Текст книги "Эйвели. Часть третья"

Звенье двести тридцать седьмое. Кахиррэ

И вновь был праздник в Светлом Доме, ибо эулиен изо дня в день ищут лишь повод, так как сердца их склонны к радости и веселью. О, как легко обмануться, глядя на чинного и скромного эу! Как легко ошибиться, поверив чужому слову, в его суровость, или же своему быстрому взгляду! Всё, чего ищет эу – одна лишь улыбка. Всё, чему он обучен – служить её рождению. Эулиен знают толк в веселье, поэтому арели ещё больше ненавидят их, ибо веселье эулиен – происходит от Света в сердце, от торжества Любви в нём, ради смеха, ради улыбок, ибо прежде всего – веселье эу начинается в сердце, оно же не ждёт ни повода, ни предлога, не просит вина или наслаждений, но музыки, смеха, доброго слова и, конечно же, танцев. С рождения приучается маленький эу к каждодневному торжеству, если не в Доме своём, то в своём пределе, и если не в нём, то в сердце отца и матери, в их объятьях, в улыбках их. Это не делает эу праздным, это не затмевает его разум, погружённый в пучины немощей и нужд подзаконного мира, но эулиен не арели – им не по силам изменить свою природу, а она направлена к ликованию, и потому всегда жаждет праздника и торжества улыбок. Такова природа любого эу, как бы любой из них глубоко и умело её ни прятал. Когда же в Светлом Доме появляется повод, пусть и малейший, но огласить праздник и выкрикнуть хэ́ийях [héiyah] (1) – не будет в обители того эу, кто промолчит или останется безучастным. А потому был день, и оставили Калтерин и Ивтэйн все дела и труды и пришли на праздник в предел рода Золотое дерево, ибо один из эулиен народа Эликлем пожелал устроить праздник в честь возвращения своего сына в обитель. И те, кто знал того эу, пришли его встретить и поздравить, и те, кто не знал его, пришли посмотреть на него и послушать его историй, и те, кто был в пределе Эликлем или в других пределах – собрались на праздник, ибо таков закон – не оставлять ликующих без почтения. Так пришли Калтерин и Ивтэйн в предел рода Золотое дерево и веселились от всей души, и танцевали столько, сколько ноги могли держать их, и пели, и выкрикивали благословения, пока опасная боль не поселилась в их груди и горле. Когда же праздник ещё продолжался, а многие эулиен уже были без сил, отошли Калтерин и Ивтэйн вглубь предела и опустились на золотую скамью у сверкающего фонтана, и, обессиленные, склонили головы друг другу на плечи. И каждый из них вспоминал в своём сердце недавний праздник и молился о светлом эу, ради которого он был устроен, а также вспоминал и перебирал в сердце и свои поводы к торжеству улыбок. Солнце тогда уже садилось, и последние блики его играли в потоках воды и, отражаясь, плясали на полу и стенах, как и самые стойкие из эулиен в торжественной зале. Восторженные и утомлённые Калтерин и Ивтэйн вскоре уснули под шум воды и танец солнечных бликов. И спросила Ивтэйн в сердце у мужа: – Как скоро будет наш повод устроить праздник? И ответил Калтерин в своём сердце: – Пусть он будет! Тогда же Свет их был соединён, и если бы эулиен не спали, то могли бы видеть, как солнце, что заходило, последним лучом своим коснулось кудрей их, озарив головы любящих золотым сиянием. Господь был милостив к уставшим супругам, Он дал им повод для праздника в их пределе, ибо Ивтэйн исполнилась новой жизнью, и оттого на лицах спящих расцвели улыбки, и руки их, встретившись, не пожелали разъединяться.

^{(1) так есть «хэийях» не только возглас, неотвратимо призывающий к ликованию, но и сам праздник, и боевой клич воинов эулиен, оглашающий начало битвы.}

Тяжко давалось эулиен ожидание, ибо и Калтерин, и возлюбленная его пребывали в большом нетерпении, заранее придумав и решив между собой, как будет устроен их собственный праздник. Вскоре же труд их терпения получил награду, и в срок положенный родила Ивтэйн сына мужу, и Финиар, поспешивший к ним, дал ему имя Кахи́ррэ [Kahírre], что означает Добрая память, Крепкая, отважная, верная память или Воспоминание. Так был рождён Кахиррэ от Калтерина, прозванного Фарвинским, сына Ирнан, дочери Энари Широкий полог, сына отважного Фанхандена, сына прекраснейшей из эулиен Светлого Дома Кихин, дочери Седби, сына Финиара, и от Ивтэйн – вернейшей супруги Калтерина, по исходу эулиен из Эйдена, на мирной земле, в Светлом Доме, в пределе рода Щита, в Сумеречные времена, как их называют эулиен. И на второй день, как только смогла Ивтэйн подняться – исполнили эулиен задуманное ими и объявили праздник в своём пределе, где собрались их сородичи ото всех пределов, и эулиен их, и гости Светлого Дома. Все они благословляли Кахиррэ, посвящали ему песни и танцы и щедрыми улыбками и дарами сердца радовали родителей маленького эу, что сидели в центре торжественной залы на специально поставленном для них возвышении и руководили торжеством, поощряя соликующих с ними сладкими яствами, песнями, ингами и объявлением танцев. Когда же закончился праздник Кахиррэ, началось торжество амевиль двух эулиен в пределе Ирдильле, и уже другие эулиен ждали его завершения, чтобы огласить héiyah в своём пределе и разделить со своим народом сердечную радость. …Ибо радость – есть естественный удел, положенный всему живому по Воле Его. И она ничего не требует для себя и сама не нуждается ни в чём, потому как радость происходит от служения, когда отдаёшь, возвращаешь, разделяешь ликование, и, пусть даже ничего не имея прежде, ты обретаешь улыбку другого – ценнейшее сокровище, задуманное Творцом, то, что, я уверен, предстояло Слову. Радость в подзаконном мире пуглива, жизнь выживает её из сердца многими скорбями, сомнениями и страхом, неверием в совершенство положенной судьбы, незнанием о том, в чём обретается радость. Я слышал от людей: о я, несчастный! Я лишён дохода, я лишён коня, я потерял друга, я похоронил брата, я никогда не стану богатым и знатным, не отправлюсь за море, не вкушу от стола господ… Для многих радость – в обладании чем-либо, в утешении самого себя, и потому радость подзаконного мира так слаба и болезненна и не живёт долго. Её одолевают и жадность, и скорбь от потери, и бесчувствие сердец рядом. Как же прожить радости смертных, если она в том, что удержать невозможно, в том, что всего лишь вдохновляющее наваждение?! О, я не смею лгать, ибо был совершенно счастлив, как никто, быть может, во всём подзаконном мире, когда имел возможность и смелость поднять взгляд на свою супругу и видеть, пусть и один лишь миг – её улыбку. Я был счастлив, я испытывал беспредельную радость, глядя на то, как спит мой ребёнок. Но, оставив их, я не сделался несчастным, как не сделаюсь им, и лишившись того, что имею. Я не тот, что поставит радость служения выше скорби смертного от его потери, но я тот, кто убеждён всем своим сердцем, что и в этот час – радость всегда остаётся возможной, ибо она – не в обладании чем-либо, она – в причастности к рождению чужой улыбки. Я боюсь, что вечно будут страдать от жажды те из страстно ищущих радость, что прежде не найдут тот заповедный её источник, не требующий ничего для себя и не нуждающийся ни в чём! (2)

^{(2) L. I. I. V. E. 56:32}

Добрым и светлым эу рос маленький Кахиррэ. Были даны ему три блага детства: беззаботная радость, весёлые приключения и цепкое любопытство. Много друзей имел маленький эу в пределе Ирдильле и много в пределе рода Золотое дерево. С ними в играх совершенствовал он свою силу и ловкость, мастерство рассказчика и зоркость сердца. Хоть радость и веселье сопровождали Кахиррэ, он всё же рос рассудительным эу и тяготел к знаниям, особо к тем, что не положены детям по суровости их и жестокости оберегаемых ими законов. Однако Кахиррэ умел быть настойчив и вскоре нашёл тех, кто не смог ему отказать, ибо эулиен не отказывают в знании даже детям, если видят в том нужду их сердца и готовность принять истину, пусть она и не будет счастливой и сладкой, или обнажит перед юным эу суровую долю служения в подзаконном мире. Так Кахиррэ, начиная с начала, решил узнать о тайне имён и звуков, о значении букв, о языке своего народа и том учении, что он являет. Ради этого оставлял Кахиррэ свои забавы и садился у ног Ивтэйн, чтобы внимательно её слушать и запоминать каждое её слово. Тогда же ничто не могло отвлечь Кахиррэ, и он бы мог не заметить, даже загорись край его одежды – так жаждал он знаний и раскрывал своё сердце им навстречу. И вот спрашивал эу об имени своём, имени Кахиррэ. Так учат эулиен, когда они ещё малы, открыв им тайны квентиэселлес, учили и Кахиррэ так. Запомни, милое дитя. Все буквы выстроены в ряд. Они как воины в бою – плечом к плечу стоят Против невежества и тьмы. Учением своим – ты их союз разбей. Ведь буква каждая важна – и что стоит за ней.

Так «к» – и всё, что от неё – лишь воплощение «и», всё тот же прежний Свет. Как kémi (друг), как íe (жизнь), как káylah (солнце), иль как kayrát (судьба) – то свет, обретший воплощение. Но «к» – тверда. Твердыня Света – буква «к».

Так «а» – смиренна и тиха, как áldar (благо), но и величье в ней. Недаром за смиреньем все буквы следуют за ней.

Так буква «х» – и что за ней – что мы не видим и не слышим, но то, что смягчает и c заботою созиждет мир, как наш, срединный, так и вышний.

Так «и» – есть Il` – всего начало – Свет. Она во всём, везде, всегда, пусть даже и невидима порой. Она есть Божия Любовь, Его частица, что в каждом сердце говорит. Она же тьме противостоит.

Так «р» – есть крепость и броня, а также верный щит. Кто обладает буквой «р» – тот именем стоит на страже и защите светлых врат. Тех, за которыми иные буквы построены к бою в ряд.

Так удвоенье в имени твоём – есть знак, что буква, стоящая под ним1717
  В эмланте написание двойных букв указывается надстрочным знаком, обозначающим удвоение. Прим. И. Коложвари


[Закрыть], и что стоит за ней – в тебе одном, в тебе самом – сильней.

Так «э» – есть часть тебя, принятие твоё, согласие и нераздельности живого знак. Она законом говорит: да будет так!

Также сама суть имени его была объяснена Кахиррэ, как и то служение, которое могло быть для него возможным по силе имени и его Свету. Всё это с большим восторгом слушал эу, но, конечно, ему этого было мало, ибо в именах – великая тайна. И спросил Кахиррэ Итерлена, как виэ получил своё имя, и ответил ему Итерлен так: – Нет у виэ имени, нет плоти, и не мыслит виэ себя отдельно от своих собратьев, не перечит им, не обладает свободой собственной воли, но внимает долгу. Меж тем виэ – живое создание, и то, что свойственно всякой жизни – не чуждо и виэ. Любовь соединяет мир, творит его и сохраняет. Она послужила отчуждению одного виэ, что стал Итерленом. Лишь взяв плоть, вопреки своей тонкой природе, может виэ сам выбирать себе имя, ибо сам отныне творит свою судьбу, отрекаясь от положенного ему удела. Я выбрал имя Итерлен, ибо желаю пройти свой путь рядом с любимой. Ничего другого я не желаю в жизни, лишь быть с Эликлем, разделив с ней отведённое нам время. Потому я Итерлен, хотя, возможно, и мог бы назваться иначе, но никогда-никогда не сделал бы этого, потому что я знаю, кто я, и ради кого сотворено всё это. Но и ответ Итерлена не унял любопытства эу, и он отправился к самому Финиару и преследовал его, и осаждал его покои и самого Финиара своими вопросами об именах. Наконец Всеспрашиваемый сдался на милость Кахиррэ и одному ему посвятил своё время, чтобы ответить на все вопросы юного эу. Разузнав об именах так много, как это было для него возможно, отправился Кахиррэ к госпоже Эликлем, дабы она ему поведала квентиэселлес, ибо в языке – душа любого народа. Отважное любопытство маленького эу склонило к нему милость прекрасной Эликлем, и вот, оставив все свои заботы, она посвятила себя Кахиррэ, дабы утолить его жажду знаний. Но, едва вняв госпоже Светлого Дома, отправился неутомимый Кахиррэ в покои Седби искать у него иных ответов. О верный уголёк1818
  Возможно, данный эпитет употреблён не случайно. Дело в том, что, вполне возможно, имя Седби образовано от слов sed (sédat) – иметь в себе, содержать и bi – огненосный уголь; то, что рождает Свет. К правомерности подобной трактовки отсылает и сам эпизод зачатия Седби в Эйдене. Прим. И. Коложвари


[Закрыть] Надежд эулиен, несравненный в битве и в дни мира… И ты не узнал пощады Кахиррэ… В свои пять лет умел Кахиррэ быть настойчив и своих наставников был готов ждать часами, ожидая их у входа в покои или следуя за ними по пятам по всему Светлому Дому и вне его, ибо, поставив себе целью узнать что-либо, маленький эу превращался в ретенти и преследовал избранную им жертву, пока она не давала ответов. Видя старания юного Кахиррэ, Ещё-один-вопрос пришёл ему на помощь и взял эу под свою опеку. С того дня они двое ходили вместе, и, завидев их, некоторые эулиен спешили скрыться, с безысходной радостью понимая, что это им не удастся… Господь знает, что он задумал о юном Кахиррэ, но Светлый Дом тогда был в радостном нетерпении узнать, что выберет маленький эу своим делом и как распорядится данным ему Светом и отважным сердцем.

И был день юности и вопросов Кахиррэ, и были застигнуты на внутренней террасе Светлого Дома им и Ирдином – Китли, подобный ветру в кронах, и его светояростная огневласка Кихин, ибо маленький эу пожелал искать их наставления. Припал Кахиррэ, полный трепета и восторга, к стопам влюблённых и смиренно просил их сонаставлять его в пути к Свету знания сердца. Тут же сменился нрав Китли и Кихин. Оставили они свою ложную ревность, игру, которой им нравилось изводить друг друга, в которой был задор их и особая нежность. Ради нежного Света маленького Кахиррэ, ради этого упорного светлого эу, изменили Кихин и Китли своим привычкам, ибо в дни обучения маленьких эулиен – не до войны с устоями их народа. Счастливейшие в том, что и на этот раз они будут вместе, вручили любящие свою заботу Кахиррэ и чистый Свет свой, лишённый их излюбленных игр.

Владыка, будь милостив к наставникам и тем, кого они наставляют, даруй им щедрость, даруй им нежность, ибо Ты есть то знание, что ходит от сердца к сердцу! О Владыка, о Свет Света, направь Кахиррэ, да принесёт он радость к Твоему престолу!

Звенье двести тридцать восьмое. Эгвин

Был Эгвин рождён от Эллэри, дочери Истамрин Ракитника, дочери Ирдина Ещё-один-вопрос, сына триждыславного Элрельты, сына Кихин, сына Седби, среднего сына Финиара, и от Сурбве, возлюбленного мужа эу из народа Адама, на земле, что эулиен зовут И́ехурм [Íehurm], в Сумеречные времена. И было это так. В перьях и лентах каждый день представал Сурбве перед возлюбленной своей и радовал её верной улыбкой, проницательными карими глазами, плавными чертами лица и смуглой кожей, мудрым и открытым сердцем, щедрым и добрым словом – всем, что было так странно и мило в нём, всем, что в нём любила Эллэри. Каждый день давал Сурбве Эллэри новые нежные имена, и всякую ночь они проводили в беседах, молитвах и песнях. Ловил человек для своей эу рыбу, собирал мёд и всегда находил время поднести ей цветок, венок или поделку из дерева, сделанную им для Эллэри с Любовью. Праздником и торжеством сделал Сурбве каждый день для своей любимой. Узнав правду о народе эу, продолжал человек почитать возлюбленную наравне с божествами и всем сердцем служил ей и днём и ночью, как и эу служила своему человеку. И вот была одна из ночей, когда, утомлённые трудами дня, нашли возлюбленные покой и радость в объятиях друг друга, и радости их вдруг стало тесно в сердцах их, и непокорно рвалась она наружу, чтобы осиять весь мир своим искристым Светом. И не стали эу и человек противиться судьбе и велению сердца, а потому легли вместе как муж и жена, и вскоре был ребёнок у Эллэри, и рассказала она о том Сурбве. Тогда же поднялся он на её защиту и защищал эу, как роща защищает всех, кто в ней, и так было до самого светлого срока. В срок же, положенный Эллэри, родила она сына, подобного Сурбве, и нарекла его – Э́гвин [Égvin], тогда же в полной мере обрело сердце эу светлейшее право – любить мужа как часть себя, а ребёнка как часть мужа, и в том обретать твердыню Эйдена. В то же время и счастье вернулось в сердце Сурбве, и, подобно стремительному и невесомому ветру, витал он в рощах, окрылённый радостью, доступной на земле и на небе, но в той полной мере известной лишь человеку. Совершенным и мирным было счастье жены и мужа, обретших сына, в Эгвине же пребывал и дух надеющихся, и верность смертных. Достойным Любви, приведшей его к жизни, рос маленький эулнори, и с каждым днём росло его любопытство, а с ним и отвага, а с ней и мудрость. Крепкой опорой Надежд и улыбок стал маленький Эгвин сердцам Эллэри и Сурбве, достойным сыном народа Адама и верным звеньем в цепи имён эулиен подзаконного мира. Господь да ликует с любящими сердцами, ибо знает, какой огонёк зажёг в том краю и для какой совершенной и благой цели! Да будет мир к Эгвину благосклонен, как пока благосклонен тёплый ветер, что весело треплет его тёмные кудри!

Звенье двести тридцать девятое. Ильнве. Праздник Лаши

Утвердились любящие Алхарим и Ийсах в пределе своём. И продолжил Алхарим труд свой в Звенящей башне, но также и стал помогать отцу своему в скорбном труде – утешая, поддерживая и исцеляя многих. Те же кто угасал, просили иногда на могилах своих оставлять колокольчики Алхарима, ибо в них – песня их, и, услышав её, помянут их слышащие. И делали так и вешали колокольчики его над землёю. И потому ныне есть на погосте Светлого Дома целый предел с колокольчиками, что звенят на ветру, и до самой рощи Эммеран слышен их серебряный перезвон.

Отвагой своею и мудростью покорила Ийсах многих и добрую подругу нашла в Италин, с нею же вместе сотрудилась она до срока в сердечном пределе, и много подвигов было за ними, но не раскрывают их девы эулиен, хотя ожидают подвиги их легенд и песен. Вскоре же после того, как привёл Алхарим Ийсах в Светлый Дом и стала она его женою, просил Финиар светлоокую эу взять на себя попечение о детях Дома его, и так стала Ийсах одной из майарен, то есть величайшей матерью.

Всякий день свой трудились Алхарим и Ийсах – каждый делом своим и на месте своём, и кто взглянул бы на них – не угадал бы жену и мужа, но Любовь их была велика, и преклоняются эулиен перед ней. Так случалось Алхариму и Ийсах отвращать смерть от безнадёжного возложением соединённых рук своих и совместной песней успокаивать боль и заживлять раны. Сам Финиар об их Любви сказал так: – Tem ek sh`íini Líe, úrumi im ni enírtetkayi. Evht hi Líe olÍydén – Líe olókturuen ítamene – íl`haitenane Íē!1919
  Вот та тихая Любовь, разумная и не кичливая. Узнаю я Любовь Ийдена – Любовь мудрых сердец, доверившихся Богу! (эмл.)


[Закрыть]

И был день, когда по морю пришёл ураган с юга, и много деревьев полегло по мирной земле, и много было бед. Вышли тогда эулиен посмотреть, что стало, и многие беды увидели. Вышли тогда и Алхарим с Ийсах и услышали звон Ай Кри [Ay Kríe] – Большого Кри – любимого колокола Алхарима, и хотя больше не было ветра – звенел он и благовещал. И пришли Алхарим и Ийсах к Ай Кри и слушали песнь его, тогда же опустились они на колени и молились, призванные им, и огласил колокол новую жизнь, и так был ребёнок у Ийсах от мужа её, ибо Свет Алхарима утвердился во чреве её. И в срок свой родила Ийсах сына, и наречён он был Финиаром И́льнве [Íl`nvhe], что означает Попутный ветер, как называют его эулиен. Так был рождён Ильнве от Алхарима, сына Кроина Подобного Харону, сына Аттаха Маленькая тля, сына Этина Чёрного, сына Алдари Находчивого, сына достославного Эливиена Путешественника, младшего сына Финиара, и от Ийсах – возлюбленной жены Алхарима, по исходу эулиен из Эйдена, на мирной земле, в Светлом Доме родителей своих, в Сумеречные времена.

Светлые кудри и глаза взял Ильнве от прекрасноликой матери своей, и звонкий смех отца, и мягкий нрав его. Великим непоседой рос Ильнве, истинным сыном рода Ирдильле! Часто сбегал он со старшими эулиен к морю и просился с ними на корабли их, и предлагал любой труд свой, едва научился говорить и стоять на ногах, ибо мечтал о море. Всякий день, что был без шторма и ветра – бывал Ильнве на берегу или с Инимрином, и наблюдал за водою, и собирал ракушки, из которых мастерил подарки для матери своей и многочисленных друзей, коих уже называл командой своей и готовил к великим походам и приключениям. Инимрин же потворствовал грезам юного Ильнве, и многие из рода Ирдильле, что выходили в море, окружили его. Особенно привязался Ильнве к отважному Урве, и лишь под его колыбельные засыпал он, ибо в них был и шум морского ветра, и рокот могучих волн. Урве же взял маленького эу под свою опеку и так совсем испортил послушного эу, из-за чего сбегал Ильнве всё чаще и чаще, и до восьми его лет – три раза снимали эулиен маленького Ильнве с кораблей Урве и странствующих морем собратьев. Также два раза, не получив дозволения, пытался Ильнве отправиться в порт смертных и там попытать счастье на кораблях их, но пойман бывал матерью своей и возвращён в Светлый Дом. И, видя и зная нрав Ильнве, был атя Кроин приставлен следить за ним. Но кто видит морской бриз, разве может удержать его, вечно тревожный, вечно манящий, вечно игривый, что беседует с сердцем, как с младшим братом любого из сыновей Ирдильле?!

И был день, когда отправил Элкарит благородного Луану в пустошь Эхи́йме [Ehíyme], чтобы привёл он оттуда эу Лáши [Láshi], и велел подготовить великое торжество в обители. Прежде был отец Лаши изгнан из Светлого Дома господином его, и в изгнании родился Лаши. В изгнании был он обучен и там же просиял добрыми делами, чей Свет, несомненно, был известен Элкариту. Ради него и призвал он Лаши. И вот пришёл эу с отцом и матерью и встал у порога Светлого Дома. И Элкарит с Финиаром вышли встретить их. Цветочными поклонами приветствовали эулиен друг друга, и поцелуями покрыты были руки их. С живостью расспрашивал Элкарит Лаши и его родителей об их уединённой жизни в Эхийме, и молчал Финиар, стоя в отдалении и отдавшись молитве. Когда же пожелал Элкарит ввести Лаши и родителей его в Светлый Дом, рукой своей остановил Финиар отца и мать Лаши, ибо по-прежнему был отец эу изгнан, а жена его следовала за мужем и в изгнании. Праздник же уже шумел и ожидал эу, и вот уже вышли эулиен, что принесли напитки, праздничные одежды для Лаши, выпечку и ягоды. Он же, видя, что Финиар не пускает отца его, поцеловал край платья Финиара и сказал так: – О господин мой! Я расстроил вас, ибо напрасно играет праздник Лаши, потому как Лаши недостоин его. Я не принимаю этого торжества, но возвращаюсь с родителями в Эхийме, ибо если моё счастье не может разделить никто из тех, кто мне дорог – не нужно мне этого счастья! Благословите же меня на обратный путь! Благословил Финиар Лаши и отпустил его. Элкарит же тут же велел собрать одежды, яств и напитков и послать вослед Лаши, чтобы передали ему, ибо сурова была жизнь в Эхийме, и он знал это. Сам Элкарит поспешил за эулиен, и велел Финиар сыну спросить, как осмелился отец Лаши прийти с ним? И принёс Элкарит ему такой ответ: – Прежде блистательный Луана уговаривал нас пойти с ним, но я сомневался, ибо знаю добродушие Луаны и его весёлый нрав. Даже если бы повелели ему призвать лишь моего сына, он бы позвал всех нас, ибо душа его светла, а сердце щедро и не видит препятствий для радости. Выслушав Луану, я не поверил ему, но помог сыну собраться в дорогу. Увидев же, что я не иду с ним, и Лаши отказался идти тоже. Я же не мог позволить сыну пойти против воли анури, и ради него мы с супругой пришли с ним. Я же не желаю ни Света, ни благ, ни веселья обители, если они не могут утешить Лаши. С тех пор, как Лаши вошёл в нашу жизнь – он стал единственным нашим Светом, щедрее которого я не знал и не знаю. Там, где Лаши – там и мой Светлый Дом. И мой Эйден – в радости сына. Услышав это, снова призвал Финиар Луану, и вместе с ним вышли они из Светлого Дома и поспешили вослед уходящим. Обессилела в пути мать Лаши, и сын взялся нести её так осторожно, как будто бы нёс воду. Отец же Лаши, много страдавший прежде от суровости своего служения и жесткосердия смертных, также шёл рядом, опираясь на сына. Нагнав их, велел Финиар Луане взять на руки мать эу, а сам поднял и понёс отца Лаши. Вместе они вернулись в обитель. Вместе они вошли в праздник, уготованный им, и Элкарит прислуживал семье Лаши, а Всеспрашиваемый на пиру усадил эулиен по правую руку и следил, чтобы они были довольны и не уставали от благословений и танцев. Финиар с искренней радостью оказывал великие почести матери Лаши, ему самому и его возлюбленному отцу, которого одарял своей улыбкой и чествовал как дорого сердцу друга. Чтобы быть уверенным, что подготовленное торжество достойно вернувшихся эулиен, Всеспрашиваемый сам ходил по зале, проверяя, не увяли ли разнопрекрасные цветы в широких гирляндах, что свисали почти до самых кудрей эулиен в торжественной зале, наполняя её сонмом дивнейших ароматов (1), и не остыла ли сладкая выпечка, что приносилась с кухни. Финиар танцевал и веселился со всеми, ибо и таков долг господина Светлого Дома – во всём быть со своим народом. Танцы и смех Финиара прерывали беседы с эулиен, спешащими припасть к его руке. Тогда Финиар отходил с ними в глубь залы, где музыка и голоса были не так оглушительно громки, и беседовал с каждым, кто подходил к нему. Тогда же Элкарит смиренно припал к руке его и спросил отца, отчего он передумал и решил вернуть Лаши и простить его отца? Финиар же сказал так: – Я никогда не держал обиды на отца Лаши, но он нуждался в суровом уроке смирения. Он сам определил себе его меру в Эхийме и сам отмерил себе тяжесть своего урока. Сегодня я увидел, что он счастлив в своей доле. Тот же, кто научается быть счастлив и в горе – достоин Эйдена. Отверстые врата Светлого Дома – малейшее из того, что я могу дать такому сердцу. Был Златовласый рад в своём сердце. Финиар же призвал его и поцеловал золотые кудри его макушки. Старшему из своих сыновей он сказал тогда так: – Прими и ты от меня благословение этого праздника, сын мой. Сегодня ты снова порадовал меня, проявив свою мудрость и знание моего сердца, его нужд и воли, призвав многосветлого Лаши и устроив этот добрый праздник. Ты вернул Лаши и его семью в обитель и укрепил наш Дом Светом их улыбок. Это великая поддержка и утешение для моего сердца, и ты должен знать, что я безмерно горд тобой и в той же степени счастлив. Но я бы мог быть более счастливым, если бы ты не спрятал от всех свою улыбку. Хоть я и не вправе просить тебя о ней, но ты должен знать, что не я один тоскую по твоей улыбке так же тяжко и горячо, как и ты, сын мой, тоскуешь об Эйдалин. Уверен, что и она, и матушка твоя Эин-Мари, наблюдающие за тобой из светлейших пределов Эйдена, не найдут, в чём упрекнуть тебя, Элкарит, разве только в том, что ты лишил всех счастья видеть тебя улыбающимся с нами. Элкарит же, смущённый, ничего не смог ответить своему отцу, но отошёл подбодрить музыкантов и танцоров, громко благословляя празднующих, а вскоре скрылся среди тканей, подобный лёгкому ветерку весны. Его сердце ликовало со всеми, и глаза его лучились радостью, но улыбка покинула Златовласого вместе с Эйдалин. С тех пор никто и ничто не могли вернуть её на лицо эу. Праздник же в честь возвращения Лаши стал трёхдневным торжеством Светлого Дома.

^{(1) бывают торжества в Светлом Доме, когда сама Госпожа цветов жертвует на праздник свои дары. Так выражает она своё почтение роду Эйвели, особенно старшим детям Финиара, которые удостоились особой Любви Эмиэльфеор. Никто же, кроме них, не может принять от неё таких даров без молитвы, ибо срезать цветок, не освободив и не проводив его как живого, равно убийству, и эулиен это знают.}

Сладчайшей зачарованный игрой,

Мой дух стремится в праздничную залу,

Туда, где смехом сокрушается печаль

И танец вихрем облекает душу.

И вот я вновь искра, что высекается из камня,

Лечу в камин, чтоб пламя породить

И обогреть вселенную, коснуться врат Эйдена

В улыбках тех, кто будет ликовать со мной!