Текст книги "Единственный, кому ты веришь"

И в то же время я никогда не чувствовала себя настолько живой, как в те несколько месяцев виртуальной связи с Крисом. Я не притворялась, что мне двадцать четыре года, – мне на самом деле было двадцать четыре. Тут, конечно, пригодился театральный опыт. И память. И влечение. Я перевоплотилась в своего персонажа с ловкостью актрисы. А поскольку текста пьесы у меня не было, я импровизировала, исходя из реплик, которые подбрасывал партнер по сцене, отбивала его подачи. Каждый раз, вступая в диалог с Крисом в Фейсбуке, я ждала от него подсказок о том, как мне дальше играть свою роль, угадывала ее между строк роли Криса, пыталась различить в них его идеал, его альтер эго, мечту о женщине – о той, о ком мужчины грезят наяву. И все же для меня это была не просто роль – само мое естество мало-помалу менялось, трансформировалось под влиянием любви. Да, я думаю, это правильное слово, «любовь». Ведь полюбить – значит сойти с ума из-за кого-то, опрокинуться в него с головой, больше не принадлежать самой себе, верно?

Кроме того, мой персонаж был не так уж не похож на меня, знаете ли. К примеру, Клер Антунеш ничего не смыслила в компьютерах, так же как и я. Нас разделяли двадцать с лишним лет – целое поколение, я ей в матери годилась, ха-ха, – но у нас было много общего: застенчивость, мечтательность, желание любви и при этом отчаянное стремление к свободе, хотя бы к независимости (она сама зарабатывала на жизнь, не сидела на шее ни у родителей, ни у мужчин), а еще интерес к искусству (фотографии). И несмотря на юный возраст, Клер не была упертым гиком, поэтому мне не пришлось сильно напрягаться, разыгрывая идиотку, когда Крис вдруг предложил пообщаться в скайпе. «Скайп? А что это?» – удивилась я. К счастью, он не настаивал. Я нравилась ему такой, какой казалась, – немножко out, чуточку space[17]17
  Нездешней, космической (англ.).


[Закрыть]. Романтическая мечта. Прекрасное, чистое создание в ожидании любви. Да и в нем самом тоже было что-то не от мира сего. Я это предугадывала, но тогда еще не знала наверняка.

Да, наша переписка долгое время носила дружеский характер. В марте – кажется, в конце месяца – Крис уехал в Гоа и писал оттуда, что хочет получше меня узнать. Мы к тому моменту обменивались сообщениями месяца три, но теперь мне стало гораздо легче с ним общаться – зная, что он далеко, я чувствовала себя свободнее, потому что не боялась нарваться на свидание. Крис все же пригласил меня в гости – они с приятелем, с Жо, сняли квартиру неподалеку от пляжа. «А твой приятель не будет против, если я к вам нагряну?» – осторожно поинтересовалась я. «Нет, он клевый чувак, прям cool, да к тому же и сам зазывает сюда людей». Этот ответ ранил меня не так глубоко, как можно было ожидать. И боль мне причинило не столько поведение Жо, сколько это обобщение Криса – «людей», каких-то людей, к которым он причислил и меня. Возможно, приглашение приехать в Гоа получила и его девушка из Бордо, и другие подружки в Фейсбуке – я не знала, но, судя по тому, что мне говорил о Крисе Жо, это вполне можно было допустить. В том случае, если бы я поверила. Но я не поверила Жо. Напротив, я не сомневалась, что такие спокойные и в то же время страстные отношения у Криса могут быть только со мной. Мне казалось, он попался на крючок, угодил в капкан… нет, какие-то неудачные метафоры, они намекают на охотника и дичь…

я чувствовала, что он увлекся, влюбился, и то же самое происходило со мной. Я уже превратилась для него в одну-единственную, вышла из группы, отделилась от понятия «люди». Любовь – это выбор, а не отбор. Мы взаимно избрали друг друга и стали избранными.

Наши диалоги в Интернете сделались более интимными из-за разделившего нас расстояния. Крис рассказывал мне о своих планах на будущее и как будто приобщал меня к ним словами «вот посмотришь», «я тебе обязательно покажу». Я хвалила фотографии, которые он постил на своей странице. На фотографиях были индийские женщины – бедные, но улыбающиеся. Крис усердствовал еще больше, говорил, что в них столько достоинства, что он ими восхищается, что они «офигенные». Теперь наши послания заканчивались сердечками, звездочками, словами «думаю о тебе» и «чмоки-чмоки». В скобках замечу: я терпеть не могу это дурацкое выражение, «чмоки-чмоки», никогда его не употребляю и ненавижу, когда мне кто-то так пишет. В этом есть что-то детское, я «чмокала в щечки» своих сыновей, а от Криса мне нужны были поцелуи и объятия, намек на то, что он меня хочет. «Чмоки-чмоки» лишает мужчин мужественности, а женщин – женственности. Какой может быть секс после «чмоки-чмоки»? Но я не возражала в письмах к Крису, поскольку…

Что? Когда это я такое сказала? А, припоминаю. Не вижу тут никакого противоречия, и если что, я все-таки сумасшедшая. О'кей, я назвала себя ребенком. Но по сути, я искала мужчину, который увидит в ребенке женщину. Или ребенка в женщине?… Ой, вы меня совсем запутали. Короче, мы начали обмениваться нежными словечками в духе «чмоки-чмоки», и однажды я даже осмелилась на «скучаю» и «когда ты вернешься?». В ответ получила «тоже скучаю» и «очень скоро». Порой на новых снимках, появлявшихся на странице Криса, я замечала Жо где-нибудь на дальнем плане – он стоял, опираясь на доску для серфинга, или болтал с девицей, или голышом бежал к океану. Но его насмешливое лицо и загорелое красивое тело уже не вызывали во мне знакомой дрожи, я рассматривала снимки, стараясь хоть что-нибудь понять о том, как Жо и Крис там живут, и теперь причиной моих страданий был тот, кто держал в руках фотоаппарат, тот, кого не было в кадре. Крис стал для меня веселым и добрым альтер эго Жо, если хотите, той стороной личности Жо, которая любила и заслуживала любви, той, которой мне не хватало. Крис присылал в ЛС фотографии лотосов и ноготков, которые он собирал, думая обо мне. «Цветочек мой», – писал мне Крис. По-детски трогательные и милые сердечки в его посланиях, ласковые слова восполняли для меня то, чего у меня никогда не было или было, но самую чуточку и беспредельно давно – юность и нежность первой разделенной любви. Параллельно я продолжала читать лекции на факультете, растолковывала студентам Шекспира, Расина, Мадлен де Скюдери: «Любовь – это неизвестно что, которое возникает неизвестно откуда и неизвестно чем закончится». Ах, если б знать, чем все закончится! Ну вот теперь я знаю. А тогда, сидя перед экраном ноутбука, я переживала интригу – увлеченно и вовлеченно, без иронии и без малейшего понятия о том, что будет дальше. «Любила, боги, как же я любила и жаждала любимой быть»[18]18
  Цитата из трагедии Ж. Расина «Береника».


[Закрыть]. Я словно раздвоилась, да, были две разные «я»: полевой цветочек и цвет литературоведческой мысли.

О! Ваш предшественник тоже приводил мне этот аргумент. Даже не сомневаюсь, что у него все прекрасно складывалось со студентками, да и у меня самой полно коллег-мужчин, женившихся на своих аспирантках. Это стало нормой, вот только не для женщин-преподавателей. Профессиональная состоятельность, общественное признание, личностная харизма – все это здорово, но успех в университетском мире приносит женщинам уважение, а не любовь. Уважение, заслуженное лекциями или монографиями, – всего лишь жалкий суррогат страсти, которую они больше не могут ни в ком разжечь. Всеобщее восхищение нас убивает, разрубает пополам, как топор, отделяя душу от тела. Хочется заорать: «Вы разрываете меня на части!» – а голос куда-то подевался, нет голоса, пропал, ведь нас учили не кричать. Зато здесь мне покричать никто не запретит. А-а-а-а-а-а-а-а-а!

Да, полегчало. Впрочем, совсем чуть-чуть. Меня ведь никто не слышал.

Вы-то да, слышали. Но вам за это платят. Вам платят, чтобы все понимали: между вами и мной точно не любовь.

Откровенно говоря, не очень-то и хотелось.

До завтра.

Я? Да, я знала, как выглядит Крис. У него в профиле была фотография, он вообще не стеснялся выставлять себя на обозрение, даже гордился своей внешностью – и было чем. Хотя, конечно, глупо гордиться свойствами, которые не зависят от твоей воли. Я покажу вам его фотки, если хотите. В Фейсбуке вы их уже не найдете: наши с Крисом страницы давно не существуют, по понятной причине. Но я распечатала много его снимков и храню до сих пор. Еще я полюбовалась Крисом на видео, которое мне показывал Жо. Красивый парень, ничего не скажешь. Высокий, стройный, хорошо сложенный. Как Жо. Всегда ходил с трехдневной щетиной, придававшей ему немного бандитский вид – и очень сексуальный. Да, это банально, я знаю. Но мне нравятся внешние проявления мужского, брутального начала, я не тепличная барышня в кружевах, питаю симпатию к latin lovers[19]19
  Латиноамериканский любовник (англ.).


[Закрыть]. Крис постоянно изображал из себя мачо, к месту и не к месту упоминал о своем росте – метр восемьдесят четыре. Однажды спросил, какой рост у меня. Я соврала, занизив планку, и тут же получила от него фотографию, на которой он стоит рядом с ростомером и рукой показывает, где окажется моя макушка – где-то на уровне его плеча. Эта дурацкая подростковая манера хвастаться своими физическими данными немного раздражала, но, возможно, в ней был смысл? Помните тот ужасный эпизод из «Любви властелина»? Вы читали эту книгу? Какой же вы необразованный, Марк! Как вообще можно работать психологом, не ознакомившись с достижениями величайших знатоков человеческих душ и сердец? Уму непостижимо. Ладно, короче, Альбер Коэн придумал персонажа по имени Солаль – образцового самца, который уподобляет соперничество мужчин из-за женщин драке павианов. Павианы сражаются за самку, и в их сражениях побеждает, разумеется, сильнейший, а сильнейший – это самый крупный и самый зубастый. Если павиану не хватает десяти сантиметров роста или переднего зуба – всё, прощай, самка, не сбыться прекрасной истории любви! Коэн держит нас, женщин, за идиоток. Но чем лучше мужчины, позвольте спросить? Их влечение еще больше зависит от нашей внешности, от красоты.

Грустно это, если так подумать.

В конце концов я поступила как все – повелась на красоту. Красота стала причиной желания. Воздействие красоты абсолютно и непреложно на представителей обоих полов. Лично я никогда не понимала, почему проводят различие между женской и мужской красотой. Часто говорят: «Женщины гораздо красивее мужчин!» – и оба пола с этим соглашаются, таково общепринятое мнение, докса. А вот я так не считаю. С эстетической точки зрения женская грудь не прекраснее мужского мускулистого торса. Я с одинаковым удовольствием любуюсь красивыми мужчинами в метро, длинноногими легкоатлетами на стадионе и топ-моделями на обложках журналов. То есть любовалась.

О нет, здесь тоже есть кем полюбоваться, даже искать не надо – красота сама приходит ко мне, и доказательство тому – ваше присутствие, Марк. Не надо протестовать, я не издеваюсь: вы красивый, очень красивый мужчина. Еще здесь во дворе часто играет в баскетбол молодежь – наркоманы и суицидники на реабилитации, вы их видели, наверное. Мне этого вполне достаточно, чтобы утолить боль. Красота причиняет страдания, если некому вам ее подарить.

Номер телефона я получила раньше, чем отправила фотографию, да. Крис сразу мне его прислал, но я решилась позвонить лишь спустя несколько месяцев. В первый раз это было, кажется, в середине мая – он только вернулся из Гоа и сразу уехал в Лакано, вроде как монтировать сделанные в Индии видеозаписи и работать над фоторепортажем, но на самом деле ни фильм, ни репортаж так и не увидели свет, насколько мне известно. Я позвонила ему в приступе тоски, поздно вечером, отключив возможность определения своего номера. Сидела дома одна, дети на той неделе жили у отца, и мне необходимо было что-то реальное, настоящее. Крис ответил на звонок. Я услышала на дальнем плане оравшее радио или телевизор, но звук тут же приглушили, и Крис произнес: «Алло». Образ Жо, развалившегося на канапе, мелькнул в моем сознании и тотчас рассеялся, я сказала: «Крис, это я, Клер, поговори со мной». Он мгновенно включился в беседу – и это было чудесно, вот этот момент близости между нами. По голосу Криса я поняла, что он тоже почувствовал хрупкость момента. У него не было моего номера, у меня его – был, я могла исчезнуть, а он хотел, чтобы я осталась, стремился меня удержать. Все это я услышала в его голосе, который вдруг стал нежным, беспредельно ласковым, как будто он говорил с маленькой девочкой. Его голос меня оберегал, нес защиту, убаюкивал, давал понять, что я для него важнее всего на свете, – в нем не было и намека на тот резкий, желчный тон, которым Крис бросил мне: «Сдохни!» Он начал рассказывать о себе, о путешествии в Гоа, о людях, с которыми там познакомился, о работе, о мечте стать знаменитым фотографом; повторял, что искусство – это его жизнь; признался, что любит Guns N'Roses и Nirvana, а еще рэп, и рэгги, и танцевальную музыку. «Я уверен, ты обожаешь танцевать», – сказал он, чтобы завязать диалог, и я ответила: «Да». Это была правда – я всегда обожала танцевать, даже здесь мы по праздникам устраиваем танцульки. Вы придете, Марк? Вы, Марк, танцуете? В те дни, когда не пью лекарства, из меня получается отличная партнерша, вот увидите. Я, смеясь, призналась Крису, что напилась. И не соврала – действительно хорошенько приложилась к бутылке, сначала для того, чтобы побороть желание позвонить ему и перенестись из виртуальной реальности в телесную, ведь голос – порождение плоти, он многое может рассказать о теле, вы не замечали? А потом я выпила еще – уже для того, чтобы поддаться этому желанию, уступить, и мне удалось набрать номер, но меня так трясло, что я, наверное, казалась пьянее, чем была, и приходилось подбирать слова с большой осторожностью – я боялась себя выдать, думала, что голос выявит мою истинную личность. «Мне нравится твой голос, – промурлыкал Крис. – Сколько тебе лет на самом деле?» Я замычала что-то невнятное, сердце пустилось в галоп – неужели я все испортила этим телефонным звонком?! Меня охватила паника, никак не вспоминалась дата рождения, которую я указала на фальшивой странице в Фейсбуке. К счастью, Крис продолжил: «Правда, что ли, двадцать четыре?» – «Да, – выдохнула я. – Скоро двадцать пять». Он засмеялся, услышав это уточнение. «А по голосу я бы сказал, что ты молоденькая, ну, то есть еще моложе. У тебя девичий голосок. Надеюсь, ты совершеннолетняя? – Он осекся, испугавшись, что это слишком смелая шутка, с сексуальным подтекстом, и быстро добавил: – Чудесный тембр, я без ума от твоего голоса». Крис ошибся. Конечно, он ошибся, вы можете мне сказать, что у него ни капли интуиции, он облажался, попал пальцем в небо, но для меня не было никакой ошибки – Крис уловил то состояние, в котором я и находилась: состояние юношеской влюбленности. Я была юной, я стала юной, потому что такой он хотел меня видеть, вот и все. У Лакана[20]20
  Лакан Жак (1901–1981) – французский философ и психиатр, основоположник структурного психоанализа.


[Закрыть] об этом есть кое-что любопытное. Ваш предшественник дал мне почитать его статью, и я оставила ее себе, только задевала куда-то, надо бы найти. В общем, Лакан говорит, что любовь всегда взаимонаправлена. Не в том смысле, что вы всегда можете рассчитывать на взаимность со стороны того, кого полюбили, – увы, это было бы слишком прекрасно, – нет, имеется в виду, что любовь возникает не случайно, выбранный вами объект независимо от своей воли уже вовлечен, затронут вашей любовью, он – принимающая сторона или, если хотите, захваченная территория, «Я люблю именно его, а не другого», поэтому стать причиной чьей-то любви – это вам не пустяк, любовь сама по себе создает связь между людьми, она не может нести нулевой результат. Мне нравится эта идея о том, что человек в ответе за любовь, которую он кому-то внушает, то есть в каком-то смысле, даже не отвечая взаимностью напрямую, мы отвечаем неосознанно. Векторы нашего с Крисом движения пересеклись, вернее даже, наложились один на другой. И когда я в конце концов отправила ему в «личку» фотографию Ка… э-э-э, какой-то прекрасной брюнетки, у меня не было ощущения, что совершается обман, ведь Крис уже любил меня – мой голос, мои слова, мой образ мыслей, мое чувство юмора, он говорил мне об этом, постоянно повторял. К тому же вы сами сказали: меня можно назвать красивой. Да, блондинка, да, старше, чем хотелось бы, но тоже вполне привлекательная. Так в чем же обман? Признаюсь, однажды я с ужасом задумалась: а вдруг ему нужна женщина, которая станет матерью его детей? Это единственный момент во всей истории, когда я почувствовала неловкость: что, если Крис мечтает стать отцом и хочет создать семью? Ему все-таки тридцать шесть – может, пора? Пришлось аккуратно прощупать почву. В переписке я упомянула, что он часто фотографирует детей, Крис ответил: «Да, дети такие хорошенькие». Стало ясно, что он пишет это лишь для того, чтобы сделать мне приятное, потому что думает, будто я люблю детей и мечтаю о собственных. И я тут же призналась, что не могу иметь детей. Это была правда, пусть я и привела выдуманную причину – какую-то наследственную болезнь, уже не помню. Крис сразу начал меня утешать, написал, что женщина может быть счастлива и без детей: «И потом, если хочешь, можно же и усыновить ребенка. Я отвезу тебя в Индию. – Он добавил подмигивающий смайлик. – Ты видела на фотках, какая там клевая малышня, и все такие веселые, несмотря на нищету».

Что? Ну я ведь вам уже говорила! Я отправила Крису снимок, взятый наудачу в Гугле, – красивая брюнетка в солнечный день стоит на балконе, опираясь на перила, футболка с V-образным вырезом туго обтягивает грудь, но в целом вид очень пристойный.

Как это? Почему не верите? С чего вы взяли, что я вру? Потому что я не смогла найти эту фотографию, чтобы показать вашему коллеге? Я искала, но прошло-то уже два с лишним года… целых три, она затерялась, Гугл часто обновляется, в Сеть каждый день выкладываются тонны снимков. Да и не важно это совершенно, зачем она вам?

Чутье подсказывает? Ну, приехали! Слушайте, я устала. Давайте на сегодня закончим, а?

Добрый день. Потрясающе выглядите. Синий цвет вам очень идет. Я позволила себе комплимент, потому что здесь можно говорить что угодно, это ни к чему не обязывает. Вы ослепительно прекрасны. Решили отпустить бородку? Ладно, так на чем мы вчера остановились?

Да вы упрямец! Ну надо же, какой настойчивый. Говорю ведь, ничего важного в этом нет – просто фотография красивой брюнетки, выхваченная наугад. Обычный фейк, каких в социальных сетях пруд пруди. Наживка, приманка, блесна.

Ну хорошо, это все-таки важно, потому что Крис на ней зациклился, голову потерял из-за какой-то картинки, повис на блесне жабрами наружу. Была не права, сожалею. Что мне еще сделать – сто раз прочитать покаянную молитву? Думаете, я мало наревелась? Думаете, совесть меня не загрызла?

Если хотите знать, я ненавижу все эти уловки, к которым женщины вынуждены прибегать, чтобы выглядеть привлекательно для мужчин. Конечно, я тоже этим занимаюсь, вопреки собственной воле, и всегда занималась, с самой ранней юности – в первых рядах бежала покупать кремы по двести евро, дорогущие платья, декольте всякие, как моя мать; делала эпиляцию в салонах – чертовски больно, между прочим! – а в пятнадцать лет на свою первую зарплату бебиситтера, помню, даже затоварилась антицеллюлитным гелем и намазала им ляжки, потому что мой парень сказал, что они жирные. Нет, что меня на самом деле приводит в ужас, отчего хочется заорать «Ой, мамочки!», так это оттого, что такие фокусы реально срабатывают. Только они и срабатывают. Каждый раз, замечая, что какой-нибудь мужчина окидывает оценивающим взглядом мою фигуру в облегающем костюме и таращится на мою задницу, прежде чем подойти и заговорить со мной, я чувствовала одновременно удовлетворение и бесконечную грусть. Мне хотелось, чтобы меня любили ради меня самой, понимаете? Без всех этих фитнесов, модных шмоток и помады. Чтобы видели меня, а не искусственно созданный объект, соответствующий чьим-то ожиданиям. Помню, однажды коллега пригласил меня позавтракать. Он был толстый и некрасивый, мы болтали о делах на факультете, о курсах лекций, и вдруг в разгар беседы он уставился на меня и говорит так с упреком: «Почему вы не пользуетесь помадой?» Да потому что не хочу выставлять себя на продажу, выкладывать свои прелести на рыночный прилавок! Женщин продают на рынке, на рынке продают женщин… Избыточный сексуальный спрос на щедрое сексуальное предложение. Быть сексуальной, быть…

Разве не предполагается, что вы должны внимательно слушать пациента? Почему вы меня все время перебиваете? И почему вы, кстати, не сделали стойку на слова «как моя мать» и «ой, мамочки»? Могли бы вспомнить в этом контексте упоминание о том, что я – ребенок. Это вас не заинтересовало, нет? Моя игра в слова не кажется вам прикольной? Ах, она мешает вам внимательно слушать? Ладно, черт возьми, раз уж вы так настаиваете, я скажу, где взяла ту фотографию, мне уже на все наплевать. Это была фотография моей племянницы Кати. Ну, довольны? Будто вам есть до этого дело…

Катя была брюнеткой, очень красивой, а Крис как раз предпочитал красивых брюнеток, вот почему! Какой же вы зануда…

Я говорю в прошедшем времени, потому что… потому что все это уже в прошлом. Что еще вы хотите от меня услышать? Какая вам разница, где она сейчас? При чем тут это, в конце концов? Вы что, тоже на ней зациклились? Нет, она ничего не знала. Да, я уверена. Абсолютно уверена, да!

Потому что ее больше нет. Да, Катя умерла. И что это меняет? Она уже была мертва, когда я воспользовалась ее фотографией. Нет, я ее не убивала, если вас это беспокоит. Вы хотите, чтобы я призналась во всех преступлениях на планете? Так, мне пора, у меня литературный кружок, занятие начинается. Пока!

Не знаю. Может быть, потому, что я хотела, чтобы ее жизнь продолжалась. Когда Катя умерла, я вместе со всеми ее вещами получила компьютер, но так и не смогла войти на ее страницу в Фейсбуке, чтобы заблокировать аккаунт, потому что не нашла пароль и не у кого было спросить. Так что Катина страница существует до сих пор, спустя столько лет после ее смерти. Если вы наберете в поиске фамилию (но я вам ее не назову; впрочем, Катя использовала вымышленный ник), откроется профиль с фотографией в солнцезащитных очках и неоново-желтой надписью ELSEWHERE…[21]21
  Где-то там (англ.).


[Закрыть] нет, это не та фотография, а профессиональная, как для обложки журнала… И если вы числитесь в ее списке френдов, как я, сможете прочитать последний пост, что-то совсем незначительное, написанное за две недели до смерти, и несколько посланий от ее друзей – скорее, коллег, – которые, так сказать, выражают посмертные соболезнования у Катиной «стены плача», делятся скорбью, а вернее, новостью. Просто делятся новостью о ее смерти. Интересно, как такие страницы называют на фейсбучном жаргоне? Не фейки, нет. Наверное, госты, от слова ghost. Фантом – вот во что она превратилась. Дважды виртуальная женщина – мертвая и навсегда оставшаяся в лимбе Интернета. Да, определенно, я хотела, чтобы ее жизнь продолжалась, чтобы она нашла любовь, которой у нее никогда не было, – я имею в виду любовь мужчины, – чтобы ее красота тронула чье-нибудь сердце. Мы похожи, вернее, были похожи чуть-чуть: она же моя племянница, дочь брата. Катя продолжала жить во мне, если хотите, благодаря той фотографии. И Крис любил ее во мне. Кому от этого было плохо?

Она покончила с собой.

Я не знаю. Так и не выяснилось. Ей было двадцать восемь лет. Катин отец – мой брат – умер за три года до этого от последствий дорожной аварии. Его жена погибла на месте, и наша старшая сестра тоже, она была с ними в машине. Брат три недели пролежал в больнице. Все думали, дело идет на поправку, он вышел из комы, а потом… Я успела пообещать ему, что позабочусь о его дочери. Кате тогда уже исполнилось двадцать пять – не ребенок, конечно, но она была такая хрупкая, беззащитная, имела склонность к депрессиям, много пила, легко поддавалась чужому влиянию, а при такой красоте… Смерть родителей только усугубила ситуацию. Вскоре Катя потеряла работу – она была бухгалтером, сходила с ума от скуки, наверное, – и я, чтобы выполнить данное брату обещание, предложила ей переехать к нам на время, пока не придет в себя. Тогда я еще не развелась, мы жили всей семьей в окрестностях Руана. Последние Катины фотографии сделаны у нас в саду. Это я их сделала и позднее одну отправила Крису.

Честно говоря, я не слишком хорошо ее знала. Мой брат долгое время жил за границей, мы редко виделись. С племянницей я попыталась сблизиться только после смерти ее родителей, но она всегда была замкнутой и сохраняла дистанцию, по крайней мере со мной… Катя была единственным ребенком в семье, выросла одиночкой и чувствовала себя самодостаточной. Она не слишком полагалась на друзей, никому не соглашалась довериться и никогда не приглашала гостей в наш дом – возможно, не хотела нам мешать, но в любом случае у нее было не слишком много знакомых в нашем захолустье. Большую часть времени Катя проводила в Интернете – тогда как раз входил в моду Фейсбук, насколько мне помнится. Сама я в ту пору считала это дурацким развлечением и понятия не имела, как работают социальные сети. Катя часами сидела за компом, а я злилась на нее, потому что она подавала дурной пример моим детям, которые были еще совсем маленькими, – я полагала своим долгом оградить их от пристрастия к видеоиграм и прочим глупостям. Оторвавшись от монитора, Катя загорала в саду, играла в пинг-понг с моим мужем или ходила на репетиции его спектаклей. Он давал ей крошечные роли в массовке – чтобы вытащить ее из депрессии, по его словам. Они быстро поладили, муж говорил, ей нужен кто-нибудь, кто заменит отца.

Катя уехала… она уехала, потому что так надо было. А что? Не могла же она остаться у нас ad vitam aeternam![22]22
  На веки вечные (лат.).


[Закрыть] Я нашла ей непыльную работу помощником бухгалтера в химчистке, в Родезе. Как нашла? Прочесала вдоль и поперек сайт вакансий, потому что сама она не хотела этим заниматься. Еще бабушка моя говаривала: «Ищущий да обрящет – что работу, что мужа». Кате, разумеется, не очень-то хотелось уезжать – у нас ей было хорошо. Но я подумала, мой покойный брат и его жена не одобрили бы, что в таком возрасте их дочь бездельничает. Я считала, что поступаю правильно. Вероятно, ошиблась. Я помогла Кате перебраться в Родез. Она вышла на работу. Получала не слишком много, но на жизнь хватало, и все у нее вроде бы стало налаживаться. Она ничего не рассказывала о своем начальнике, когда мы общались по телефону, но и не жаловалась никогда, поэтому мне казалось, что с ней все в порядке. Не могла же я догадаться, понимаете? Так и не выяснилось, что на самом деле случилось. В полиции не стали проводить расследование, поскольку сразу пришли к выводу, что это самоубийство. Не убийство и не несчастный случай. Суицид.

Почему? Ну, во-первых, дверь ее квартиры была заперта изнутри. Во-вторых, не обнаружилось никаких следов борьбы. Прощальной записки, правда, тоже не обнаружилось, зато была бутылка с остатками джина. Но главное, вскрытие показало, что у нее нет переломов запястий. Оказывается, когда человек падает с большой высоты случайно или потому, что его толкнули, он рефлекторно выставляет руки перед собой – даже если понимает, что это не поможет при падении с пятого этажа, – и в итоге ломает кости запястий. Самоубийцы так не делают… Вспомнила анекдот про человека, который летит вниз с двадцать пятого этажа. Летит он, в общем, и на каждом этаже приговаривает: «Пока что все идет неплохо». Знаете, да? Погодите, у меня есть еще смешнее. Про женщину. Женщина падает с двадцать пятого этажа. На балконе двадцатого ее ловит мужик и спрашивает: «Потрахаемся?» Она говорит: «Нет!» – и он ее отпускает. На пятнадцатом женщину ловит второй мужик и спрашивает: «Отсосешь?» – «Нет!» – кричит она, и он ее отправляет дальше в полет. Долетает она до второго этажа, а там третий мужик. «Потрахаемся! Отсосу!» – быстро говорит она. «Шлюха!» – орет мужик и выбрасывает ее в пустоту.

Ну, не смеетесь, и ладно. А я вот люблю анекдоты, особенно черный юмор. Пуританин вы. Жаль. Собственно, я к чему это рассказала? Мораль истории в том, что женщина так и не смогла найти мужчину, который принял бы ее такой, какая она была.

Когда меня впустили в Катину квартиру, там уже закончился обыск; эксперты не нашли ничего подозрительного. На работе сказали, Катя была милая, но не слишком общительная, все думали, она ни с кем не встречается, хотя признавали ее очень красивой. Говорили, она была то ли рассеянной, то ли мечтательной, часто сидела, подолгу глядя в окно.

В ее однокомнатной квартирке было мало вещей; я нашла несколько папок с деловыми бумагами, какие-то счета – все перерыла в поисках хоть малейших свидетельств о ее личной жизни за восемь месяцев в Родезе. Ничего. Мне отдали ее мобильный телефон – и от него тоже не было никакого толку. В списке контактов – только коллеги, парикмахер, банк и мы. Еще покойные родители, Катя их не удалила. Был один номер без имени, я его набрала – механический голос ответил, что он не зарегистрирован в Сети. Я надеялась, что из Катиного компьютера удастся вытрясти больше информации, но ее электронная почта мне ничего не дала – там вообще не осталось частной переписки, а если она и была, Катя, наверное, выбросила все в корзину, перед тем как сама выбросилась из окна. Ее жизнь – двадцать восемь лет жизни – казалась пустой и гладкой, единственной пробоиной на этом ровном пути была гибель родителей: Катя сохранила все газетные статьи, касавшиеся той аварии. Но меня насторожила реклама в ее браузере и файлы «куки» – ну, знаете, с помощью которых за нами постоянно шпионят рекламодатели. Так вот, в браузере было много рекламных постеров от сайтов знакомств – «Меетика» и прочих. Катя наверняка зарегистрировалась на каком-то из них, я попыталась его найти, но без ее логина и пароля это было бесполезно. Тогда я пошла в полицию и попросила провести киберрасследование, вычислить и взломать все ее профили. Мне отказали. Полицейские не увидели повода для такого грубого вторжения в частную жизнь – мертвые тоже имеют право на уважение, сказали мне, ведь состава преступления нет. «А если какая-нибудь сволочь на сайте знакомств довела ее до самоубийства?! – закричала я. – Это что, не преступление?!»

Это не преступление?!

Не преступление?

А вот и нет. Ничего незаконного. Или нужно доказать факт психологического давления, найти свидетельства злого умысла. И тогда другой вопрос: а у меня самой, к примеру, не было ли злого умысла? Еще полицейские мне объяснили, что самоубийство – это необязательно хорошо обдуманный и заранее подготовленный поступок, у него даже не всегда бывает конкретная причина. Поэтому никто не замечал, что с Катей что-то не так, и поэтому нет прощального письма. Она могла открыть окно, потому что было душно и ей захотелось подышать свежим воздухом, а потом внезапный душевный порыв толкнул ее за подоконник. В психиатрии это называется «раптус». Ушла не попрощавшись. Просто увидела возможность положить конец заботам, страхам, тоске, беспросветному существованию, а может, приступу хандры, вот и все. Но я в это не верю. Я думаю, она познакомилась с кем-то на «Меетике» или в Фейсбуке – мало ли где? И он оказался психом или мерзавцем, заставил ее так страдать, что оставалось только умереть. Может, она тоже услышала: «Сдохни!» И вот. Умерла по приказу. Люди не умирают, их убивают[23]23
  Фраза «Люди не умирают, их убивают» – лейтмотив художественного фильма, название которого я забыла. (Примеч. автора.).


[Закрыть]. Я убиваю, меня убивают. Таков естественный порядок вещей – приходится убивать и быть убитой. Никуда не денешься.