Текст книги "Честь бойца"

Глава 6
Современные самураи

Как всегда, утро Сергей Сурмин начал с легкой пробежки. Накрутив двадцать кругов на беговой дорожке небольшого стадиона, размял суставы, пару раз присел на шпагат. Мышцы налились кровью, тело зарядилось новой энергией, можно было переходить к тренировкам.

Вдохнув полной грудью свежего, влажного воздуха, Сурмин медленно пошел по аллее, ведущей к дому. Мысли его текли медленно и спокойно, он умел расслабиться перед предстоящей схваткой, когда всю энергию необходимо вложить в один удар, сконцентрировав ее на ударной поверхности руки или ноги. В момент расслабления он почему-то вспоминал последние несколько лет жизни. Потратив двенадцать лет на изучение карате, прошел все ступени от первенства захолустного Новино до чемпионата России, где он почти с легкостью взял золото. Он был лучшим каратэкой, равных на тот момент ему не было. Как из рога изобилия посыпались приглашения на презентации, поездки за границу на международные соревнования, где, к удивлению Сергея, бойцы оказывались слабее российских, у них отсутствовала варварская жажда победы.

Все складывалось отлично, намечались великолепные перспективы на будущее. Когда-то, в годы отрочества, за фанатичное отношение к тренировкам друзья по секции прозвали Сергея Сэнсэй. В этом прозвище звучало уважение.

Сергей, вдыхая воздух столицы, мечтал, что когда-нибудь и он станет большим учителем и, может, через некоторое время его имя впишется золотыми буквами в историю карате, как Асутаци Аямы или Фунакоши Гетина. Чем черт не шутит, может, и он создаст свой стиль, свою школу.

Но жизнь изобилует неожиданными поворотами. Когда он вернулся из Праги, с чемпионата Европы, где в очередной раз взял первый приз, руководитель команды пригласил его на пикник к себе на дачу.

Трехэтажный особняк с бассейном и искусственным водопадом располагался в самом фешенебельном районе на Рублевском шоссе. Высшее общество, сливки нового строя.

На этом экзотическом пикнике руководитель команды сделал Сергею недвусмысленное предложение, суть которого заключалась в браке с дочерью руководителя, тридцатилетней толстухой с пучеглазым лицом дауна. Переспелая красавица явно была не во вкусе Сэнсэя, что он не замедлил сказать настырному папаше.

Через две недели его не взяли на соревнования в Петербург, потом исключили из списков выезжающих на спортивные сборы. А на вопрос: «Почему?» – руководитель группы просто ответил: «Государственная дотация постоянно урезается, спонсоры деньги вкладывают только на перспективу. А ты, Сергей, себя уже выработал, то есть неперспективен». И сразу все встало на свои места. Остаться в Москве можно было только в двух случаях: либо жениться, либо поступить в телохранители к богатому дяде. О том, чтобы примкнуть к какой-нибудь преступной группировке, он даже не думал, не хотел быть пушечным мясом в чужих руках.

Но невесты с московской пропиской у Сергея не было, да и с богатыми мешками он не был знаком. Пришлось возвращаться в Новино. Мать, дорабатывающая до пенсии в местной больнице, была несказанно рада.

Отдохнув недельку, он решил стать настоящим Сэнсэем, открыть свою школу карате. Но захолустный Новино на удивление был перенасыщен секциями и школами, откуда-то появились мэтры самбо, айкидо, тайского бокса и даже ниндзюцу. Вряд ли сейчас кого-то заинтересовало бы классическое карате. Необходимо было оригинальное название новой школы. Сергей вспомнил о приобретавшем моду в Москве новом стиле Дай-до-джоку – смесь карате, кикошинкай и классического бокса. Эффективная ударная техника произвела впечатление на новинскую молодежь. В школу начался набор, занимались в три смены: утром младшая группа, днем средняя и вечером старшая.

Правда, если в младшую и среднюю группы поступили до трех десятков подростков и детей, то в старшую группу пришло всего несколько человек, и то все они, кроме Пистона, были друзьями детства Сергея и за тренировки не платили. Впрочем, эти занятия с трудом можно было назвать тренировками. Хотя, когда на школу наехали рэкетиры, друзья детства оказались как нельзя кстати.

Аллея закончилась, Сергей сделал несколько глубоких вдохов, затем, круто развернувшись, двинулся в направлении серой пятиэтажки, в подвале которой размещался спортзал школы Дай-до-джоку.

Спустившись по лестнице в подвал, Сергей оказался перед большой дверью, обитой листовым железом. Несколько раз стукнув кулаком в дверь, стал ждать. Прошло несколько минут, но никто дверь не открыл. Пришлось стучать настойчивей, наконец из глубины зала донеслись шаркающие шаги, потом загремели засовы. Дверь с грохотом распахнулась, обдав Сергея табачно-водочным перегаром. На пороге в одних трусах стоял Бодун. Его помятое лицо говорило о бурно проведенной ночи.

– Игорь, вы что, озверели? – возмутился Сурмин. – Вы же обещали, что все будет в порядке. У меня через полчаса младшая группа, а тут вонища, как в притоне.

– Да ну ладно, Сэнсэй, – пробовал оправдаться Бодун. – Задумано было неплохо. Хотели выпить, с девчонками расслабиться. Но, как говорится, благими намерениями одни неприятности наживаются. Короче, только начали выпивать, у Гнома планка падает. Давай орать: «Серега, прикрой, «духи» обходят, где корректировщик…» – ну и тому подобное. Девчонки, конечно, убежали, за ними и Пистон. Пришлось нам с Прапором поить этого Анику-воина до полной прострации.

– Что, и Прапор здесь? – едва не подпрыгнул от досады Сергей.

– Да нет, он еще ночью ушел. У него сегодня с утра наметилась работенка.

– Вы че в дверях, как неродные, стоите? – донесся из глубины зала бас Гнома.

Двухметровый гигант, раздетый по пояс, пятерней чесал мускулистую грудь. На правом плече у него красовалась темно-синяя татуировка: белый медведь спускается на парашюте, над куполом старославянским шрифтом было написано «Североморск 1993—1995 г.», на левом плече были скрещены два флага: российский триколор и военно-морской андреевский. Под флагом стояла надпись: «Чечня 1995 г.».

– Давайте наводите порядок и выметайтесь отсюда, – буркнул Сэнсэй, заходя внутрь.

Он быстро прошел через зал и включил рубильник вытяжки. Загудел вентилятор, наполняя помещение свежим воздухом.

В раздевалке Гном и Бодун складывали в полиэтиленовый мешок остатки ночного празднества.

Раздевалка была небольшим помещением с низким потолком, по периметру стояли длинные скамейки, над ними тянулись рейки с крюками вешалок. Все стены были заклеены красочными плакатами бойцов и культуристов.

Сергей не спеша разделся, снял с крюка свое кимоно, одевшись, повязал черный пояс. Гном надел свитер, сверху накинул короткую кожаную куртку. Бодун затянул узлом полиэтиленовый кулек с мусором, сунул в рот сигарету, но поджечь ее не успел.

– Не курить, – рявкнул Сэнсэй.

С тяжелым вздохом Бодун сунул сигарету обратно в пачку и повернулся к плакату, на котором была запечатлена полуголая девушка в армейской каске с «М-16» в руках. Надпись на плакате гласила: «Мой дружок служит в иностранном легионе».

– Еще не служит, – поцеловав в лоб девицу, промурлыкал Бодун. – Но скоро будет там.

Гном и Сэнсэй громко рассмеялись. Не удержавшись от комментария, Сергей сказал:

– Как же, скоро. Так вы и просидите на своей стоянке до седых волос.

– Это почему? – возмутился Бодун.

– Потому. Все, что вы зарабатываете, тут же спускаете, – последовал категоричный ответ.

– Ладно, будет и на нашей улице праздник. Пошли, малютка Гном, нас тут не понимают.

Двое верзил выбрались из тесной раздевалки и не спеша направились к выходу. Им навстречу вынырнули два карапуза, которые замерли в почтительном поклоне:

– Ос-с.

– Ос-с, – за двоих ответил Гном. Когда они прошли, шепнул на ухо товарищу: – Вот Сэнсэй их дрессирует. Будто решил возродить самурайское движение.

Выбравшись из подвала, Бодун наконец смог с наслаждением закурить, затем, размахнувшись, швырнул кулек в мусорный контейнер. Протянув руку, сказал:

– Ну что, до вечера?

– А что вечером? – не понял Гном.

– Да ты че? Прапор проставляется, он же наконец оформил развод со своей мымрой.

– В «Теремке»?

– Как обычно.

– Ну, тогда до вечера.

Обменявшись рукопожатием, парни разошлись в разные стороны.

Пивбар «Теремок» был своеобразной достопримечательностью Новино. В отличие от множества вонючих пивнух там не надо было стоять, хлебая пиво из литровых банок.

В теремке стояли длинные, грубо сколоченные столы и скамейки. Пиво подавалось в бокалах, и к нему еще продавались соленые сушки и вобла.

У старшей группы Сэнсэя в «Теремке» был свой столик.

Владимир Гаранин по прозвищу Прапор сегодня чувствовал себя именинником: наконец свершилась давняя его мечта, он – холостяк.

Невысокого роста, плотно скроенный, бывший прапорщик отдал армии девять лет. Все это время прослужил в Западной группе войск сперва в ГДР, потом в объединенной Германии. Женился на дочке своего сослуживца, такого же прапорщика. Тонкая, как молоденькая березка, круглолицая Раиса считала себя творческой личностью, а потому по дому ничего не делала, целыми днями музицируя на трофейном рояле.

Когда из Германии вышли последние части Российской Армии, жена Раиса сообщила своему благоверному, что не любит его, не любила, а вышла замуж, чтобы еще немного пожить в западном раю. В Забайкалье она не поехала, отправилась к родителям в Ростов.

Впрочем, Владимир и сам надолго не задержался в продуваемой ледяной степи, куда вывели их бригаду. Из-за гигантских расстояний, плохой работы почты и судебной бюрократии развод длился несколько лет. И вот наконец долгожданная свобода.

По поводу праздника в центре стола стояла бутылка шампанского и пять высоких бокалов, бутылка водки и дюжина бокалов пива.

Праздник «освобождения» собралась отметить вся старшая группа. С одной стороны сидели Сэнсэй и Бодун, с другой – Гном и самый молодой член группы Пистон. Владимир Гаранин, как виновник торжества, сидел в центре стола. Когда все расселись, он откупорил с хлопком шампанское и стал разливать его по бокалам. Гном накрыл ладонью пустой бокал, стоящий перед ним:

– Терпеть не могу эту кислятину.

Открутив крышку с «Московской», налил немного водки в пиво и, подмигнув, сказал:

– Лучше уж ерша глотнуть.

Подняв свой бокал с желтоватой пузырящейся жидкостью, Прапор провозгласил:

– За свободу.

Все дружно чокнулись, выпили. Дальше потекла обычная беседа, и пили они без тостов.

Бодун, быстро разобравшись с шампанским, перешел к пиву с водкой. Прапор и Пистон пили просто пиво, а Сэнсэй понемногу пригубливал шампанское: как истинный спортсмен, он не любил алкоголь.

Время шло, бар постепенно заполнялся посетителями.

Праздновавшая день «освобождения» компания понемногу хмелела, каждый пытался рассказать что-то свое. Бодун и Прапор закурили, окутав стол сизым дымом. Сэнсэй, вдыхая запах жженого табака, недовольно морщился, он один из всей компании сохранял трезвость ума.

– Да много вы понимаете в компьютерах, – кипятился Пистон. – Через пару лет компьютер заменит все: и телевизор, и телефон, видеомагнитофон…

– И фотоаппарат, – поддакнул с издевкой Бодун.

– Представь себе, и фотоаппарат, – кивнул Пистон, глядя, как Гном подливает ему в пиво водку. – Раньше у американцев в банках, магазинах, на военных базах устанавливали видеокамеры, чтобы те следили и, в случае чего, могли заснять злоумышленника. Но видео, в отличие от кино и фото, не дает четкий снимок, а кино долго проявлять. Зато теперь, когда камера подключена к компьютеру, изображение получается четким, достаточно включить принтер.

– Да ладно тебе, принтер, угомонись. – Гном положил тяжелую ладонь на плечо юноши. – Лучше вспомни, каким ты был, когда я дембельнулся. Тощий, как мартовский кот, и лупцевали тебя все кому не лень. А все потому, что сидел, как баран, за компьютером, тебя иначе как «император Джойстик» не называли. Если бы я не занялся твоим физическим воспитанием, то лупили бы до сих пор. А теперь ты не какой-то там Джойстик, а Пистон. А пройдет пару лет, глядишь, и станешь человеком и погоняло получишь нормальное.

– Те, кто меня лупцевал, потом собственными зубами отплевывались, – пьяно ухмыльнулся юнец.

– Вот то-то, а ты принтер, принтер.

– Да ладно, – махнул рукой Пистон, шмыгнул носом и воинственно обвел взглядом зал.

Никто на гуляющих спортсменов не обращал внимания. Юноша самодовольно усмехнулся, и тут же его взгляд стал серьезным, остановившись на мужчине за соседним столом. Хорошо одетый, с ярко выраженным бронзовым загаром, он медленно отхлебывал из своего бокала темное бархатное пиво.

Взгляд Пистона был прикован к правой руке незнакомца, сжимающей ручку бокала. На тыльной стороне ладони виднелась наколка: круглый шар бомбы с семью языками пламени, вокруг бомбы готическими буквами были наколоты слова: «Legio Patria Nostra».

– Ни фига себе, – буркнул Пистон.

– Что такое? – Сэнсэй, будучи трезвым, мгновенно уловил перемену в младшем приятеле.

– За соседним столом сидит легионер, – перегнувшись через стол, шепнул Пистон.

– С чего ты взял? – недоверчиво спросил Сэнсэй, глянув вскользь на указанного человека.

– У него татуировка – эмблема Иностранного легиона и их лозунг «Легион – наша отчизна». Это я точно знаю, – произнес Пистон, хмель улетучился в одно мгновение.

– Что-что? – услышав разговор, встрепенулись остальные члены старшей группы.

– Легионер, – Пистон глазами указал на соседний столик.

Бодун с Прапором переглянулись, посмотрели на Сэнсэя, тот лишь пожал плечами. Гном допил свое пиво и негромко сказал:

– Сейчас выясним, что это за фрукт.

Потом, развернувшись к соседнему столику, обратился к незнакомцу:

– Интересная у вас наколка, уважаемый. Я раньше таких не видел. Откуда у вас она?

Незнакомец удивленно посмотрел на верзилу, потом левой рукой накрыл правую, где была татуировка. Гном утвердительно кивнул.

– Этот рисунок мне сделали далеко отсюда. В райском местечке, остров Корсика, слыхали про такой? – Голос незнакомца звучал с каркающим чужим акцентом.

Спортсмены закивали, а говоривший продолжил со вздохом:

– Это было давно, перед самой отправкой в Саудовскую Аравию.

– «Буря в пустыне», – непроизвольно вырвалось у Пистона.

– Точно, умный парень, – усмехнулся незнакомец, потом, приложив два пальца к правой брови, добавил: – Разрешите представиться, капрал второго парашютного полка Ансель Дусон.

Он вытащил из внутреннего кармана заграничный паспорт с гербом Французской республики и передал его Сэнсэю. Сергей внимательно посмотрел на фото и протянул документ дальше.

– Ну, это вы сейчас Ансель, а как раньше вас звали? – спросил каратист.

– А это никого не касается, – грубо ответил Дусон. Спортсмены, передавая паспорт из рук в руки, понимающе закивали.

– А вы и в Кувейте были? – спросил с интересом Пистон.

– Да, юноша, был в Кувейте, и в Иране пришлось побывать. Потом служил полгода на Таити, во Французской Гвиане и, наконец, в Джибути. В общем, за восемь лет я поездил по свету.

– А чего сюда занесло? – недоверчиво спросил Прапор, возвращая паспорт французу.

– Друг детства у меня здесь жил. Приехал его проведать, а он пять лет уже как умер от пьяни, – невесело улыбнулся Ансель.

– Может, присядешь к нашему столу? – предложил Гном, подвигая к себе Пистона. – Мы тут празднуем день освобождения нашего товарища.

– С удовольствием, но я вас не стесню своим присутствием?

– Какое там, наоборот, нам интересно пообщаться с настоящим легионером, – снова за всех ответил Гном.

Глава 7
Общий знаменатель, или консенсус

Распаренный в жаровне сауны Зуб млел, развалившись на топчане. Несовершеннолетняя проститутка, подцепленная им прямо на улице, сейчас мяла его тело своими ручками, терлась сосками еще не совсем развитой груди о его спину, пытаясь изобразить тайский массаж.

Далекий от изысков восточного массажа, недавний урка наслаждался свободой и той ролью, какую ему уготовила судьба. Впрочем, к этой роли он был готов, его учили долгих восемнадцать лет.

Сморщенный старичок, носящий кличку Профессор, был настоящим мэтром воровских наук. Матерый вор, готовясь к отходу от дел, посвятил своего молодого ученика во все тонкости криминального мастерства, познакомил с ворами старой формации заочно, а с некоторыми очно.

Опытнейший домушник любил повторять: «Настоящий вор никогда не станет связываться с блатными. Прошедшие зону будут мудрить и химичить, бить себя в грудь и показывать свою козырность. Настоящий вор в помощники возьмет приличных пацанов, которые не нюхали тюремной параши и не надрывались на лесоповале. Такие, как правило, надежные помощники и на допросах все берут на себя, считая западло сдать своих. Главное, уметь вербовать помощников. Кто-то любит блатную романтику, песни под гитару, зоновские рассказы, кого-то ловят на труса, а кого-то и кровью надо повязать. К каждому нужен свой психологический подход».

Вспомнив любимую фразу Профессора, Зуб улыбнулся. Он нашел верный психологический подход к подвеянным, забившим себе голову отъездом во Францию для вербовки в Иностранный легион. Периферийные парни толком не знали, что такое настоящий Иностранный легион, так, разрозненные обрывки информации.

Тысячи долларов, потраченные на консультанта, преподавателя французского языка, поставившего ему акцент, на тех, кто сделал и ложную татуировку, и фальшивый паспорт, дали свои плоды. Подвеянные его заметили в первое же посещение «Теремка». Рассказ о службе в Иностранном легионе явного восторга у слушающих не вызвал, но в глазах читалось любопытство. Спортсмены сразу же пригласили его за свой столик, заказали еще выпивки. И все больше задавали вопросов, а он отвечал. Он был хорошо подготовлен, даже загар, полученный в солярии, в одном из московских клубов, говорил в его пользу.

После закрытия бара вся веселая компания направилась в спортзал. Сэнсэя и Гнома интересовали система рукопашного боя легионеров.

– Нас, как американских «зеленых беретов», готовят по жестокой системе О’Нилла, предполагающей не оборону, а нападение и убивающие удары и пинки. Разведчикам некогда возиться с солдатами противника.

– Вот здорово, ты французский разведчик, а я русский, – оскалился Гном, – предлагаю спарринг, чья система боя лучше.

– Если хочешь, – Ансель-Зуб пожал плечами. Он, естественно, не владел заморской системой рукопашного убийства, но за долгие годы, проведенные за колючей проволокой, научился выживать, научился коварной тактике урок, впитавшей в себя все самые эффективные приемы единоборств.

Четверо подвеянных сели по краям татами, в центре ковра сошлись Зуб и Гном. Бывший морской пехотинец был почти на голову выше противника и килограммов на тридцать тяжелее, так что за явным превосходством было ясно, на чьей стороне будет победа. Но получилось по-другому. Едва противники сблизились, Гном нанес мощный удар правой рукой, целясь в голову противника. Зуб легко уклонился от летящего кулака, потом, сделав шаг вперед, ухватил гиганта за торчащий кадык, с одновременной подсечкой. Гном с грохотом рухнул на татами, хрипя сдавленным горлом.

Расслабив хватку, Зуб улыбнулся:

– Мне достаточно было лишь дернуть тебя за кадык в момент падения, и ты захлебнулся бы собственной кровью. Просто и эффективно.

Этой короткой схватки было достаточно, чтобы и другие каратисты поверили в заморскую систему рукопашного боя.

Еще дважды Зуб приезжал в Новино и встречался с подвеянными. Те уже не смотрели на него настороженно, а задавали все больше конкретных вопросов. Сами того не замечая, спортсмены проникались доверием к «капралу» Иностранного легиона. Сегодняшний визит должен был быть последним, Зуб чувствовал, что все будет хорошо.

Перевернувшись на спину, он грубо схватил девушку за шею и наклонил к своему животу.

– Ну-ка, зайчик, потрудись на благо родины…

Нет, жизнь на свободе ему нравилась куда больше, чем за проволокой…

Снова тренировки не получилось. Старшая группа в полном составе сидела в раздевалке и слушала «французского гостя».

– В легионе хорошо кормят, одевают, есть даже санатории и дом инвалидов. Если хороший солдат, могут дать французское гражданство. Одно плохо, мало платят. Я за восемь лет службы заработал жалкие двенадцать тысяч баксов. По западным меркам это не деньги.

– Да и по нашим тоже, – буркнул обычно молчавший Прапор.

– Так как же выживают легионеры? – не удержался от вопроса самый младший из спортсменов.

– По-разному, – пожал плечами Зуб. – Кто-то едет воевать за деньги, кто-то идет в телохранители, а кто-то подряжается на контрабанду наркотиков. Долгосрочные контракты не по мне, тем более связанные с серьезным криминалом.

– Так что, опять возвращаешься в легион? – поинтересовался Сэнсэй.

– Да, только сперва хочу провернуть одно дело.

Зуб закурил темно-коричневую сигару, потом негромко добавил:

– Если есть желание, можете составить мне компанию.

– Что делать? – как бы невзначай поинтересовался Бодун. В отличие от остальных членов старшей группы он не вступал в беседы с легионером.

– Хочу «взять» инкассаторский броневик. Нужны помощники.

– Ха-ха, – громко засмеялся Гном, – «ломануть» броневик, чтобы взять десять кубометров дров.

– Нет, – лицо Дусона-Зубова было безмятежным, будто он говорил о самых обыденных вещах. – Там не «деревянные» рубли, там «зелень». Много «зелени».

– Сколько? – спросил Прапор сорвавшимся голосом и тут же сунул в рот сигарету, поспешно щелкнув зажигалкой.

– Много, три-пять миллионов, целый «кубометр долларов». Вам предлагаю половину.

– Почему половину? – возмутился Пистон, но тут Сэнсэй спросил настороженно:

– Откуда такая информация, мсье Дусон?

– Два года назад на Корсике я познакомился с одной очаровательной девицей. Она работала оператором в Национальном банке Франции. Луиза рассказала о небольшом московском банке, через который проходят средства за проданный на Западе русский металлопрокат. В Москве они получают доллары, там же переводят их в рубли. И «деревянные» отправляют на металлургические комбинаты. Когда я уволился, то приехал в Москву и разыскал этот банк. Эта милая конторка называется банк «Глобал Инвест», и доллары они получают раз в месяц. Это ответ на второй вопрос. А на первый, почему половина мне: я не только нашел банк, но и человечка в этом банке. Теперь мне известно все. Когда доллары прибудут, когда их повезут в ЦБ на обмен и каким маршрутом. Но за это мне придется заплатить хорошие деньги «своему человеку». Кроме того, экипировка, транспорт тоже будут стоить денег. Хотя, если честно, конечно же, львиная доля все-таки отойдет мне.

– Зачем тебе такие деньги? – с издевкой спросил Бодун.

– На островах Новой Каледонии можно вложить эти деньги в туристический бизнес. С миллионом баксов можно стать владельцем приличного отеля и жить, больше не рискуя своей головой. Через три года я таким и буду. Через пять лет, когда у вас кончится первый контракт и вы, возможно, вдоволь наедитесь солдатской баланды, с деньгами тоже сможете устроиться где угодно. В Таиланде выращивать крокодилов или в Кении организовывать сафари. Мир большой, были бы деньги и голова на плечах.

– Красиво глаголешь, – усмехнулся Бодун.

– Я перед вами открылся, – произнес Дусон-Зубов, – вам решать, но только быстро. Через десять дней прибудут деньги, надо подготовиться. А то я в России засиделся. На раздумье у вас один день.

Не прощаясь, Зубов вышел из спортзала.

Несколько минут после ухода французского гостя в спортзале стояла тишина. Каждый был погружен в свои мысли. Первым не выдержал Прапор.

– Будем считать, что это глупая шутка, – со злостью гася окурок о дно пепельницы, произнес он.

– Это почему же? – возмутился Гном.

– Потому что это муть, – поддержал Прапора Бодун. – Возьмем броневик, бабки разделим и заживем. Вот житуха будет.

– А чем тебе не нравится хорошая житуха? – не сдавался Гном.

– А тем, что этот француз – мутный тип. Вынырнул у нас, как Ихтиандр, и давай грузить, «как было бы здорово, как было бы хорошо», только и делов-то, взять деньги из инкассаторской машины, а потом живи себе припеваючи.

– Так я не понял, что тебе не нравится? – продолжал настаивать Гном.

– А то, что он нас подставляет, мы бабки срубим, а он их возьмет, и поминай как звали, – выпалил Бодун.

За время учебы в школе телохранителей и работая бригадиром, он слышал много историй о разных подставах. Хотя в словах француза о «зеленых» миллионах не было намека на подставу, подсознание сигнализировало опасность. И все же это гнетущее чувство подавлял восторг от одной мысли о миллионах долларов.

– Да кто нас подставит? Этот француз? Он один, нас пятеро, – вскрикнул Пистон, потом обвел взглядом сидящих, – четверо из которых опытные бойцы. Так неужели мы не сможем себя обезопасить?! А половина даже от трех миллионов – это полтора миллиона, по триста тысяч на каждого. С такими деньгами мы действительно можем устроиться в любом уголке мира. А через пять лет никто и не вспомнит о московском ограблении инкассаторского броневика.

– А если придется убить инкассаторов? – спросил Прапор, его голос звучал жестко.

– Не придется, – у Пистона юношеского задора было больше, чем пессимизма Прапора и Бодуна, вместе взятых. – Если мы будем обладать полной информацией, то сможем сработать настоящий план, исключающий всякую «мокруху». А заодно сможем расчистить и пути отхода.

– Уж не на твоем ли компьютере? – усмехнулся Бодун.

– А на чем же, на твоих пропитых мозгах? – огрызнулся Пистон.

Гном по-лошадиному заржал, Прапор усмехнулся. Лицо Бодуна налилось кровью. Сэнсэй поднялся со своего места, прошел через татами к дальней стене, где висел изогнутый самурайский меч – катана. Рукоятка из слоновой кости с серебряным орнаментом и перламутром. Инкрустированный клинок искрился при свете дневных ламп. Это был приз за победу в Токийских соревнованиях.

Сняв меч со стены, Сэнсэй стал выполнять упражнения кэндо. Сверкающий клинок, подобно молнии, сверкал под сводами зала. Изготовленный в конце девятнадцатого века, меч не был настоящим оружием самураев, а всего лишь дорогой подделкой, сувениром, цена которого превышала три тысячи долларов, и к мечу прилагался сертификат, подтверждающий право владения. При желании Сэнсэй мог продать меч богатому нуворишу и обеспечить отъезд во Францию всей старшей группы. Но расставаться с катаной не хотелось, с мечом он просто слился, стал одно целое, а разве можно продавать часть себя.

– Эй, Сэнсэй, хорош махать своей шашкой, – крикнул Гном. – Иди сюда, пора найти общий знаменатель, то бишь консенсус.

– Слушаю, какие проблемы? – Сделав замысловатый пируэт, Сэнсэй лихо развернулся вокруг своей оси в прыжке и тут же приземлился возле спорщиков, остро отточенный клинок замер в сантиметре от горла Гнома.

– Не дури, – спокойно проговорил бывший разведчик морской пехоты, – ответь лучше, ты за предложение француза или против. Мы, как всегда, решили выяснить этот вопрос по-парламентски, большинством голосов. Но ничего не получилось, мы с Пистоном – за, Прапор с Бодуном – против. Твое слово решит эту проблему. Ну?

– Я согласен, – ответил Сэнсэй. Хлопнув по плечу самого юного, сказал: – Малыш прав, неужели пять мужиков позволят себя одурачить?