Текст книги "Эйвели. Часть третья"

Звенье двести тридцать третье. Ильивоилле и Оннэри, сыновья Эйлиэна и Теймар

Кто видел влюблённых Эйлиэна и Теймар – да помолится о них и восхвалит Создателя!

Как-то раз вошёл Эйлиэн в покои своей супруги и застал её в молитве эулиен, она же была так погружена в славословие, что не заметила мужа. Тогда Эйлиэн опустился с ней рядом и также восславил Господа, ибо не видел ничего прекраснее сияющего лика Теймар. И сердце эу переполнилось ликованием и восторгом, и воскликнул Эйлиэн: – Ты прекрасна, Теймар! Ты подобна весенней заре! И открыла глаза Теймар и увидела мужа. Тогда и её сердце преисполнилось нежности и восторга, и эулиен улыбались друг другу. Светлая правда Любви была в их взглядах, и радость любящих сделалась совершенна. Так был ребёнок у Теймар от Эйлиэна, и под нежнейшей заботой мужа провела она срок свой. Когда же пришёл час, родила Теймар сына мужу своему, и Финиар, едва взглянув на него, нарёк его Ильивóилле [Il`ivóille], что значит Светлая правда. Так был рождён Ильивоилле от Эйлиэна, сына прекрасной Ниртильдариль, дочери Тейемин, дочери Дууда Морковки, сына Эрока Учителя, сына Элкарита Златовласого, сына Финиара, и от Теймар, светлейшей жены Эйлиэна, по исходу эулиен, на мирной земле, в Сумеречные времена.

Не знали огорчений Эйлиэн и Теймар с маленьким Ильивоилле и добрым Светом сына своего утешались, в нём же торжествовала Любовь их. Тихим и непроказливым эу рос Ильивоилле, светлосердечным и многоотзывчивым. Рано начал эу желать служения и, едва окрепнув, искал помощи старшим. Также любил эу сидеть на коленях отца своего, пока Эйлиэн читал ему книгу, а затем вместе с ним спускаться в сад, дабы обсудить прочитанное и провести время в беседах. Безмерна была Любовь Ильивоилле к отцу и матери, и беседы с ними были его отрадой, о родителях своих молился эу и неустанно благодарил Бога. В беседах с Эйлиэном и Теймар быстро крепла его юная мудрость, и Свет его сиял всё ярче. В роду Ирдильле нашёл эу себе наставников и среди утешителей в пределе Седби. С поклоном приходили эулиен к родителям эу, благодаря их за сына, ставшего и им великой отрадой.

Когда же было Ильивоилле двадцать его лет, сотрудились в молитве Эйлиэн, Теймар и сам Ильивоилле. Вместе соследовали они, и в том была их сила и великая радость. Но вот увидел Эйлиэн, что устала Теймар, ибо день трудов утомил её. И склонила эу голову свою на плечо мужа, и вывел Эйлиэн супругу свою из предела сердца. Тогда же прикоснулся он кудрей у виска её устами и благословил Теймар. И просияла эу, и видел Эйлиэн в глазах супруги великий Свет. На коленях Эйлиэн приветствовал его, и Ильивоилле припал к стопам Теймар, ибо оба они стали свидетелями сокровенного чуда. Так был ребёнок у эу от её мужа, и весь свой срок под надёжной опекой Эйлиэна и Ильивоилле пребывала Теймар, а в положенный срок родила сына, звонкогласого эу, которого Финиар одарил именем Óннэри [Ónnēri], что значит Мир совершенный1515
  Имя Оннэри состоит, очевидно из двух слов – ónne – мир (Земля) и éri – мирный, т.е. дословный перевод имени эу – Мир мирный или Мир спокойный. Прим. И. Коложвари


[Закрыть]. Так новую светлую заботу обрёл Ильивоилле, а Эйлиэн и Теймар обрели новую радость. Так был рождён Оннэри от Эйлиэна, сына Ниртильдариль, дочери Тейемин, дочери Дууда Морковки, сына Эрока Учителя, сына Элкарита Златовласого, старшего сына Финиара, и от Теймар, возлюбленной супруги эу, по исходу эулиен из Эйдена, на мирной земле, в Сумеречные времена. Хоть и имел Оннэри мирное имя – совсем он не был похож на брата и нрав имел как эу Ирдильле – беспокойный и шкодный. По всему Дому, случалось, искали сбежавшего на поиски подвигов юного эу, и Ильивоилле сбивался с ног, разыскивая своего отважного кудрявого брата. Хоть проделки Оннэри и заставляли Эйлиэна и Теймар волноваться, ибо никогда они не могли вообразить, что он задумал и в каком он пределе, – гордились Оннэри и родители его, и Ильивоилле, ибо жизнь одарила эу живым умом и многой отвагой, а также весьма и весьма буйной фантазией, склонной искать приключения своему господину. Всё это вскоре привело Оннэри под опеку Луаны, сделав его одним из львят.

Когда же исполнилось Оннэри пять его лет, обрёл Ильивоилле долгожданное знание и испросил благословения отца и матери, а также господина Светлого Дома, чтобы уйти к людям и послужить им. Не спешил Финиар отпускать эу, указывая ему, что он нужен Оннэри, и без его заботы не справится с ним и сам Луана, и Ильивоилле оставался в Светлом Доме как мог долго, всякий раз со смирением припадая к руке Финиара, испрашивая его благословения оставить обитель. Решительность эу и его смирение не смогли оставить Финиара безучастным к эу, и всё же он отпустил Ильивоилле с большой неохотой. Призвав Эйлиэна и Теймар, наказал Финиар им в отсутствие старшего сына ещё усерднее следить за Оннэри, и так же наставлял Луану и старших из львят и многих в роду Ирдильле, кто был близок к эу и посвящён в его тайны или был сообщником его проказ и приключений. Предел Ирдильле был всполошён, ибо Оннэри – шумный и звонкоголосый – был подобен летнему вихрю, способному налететь в одно мгновение и, всё перевернув и разбросав по сторонам света, столь же стремительно и чудесно исчезнуть. Но Оннэри оставлял за собой улыбки, и в шалостях его не было вреда и злобы, ибо всё своё разумение и шкодный нрав направил эу на поиски приключений и помощь. Многие находили в нём поддержку, и самые отважные из львят не боялись с Оннэри делиться мечтами, ибо он единственный не отговаривал их от самых невероятных задумок и Надежд, но и всегда обещал быть в них опорой. Нередко видел сам Финиар задумчивого и сбитого с толку Луану, впервые встречавшего столько рвения и прыти в одном эу, столь юном годами. В постоянном волнении, воодушевлении и улыбках проходили дни Эйлиэна и Теймар, погрузившихся в пучину взросления Оннэри, который, едва становился старше – находил всё новые и новые идеи для своих проделок и даже нашёл себе верных соратников в пределе Ирдильле. На Элигрен тогда молились Эйлиэн и Теймар, ибо лишь её голос вразумлял Оннэри, и перед Пылающей он смирнел и даже, казалось, забывал о своих проделках. Но, слава Всевышнему, – это только казалось.

В людях Ильивоилле искал любого служения, не страшась тяжёлой и грязной работы, разделяя труд с теми, кому он был в тягость. Добрый и мягкий нрав эу не вызывал у людей злобы, и Ильивоилле не был раскрыт ими, хоть и плохо скрывал принадлежность крови.

Раз случилось Ильивоилле пребывать в соследовании в своём сердце, и увидел он своим внутренним взором мрачное ущелье с пересохшей рекою и людей – детей, мужчин и женщин, идущих вдоль русла под неверными сводами красного камня. Тревога вселилась в грудь эу, напитала его, напоила тоской и страхом. Как мог быстро искал эу то ущелье, что видел, и молился успеть, пока беды не случилось. И вот нашёл он то ущелье и три дня не мог найти в него вход, когда же упал он вниз, то долгое время пребывал перед ликом смерти, но ради людей не внял её зову. Поднявшись, пришёл эу к людям, они же уже были обессилены проделанной прежде дорогой и расположились у каменных сводов. Сердце эу не знало покоя, ибо в нём он ведал о неминуемой беде, крывшейся в трещинах скал над рекой. И стал Ильивоилле просить смертных подняться и следовать за ним, чтобы он мог скорее вывести их из ущелья, но люди, уставшие и испуганные погоней, не внимали словам эу и прогоняли его. От своего господина, искавшего погибели тем, кто не желал исполнять его волю, бежали крестьяне, собрав с собой всё, что имели и могли унести. Страх перед грозным господином их был велик, но ещё сильнее была их усталость. Эу же, Ильивоилле, показался им робким, слишком юным и странным, чтобы они могли ему верить. Когда людям не удалось прогнать эу, они смирились с тем, что он остался с ними, и вскоре забыли о том, что он рядом. Эу же ещё пытался воззвать к их душам, но вскоре понял тщету своих стараний и смиренно принял свою долю, пожелав разделить её с человеком, и не ушёл, хотя помнил дорогу. Ночью же, когда попрятались даже звёзды – послышался страшный гул и скрежет – так начался камнепад, и стены ущелья, содрогнувшись, начали быстро крошиться и падать. До последнего Ильивоилле пытался укрыть собой детей и женщин, но скоро был отброшен, придавлен и обездвижен огромным камнем, раздробившем его ноги и часть тела. Сознание эу угасало медленно, как и Свет в его глазах. Боль установила свою власть во всём его теле. Но вслед за ней затем пришла совершенная темнота, и эу отпустил последнее дыхание жизни. В тот же миг пламя свечи Ильивоилле, вспыхнув, иссякло перед лицом Финиара. Так умер Ильивоилле, сын Эливиэна и Теймар.

Садовник добрый входит в сад, любуется своим трудом, поёт,

Вот щедро политые им цветы восходят, зная свой черёд.

Вот роза алая, вот мак, вот лютик – огонёк,

Где ирис, бархатец, пион – никто не разберёт.

Одна забота у Певца – рожденье Красоты.

Мы все равны в Любви Творца – в его венце цветы.

Сам Всеспрашиваемый плакал вместе с Эйлиэном и Теймар, ибо бесконечно любил Ильивоилле. В сердце своём он провидел его судьбу, но никак не мог уберечь эу. Подобное знание превозносило Всеспрашиваемого в глазах его народа, но убивало его самого, лишая силы, ибо на самом деле нет ничего страшнее, чем быть поставленным перед лицом смерти тех, кто тебе бесконечно дорог, и совершенно не иметь силы, а иногда и права что-либо сделать ради их спасения. Элкарит преклонялся перед мужеством Финиара, Седби испытывал перед ним священный трепет, Эликлем молилась на мудрость своего отца, Эливиен пребывал в восторженном страхе, зная и видя его долю. Каждый из детей Финиара, как мог, старался быть достоин своего отца, но удел Всеспрашиваемого страшил их сердца, хоть эти эулиен и были лишены низкого и беспутного страха. С величайшим рвением сыновья старались услужить Финиару, и Эликлем, как могла, пыталась облегчить его ношу, ибо горше самой приходящей скорби было совершенное знание Финиара, открытое ему в каждом сердце эу и обитателя его Дома, и им, мудрейшим Эйвели, как никому другому было известно, какое бремя лежит на том, кого они так почитали и любили. Финиар же всегда старался утешить скорбящих, принимая их боль в своё сердце и во всей полноте разделяя с ними их чёрное горе, не отвращаясь, не закрывая сердце, но вбирая в него всю полноту чужого страдания, пытаясь облегчить непомерные муки тех, кто прежде потерял любимых. Элкарит был в утешениях многословен, его слёзы смывали чужие скорби. Финиар же бывал в такие часы молчалив, но взгляд его был полнее многих слов утешения. Никто никогда не видел в его глазах скорби – только Любовь и совершенную нежность. Молчанием, смирением и отеческим взглядом Финиар умел вселить Надежду в разбитое сердце, как никто другой во всём Светлом Доме. Крик его, должно быть, пронзивший все своды Эйдена, навеки был запечатан в его горле. Никогда чужие слёзы и сокрушение не вызывали его осуждения, даже если эу отступал от Света и погружался в пучину отчаянья. Каждый мог знать, что его господин будет рядом. Это заставляло эулиен приходить к Финиару не только в самые страшные дни своей жизни, но и с любым, пусть и весьма простым вопросом. Многие искали лишь одного взгляда господина Светлого Дома, припадая к его рукам, лишь бы он вселил в сердце радость своим мудрым взором. Его взору была дана особая сила, способная утвердить покой в сердце и сокрушить пустые тревоги, усмирить волнение и разбить суету своим светлым величием. Такую власть обнаруживают разве что дети в глазах родителей, когда научаются видеть сердцем. Молчаливо, дотошно, день за днём, столетие за столетием вглядывался и сам Финиар в глаза своего народа, желая найти тот взгляд, который бы успокоил и его сердце. Но Фиэльли не поднимала при Финиаре глаз, а Элкарит был поражён скорбью. Время усиливало боль Финиара, и его тоска по Эин-Мари становилась болью во всём его естестве, ибо против самой природы Финиар, соединённый со своей любимой, пребывал без неё в бесконечной разлуке. О боли его могли догадаться разве что те, что, как и он, разлучились со своим собственным Светом. Но эта боль заставляла глаза Всеспрашиваемого светиться и делала его взор добрее и мягче. Клянусь, мы не знаем цену Света в глазах своих благодетелей и наставников! Увы, мы и не умеем их утешить, ибо созданы чужим утешением и чаще всего слабы своим Светом. Видя же сокрушение великого Света, переменился Оннэри, оставив свои проказы, и был неотлучно с Эйлиэном и Теймар, явив им не только своё сострадание, но щедрую мудрость юного сердца. В юном Оннэри обнаружилось достаточно силы и мудрости, чтобы соделать своё сердце маяком Света для отца и матери, скорбевших об Ильивоилле. Направляемые Оннэри, Эйлиэн и Теймар однажды вышли к его Свету, и их улыбки стали ему великим утешением и отрадой. Ради отца и матери, обретя знание, Оннэри не спешил покидать обитель и, смирив свой пыл, нашёл служение в своём пределе, проявив своё рвение в посте и молитве. Его забота простёрла свои руки куда дальше стен его Дома, и Финиар часто призывал Оннэри. В его молитве Всеспрашиваемый находил особую сладость, ибо в этом эу Финиар узнавал себя былого. Зная о том или нет, но Оннэри также служил Финиару, как и тем, кому посвящал свой труд и молитвы. Много раз за Оннэри благодарил Финиар Эйлиэна и Теймар. Весь Светлый Дом утешался его Светом. Да послужит он и впредь утешением сердец в печали, как добрый дождь утешает иссохшую землю!

Звенье двести тридцать четвёртое. Ильифтне. Предатель

Была рождена Ильифтне от Эрдэйе, сына прекраснейшей Ниртильдариль, дочери Тейемин, дочери Дууда Морковки, сына Эрока Учителя, сына Элкарита Златовласого, сына Финиара, и от Эвсэгд, возлюбленной супруги Эрдэйе, по исходу, на мирной земле, в Сумеречные времена. Так это было: когда сошла ночь – пришла великая тень в сон Эвсэгд, и испугалась эу, и сердце её сжалось, и слёзы наполнили глаза её. Но тут же увидела Эвсэгд добрый и мягкий Свет, и сияние его было так велико, что озарило, победило тьму, оно же было так нежно и прекрасно, что страх оставил эу, и Эвсэгд проснулась. Тогда же увидела она, что муж её с нею, и держит её за плечи, и беспокоится о ней. Спросила его Эвсэгд, как узнал он, что ей страшно, как узнал, что тьма испугала её? Он же ответил, что тревога её стала печалью его сердца, и это привело его в покои Эвсэгд. Не мог Эрдэйе допустить печали и тревоги той, что была ему дороже жизни и самого Эйдена, а потому остался с ней и всю ночь, что была дана им – охранял сон Эвсэгд, и Ирдиль застала эулиен спящими в объятьях друг друга. В той нежной заботе, в том добром сиянии, в мире Любви двух светлых сердец нашёл Создатель возможность благословить любящих, и был так ребёнок у Эвсэгд от мужа её, и, восстав ото сна, обрели эулиен своё новое счастье и источник радости, слаще которого не дано живущим. С того дня перешёл Эрдэйе в покои супруги и во всём был с ней, и окружил её своей верной заботой и нежной опекой ещё более, чем прежде. Усердие Любви – в улыбках друг для друга, в благих делах во имя дорогого Света, в молитвах с именем одним… (1)

^{(1) L. I. I. V. E. 202:21}

В срок же, должный для светлого чуда, родила Эвсэгд дочь мужу своему, и тёмная ночь озарилась Светом маленькой эу. Финиар же, приняв её от Эрдэйе, нарёк ей имя Ильи́фтне [Il`íftne], то есть Сияющая. Тогда же покои Эвсэгд наполнились сиянием глаз супругов и их маленькой Ильифтне. Более тьма не могла приблизиться к Эвсэгд – ни во сне, ни в яви, ибо Ильифтне была в её жизни, и Эрдэйе не покидал супругу. В ту же тысячезвёздную ночь объявил Элкарит праздник в своём пределе.

Соловьи поют перед рассветом,

Песнями приветствуя Ирдиль.

Подобно надёжному и долгожданному Свету рассвета, нежной зарёй облачённого в тени ночи неба, засияла вскоре Ильифтне, одна из красавиц Светлого Дома. Из самого лёгкого шёлка было соткано её платье, и золотые волосы её рассыпались кудрями. Напрасно драгоценными обручами или венками трав убирала она их, непослушные кудри, подобные валам в растревоженном море. Отец и мать стали первыми наставниками Ильифтне, когда же пришло её время, просила она наставничества Грейль и Итерлена, Аларимвети также наставлял её и Мирьи Колокольчик. С ранних лет выбрала Ильифтне свой путь и служение своё в родном пределе. Так положила себе эу, едва опускалась ночь – подниматься на самую высокую из башен Светлого Дома и там молиться, смиренно и тихо, обнимая молитвой своей и Дом свой и землю. Те же, кто не спал в тот час – могли видеть на башне Светлого Дома невиданное свечение, будто маяк, будто мерцание света звезды среди сумрака любой, пусть даже сквернопогодной ночи. Всякая ночь была для Ильифтне временем её молитвы, к ней готовила она себя весь день и собиралась с силами, чтобы сиять в ночи, подобно Ирдиль. Вид Ильифтне и её молитва утешали многих, хоть ни с кем эу не вела бесед, ибо сильно смущалась любых разговоров, и пламя зари вспыхивало у неё под глазами на бледных холмах юных ланит её. Часами, днями, ночами мог Златовласый любоваться Ильифтне. В её скромности, в её Свете узнавал анури искры Эйдена, но не смел просить Ильифтне сомолиться с ним и сам боялся к ней приближаться, будто бы в сердце был робок Надеждой и ещё сомневался, что эта эу – не его видение, не блажь, не призрак зари рассвета, которому придёт час растаять под солнцем. Когда же красота эу заблистала солнцем, и звёзды померкли, пристыженные более чистым и верным Светом, пожелала Ильифтне наставничества Элигрен. Говорили ей эулиен, что это невозможная её мечта, ибо всегда Пылающая в дороге и редко бывает с Светлом Доме даже ради того, кого любит больше жизни. Но, когда Элигрен передали просьбу юной Ильифтне, она согласилась и оставалась в Светлом Доме до тех пор, пока знание не просияло в эу. То были счастливейшие из дней для Сказочника и детей Элигрен, а также для тех, кто поклонялся её Свету, а таких было много… Светлый Дом не вместил бы всех, кто узнал о Любви, увидев улыбку Элигрен, сочетавшую невозможное – задор и мудрость.

По знанию своему просила Ильифтне отпустить её к людям и в них продолжила своё служение. Нашла эу одну скромную обитель в пределе смертных неподалёку от Светлого Дома и там воздвигла высокую башню, удивив сестёр своих. Взойдя же на башню, просила она её запечатать и не тревожить её так долго, как это будет возможным. Любившие и почитавшие Ильифтне сделали так, как она просила, и запечатали башню. Никто не мог войти к Ильифтне, но все могли видеть её молитву. Так эу оставалась под открытым небом и в зной, и в снег, и в любую погоду, не поднимаясь с колен и не опуская рук в молитве. Ночами её сияние было подобно маяку, и многие стали приходить в обитель, ведомые столь необычным Светом. Вскоре же Ильифтне, неподвижную столь долгое время – объял плющ, и им она оказалась скрыта от многих глаз, а также от дождя и ветра, однако сияние её по-прежнему было видно, особенно в безлунные и беззвёздные ночи. Многие из братьев, паломников и любопытных оставались караулить у башни и проводили дни, чтобы узнать, как удаётся эу не шевелиться и как она принимает пищу. Но никто ничего не мог увидеть, однако, как говорят, несколько раз насельники обители наблюдали, как луч солнца падал на башню, ровно на то место, где была Ильифтне, в самую гущу переплетений плюща, и этот луч окружён светлой дымкой, будто бы сам по себе не принадлежит только солнцу, но действует согласно и другой воле. Постояв так всего пару мгновений, луч таял в эфире, и больше его никто не мог увидеть. Братья сказали, что так ангелы посылают их сестре пищу. И долгое время имя Ильифтне оставалось на слуху смертных. Затем пришло время, и обитель иссякла и опустела, затем не единожды была захвачена и подверглась разрушениям и забвению, как и легенда про эу в башне. Нетронутой всегда оставалась лишь сама башня. Ей не должно быть разрушено прежде срока, ибо Ильифтне ещё не завершила своей молитвы. Её же Светом да будем мы крепки! Пока молитва Ильифтне слышна у престола Господина Садов – никто из тех, кого настиг сон около башни – не увидит тьмы и не будет напуган ею. Цветы вокруг башни не увядают дольше, чем на соседних склонах, вода в родниках у башни чище. Ко всему этому со временем привыкли люди, не видя чудес молитвы прекрасной эу, они же и ныне цветут садами Эйдена в подзаконном мире, но предания о них живы только в народе Ильифтне (2), которой соследуют в её пределе и во всём Светлом Доме те, кто ищет маяк Света в тени печали или молитве. Светлый Дом же и Эвсэгд с Эрдэйе ожидают часа, когда вновь обретут свой прекрасный светоч.

^{(2) многими чудесами известна Ильифтне, о которых поведали те из эулиен, что имели честь соследовать с нею или быть направляемыми или окормляемыми её Светом в молитве. За ней многие исцеления и спасения душ смертных, совершенно необычайные и чудесные, происходившие, как обычно, во сне и ночью, когда никто не мог увидеть. Что случалось с ними потом, не могли объяснить и сами спасённые, ибо не знали или не могли постигнуть. Но и подзаконному миру щедро воздала Ильифтне – рощи близ башни, родники и холмы – всё покрыто её молитвой и оберегается ею от болезни и разорения, как и всё, что имеет в себе душу и склонно к Любви, госпоже, которой служит Ильифтне.}

В то же время случилось Анкхали вернуться в предел свой, что пребывает ни на небе, ни на земле, ни под землёю, ни на воде, ни под водою, ни на чьей спине и ни в чьём сердце, но есть всегда там, где арели сам пожелает, и узрел, что вернулся отчаянный воин его в лоно своего народа, и тотчас призвал его. И вот явился воин его, с нежными чертами лица, исполненными ветреной лёгкости и изящества, молчаливый, светлоглазый и светловолосый, наподобие эулиен, и Владыка упрекнул его этим. – Где ты был, когда я призывал тебя на бой?! Где ты был, пока я вёл войну с эулиен и смертными?! Война не окончена, а ты не отзывался мне. Ужели позабыта верность твоя, ради земных развлечений, Вира?! И отвечал ему Вира, тут же черноволосый: – Я подготовил шестерых сыновей для своего господина. И был доволен Бессветлый и спрашивал Виру: – Чьих сыновей ты подготовил для меня? И отвечал арели: – Отважных сыновей верного Виры. Услышав же это, повелел Владыка привести их, чтобы он испытал их верность. Но сказал Вира, что ещё не пришёл их час, и они ничего не знают, а потому лучше им оставаться в пределе смертных, и так убедил своего господина. Тогда сказал ему Бессветлый так: – Ступай немедленно в Отрог (3), там найдёшь ты самого юного из эулиен, приведи мне его, я буду ждать тебя в тронном зале. И отправился Вира по слову господина своего, и нашёл самого юного из всех узников Нурхарима, и схватил его за волосы, чтобы доставить к Владыке. Тогда же стал эу умолять арели об одной просьбе, но неприступен был Вира и слушать не желал эу. Но не терял юноша Надежды и сказал так: – Умоляю, о доблестный воин! То не просьба о моей жизни. И остановился Вира выслушать его, а эу сказал так: – Оставь затем тон мой в пределе смертных, там, где мой народ смог бы найти его. И сорвал Вира тон с эу, и приволок его к Владыке и бросил к ногам своего властелина. Тогда же восседал Анкхали на мрачном своём троне и протянул на ладони арели блестящий клинок, подобный языку пламени, что сплошь был одно лезвие, и велел усладить слух свой криками эу, и наслаждался стараниями Виры до самой ночи, когда же эу надоел ему, и сделалось Владыке снова скучно – повелел он убить эу, и ещё прежде, чем закончил Бессветлый приказ свой – жизнь оставила эу от руки Виры. И был Владыка весьма доволен. Видя же это, исчез воин, покинув предел арели.

^{(3) были при отроге темницы одного из замков Бессветлого, отданного им Нурши, от них же взяли они и имя.}

Я видел тень так близко, как только было возможно её видеть. Когда я ожидал встречи, я был уверен, что готов к битве. Что может быть проще, чем Свету одолеть тьму?! Я не был бы так удивлён тенью коварных арели и ужасающей тенью в глазах человека. Но мог ли я знать, что все скрывали от меня страшную тайну, болезнь, порок… Тень, которая может таиться и в сердце эу… В моём собственном слабом сердце? Мог ли я знать, что на смену беззаботному детству, где Солнце безмятежности озаряло покой моей души, придёт разрастающийся мрак отчаянья и страха, горделивых желаний, пугающих своего хозяина, подобно фуриям, кружащим над полем битвы, где ещё живые воины в глазах древних богинь уже наблюдают свою собственную погибель?!.. (4)

^{(4) L. I. I. V. E. 181:17}

Я не искал спасения, ибо мной был утерян всякий путь. Я не искал ответов, ибо обнаружил себя настолько немощным, что не осилил бы и самого вопроса. Но я был выбран невероятным случаем, Волей Создателя или самой судьбой понести самое сладкое искупление из всех, какие только возможны в названных мирах… и так стал невольником такой силы, о которой страшусь даже помыслить. Я принял её от первого взгляда моей возлюбленной, когда только она смилостивилась надо мной и улыбнулась мне. Тогда же без всякой битвы и жертвы – пала тень, и был я одарен так щедро, что и всей вечности эулиен мне не хватит, чтобы заслужить Любовь Фиэльли! (5)

^{(5) L. I. I. V. E. 181:21}