взгляд и сразу же отвернулся.

Он сохранял дистанцию, всем своим видом показывая, что они не вместе. И давать местным обитателям лишний повод связать их друг с другом он не хотел. Впрочем, как и раскрывать настоящее имя Мариса. Он прекрасно понимал причины такого поступка и не собирался мешать ему, прекрасно осознавая, что подобная подстава может закончиться для благородного весьма печально. Такой поступок был бы слишком подлым с его стороны, даже несмотря на их вражду. В конце концов, их личные счёты явно не касались других изгнанников. Да и кошку они всё-таки вместе убили. Как ни крути.

Самого его тоже одолевали противоречивые чувства. Привыкший доверять своей интуиции, он уже не ждал от таинственного «босса» ничего хорошего. Ведь, если судить по виду встречающих, главарю изгнанников было что скрывать от городских жителей. Догадок на этот счёт у юноши было много, но самыми правдоподобными ему казались версии о том, что местные подворовывали камни, которые добывали для города, либо их главарь успел прорваться на следующую ступень в тайне от кланов и не хотел, чтобы те его случайно убили, сочтя угрозой. Ведь запрет на убийство на изгнанников не распространялся, скорее наоборот.

Меж тем внутри башни послышался чей-то громкий смех. Голос предполагаемого главаря был низким и рычащим, словно звериный. То, что смеяться мог кто-то другой, Эдвану даже не пришло в голову. Марис, услышав этот громовой хохот, помрачнел ещё больше и невольно взялся за рукоять клинка. Он уже успел десять раз пожалеть о том, что не спрятал свой меч, как это сделал Лаут с топором. Через минуту дверь в башню широко распахнулась, выпуская наружу существо поистине невероятных размеров.

Это был громадный бородач звероватого вида, с гривой густых чёрных волос до спины, ростом выше покойного Марка Боу, а шириной едва ли не больше дверного прохода. С массивными, покатыми плечами и неестественно длинными мускулистыми руками, заросшими волосами так, что те напоминали самую настоящую шерсть. Один вид этого гиганта заставил парней раскрыть рты от изумления. Оба они были обескуражены его появлением, поскольку образ этой горы мышц совершенно не вязался с приютом изгнанников, где люди выживали на одной лишь атре да корках старого хлеба из города. Однако стоило Эдвану побороть изумление, как в его голове родилась догадка, от которой по спине юноши пробежала армада мурашек. Ему стало страшно. Впервые за довольно долгое время он испытывал страх по отношению к другому человеку, а не к какой-то твари. Хотя… уверенности в том, можно ли его ещё называть человеком, у юноши не было.

Марис сглотнул, полностью разделяя чувства простолюдина. Таких огромных людей он не видел ни разу в жизни. Даже самые могучие воины клана Джоу уступали размерами этому… существу. А между тем из-за спины гиганта вышли двое его помощников, но они, несмотря на внушительные мускулы, в сравнении со своим предводителем уже не выглядели столь впечатляюще. Один из них, лысый, с глазами навыкате, смерил благородного юношу каким-то странным взглядом, от которого Марису стало не по себе. Последним снаружи показался тот самый мужичок, что встретил их в самом начале.

– Вот новички, босс, – поочерёдно указав рукой на парней, он уселся к остальным на бревно и предвкушающе уставился на парня в доспехах, ожидая начала бесплатного представления. Два здоровяка, пропустив босса вперёд, устроились на земле у дверей. Гигант широко улыбнулся, но от этой его улыбки у парней кровь стыла в жилах.

– Добро пожаловать в Башню отверженных, молодые! – пробасил он, посмотрев почему-то только на Эдвана. – Ну, за какие грехи сослали?

– Приветствую, уважаемый, – юноша счёл нужным отдельно поприветствовать местного главаря. – Я оказался здесь за то, что покалечил юного наследника семьи Джоу. И злостно нарушал правила академии.

– Достойное деяние, – оскалился главарь, – мы здесь уважаем сильных. Какой у тебя сосуд?

– Жёлтый. Седьмой ранг.

– Седьмой? – недоверчиво изогнул бровь главарь, после чего хрюкнул и громко расхохотался. – Слышали? – оглянулся он на двоих здоровяков, которые тоже начали похихикивать. – Седьмой! Ты, сопляк, ври, да не завирайся. Не может быть у жёлтого сосуда в твоём возрасте седьмого ранга. Какой настоящий? – сурово спросил он, резко изменившись в лице, а Эдван лихорадочно размышлял, что же ему делать.

Соврать про свой ранг? Но какой смысл? Мужик ведь в состоянии почувствовать, насколько плотная атра внутри него, или… нет. Юноша тяжело вздохнул. Его догадки почти полностью подтвердились. Прикинув, какой у жёлтого сосуда мог быть ранг, развивайся он по методам города, парень поспешил ответить на вопрос главаря.

– Четвёртый, – сказал он, виновато улыбаясь, – мне говорили, что я талантливый.

– Четвёртый? – нахмурился мужчина, почесав живот… – Действительно, талантлив. Что ж, сопляк, дозволяю тебе примкнуть к нашей общине. Я Яго Фанг, и я здесь главный. Правила предельно просты: слушай меня или моих парней, подчиняйся правилам, и проблем не будет. Пин тебе потом всё объяснит. Можешь пойти и встать у дверей, – снисходительно кивнул он юноше.

– Благодарю, – ответил Эдван и быстрым шагом направился к толпе.

– И ещё кое-что. Рюкзак свой можешь оставить моим парням. У нас тут всё общее, – оскалился Яго. Эдван лишь кивнул и продолжил путь, про себя радуясь, что додумался спрятать нож в ботинке, а топор вообще где-то в камнях. Было, конечно, жаль отдавать всё остальное, но… в глубине души он догадывался, что примерно так оно и будет.

– Ну… так из-за чего же из города выгоняют благородных господ? – со злобной усмешкой спросил Яго, подойдя поближе к Марису.

– Я… – заговорил тот, с огромным трудом наступив на горло собственной гордости, – огонь меня отверг, и я пытался украсть контракт другой семьи. Я… из младшей ветви.

– Неудачник, – хохотнул мужик с широкой улыбкой, после чего мгновенно сурово нахмурился, – и откуда же у тебя столь хороший доспех?

– От деда остался, – проговорил Марис, глядя на Яго исподлобья.

– От деда, значит… – протянул главарь, поглаживая бороду. Он оценивающе взглянул на благородного, осмотрел его с ног до головы, наморщил лоб так, словно глубоко задумался о чём-то… и, резко приблизившись, схватил юношу за горло.

Он двигался так быстро, что даже Эдван не сумел уследить за его скоростью. Вот он стоял, о чём-то крепко задумавшись, а через мгновение уже держит Мариса за горло на вытянутой руке, а мужики злорадно хихикают, наблюдая за тем, как юноша дёргает ногами, не в силах найти под ними опору. Он даже попытался несколько раз пнуть главаря, но тот не обратил на эти удары никакого внимания.

– В твоём взгляде не хватает почтения, отброс, – сурово пробасил Яго, ладонью чуть сильнее сжав шею благородного, чтобы тот перестал дёргаться. Бывший наследник клана Морето подчинился, с горечью осознавая, что против этого монстра он со своим седьмым рангом беспомощен. Его жизнь в буквальном смысле сейчас в руках гиганта, и она оборвётся, стоит тому лишь чуть сильнее сжать кулак.

– П…п…прос…ти…те, – хрипя, выдавил из себя парень, после чего Яго немного ослабил хватку.

– Глядите, как быстро учится. Давай-ка посмотрим, что у тебя тут… – пробасил главарь, потянув меч из ножен на поясе Мариса. – Надо же. Какой клинок… – цокнул языком Яго, рассматривая меч. Несмотря на то, что рукоять каким-то чудом нормально помещалась в громадной ладони, в его руках великий меч основателя клана Морето казался каким-то непропорционально маленьким, хотя на самом деле был вполне обыкновенного размера. Яго крутил его, разглядывая режущую кромку, выгравированные на клинке магические знаки, щупал рукоять и, лишь вдоволь насмотревшись, сорвал с пояса юноши ножны и разжал руку.

Марис тяжело рухнул на землю и громко закашлял, изо всех сил стараясь втянуть воздух, которого ему так не хватало. На шее парня виднелись яркие синяки, оставшиеся от могучей ладони Яго. Он весь дрожал от еле сдерживаемой злобы и жгучей обиды, разъедающей его изнутри. Сама мысль о том, что какой-то грязный изгнанник посмел положить глаз на меч одного из основателей города, была ему противна, но ещё противнее оказалось осознавать свою полную беспомощность перед этим человеком. Затравленным зверем взглянув на Яго, юноша начал было подниматься на ноги, но не тут-то было. Силуэт гиганта на мгновение смазался, и что-то тяжелое врезалось Марису в голову. Он вновь рухнул на землю и проехал шагов десять по колючей траве.

– Я не разрешал тебе вставать, отброс. Ты ещё не заслужил этого. Раздевайся.

– Что? – не понял парень, за что тут же получил ещё один удар, который едва не лишил его сознания.

– Отбросы не говорят без дозволения, – поучительно погрозил Яго пальцем, – снимай с себя всё. Это станет твоей платой за то, чтобы мы, – гигант широким жестом руки указал на злорадно ухмыляющихся мужиков, рассевшихся у дверей, – хотя бы на миг задумались о том, чтобы пустить тебя в нашу священную обитель – Башню, чтобы твоя жалкая жизнь могла продлиться чуть дольше. И не смей подниматься на ноги, пока я не разрешу.

Изгнанники дружно загоготали, а Эдвану стало даже немного жаль Мариса. Чем дольше происходило это издевательство, тем отчетливее проявлялось сходство между избалованными детьми благородных, которые так любили поиздеваться над чернью и «поставить кого-то на место» и изгнанниками, которые точно так же хотели унизить благородного из мести за всё то, что они когда-то терпели в городе. Ибо здесь у них была власть. Юноша натянул на губы улыбку, борясь таким образом с собственным желанием скривиться от отвращения. Ему было противно улыбаться в такой момент, но страх случайно навлечь на себя гнев этого монстра в человеческом обличье по имени Яго заставлял перешагнуть через собственные принципы.

Меж тем Марис, проглотив остатки гордости, начал стягивать с себя доспехи. Гигант буравил его суровым взглядом, нависал, словно гора, и подавлял одним своим присутствием. Желание бороться с этой напастью угасало внутри юноши с каждой секундой, а в голове его звучали слова мастера Ганна, обронённые им вскользь у стены: «Ты теперь тоже чернь». Мысль, которую Марис гнал от себя всё это время, вцепилась в него мёртвой хваткой, а хлёсткие слова Яго лишь придавали ей сил. Неужели он и вправду стал… отбросом? Скрипнув зубами от злости, парень из последних сил оттолкнул её, вспоминая отца и его слова о том, что, несмотря на изгнание, он всё ещё Морето. И должен умереть с честью. Но как здесь умереть с честью, если противник настолько силён? Этого отец так и не успел рассказать… сглотнув, юноша сбросил с себя кирасу, распоротую когтями хассиры, и, взглянув в глаза гиганту, понял, что снять он должен не только доспехи. Боевые одежды тоже полетели на землю, а вслед за ними и яркая рыжая куртка, которую Марис так любил. Закончил он, лишь оставшись в одной нижней рубахе и штанах. Взглянул в глаза Яго, но тот лишь злобно оскалился и отвесил ему ещё один крепкий пинок.

– Отброс не должен поднимать глаз, пока не разрешат, – покачал головой гигант и, обернувшись к мужикам, громко спросил: – Ну что, парни, пустим этого червя в нашу обитель? Да не стойте вы там, пойдите ближе!

По зову Яго толпа изгнанников окружила Мариса. Тот самый Пин, который встречал парней вначале, о чём-то спросил главаря и, получив согласие, помчался обратно в башню, злорадно похихикивая. А помощники Яго меж тем вслух рассуждали о том, как подогнать элементы брони под свои габариты, пока оставшиеся мужики рылись в рюкзаке парня, издалека напоминая стаю стервятников, дорвавшихся до падали.

– Ну что, позволим отбросу остаться? – громко спросил предводитель изгнанников.

– Если хорошо попросит, – оскалился лысый и поставил свою ногу прямо перед лицом юноши.

– Слышал? Если будешь хорошо умолять, мы подумаем над твоей просьбой…

От этих слов в памяти Мариса мгновенно всплыли все те моменты, когда подобные речи вылетали из его собственного рта. Теперь, оказавшись на другом месте, он горько-горько жалел о том, что смел когда-то говорить нечто подобное. Однако это сожаление не спасало его в ситуации, в которой он оказался. Благородный закусил губу. Сил сопротивляться не было. Он чуть-чуть приподнял голову, взглянул на сапог перед своим лицом, но не посмел посмотреть своим мучителям в глаза, чтобы не получить лишний раз пинок в лицо. Они хотят, чтобы он умолял их, целуя сапоги. Что-то подобное любили проворачивать аристократы из клана Джоу… он так никогда не делал.

Однако тут парень заметил Лаута, стоящего у дверей башни. Их взгляды встретились, и простолюдин с застывшей на лице, подобно гипсовой маске, жуткой улыбкой еле заметно помотал головой из стороны в сторону, так, как если бы знал, о чём именно Марис думал в этот момент. Во взгляде Эдвана проскальзывала жалость, и это сочувствие врага причиняло бывшему наследнику клана Морто куда больше боли, чем все унижения, которые он только что вытерпел. Зарычав, юноша принял решение. Скрипнув зубами, он плюнул прямо на проклятый ботинок, расправил плечи и взглянул в глаза Яго, зная, что за этим последует. И ждать расправы пришлось недолго.

Пинок настиг юношу раньше, чем он успел рассмотреть выражение лица главаря. Одним ударом лысый едва не выбил все мозги из головы благородного, а через миг к избиению присоединились и остальные. Они лупили его, не жалея сил, воздух дрожал от атры, а парень всё сильнее и сильнее сжимался на земле, стараясь закрыть руками голову и искренне надеясь, что атра выдержит. Огромных трудов ему стоило сдержаться, чтобы ненароком не применить силу контракта. Ведь, если бы эти твари прознали о том, что он обладает такой мощью, потребовали бы открыть секрет. И чем дольше длилось это избиение, тем яснее юноша понимал, что лучше умрет, чем передаст хоть кому-то из них тайну контракта.

Из ворот в башню вернулся Пин. Мужик тащил в руках крупный глиняный горшок и, видя его светящуюся от предвкушения рожу, Эдван с трудом сдержал себя, чтобы не скривиться. Разворачивающаяся перед ним сцена расправы над Марисом вызывала у него самое настоящее отвращение. Эти мужики, обладая каплей власти над своим собственным маленьким мирком, вели себя точно так же, как и те, кого они ненавидели больше всего на свете. Возможно, даже хуже, ибо двигало ими не чувство превосходства, а гнусное желание выместить все свои обиды на могущественные кланы на одном-единственном их представителе, который по своей собственной дурости оказался отвергнут семьёй. Однако Эдван ничего не сделал. Помогать врагу юноша не собирался, ведь глубоко внутри, несмотря на испытываемую жалость и отвращение, он тоже злорадствовал. Как ни крути, а этот благородный зазнайка всё-таки получил по заслугам. Вкусил того «удовольствия», которое доставлял другим всю свою жизнь.