Текст книги "4 жизни и 2 казни. Часть I"

Несостоявшаяся любовь

Златовласка идёт по Земному миру, невидимая нам, окружённая целой стаей птиц, сиринов, алконостов, гамаюнов и фениксов. Песни их и вид их вряд ли можно передать человеческим словом, иначе быть бы нашему миру переиначенным по совсем другим законам мироздания. Она, её птицы властно вмешиваются в ход вещей нашего мира, меняя судьбы и предназначения, иногда даже вселяясь в наши телесные сущности.

Она была прекрасна, блондинка, с милыми чертами лица. Что самое главное, она на меня очень даже обращала внимание. И мне было трудно отвести от неё глаза. Но какая же это гнусная отрава, культ идола золотого тельца, вбивавшийся так усиленно в нас в 90-е годы. Право на признание, право на женщину имеет только тот, кто успешен по жизни, кто имеет: деньги, машину, квартиру, перспективы и связи. Да, и сотовый телефон вот ещё. Только избранные носороги и слоны, вломившиеся в мир бизнеса и удачи. Им улыбаются женщины, самые красивые женщины, обольстительные и прекрасные. Даже если эти прекрасные женщины не страдают такими примитивными предрассудками, у тебя всё равно в мозгу свербит эта предательская мышка, «а ты не достоин её!» Глупости всё это. В головах тогда гулял сквозной ветер, юность – плохой советчик в делах житейских, где нужен человеческий жизненный опыт. За неимением оного и происходят глупости, и в этом случае типичная для «лихих» 90-х и произошла: ничего серьёзного в нашей жизни в тот раз не изменилось. Носороги, слоны стоят нестройными рядами и машут рогами и бивнями, хитро поглядывая по сторонам маленькими пожирающими всё глазками. Опьяняюще дико пляшут бесы, сорвавшись с цепей, казавшихся ещё недавно такими прочными и надёжными. И вот все эти массы мяса и потных похотей приходят в движение, отбивая в ритм столбы пыли и вытаптывая травы и цветы. Всё это надо как-то прекратить, изменить ход вещей, грозящий выплеснуться из чаши хрупкого Земного мира.

А в Новый год, когда были шансы всё в жизни поменять полностью, в Новогоднюю ночь 96/97 годов, во Владивостоке были гроза – самая настоящая, с молниями и громом – и редкостной мощи снегопад. Как будто Перун громовержием своим преследовал распоясавшихся бесов, скачущих из одной души в другую, прятавшихся в кошках, сопках и нырявших под прибрежный лёд. Всё было завалено сугробами, транспорт не ходил день или два или даже три. Знак Божий, наказание за одурманенность человеческую, за дурь непросветную. Мокошь ушла в тот раз, оставив чудаков из приморских захолустий с носом и легионом бесовщины.

Без вести пропавший

Мы приехали на Кунгас – что это такое, я тогда ещё толком не представлял себе. Оказывается, мыс на берегу моря, во Владике. Какой повод был тогда выпить, теперь уже я и не помню, может быть День Военно-морского флота, пили мы водку из пластиковых стаканчиков, закусывали шашлыками. С моря дул ветер, по сути в головах у нас гулял тоже сквозной ветер. Алкоголь разгонял обороты «безбашенности», музыка задавала развалистый ритм припляжного настроения, но все старались вести себя чинно. О чём-то переговаривались. О будущем. О настоящем. Шутили.

Лис был самый уверенный среди нас молодой человек, хоть и старше то меня всего года на два. Не блатной, но парень профессионально «трёс» торгашей. Рассказывал, что как-то участвовал лично в «теме», когда один коммерс хотел кинуть другого, и вот они его отловили да выбивали в каком-то гараже из него «бабло». Наверняка так оно и было. Его брат, Пашка, поспевал по стопам брата. Никто из нас таким ремеслом не занимался, все только строили планы на будущее, слишком много тогда в нём было неясностей. А уже через годик все мы разбежались по разным углам да весям.

Про Лиса после того я ничего не слыхал лет десять: один из нашей тогдашней шашлычной кампании как-то сообщил, что Лис с бригадой выезжал году в 2000 в Красноярск на усиление какой-то тамошней группировки. Потом вернулся во Владик и занимался тем же «ремеслом». И вдруг исчез. Непонятно куда и как. С тех пор про него ничего не известно, он считается пропавшим без вести. А таких судеб, затоптавших другие и затоптанных потом другими носорогами, было в то время множество.

Стряхните с себя этот злой сон

С некоторых пор меня преследует один злой сон, повторяясь временами, но регулярно. Два хвостатых существа скачут вокруг некоего человека, идущего по коридору, и неистово веселятся. Причём навстречу ему идут какие-то тени. Тени временами останавливаются и пытаются ему что-то сказать, о чём-то предупредить его, но он их только видит. Человек идёт под конвоем, конвойные не замечают ни теней, ни хвостатых, ни меня. Скоро этому человеку придётся умереть. И вот скрежет и грохот какой-то подвально-преисподней трусости нарушает покой, и всё кончено.

Отступление для обществознания – коммунизм. Много лет позже был я в гостях у Андрея Дружинина, художника. Жил он в интересной квартире, в ней не было вообще ни ванны, ни душа. Из санудобств – только унитаз и рукомойник в туалете и рукомойник в кухне. Он мне поведал, что дома эти в их микрорайоне строились в 1950-60-е годы, аккурат во время кампании по итогам громогласного заявления Хрущёва о «нынешнем поколении советских людей» и приближающемся коммунизме, при этом главная идея состояла в том, что при новом общественном строе не надо будет индивидуальных ванн, а люди должны будут посещать общественные места омовения, типа бань. Говорят, что даже и насчёт общественных уборных проект витал в воздухе, но эти санудобства решили в квартирах оборудовать. В общем, всё должно идти по пути обобществления и кооперации. Как мы учили в школе, согласно Ленину, коммунизм – это кооперация плюс электрификация всей страны. Кстати, кооперативный тип живности, тараканы, уважают и электрификацию, они в нашей комнате в магнитофоне поселились массово, вечерами из магнитофона, из щелей настроек радио торчали усы этой живности. Мы, бывало, срезали эти усы ножницами.

То общежитие, в котором я жил, было, пожалуй, за весь мой жизненный опыт (а я немало в каких общежитиях и коммуналках пожил на своём веку) наиболее предметным выражением идей коммунизма. Приближенным к земле, к реальности. Кооперация была, само собой, там наиболее выраженная. Б`ольшая кооперация, вероятно, возможна только в армии да тюрьме. Получается, что при этой системе привольно жилось тараканам да мышам из живности. Тараканы, как высококооперированная структура и стойкая биологическая единица, способны пережить не только ядерную войну, но и коммунизм. А вот люди там убивались регулярно. В соседней комнате, вон, Лёха Зайцев, Царствие ему Небесное, пьяный уселся на подоконник да и выпал в окно, с 6-го этажа. В его случае, в отличие от Акваланга, полёт имел летальный результат… Оторвалась его душа опойцы от тела, и в неё вцепились, было, когти бесов, но в тот момент ступила именно туда Мокошь-Златовласка, и вынула разогнала чёртово племя одним лишь махом копья с ожерельем-оберегом на древке. Алконост слетел вниз и забрал его душу, упрятав её от покушений и опасностей под своё перо. Дальнейший её путь будут решать в других мирах те, кто судят носивших православный крест, а Лёха его носил.

Случай в Москве

Побывал я как-то опять в Москве, опять у тёти Любы. Огромный город, снующие потоки людей, машин, несущихся в бешеном темпе по делам, озабоченных проблемами, поддавшихся ритму неистовой клубной музыки, мечтающих устроить святой и блаженный уголок рая в своих многоэтажках. Готовых на всё ради этого. Был там случай, котры я сам наблюдал. Я видел, как парень один воровал: в московском роскошнейшем ГУМе, при всех, в таком деле вряд ли возможен успех. Заходите в зал – продавщица встречает с улыбкой вас, но ведь она наблюдает за Вами, идёт неотступно всегда, товар предлагает, за Вами следя. За белым прилавком напарница ждёт, когда покупатель к ней сам подойдёт, и очень внимательно смотрит сейчас, оценивая сколько ж денег при Вас. Ещё есть охранник. Он ходит по залам и смотрит Вам в спину надменнейшим взглядом: всегда он узнает по Вашим глазам, каков посетитель вошёл в этот зал. Как видите опытный там персонал, но он техникой хитрой страхует себя, и видеокамера всё там снимает, любое движение враз замечает. На каждый товар там штрихкод нанесён, а выход пластинами ведь обнесён, и если на кассе штрихкод не отмечен, преступник пластинами будет «засвечен». В начале сей басни я вам уж сказал, что дерзкую кражу я ту наблюдал, о том, что приятель мой что-то украл, я после, на выходе только узнал: простой покупатель вошёл в светлый зал, и он с продавщицей духи выбирал, за ним наблюдал и охранник тогда, и техника ГУМ ведь в тот раз подвела. Спросил я: «Зачем же украл ты духи?» Ответил он мне: «Чтобы запах они дарили подруге, и пугает меня в большом ГУМе том лишь большая цена». Действительно, ведь по карману она лишь лицам с мошною большой и без дна. Мораль этой басни проста и важна – не надо людей презирать без конца.

В Белоруссии

– Проходите, пожалуйста, вот Ваши постельные принадлежности, – проводница, пожилая женщина с необычно красным лицом, говорила ещё что-то, советовала как расположить «вежчи», и в её речи чувствовался этот вот говор, необычный для моего уха – белорусы проговаривают «жч», «шч», «жэ» -кают и «ще» -кают они не так сильно, как поляки, но тем не менее в речи слышится вот этот вот необычный для нас диалект.

По каким-то мелочам чувствовалась разница в обслуживании поездов у нас, на Дальнем Востоке, и здесь, в сообщении Москва-Минск. Здесь были коврики в коридорах и купе, занавески на окнах были расшиты характерными для тех мест узорами, которые сразу же напоминали о Белоруссии. Бельё было выдано одноразовое, с фирменными штампами на пакетах. Кажется что-то ещё было такое, что обращало на себя моё внимание, сейчас уже и не помню.

***

Мы выпивали водку «Кристалл», которая считалась здесь качественной. В то время в наших краях «марку» держала «Арму». Мы с собой привезли также что-то из наших сувениров – джин ли «Чёрный бархат» или «Настойку на пантах», но что-то такое, дальневосточное.

Из сути застольных разговоров на политические темы я усёк, что «батьку» очень уважают пенсионеры, люди старшего поколения, а вот те, кто помоложе, особенно те, кто занимаются бизнесом, совсем другого мнения о нём. Тем не менее, такие разногласия не были поводом для преломления копий и все эти вещи обсуждались за столом без персональных пристрастий.

Мы выпивали за знакомство, за здоровье, за родителей. Закуска была горячей и вкусной – при том, что я никогда не был любителем сала, здесь запечённое свиное сало с хрящами уходило «только в путь». Никогда не едал таких блюд. Как и картошки такой вкусной – казалось у неё есть свой собственный особенный вкус, и ею одной можно наесться. Это белорусская картошка.

***

«Побережно, дверы закрыняються, наступная станция «Плошча Перемаги» – конечно, такие объявления звучали смешно для нас, как и забавно было читать вывески, в которых название водки было не иначе, как «Горелка».

«Наступная станция Плошча Якуба Колоса».

В Минске две ветки метро, мы выходим из метро. Памятник этот, Якубу Колосу, со стороны кажется монументом запорожскому казачине, прикручинившемуся где-то на завалинке. Памятник со стороны, даже не так уж издалека кажется небольшим, но когда я подхожу ближе, вижу его мощь и стать: сажусь на ботинок Якуба, сидеть можно, как на стуле. Эта фотография всегда производила впечатление на знакомых – я сижу на его ботинке, а он смотрит вниз, почти на меня, подперев рукой подбородок.

***

В парке чисто, мы встречаем монумент, читаю надпись – здесь, в этом парке, принял бой танк Т-34 в 1941 году, весь экипаж геройски погиб – их имена перечислены на монументе.

Мой дед рассказывал в одном из писем, что как-то летом они с друзьями, его сверстниками отправились на природу – кампания была человек десять-пятнадцать. Взяли с собой водку, закуску, расположились с гитарами, развели костёр. И вдруг выяснилось, что никто не взял рюмок – как это нередко бывает, каждый подумал, что кто-то возьмёт обязательно. Рюмок нет, а водка есть – кто-то предложил выпить сырые яйца, которые были на столе, а водку решили пить из яичных скорлуп. Так и сделали. Один парень в кампании вспомнил старую-старую примету в их краях: пить водку из скорлупы – к войне. Все посмеялись и продолжили застолье. Происходило все это дело 22 июня 1941 года, все ребята из этой кампании, курсанты военных училищ, танковых, артиллерийских, в войну погибли. Один мой дед, учившийся на гражданскую специальность, остался в живых.

Память о войне в Белоруссии и сейчас очень живая тема – война дважды «пропахала» эту землю, этот город. Один раз, когда отступали в сорок первом, второй раз, когда освобождали в сорок четвёртом. Много людей погибло. Много чего было разрушено – в Минске из всего довоенного великолепия сохранились может быть только фонтанчик XIX века, сложенный из каменьев, в Александровском саду, да Троицкое предместье. Предместье выглядит как польские уютные улочки.

Много было разрушено на той земле, а сама она переполнена заложными покойниками. Куда идти их душам, если они при жизни не были крещёными и в Бога не веровали и тем гордились, а если были верующими, то не были похоронены по обычаям и правилам их веры? Вся Белоруссия стала огромной скудельницей, здесь мятутся души убитых, здесь несчётные судьбы так переломаны, что и Мокошь, и вся её свита, и вся её птичья стая должны сюда заглядывать почаще.

***

Комаровский рынок – здесь кое-где мимо нас проходили некие люди и как зомби шёпотом говорили, глядя прямо перед собой, как бы мимо нас: «Доллары, рубли». Батька гнёт свою экономическую политику, и те, кто занимаются коммерцией, дружно его хают. Не знаю, насколько такое мнение справедливо и справедливо ли вообще. По крайней мере, с обменом валюты там были явные проблемы, в связи с чем и ползали такие вот «жучки».

На рынке мне запомнились длинные ряды с развалами сала. Наверное, его в Белоруссии любят не меньше, чем на Украине. Однако белорусское сало всё пересыпано тмином – обычного сала мы так и не нашли.

На улицах стояли толпы торгашей – некоторые выглядели очень колоритно. Один парень в очках, в джинсах и кожаной куртке, лысый до отблесков солнца на голове, громко и со смехом обсуждал с кем-то выгоды бизнеса с Польшей, а также комментировал свою «причёску», которую ему предлагали отполировать кремом для обуви.

***

В центре города, насколько я помню, перед зданием президентского дворца или парламента, на площади стоит небольшой монументик-пирамидка. На четырёх гранях пирамидки написаны направления сторон света. Всё-таки мне кажется, геополитический центр Европы – Берлин.

На одной из улиц стоит необычный памятник – несколько плит железобетонного забора, которые все измалёваны мемориальными надписями в память о Викторе Цое.

***

В Белоруссии есть своё море – знаете ли Вы об этом? Когда я показываю кому-то фотографии, сделанные на нём в сентябре, люди сперва недоумевают – я стою, улыбаюсь на фоне водной глади, на которой отчётливо видны снежно-ледовые глыбы.

Фокус прост и необычен – никогда не видел таких гигантских клубов пены, она сбивается слабой волной в каком-то одном направлении, образует «торосы», «льдины», которые кучей скоплены в одном месте. Со стороны смотрятся они как ледово-снежные острова, на которые как будто бы можно даже ступить. Но это обман природы.

Водохранилище это, вероятно, самое большое в Белоруссии, застроено во многих местах коттеджными зданиями. Однако вода в нем забита водорослями, зеленью, может ещё какие-то эффекты содействуют образованию этого вот «ледового» покрытия. Говорят, это «море» – место для престижных коттеджей, часть берега изъята под усадьбы и виллы «на берегу моря».

***

Ещё одно яркое воспоминание – прогуливаясь вдоль Припяти, в которой плавали уточки, увидели островок, на котором было какое-то строение типа церквушки. Подошедши ближе, решили перейти по мостику на островок – это оказался монумент в память о погибших в Афганистане. Белоруссии досталось отведать только из этой чаши, у нас в России по сию пору не может затухнуть пожар на юге.

***

В тот раз в Белоруссии видел я деда своего во второй раз в жизни. И в последний. Через полгода он умер.

Бухта «Три поросёнка»

Есть под Владивостоком, на берегу моря, Японского, настоящего моря, такая бухта, откуда название пошло, не знаю. В тот год там был фестиваль авторской песни «Приморские струны». Я добрался тогда до него самостоятельно, на большом пляже нашёл делегацию из нашего городка, и присоединился к этой малознакомой мне кампании. Всё было в традиционной для этих мероприятий манере. Песни, костры, водка, самогон, песни, купание в море, пиво с утра, песни. С утра же пораньше трезвеющие и опохмеляющиеся барды, каждый юморит над другим, по поводу и без особого повода. Конкурсы, байки, песни. Новые знакомства. Анекдоты. Заключительная общая песня.

Глобус, мой приятель, поручил мне найти там бивуак владивостокского или уссурийского «турья», передать привет Коле Чикеру. Кто это такой мне тогда было неведомо, но со слов моего товарища, это был мировой человек, и на фестиваль этот стоило ехать уже только за тем, чтобы с ним лишь познакомиться. Позже я подобное же мнение услышал и от многих других моих друзей да знакомых. Только вот в тот раз не удалось мне найти ни уссурийцев, ни владивостокцев-туристов, как-то что-то не сложилось вот в тот раз, хотя наверняка они там были все, и Николай Чикер был там тоже. Жив он ещё тогда был. Когда через три года был я во Владивостоке, было уже поздно – он уже умер…

Вот так вот, не успел с интересным человеком познакомиться. Просто из-за совпадений, случайностей, которые происходят в жизни и складываются в неведомые нам закономерности. Где-то в Земном мире, но не в нашем измерении, кто-то эти закономерности измеряет своими весами, высчитывая последствия каждого шага и взгляда, определяя по неизвестным нам слагаемым то, что должно произойти из-за определённого хода вещей, который может сложиться так или иначе. Судьба, благоденствие и удача были по представлениям наших пращуров в руках потустороннего существа женского пола, Мокоши.

Если вы будете во Владивостоке и повстречаете кого из туристических да бардовских клубов, помяните обязательно Николая Чикера, там его помнят очень добрым словом. Должно быть, был он хороший и интересный человек.

***

Зеркальное, Солеварка, Лангоу, Лидовка, Два Брата – всё это пляжные места в наших краях. В те года мы немало по ним поездили, здорово было на море.

Как-то выбрались мы в августе, с ночёвкой, с палатками. Серёга играет на гитаре, отлично играет, предпочитает он Розика, так он называет Розенбаума, в его исполнении эти песни звучат действительно хорошо, это его любимый певец. Мы неспеша едим – макароны по-туристски, с костерка, с приятным привкусом дыма. Слегка выпиваем водки. Пьём чай, изумительный чай, сваренный на костре, вкус его, запах – совсем не то, что «квартирного» исполнения. Уже ночь, темно, и мы лежим, глазеем в небо. «В небесах торжественно и чудно», так эта картина у классика описана. Очень верно сказано. «Ловим звёзды» – август, и когда по небу чиркает метеорит, надо загадать желание. Только вслух не говорить, а то не сбудется.

Через год я у Серёги научился играть на гитаре. Не мастерски, но хоть как-то сносно он меня научил этому инструменту.

У него был талант к игре на гитаре. Был, да вышел: ещё год спустя на работе его отправили на электрорубанке работать, бункер был забит стружкой, он взялся его вычищать – и три пальца на левой руке у него срезало… Работал он на крупном, градообразующем, предприятии. Предприятие так бумаги составило, акт формы Н-1, что вышел он сам виноватым. Пытался он правды в суде сыскать, да где ж там, предприятие то – градообразующее, и судьи у него на цепи сидят, как бесы в пещерах потустороннего мира.

Видел я его ещё год спустя, он пытался играть на гитаре с перетянутыми в обратном порядке струнами и правой рукой брать аккорды, а левой с медиатором играть. Но это было уже не то, его шикарного щелчкового боя уже никогда и никому не слыхать. С тех пор не видал я его.

Выборы

У нас была собака, пёс, кобель, эрдельтерьер. Красивое сильное животное. Это порода, как в «Электронике» Рэсси была. Я с ним регулярно ходил гулять, на сопку, как правило на речку.

В тот раз мы пошли на речку, небольшая такая река там, раньше в неё горбуша заходила постоянно, на нерест. Как на Сахалине, говорят, бывало. Потом построили там комбинаты, заводы, рыба где-то с 50-х годов перестала туда ходить.

В кризисные 90-е годы заводы-комбинаты начали вставать, не так интенсивно работали. В советское время на одном из них производили в год около 180000 тонн борной кислоты, при «новом порядке», в РФ, если выпуск достигнет 10000 тонн, то это уже радость будет. Заводы наши пошли на убыль, если в 1990 г. на том комбинате работало почти 10000 человек, то сейчас меньше 2000. То, что в других странах оберегается, бережно наращивается, развивается технический опыт, знания, сознание людей, поставленных на это дело, всё то, что нельзя купить за деньги, всё то, что было создано за ряд десятилетий, за целую эпоху, всё это идёт на убыль, приходит у нас там в расстройство.

Зато вот рыба стала опять заходить временами. Не массово, но тем не менее, факт, подтверждённый многими. Там на некоторых заводах в самый рыбный сезон массово народ «болеет»: берут больничные, очевидно, делают бумаги у врачей за магарыч и «лечатся» на лове красной рыбы. Оказывается, для кармана гораздо полезнее, чем в смене вкалывать. Такие вот гримасы «дикого капитализма», нескончаемого «периода первоначального накопления капитала».

Один сослуживец рассказывал, что поехал он как-то на рыбалку на Иман, реку в Приморье, где традиционно хороший лов рыбы. Только он с собой ничего не взял из рыболовных принадлежностей, взял лишь ящик водки. Приехал, устроил костерок, кругом тоже бивуаки, народ «лечится», микстуру крепостью 40 и более градусов употребляет. Ну, он пошёл аки коробейник по кострам: «Мужики! Водка есть, меняю водку на рыбку!» Мужики ему в ответ, что, мол, у нас у самих хватает, мил человек! Несмышлёныш, кто ж на рыбалку пустой ездит! Он в ответ, типа, ну ладно, мужики, смотрите, если что вон там мой костерок. Заходите на огонёк!

В полночь первый ходок пришёл: скока ни бери волшебной воды, а всё равно придётся бежать ещё за одной! В общем, к утру у мужика весь ящик водки ушёл, он прикинул, за ящик водки он где-то двадцать рыбин и получил. Поехал домой, как водится в тех краях, менты на дороге тряхнули, им пара рыбок ушла. Дома, говорит, проверил, половина рыбин с икрой оказалась.

Мы с моим псом идём в сторону речки, было тепло, по-летнему, и примерно о таких вот вещах я подумывал, а также по ходу прогулки обращал внимание на присутствующие всюду плакатики «Нам здесь жить!» В том году в Приморье выборы губернатора были. Как я помню, две группировки было основные, одна шла на выборы с этим вот лозунгом, основной лейтмотив их избирательной кампании. Другая, как говорили как бы не громко но достаточно часто, была от криминальных кругов, некие заезжие гости из Хабаровска. Помню, на джипах прикатили они, команда лиц, не обезображенных интеллектом, стрижки максимум два-три миллиметра. Сразу видно – «крутые». Что-то вещали они на встрече с избирателями. Невнятное. У меня лично сложилось впечатление, что сборище полууголовников. Другая группировка показывала себя более презентабельно, костюмы, на темы различного рода общаются, на вопросы про казначейское исполнение краевого бюджета не смущаются отвечать. В общем, вроде как на всех производят благоприятное впечатление. Однако уже тогда немало информации просачивалось (в основном через интернет) о том, что и там нечисто: у кандидата то, например, в криминальных кругах клички Шепелявый да Пудель. Правда, нет? Никто толком не знает, но всё это должно заставить задуматься. Только вот выбирать-то больше и некого. Где же они честные и ответственные политики в Росфедерации, в России? Такое впечатление складывается, что нет таких. Давно поизвелись. Вернее, давно их поизвели. Затевают выборы – а выбора то и нет! Выбирать не из кого, один хуже другого, и совершенно не понятно какое из зол меньшее.

Мы проходим далее традиционным нашим маршрутом, вдоль речки, дворами комплекса центральных больничных учреждений. Вот и парк, а тут и последнее из зданий, имеющих отношение к медицине и поправке здоровья в Росфедерации, – центральный городской морг. В общем-то, наверное, удобно, недалеко от других оздоровительных учреждений. Стена его выкрашена в фиолетово-серую краску, почти шаровую, такую, какой наверное военные корабли красят. Стена абсолютно голая, под самым козырьком крыши крохотные форточки. Вокруг никого. Тишина, только журчание речки рядом. Напоминает о вечности природы. Остаточная цивилизация, деревья парка, речушка и тропинка вдоль серого здания. Сколько душ здесь в этой тиши обитает и ищет своего дальнейшего пути? Какая невидимая и неслышимая нам мельница судеб тут вертится, какие страсти мечутся?

Проходим мимо него, и вот за углом, на торцевой стене здания наклеен этот плакатик – что-то в ярких красках, счастливые улыбчивые лица не то учителей, не то врачей с предполагаемым губернатором, уверенно улыбающимся с плаката с жизнеутверждающей надписью: «Нам здесь жить!» На серой стене морга смотрится, так сказать, вызывающе. Да и яркие разноцветные краски не в цвет шаровой стенке морга. Основное городское кладбище расположено не так близко к медицинским и прочим учреждениям охранения здоровья, находится оно за городом, но я более, чем уверен, приедь туда, походи среди могил, и где-нибудь на каком-нибудь столбе или доске объявлений найдётся обязательно этот вездесущий плакатик.

Те выборы выиграла группировка с жизнеутверждающим лозунгом, PR-агентство тогда расстаралось на славу. Из непроходных кандидатов выбрали-пропихнули полунепроходного. Не знаю я, как эта вся кухня варится, но говорят, предыдущий губернатор на выборах в 90-е годы в Москву за победу на выборах откатывал 25 миллионов долларов. В стране инфляция, цены растут, растут и политические риски – сколько их в самолётах-вертолётах тогда вниз сыпалось, губернаторов-бизнесменов этих? Мне лично навскидку припоминаются такие фамилии как Лебедь, Фархутдинов, Боровик, Бажаев. Риски растут, и ставки наверняка растут – то, что десять лет назад стоило тысячу долларов, нынче встанет уже в червонец. Выборы-выборы, а выбора то и нет. Десятилетия фильтрации допущенных в политику через чекистские проходные и подвалы дают уверенные результаты – из подворотен подсовывают только «непроходных» да «полупроходных», и в итоге всплывает только какой-нибудь проходимец на финише.

В одном я уверен: те, кто на выигравшего полупроходного ставили, отыграли очень даже неплохие прибыли. Проиграли избиратели – как всегда: на досуге посмотрите статистику убыли населения на Дальнем Востоке за последние двадцать лет. В рулевой рубке кораблика истории засели непроходные-полупроходные, и они массу людей за борт спихнули.