Текст книги "Соблазненный обольститель"

Глава 11

Приподняв медный молоток на двери Бенс-Джонсов, Роуленд с силой опустил его на дубовый створ. Удар вышел излишне громким. Роуленд пытался нанести визит дамам накануне, под проливным дождем, но не застал их дома. Ему удалось отыскать сэра Кристофера в Таттерсоллз[11]11
  Лондонский аукцион чистокровных лошадей, названный по имени его основателя Ричарда Таттерсолла; основан в 1766 г.


[Закрыть], но тот, едва увидев Девира, мгновенно исчез, точно растаял в воздухе.

Чего испугался сэр Кристофер? И куда важнее, что он совершил, если ожидал праведного гнева и жестокой расправы? Роуленда не оставляло тягостное, тревожное предчувствие. Прав был Блейкли, подозревая, что дело здесь нечисто.

Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем дверь наконец распахнулась.

– Я могу видеть дам? – спросил Роуленд, протягивая свою визитку.

– Мне очень жаль, сэр, – отозвался дворецкий монотонным скучным голосом, словно повторяя затверженную наизусть фразу, – но господа сегодня не принимают посетителей.

Бросив взгляд поверх плеча слуги, Роуленд увидел в глубине холла мисс Бенс-Джонс. Она напряженно застыла, готовая бежать ему навстречу. Казалось, страх борется в ней с желанием отбросить всякую осторожность и принять гостя, несмотря на запрет брата или матери.

Встретив взгляд девушки, Роуленд замер, молчаливо ожидая ее решения. Хватит ли у нее храбрости бросить вызов и сразиться за свою любовь? Блейкли этого заслуживал. Мисс Бенс-Джонс, закусив губу, покачала головой. На лице ее читалось страдание и испуг.

Что, черт возьми, сделал со своей сестрой сэр Кристофер? Роуленд всегда находил мисс Бенс-Джонс слишком кроткой и благовоспитанной, чтобы увлечься ею, он предпочитал бунтарок. Однако эта девушка обладала и силой духа, и живостью характера, так что Девир легко мог понять, почему Блейкли добивался ее руки. Теперь же опустошенная, сломленная женщина, стоявшая в глубине холла, напоминала призрак той веселой, живой молодой особы, которую Роуленд видел до смерти сэра Томаса, ее отца.

– Передайте, пожалуйста, дамам, что я заходил, – обратился он к слуге, повысив голос, чтобы мисс Бенс-Джонс его слышала. – Скажите, я надеюсь увидеть их в Ранела-Гарденз завтра вечером. Или в салоне моей матушки в следующий вторник.

Невеста Блейкли кивнула и, оглянувшись украдкой через плечо на открытую дверь позади, скрылась. Забрав у дворецкого свою визитную карточку, Роуленд ушел. Брат с матерью превратили мисс Бенс-Джонс в пленницу, это означало, что Ривз и Блейкли тревожились не зря. Что бы ни происходило в доме Бенс-Джонсов, это невозможно было объяснить простым недомоганием девушки или тем, что она внезапно охладела к жениху.

Разразившаяся накануне гроза давно стихла, оставив на небе лишь разбросанные ветром редкие облака. Когда солнце скрылось за тучкой, Роуленд поднял воротник плаща и ускорил шаг. Обойдя лужу, он пересек улицу и повернул к югу, в сторону Сент-Джеймс-стрит и клуба «Красный лев».

Черт бы побрал сэра Кристофера. Роуленд в сердцах отшвырнул с дороги тростью гнилое яблоко, отправив его в сточную канаву. Служебные обязанности не позволяли Блейкли вернуться в Лондон, а значит, разобраться в происходящем предстояло его друзьям, Лиге вторых сыновей.

Тейн наверняка предпочел бы действовать неторопливо, держа язык за зубами и не поднимая шума. От Ривза и де Мулена мало проку. Оба отчаянные забияки, они немедленно бросятся в бой и наломают дров, о чем впоследствии будут горько сожалеть. Скорее всего разразится невообразимый скандал. А это может погубить карьеру Блейкли. В дипломатическом корпусе не одобряют скандалов, во всяком случае, когда речь идет о младших чинах. Сами послы нередко оказываются в щекотливом положении, запутавшись в интригах – политических, финансовых или любовных, а то и в изощренной их комбинации.

В этом предприятии лучшими союзниками Роуленда могли бы стать Вон и Сэндисон. Они двигались бы к цели окольными путями, действуя с изумительной ловкостью и хитростью, которую оба впитали с молоком матери. Вот только Вон умчался домой в Дарем, потому что одна из его призовых кобыл со дня на день собиралась ожеребиться, а Сэндисон застрял в Кенте с сестрой Вона, пребывавшей в том же положении, что и вышеупомянутая кобыла.

Роуленд переступил через кучку лошадиного навоза, наподдал тростью по яблоку, застрявшему в канаве, и внезапно остановился, заметив двуколку с леди Оливией. Лошадьми правил Карлоу. Все мысли о Блейкли и мисс Бенс-Джонс разом вылетели у Роуленда из головы, ярость сдавила горло, кровь закипела в жилах.

Оливия пропустила утреннюю прогулку верхом, попросив отца передать, что не присоединится к их маленькой компании, поскольку неважно себя чувствует. Она также извинилась, что не придет на музыкальный вечер к леди Пикфорд. Подразумевалось, что бедняжка проведет весь день в постели, борясь с простудой, которую подхватила накануне, промокнув до нитки во время грозы. И вот она как ни в чем не бывало раскатывает по городу!

Двуколка весело пронеслась по Нью-Пай-стрит и повернула в сторону Мейфэра. Роуленд проводил ее злобным взглядом. Он понимал, что кузен Оливии мечтает от него избавиться, но не собирался уступать свое место ничтожеству вроде Генри Карлоу. Оливия требовала, чтобы он изображал пылкого влюбленного, разыгрывая жалкий фарс, и Роуленд, естественно, ожидал, что и она будет соблюдать правила игры, выступая в роли преданной невесты. Несколько месяцев спустя ему предстояло стать всеобщим посмешищем – женихом, которому дали отставку. Но если вдобавок все подумают, что его отвергли ради Карлоу, это уж слишком. Такого унижения он не потерпит.

Что бы сказала леди Оливия, если бы жених зашел ее проведать? И застал бы невесту отнюдь не в домашнем платье, а при полном параде, только что вернувшейся с прогулки? Извинилась бы она, выдумав какое-нибудь оправдание, или просто смерила его презрительным взглядом, давая понять, что у него нет ни малейшего права притязать на ее свободу?

Едва сдерживая душивший его гнев, Роуленд решительно зашагал по переулку. Если поспешить и срезать путь, пройдя через конюшни, он доберется до Арлингтон-Хауса прежде, чем Оливия и ее спутник выйдут из своей двуколки.

Ловко подхватив юбки, Ливи соскочила с экипажа, не прибегая к помощи Генри. Однажды, когда ей было двенадцать лет, она зацепилась подолом за подножку и упала, беспомощно перебирая ногами. После того позорного происшествия она упорно упражнялась, пока не отточила до совершенства каждое движение.

Генри передал поводья одному из конюхов лорда Арлингтона, что говорило о его намерении задержаться здесь или по меньшей мере проводить кузину. Поначалу Оливия собиралась провести этот день дома. Накануне она сильно продрогла, и ее все еще знобило. Ливи грелась у огня в своей спальне, когда Генри, ворвавшись к ней, потребовал, чтобы она отправилась с ним взглянуть на небольшую квартиру, которую он задумал снять на время сезона.

Он с таким оживлением описывал свое новое жилище, что у Ливи не хватило духу ему отказать. Хотя ей меньше всего хотелось выходить из дома в этот ветреный день, она покорно надела накидку и последовала за кузеном. Разогретый кирпич, вложенный в шерстяную муфту, успел остыть, пока они обсуждали меблировку комнат и составляли список магазинов. Теперь грелка в руках Ливи стала лишь бесполезной тяжестью.

Прибыв в Лондон, Генри сразу дал понять лорду Арлингтону, что хотел бы получить приглашение поселиться в его доме, но граф оставался глух к намекам родственника. Ливи стала свидетельницей нескольких комичных сцен, когда Генри как бы вскользь упоминал о тесных каморках и неудобных постелях в гостинице «Эбботсон», а граф выражал ему сочувствие, делая вид, будто не понимает, что кроется за этими жалобами.

Генри был слишком горд, чтобы прямо попросить у графа приюта и получить отказ, а отец – слишком вежлив, чтобы послать назойливого родственника ко всем чертям. Не то чтобы лорд Арлингтон невзлюбил молодого Карлоу, просто не желал поощрять его жалкие потуги изображать сына владельца дома. Генри никогда не допускали к управлению поместьем, и граф не выплачивал ему содержания, как иные лорды своим будущим наследникам.

Ливи вгляделась в лицо Генри, испещренное пятнами света и теней от проплывавших по небу облаков. Ей трудно было представить себе этого человека на месте отца, несмотря на их явное внешнее сходство – одинаковую форму носа и цвет волос.

Интересно, испытывала бы она то же чувство, будь Генри ее братом, а не дальним родственником? Ливи глубоко задумалась, покусывая губу. Да. Она всегда знала, что Генри предстоит унаследовать майорат, и видела в нем брата. И все же казалось невозможным, что когда-нибудь к нему будут обращаться «Арлингтон».

– Когда лошади остынут, дайте им напиться, – сказал Генри, трепля по холке стоявшего рядом мерина. – Я вернусь, как только провожу леди Оливию. – Он предложил Ливи руку, и они вместе вышли из конюшни.

Знал ли молодой Карлоу, что граф собрался оставить дочери замок Холиншед и Арлингтон-Хаус, а сам Генри мало что унаследует, кроме титула? Дед Оливии добился отчуждения от майората значительной части владений. Теперь предаваемое вместе с титулом имение представляло собой лишь сотню акров каменистой земли на границе с Уэльсом.

Ливи передвинула тяжелую муфту с одной руки на другую и тряхнула онемевшей кистью, пытаясь разогнать кровь. Генри любезно взялся за грелку.

– Позвольте мне, кузина. – Сняв муфту с руки Ливи, он небрежно зажал ее под мышкой. – Так что вы думаете о Чапел-стрит? Конечно, место так себе, оно не отвечает требованиям хорошего вкуса…

– Но разве это так уж важно? Ведь речь идет всего об одном сезоне?

– Думаю, вы правы. – Генри пожал печами, ясно давая понять, что в душе не согласен с Оливией.

Ливи хотела было съязвить, но вовремя прикусила язык. Она успела забыть, как много значения придавал Генри внешним условностям. Он всегда заботился о соблюдении приличий, поступая «правильно». А правильными он считал лишь поступки, способные представить его в наилучшем свете в глазах общества, снискать ему похвалу влиятельных особ, укрепить его репутацию и положение. Потому-то Генри и отправился в Италию с сэром Уильямом, вместо того чтобы принять сан священника, как того желал его отец.

Быть может, свет и благоволил к молодому Карлоу за его мнимую любовь к королю и отечеству. Но Ливи не обманывалась на его счет. Она видела лицо его отца, когда Генри объявил, что отказывается избрать церковное поприще. На этом лице читались смятение и горечь. Отец Генри хорошо знал, что означает решение сына: скромная жизнь священника недостаточно хороша для честолюбивого молодого человека. Генри желал блистать в великосветских салонах.

Выйдя со своим спутником из узкой аллеи, ведущей от конюшни к дому, Ливи увидела Девира, стоявшего на ступенях крыльца. Должно быть, он пришел какое-то время назад. На первый взгляд он выглядел благодушным, но Ливи заметила легкие признаки досады и раздражения. Его выдавали чуть сжатые губы и подрагивавшая бровь, которая, казалось, только и ждет повода надменно взлететь вверх.

Прекрасно, ничего не скажешь. Девиру следовало бы знать: он не вправе претендовать на ее время или следить за ней. Как он посмел? Вот так самонадеянность! Что ж, это послужит ему уроком. Впредь не будет заноситься.

Девир оттолкнулся от чугунной решетки, и Ливи почувствовала, как ее напускная храбрость улетучивается. Она отменила все их совместные планы на этот день, сославшись на недомогание, а теперь ее застигли возвращающейся с прогулки, и вид у нее здоровый, даже цветущий. Ливи хорошо понимала, как это выглядит. Она застыла в нерешительности.

Если начать оправдываться, рассыпаться в извинениях, Девир сочтет, что он вправе требовать объяснений. При обычных обстоятельствах так и было бы, но их помолвка – особый случай. Пожалуй, лучше держаться уверенно, невозмутимо, даже дерзко. Возможно, подобная тактика приведет Девира в ярость, но, несомненно, укрепит позиции Ливи. А сейчас для нее жизненно важно сохранить свое главенство, остаться хозяйкой положения.

– Мистер Девир. – Нацепив на лицо улыбку, Ливи направилась к Роуленду, приветливо протягивая руку. – Как видите, я чувствую себя лучше.

– Несомненно, – проговорил Девир, почтительно склоняясь к ее руке. Выражение его глаз насторожило Ливи.

Ей захотелось все объяснить, оправдаться, но она подавила в себе это желание. Как сестре Девира и другим могущественным светским львицам удается сдерживать свои чувства? Всегда оставаться холодными и рассудочными, живя умом и расчетом? И при этом флиртовать легко и естественно, без малейшего усилия? Ливи приходилось постоянно напоминать себе, что очаровательный мужчина, стоявший сейчас перед ней, на самом деле ее враг, с ним она ведет непрекращающуюся войну. И всякий раз при мысли об этом она испытывала унижение и досаду.

Дверь отворилась – хорошо смазанные петли не издали ни звука. Девир, выпустив руку Ливи, учтиво отступил в сторону, пропуская даму вперед. Генри поспешил последовать за ней, оттеснив соперника. Оглянувшись, Ливи заметила презрительную гримасу на лице жениха и едва удержалась от смеха. Возможно, Девира и задело, что она отправилась на прогулку с Генри, но он явно не видел в ее кузене ни малейшей угрозы. Следуя за Генри, он лениво покачивал тростью со скрытым в ней клинком.

Тяжело вздохнув, Ливи сняла шляпку. Она сделала выбор, теперь ей оставалось лишь держаться избранного пути. Стоит раз уступить, и поражение неизбежно.

– Я подумал, что немного свежего воздуха не повредит леди Оливии, – сказал Генри, вручая лакею муфту и сбрасывая ему на руки свой плащ. Его самодовольный тон выдавал желание поставить Девира на место. – И как видите, я оказался прав.

Ливи подавила стон досады. Взгляд Девира, скользнув по ее лицу, остановился на Генри. Глаза его горели задорным, насмешливым огнем, но улыбка не предвещала ничего доброго. Казалось, он рад возможности сорвать свою досаду если не на ней, то хотя бы на ее кузене.

Не сказав ни слова, Девир обошел Ливи и встал перед Генри, угрожающе нависая над ним, неподвижный, как статуя. Генри в ответ расправил плечи и вытянулся во весь рост, однако по-прежнему остался ниже Девира на добрых пять дюймов. Ливи едва сдержала ехидный смешок. Бедняга Генри напоминал курочку-бентамку, выступившую против бойцового петуха. Или Аполлона, стоящего рядом с могучим Аресом. Золотоволосого красавца, романтичного, но совершенно беспомощного перед грозным богом войны.

– Итак, мистер Карлоу, – заговорил Девир развязно-небрежным тоном, в котором явственно слышалась издевка, – вы взяли на себя роль няни? Быть может, мы вскоре увидим вас в юбке, как актера, занятого в постановке «Ромео и Джульетты»?

Генри злобно зашипел в ответ, давясь от бессильного гнева. Лицо его побагровело, глаза вылезли из орбит. Поспешно подхватив Девира под руку, Ливи увлекла его в гостиную. Он послушно подчинился, глядя на свою спутницу смеющимися темными глазами, словно приглашая ее позабавиться вместе.

– Прекратите, – яростно прошептала Ливи. – Мой кузен всего лишь… Фи! Это вы обязаны мне повиноваться до конца сезона, а не наоборот. Так что вам придется умерить свою гордость и научиться слушаться узды.

На мгновение Ливи показалось, что она слишком далеко зашла, но Девир вдруг разразился смехом. Потом он учтиво поклонился, отставив ногу и касаясь пола краем шляпы.

– Да, моя королева.

Глава 12

К утру ветер очистил небо, и в прозрачной синеве белели редкие мазки легких перистых облаков, когда Роуленд заметил леди Оливию, спускавшуюся по лестнице с Вестминстерского моста. Желая убедиться, что все готово для регаты и для путешествия по Темзе, Роуленд уже с первыми лучами солнца был на борту лодки, принадлежавшей его семье.

Шумная, крикливая толпа заполнила лестницу и вытянулась вдоль берега, насколько хватало глаз. Хотя до начала гонок времени оставалось немного, королевский баркас еще не показался. Роуленд знал: пока король не прибудет, состязание не начнется.

Марго оживленно замахала, Арлингтон же, проложив себе дорогу сквозь густую толчею, помог дочери спуститься в одну из ожидавших на воде шлюпок. Роуленд кивнул сестре. Его не удивило, что она явилась вместе с графом проводить леди Оливию. По городу уже поползла молва о новом романе графини де Корбевиль, как бывало всякий раз, стоило Марго кем-нибудь увлечься. То обстоятельство, что она всего полгода как овдовела и еще не сняла траура, лишь подливало масла в огонь, придавая слухам особую пикантную остроту. Вдобавок возможный брак между Девиром и дочерью Арлингтона сообщал этой истории скандальный оттенок.

Граф оттолкнул шлюпку ногой, и перевозчик с силой налег на весла, направляясь к лодке Моубреев.

Когда Роуленд отвел взгляд от летящей по воде шлюпки, Марго с Арлингтоном уже исчезли из виду. Выкрики уличных торговцев, продававших мясные пироги, джин и букетики цветов, прорезали монотонное жужжание толпы, смешиваясь со звуками оркестра, плывущими над Темзой. Музыка доносилась с большого баркаса, стоявшего на якоре чуть поодаль. Герцог Девонширский нанял это судно, чтобы насладиться зрелищем гонок и прибыть вместе с друзьями на празднество в Ранела, избежав досадных неудобств, сопутствующих обычно путешествию в экипаже. Роуленд подозревал, что именно эти неудобства с нетерпением предвкушает его сестрица.

Шлюпка стремительно приближалась. Леди Оливия выглядела так, будто ее везут в Тауэр, чтобы предать в руки палача. Неподвижная, с прямой, как шомпол, спиной, она сидела, высоко вскинув голову и стиснув на коленях руки. Налетевший ветерок взметнул край ее плаща, она плотнее запахнула полы.

Леди Оливия встретила взгляд Роуленда, теперь их разделяла лишь узкая полоска воды. В глазах ее читалась тревога, словно ее угнетало недоброе предчувствие. И не напрасно. Накануне им пришлось прервать битву на середине: помешал Генри, а также поданный чай со свежеиспеченным печеньем.

Роуленд улыбнулся леди Оливии, прекрасно сознавая, что она уже научилась не доверять показным жестам и способна распознать лукавство за кажущимся дружелюбием. Эта женщина была далеко не глупа. Как ни забавно, она оказалась искусным воином. Роуленд думал было, что победа уже у него в руках, однако Оливии удалось выскользнуть из его хватки. А когда он ожидал извинений и оправданий, прекрасная леди дерзко бросилась в атаку.

Эта непостижимая женщина возбуждала любопытство. А главное, она показала себя достойным противником, что придавало ей опасное, почти губительное очарование.

Шлюпка с Оливией подошла вплотную к лодке, и Роуленд выступил вперед, чтобы помочь даме перейти на борт его судна. Оливия подняла руки, широкие полы ее накидки разлетелись в стороны, словно пара крыльев. Шлюпка покачнулась, когда Роуленд подхватил девушку и перенес к себе на лодку. Перевозчик ухмыльнулся, провожая глазами стройные ножки, мелькнувшие в ворохе юбок. С баркаса герцога Девонширского послышались приветственные крики. Поставив Оливию на ноги, Роуленд отвесил изящный поклон в сторону корабля.

Один из гребцов Роуленда оттолкнул шлюпку веслом, и та, крутясь, отделилась от лодки. Девир бросил перевозчику монету. Лодочник ловко поймал ее в воздухе, табаня одним веслом, и, развернув свое суденышко, погреб к берегу.

Лодка слегка накренилась, когда Роуленд отступил на шаг. Оливия вскинула руку, пытаясь удержать равновесие, и испуганно обвела глазами судно.

– Вы никогда не плавали на лодке? – Девир медленно повел Ливи к низкому навесу, натянутому между сиденьем рулевого и скамьями гребцов.

Покачав головой, Оливия выпустила руку своего кавалера и скользнула под трепещущую на ветру парусину. Подхватив юбки, она ступила под балдахин и уютно устроилась среди подушек. Роуленд приложил немало стараний, чтобы гостья путешествовала со всеми мыслимыми в пути удобствами.

– Нет, – сказала Оливия и, расстегнув накидку, позволила ей мягко соскользнуть с плеч. – Мне доводилось кататься на более крупных судах, таких как баркас герцога Девонширского.

– В наши дни лишь немногие семьи все еще держат гребные лодки. – Обхватив рукой резной столбик полога, Роуленд оглядел лодочную флотилию. – Похоже, с каждым годом их становится все меньше. Когда я был мальчишкой, в гонках участвовало пятьдесят – шестьдесят лодок. В прошлом году только двадцать две. Сегодня я насчитал семнадцать. Вместе с нашей – восемнадцать.

Яркие картины прошлого пронеслись перед глазами Роуленда, и в сравнении с ними река показалась ему почти пустынной. Однако лодки и баркасы, замершие в ожидании начала гонок, были так же красивы и живописны, как в былые дни. Искусно расписанные, сверкающие позолотой, украшенные разноцветными балдахинами лодки с гребцами, одетыми в нарядные ливреи, разительно отличались от обычных наемных шлюпок или больших баркасов, таких как королевский. Владельцы этих лодок – лондонской вариации венецианских гондол – принадлежали к избранному кругу блестящей аристократии.

– Значит, владения вашей семьи расположены у воды? – спросила Оливия, наклоняясь, чтобы видеть лицо Роуленда, и невольно или намеренно позволяя заглянуть в глубокий вырез платья.

Роуленд кивнул и, оторвав взгляд от соблазнительных прелестей леди Оливии, посмотрел на реку.

– Да, возле Сайон-парка. – Он вдохнул полной грудью солоноватый, пахнущий влагой воздух. Этот день всегда был ему особенно дорог, весь год он ждал его с нетерпением. Традиционные гонки между хозяевами земель на берегах Темзы обещали стать незабываемым зрелищем. Ему предстояло провести с Оливией наедине добрую половину дня. Если возможно говорить об уединении на открытой лодке в обществе восьми гребцов и рулевого. – Наше загородное имение слишком далеко от Лондона, чтобы жить там, когда парламент возобновляет свои сессии, но достаточно близко, чтобы устраивать празднества, развлекая гостей во время сезона. Представьте, моя бабушка… – Роуленд осекся: звуки фанфар возвестили о прибытии короля. Он знал: Марго непременно проследит, чтобы Оливия и ее отец получили приглашение на прием, который намеревались дать Моубреи в перерыве между заседаниями парламента.

Музыка на судне герцога Девонширского резко оборвалась, все головы повернулись в сторону королевского баркаса, грузно, с натугой подплывавшего к флотилии. Король Георг выглядел немного унылым, зато лицо королевы сияло улыбкой. Она милостиво кивнула Роуленду, когда легкая лодка Моубреев закачалась на волнах, оставленных монаршим судном. Роуленд поклонился в ответ, крепко упершись ногами в дно лодки, чтобы удержать равновесие.

– Что будет дальше? – понизив голос, заговорила Оливия и грациозно изогнулась, пытаясь разглядеть королевский баркас.

– Король произнесет короткую речь, затем даст сигнал, и начнутся гонки. Я буду стоять на носу лодки, изображая почтительное внимание. Вы можете присоединиться ко мне.

Оливия радостно вспыхнула и улыбнулась, тепло, почти ласково. Роуленд помог ей подняться и проводил по узкому проходу мимо гребцов, которым приходилось работать веслами, чтобы лодку не снесло течением, к маленькой тесной площадке на носу судна.

Оливия ухватилась за поручень, повернувшись к Роуленду спиной. Налетевший ветерок подхватил ее пышные волосы, разметав их по плечам.

Потянув за длинный локон, Роуленд накрутил его на палец. В солнечных лучах ее кудри окружали голову сияющим ореолом. Не просто светлые, а золотые, как у принцессы из волшебных сказок, которые читала ему в детстве Марго. На сине-сером фоне реки они полыхали светом, оттененные голубым платьем Оливии. Девушка пошатнулась, и Роуленд, выпустив из пальцев локон, поддержал ее за талию. На мгновение дыхание ее прервалось, по телу Девира прокатилась жаркая волна желания.

Король поднялся с трона, запрудившая оба берега толпа разразилась приветственными криками. До лодки доносились лишь обрывки речи короля, большая часть слов тонула в шуме голосов и плеске воды. Оливия отклонилась назад, прижавшись спиной к груди Роуленда. Он замер, слыша, как в ушах отдаются бешеные удары сердца. Кровь стучала так громко, что он едва мог различить голос девушки:

– Вы слышите короля?

– Нет, – тихо произнес Девир. Все гребцы вокруг опустили в воду длинные весла, ожидая сигнала. – Но из года в год он говорит одно и то же. Великая доблесть, да-да… Благородное состязание, хм, да… Честь и слава, м-да… Неукротимая стихия, преодоление, гм, да… И так далее и тому подобное. Вы же знаете, какими бывают его речи.

Оливия тихонько рассмеялась, кивая в ответ, и снова устремила взгляд на короля.

– Ваша пародия не слишком добра.

– Возможно, но истинное зло заключается в том, что полмира уснащает свою речь этими нудными паузами и междометиями. Жалкие подхалимы. – Последние слова Роуленд процедил сквозь зубы, почти прорычал, но заученные фразы его величества уже облетели половину великосветского общества, вселив в сердца выскочек непомерное честолюбие.

Оливия прикрыла ладонью рот, сдерживая смех. Не в силах устоять перед искушением, Роуленд прижался губами к ее затылку. Сегодня ее окутывал аромат лимона. Да-да, лимона с легкой примесью розмарина.

Обернувшись, Оливия смерила его надменным взглядом. Роуленд насмешливо сморщил нос, не став притворяться, будто он пристыжен и раскаивается. Он не испытывал и тени смущения, более того, нынче же вечером он намеревался зайти намного дальше почти невинного поцелуя в обнаженную шею.

Завершив свое воззвание, король протянул руки к золоченой клетке, которую держала одна из юных принцесс, и выпустил в небо маленького голубя. Как только птица взмыла ввысь, воздух огласили крики рулевых, и по всей реке бесчисленные гребцы налегли на весла.

После первых же гребков лодка Роуленда заплясала на воде, кренясь то на один, то на другой бок; казалось, она вот-вот развалится. Оливия пошатнулась и, смеясь, вцепилась в перила фальшборта. Мгновение спустя гребцы приноровились и заработали веслами в ровном, слаженном ритме, как один человек. Лодка выровнялась и стремительно понеслась вперед, слегка покачиваясь на волнах.

– Не хотите ли присесть? – Роуленд махнул рукой в сторону навеса.

Оливия не ответила. Она наблюдала, как лодки ловко маневрируют, а рулевые осыпают друг друга бранью, не уступая в мастерстве и изощренности торговкам рыбой с Биллингсгейтского рынка.

Лорд Браунлоу, прищурившись, искал глазами лодку, идущую первой. Промокнув лицо большим платком, он нетерпеливо скомкал его и сунул за обшлаг рукава сюртука. Барон выигрывал гонки три последних года подряд и еще несколько раз прежде. Он, как и его отец, почти не бывал в городском доме, предпочитая жить в родовом поместье и добираться до Лондона по воде. Гребцы Браунлоу считались самыми опытными среди участников состязания.

– Миледи? – Роуленд отступил на шаг, и Оливия тотчас повернулась. Казалось, она удивлена, оттого что неожиданно лишилась опоры.

– Простите, я задумалась. Да, я охотно присяду, – проговорила она, держась за перила и пытаясь другой рукой отвести волосы с лица. Нахмурившись, Оливия осторожно, маленькими шажками направилась к балдахину, задевая пышными юбками локти гребцов, как вдруг в самом конце узкого прохода оступилась и едва не упала. Роуленд, подскочив, успел поддержать ее под руку.

– Моряк из вас никудышный, – заметил он, усаживая ее на подушки.

– Попробовали бы сами расхаживать по лодке в юбках и на каблуках, – огрызнулась Оливия, возмущенно вскинув брови.

– Туше́. – Наклонившись, Роуленд открыл приготовленную поваром корзину для пикника. – Позвольте предложить вам бокал вина, – сказал он, доставая бутылку кларета и снимая ножом печать с горлышка.

– С удовольствием. – Устроившись поудобнее на подушках и валиках, Оливия изящно скрестила щиколотки, кокетливо выставив одну ножку и посверкивая лакированным каблуком туфли.

Роуленд, улыбаясь, вытащил пробку из бутылки. Раздался негромкий хлопок.

– Вы похожи на одалиску в серале.

– А я думала, на почтенную венецианскую матрону.

– А может, на куртизанку? – Опустившись на одно колено, Роуленд протянул Оливии наполненный бокал.

– Нет, – презрительно фыркнула девушка, принимая бокал. – Не на куртизанку.

Пожав плечами, Роуленд налил себе вина и опустился рядом с Оливией на покрытое ковром возвышение.

– «Куртизанка» звучит куда более соблазнительно, чем «почтенная матрона», вам так не кажется?

Оливия, отпив глоток вина, откинулась на подушки.

– Для мужчины вроде вас? Наверняка.

– Для мужчины вроде меня? Вы хотите сказать – для существа из плоти и крови?

Оливия покачала головой, уголок ее рта насмешливо приподнялся.

– Пусть будет по-вашему. – Она сделала еще глоток. – Я похожа на куртизанку в венецианской гондоле. А вы напоминаете мне Казанову.

– Вы знакомы с Казановой? – Вопрос повис в воздухе. Подсев ближе к Ливи, Роуленд украдкой стянул перчатку; рука его скользнула под ворох ее нижних юбок.

Оливия, не подозревая об этом коварном маневре, лукаво покосилась на Девира.

– Казанова приезжал в Англию, когда я была ребенком. Тогда этот господин называл себя шевалье де Сенгалем, но горничные шептались о нем и, разумеется, упоминали его настоящее имя. Все служанки грезили о встрече с Казановой. – Она печально вздохнула. – Хотелось бы мне увидеть Венецию.

– Так почему бы вам не поехать туда? – Пальцы Роуленда нежно погладили ее колено и, пробежав вверх по шелковому чулку, нащупали подвязку. Глаза Оливии округлились, отшатнувшись, она оттолкнула Девира ногой.

– Возможно, когда-нибудь я побываю там, – с сомнением в голосе проговорила она. «Возможно, когда-нибудь я увижу единорога», – слышалось в ее словах.

– Нет, в самом деле. – Роуленд придвинулся ближе. Рука его прокралась вверх по бедру Оливии, скрытая юбками и подушками от взглядов гребцов. – Вы сами говорили, что располагаете достаточными средствами. Вы совершеннолетняя. Ничто не мешает вам путешествовать в свое удовольствие.

– Я никогда не заезжала дальше Йоркшира, – призналась Оливия и настороженно замерла, когда рука Роуленда коснулась шелковистой кожи ее бедра повыше чулка. – Я даже ни разу не пересекала Ла-Манш и понятия не имею, как добраться до Венеции.

– Тогда, боюсь, вам угрожает опасность попасть в лапы к берберским пиратам близ Гибралтара и провести остаток дней в гареме какого-нибудь паши.

– С моим невезением? Пожалуй. – Пальцы Роуленда двинулись дальше, раздвигая ее ноги, слегка царапая ногтями нежную кожу. Оливия гневно сверкнула глазами и, припав к бокалу, осушила его до дна. – Будьте любезны, налейте мне еще вина.

Роуленд усмехнулся, наблюдая, как щеки Оливии заливает краска. Ее растущее смятение доставляло ему явное удовольствие.

– Возьмите мой бокал, – предложил он. Его рука достигла заветного треугольника меж ее бедер, и дыхание Оливии прервалось.