Текст книги "Белый олень"

5. Охота

Мы неслись через Пермафрост сломя голову по серебристой сверкавшей тропинке, отмечавшей путь белого оленя. Другие дорожки пересекались и расходились тонкой паутиной по бесплодным землям, однако лишь наша мерцавшая путеводная нить имела значение. Она блестела, словно освещенная солнечными лучами.

Каждое живое существо обладает собственной энергетикой, и наша цель не была исключением. Теперь, когда я впитала в себя силы убитого молодого гоблина, следы, оставленные аурами животных, казались мне ясными как день. Они парили в воздухе, будто туманная дымка, и окутывали живых созданий, переливаясь всеми оттенками. Пустынная тишина Пермафроста внезапно окрасилась и наполнилась смыслами, которые я не замечала ранее. Люди не способны принимать в себя силы убитой жертвы, это исключительно способность гоблинов.

После времени, проведенного взаперти внутри дворца, скакать по бодрившему морозцу под лучами бледно-желтого солнца было невероятно приятно. Несмотря на скелетоподобные ветки леса, покрытые инеем опавшие листья и сухую траву, жизнь была повсюду, и стук копыт казался биением древнего сердца.

Моя связь со Страхом наполняла меня радостью. Жеребец тоже упивался наслаждением от езды по лесу. Бежать вперед, быть диким, быть свободным – все, чего он желал.

Но мы не были свободными. Пока, во всяком случае.

Скакун ощутил мои сомнения, но не придал им значения. Ему было достаточно нестись по пересеченной местности. Само собой, животное не могло считаться полноценным сообщником в осуществлении побега. Усилием воли я подавила неуверенность. На уме и без того было достаточно проблем, и я была сыта ими по горло. Если слишком пристально рассматривать их, на поверхность могли всплыть воспоминания об убитом мной гоблине и шипевшей на кончиках пальцев силе, а мне совсем не хотелось с этим разбираться. Если я собираюсь сбежать от этих монстров, то не должна позволять себе расслабиться ни на секунду и уж тем более допустить хоть малейшее сомнение в правильности своих поступков.

Когда мы остановились на ночевку, вокруг по-прежнему были земли Пермафроста, и дыхание вырывалось облачками пара в морозном воздухе. Глубоко вдохнув, я позволила заполнить легкие холоду, который обжег меня изнутри, как язык пламени.

Я спешилась. Страх побрел по поляне, выискивая что-то съедобное, и в конце концов принялся щипать острую сухую траву, островками выглядывавшую из-под наледи. Я не стала стреноживать коня, каким-то образом ощущая, что тот далеко от меня не уйдет, и краем глаза заметила: Сорен и остальные поступили так же. Подозрительно оглядев злобного барса, я с облегчением поняла, что хозяйка все же привязала его к дереву. Как-никак он был хищником. Нападать на Эльвиру или ее союзников кот, может, и не станет благодаря связующим приказам, а вот лошадей мы могли и недосчитаться.

На мое плечо без разрешения опустилась рука в перчатке, и я дернулась, чтобы ее сбросить. Вся радость, которую подарила скачка на Страхе, вытекла из меня.

– Хорошо прокатилась? – спросил Сорен.

– Не думаю, что тебе захочется услышать мой честный ответ.

– Тебе не понравилось? – Он удивленно вскинул брови.

– Мне было приятнее, пока ты со мной не заговорил, – пожевав губу, отозвалась я наконец.

В глотке Сорена родилось рычание, он нахмурился, но до того, как успел сказать хоть что-то, за спиной раздался голос Эльвиры:

– Мне кажется, это место не слишком-то подходит для стоянки на ночь.

– Сгодится, – безразлично отмахнулся мой хозяин. Он слегка сместился к собеседнице, но взгляд оставался по-прежнему прикован к моему лицу. Я демонстративно отвернулась. – Нужно определить очередность несения вахты.

– Не доверяешь нам? – промурлыкала Хелка.

– Нет, – спокойно ответил Сорен.

Вместо того чтобы оскорбиться, Эльвира расхохоталась. У меня встали волосы дыбом: смех был больше похож на визг со звеневшим призвуком, а фальшивую ноту мог различить даже ребенок. Затем ухмылявшаяся гоблинша указала на меня пальцем:

– Ты, рабыня, отправляйся на охоту. Рекке, иди с ней.

Меня охватил гнев, рука сама собой потянулась к топору на поясе, а рот приоткрылся для язвительного ответа: она не имела никакого права давать мне приказы. Я ей не принадлежала. Однако Сорен меня опередил.

– Не называй ее так, – резко велел он. – У тебя нет над ней власти.

Его невысказанные слова так и повисли в воздухе: «Мы не собираемся поступать по-твоему и подчиняться». Насколько я знала, Эльвира была самой старшей в нашей группе, может быть, ей насчитывалось около тысячи лет, и обычно это означало огромную разницу в ее отношении к людям в целом и рабам в частности.

Молодые гоблины, ровесники Сорена, чаще всего обладали гибким разумом и социальной терпимостью, понимая, что нуждаются в здоровых и крепких прислужниках, чтобы выполнять ту работу, на которую они сами не способны. Старшее же поколение считало людей своей собственностью по праву рождения. Я устремила прямой взгляд на Эльвиру.

– Я не принимаю от тебя приказы. – Она запросто могла разорвать меня на куски, но я решила не дать ей запугать себя. – Какие поручения будут, хозяин? – Ярость так и кипела во мне, но спокойное выражение сиреневых глаз Сорена подсказало мне, что в драку вступать не стоит.

– Отправляйся на охоту, Яннеке.

Коротко кивнув, я махнула рукой Рекке, которая повернулась к старшей родственнице за подтверждением и только потом неохотно побрела к лошади. Мой собственный лук висел у меня на плече, остальные тоже не расставались с оружием, однако брюнетка оставила свой колчан со стрелами притороченным к седлу, что было невероятно глупым поступком. Наверняка один из таких небрежных жестов и станет причиной ее гибели, но мне-то что за дело?

Моя напарница по неволе подошла, и я принялась высматривать признаки присутствия мелких животных в скудном подлеске.

Я всегда была отличным следопытом. Отец позаботился об этом и гордился моими навыками, пока готовил младшую дочь занять место наследника. Мы частенько устраивали соревнование среди деревенских жителей, которое заключалось в выслеживании друг друга в лесу в самый темный час ночи. Те, кто не участвовал, делали ставки на охотников, заключая пари, кто совершит больше всех «убийств» и кто продержится незамеченным дольше остальных. К раздражению мужчин, я всегда выходила победителем. Становиться невидимкой, растворяться среди леса и сливаться со средой у меня получалось лучше всего.

Я легкими шагами кралась по перелеску, почти не производя шума, ощущая присутствие Рекке позади. Она не издавала ни звука, но я чувствовала исходившие от нее волны охотничьего азарта, который, как я надеялась, был направлен не на меня.

По мере приближения к источнику энергии в кончиках пальцев начало покалывать. Источник был совсем небольшим, что явно означало безобидное животное, однако я все равно ощущала, как его жизненные силы прокатываются через тело ледяной волной. Стоило мне впитать мощь гоблина, как нечеловеческие чувства обострились. Никогда раньше следы добычи на земле не казались такими отчетливыми, да и энергия других всегда оставалась абстрактным понятием. Теперь же я практически могла к ней прикоснуться, изменить по своему желанию. С ужасом я потянулась к железному гвоздю и облегченно выдохнула, не ощутив ожога. Все в порядке. Я не превратилась в гоблина. Пока что.

Внезапно я услышала шуршание в траве и пронзила кролика еще до того, как увидела цель. Я подняла добычу, вытащила стрелу из тушки и подвесила ее к ремню. Один есть, нужно же намного больше. Гоблины ненасытны.

Олень подошел бы на ужин гораздо больше, но в этих бесплодных землях легче обнаружить единорога. Голые деревья и чахлая растительность едва ли могли прокормить большое животное.

Рекке не скрывала восхищения моими охотничьими навыками.

– Ничего себе! Ты отлично управляешься с луком!

– Как для человека? – подсказала я продолжение едким тоном. Если ее вырастила Эльвира, то запросто могла привить свое отношение к людям. Однако собеседница удивленно посмотрела на меня и помотала головой:

– Нет, я имела в виду вообще. Мастерское владение луком!

Я обернулась и смерила ее внимательным взглядом, ошеломленная полученной похвалой. Она прозвучала совершенно искренне и, казалось, не несла в себе двойного значения, как почти все слова гоблинов. Похоже, моя напарница была совсем молоденькой. Сердце пронзил укол сочувствия. Что такая юная девушка забыла в компании Эльвиры? Почему решила отправиться на Охоту, когда сил в ней едва хватало, чтобы участвовать в преследовании? Я потянулась своими новообретенными чувствами и увидела лишь легкую фиолетовую дымку, которую запросто можно было сломить. Вероятно, Эльвира захватила с собой племянницу, чтобы убить и пополнить запасы энергии.

Эта мысль сгустилась вокруг меня, словно тяжелое грозовое облако. Для гоблинов не только было простительно избавляться от соперников, это даже поощрялось. Сорен убил отца и занял его место, а до того подобным образом тот поступил со своим отцом, и так далее. Однако сама идея, что безобидная девушка погибнет лишь из-за угрозы, которую может представлять в далеком будущем, тяжким грузом легла мне на сердце. Вот только она была не девушкой. А гоблином. Нельзя считать ее кем-то иным. Убедить себя в злобной натуре напарницы было бы куда проще, если бы та не смотрела на меня широко распахнутыми восхищенными глазами.

– Цель была легкой, – пояснила я, вытирая кровь со стрелы и стараясь не придавать особого значения своим порывам. – Хочешь в следующий раз попробовать сама?

Она горячо кивнула, однако когда появился следующий кролик, промахнулась и попала в ствол дерева. Я многозначительно приподняла бровь, наблюдая за убегавшей добычей, затем потянулась к топору и метнула его. Сделав три оборота в воздухе, оружие вонзилось в шкуру зверька. Сердце быстро билось от прилива адреналина.

Рекке только разочарованно топнула.

– Я не слишком-то хороший стрелок. Метать ножи получается лучше, но ими сложнее убить животное. И потом, их лезвия смазаны ядом, так что есть добычу было бы нельзя.

Нужно будет рассказать об этом Сорену на случай, если у него дойдет до рукопашной схватки с Рекке. Отравленные метательные ножи. Лидиан тоже наносил яд на свое копье, а гоблинские снадобья были настолько изощренными, что умирать от них можно было часами, испытывая при этом невыносимые мучения.

Я вытащила топор из тушки и повесила на ремень, не вытерев с лезвия кровь. Горячая влага заливала кожаные штаны на бедре, но меня это ни капли не волновало.

Рекке стояла на месте, склонив голову и выглядя такой расстроенной, что у меня сжалось сердце.

– Я могла бы научить тебя стрелять, если ты захочешь. – Слова слетели с губ прежде, чем я успела хорошенько все обдумать. Девушка выглядела такой ранимой, такой человечной, что душа потянулась ее утешить, хотя разумом я понимала: делать этого не стоило. Этот ребенок – нет, отпрыск гоблина – не мог стать моим другом, никогда.

Она напряглась, стараясь определить, не будет ли принятие предложения автоматически означать признание слабости и не нанесла ли я подобным высказыванием оскорбления. Приняв решение, Рекке кивнула:

– Это было бы замечательно. Только не рассказывай Эльвире и Хелке, пожалуйста. Они и без того считают меня бесполезной.

– Разумеется. Идем, не стоит забредать далеко от лагеря. Может, удастся подстрелить еще одного кролика на обратном пути, – произнесла я, поворачивая обратно. Всю дорогу девушка радостно щебетала, но ее слова влетали мне в одно ухо и тут же вылетали из другого. Пружинистая походка и возбужденное сияние золотистых глаз говорили о том, что мое дружеское расположение было приятно спутнице. Но она являлась гоблином. И не могла быть мне другом. Я должна испытывать к этому существу только ненависть. Но чем больше я пыталась возненавидеть девушку, тем сильнее она мне нравилась.

В том месте, где должна была находиться одна из грудей, появилась ноющая боль. Помни, кто они такие. Они не твои друзья или союзники. Эти монстры – безжалостные убийцы, которые желают лишь твоей смерти либо превращения в одну из них. Эти слова прозвучали в сознании голосом отца, по крайней мере таким, каким я его помнила.

– Не верится, что тебя считают бесполезной, – прервала я очередную фразу собеседницы, стараясь говорить мягким тоном. – В конце концов, тебя позвали принять участие в Охоте.

– Лишь потому, что наследницей моего отца являюсь я, а не она, – фыркнула Рекке. – Если бы я не была такой молодой, то правила бы от собственного имени, но пока что Эльвира является регентом. Власть ей нравится, и она хочет избавиться от соперницы.

Какое-то время мы шли молча, спутница ступала за мной след в след по узкой тропе.

– Она могла бы убить тебя сама или приказать кому-то из приближенных, если бы желала тебе смерти.

– Мой отец – ее брат – перед смертью наложил связующее проклятие. – Рекке покачала головой. – Он был старшим в семье и носил титул лорда, а потому тетя убила его, чтобы получить титул. Но он успел наложить чары, которые не позволяют расправиться со мной ни мечом, ни словом. Поэтому, несмотря на формальный статус правителя поместья, Эливира не могла организовать на меня покушение. Думаю, Охота – самый верный для нее способ. – Девушка вздохнула. – Я скучаю по отцу. Он был хорошим. Научил меня всему. А еще мы играли во дворе, когда он не был занят.

– Мы тоже играли с отцом, – прошептала я. Тупая боль вернулась. Я так давно ни с кем о нем не говорила… И уж тем более с кем-то, кто даже не являлся человеком.

– В какие игры? – поинтересовалась Рекке.

Мне пришлось напрячь память, чтобы ответить.

– Когда я была совсем маленькой, он брал монетку или кусочек сладкого и прятал их в обуви. Сестер у меня было целых шесть, так что башмаков было много. Я угадывала, в котором из них находится спрятанное, и если оказывалась права, то могла оставить находку себе. Как только я подросла, мы в основном соревновались на охоте и тренировались обращению с оружием.

– Какие странные игры, – рассмеялась собеседница. – Но мне нравится. А у нас рядом с поместьем было озеро, и мы соревновались, кто больше наловит лягушек. Эльвира приказала засыпать его после смерти отца. А еще она велела освободить мою комнату, что говорит: она не планирует, чтобы я вернулась с Охоты живой.

Обида в голосе девушки была очевидной. Вероятно, даже такие монстры по-своему любили родных. Вероятно, понимание, что тебя ведут к верной гибели, так же болезненно, как и угон в плен. Я встряхнулась. Попытки вложить в поступки гоблинов человеческие эмоции делали ситуацию только хуже. Нужно быть сильной, чтобы не чувствовать жалости, не заводить никаких отношений, даже если часть меня стремилась протянуть руку и пожать плечо Рекке.

Вновь оказаться в лагере среди гоблинов оказалось настоящим облегчением. Я швырнула тушки двух кроликов под ноги Сорену. Он удивленно посмотрел на них.

– И это все?

– Больше никого не нашли. Это мертвые земли, если помнишь.

– Моя память остра как никогда, – фыркнул он.

– Одного из них убила ты, правда ведь? – повернулась Эльвира к племяннице.

– Ну… – нерешительно пробормотала та. – Я… – Ее лицо исказилось от унижения, свет в глазах, так ярко сверкавший во время нашей беседы, померк.

– Очевидно, нет, – прошипела Хелка, злобно косясь на Рекке. – Даже из подстилки Сорена охотница лучше.

– Не смей называть меня так! – резко оборвала ее я, в ушах застучала кровь. – Я никому не служу подстилкой! – За моей спиной вторило рычание Сорена.

– Простите, – ухмыльнулась красноволосая приближенная Эльвиры, обнажая острые зубы. – Я забыла, ты же подстилка Лидиана.

– Хелка, – угрожающе предупредила я, чувствуя, как закипает гнев. Как и в случае с ее повелительницей, необходимо было дать ей понять, что я не боюсь и что нельзя меня оскорблять. Однако если она продолжит бросаться обвинениями, я могу просто взорваться. Мысль, что этой твари известно, как со мной поступил Лидиан, доводила до белого каления.

– Что? Он же действительно отымел тебя до полусмерти, или я не права? Даже удивительно, что ты в состоянии не только стоять, но даже ходить. И конечно, он неплохо поработал над твоими грудями. Хотя с одной из них чуть перестарался, похоже. – Голос Хелки стал злобным.

Утробное рычание Сорена перешло в полноценный рык. Насилие было обычной практикой среди гоблинов, особенно старшего поколения, чтобы выразить доминирующее положение, продемонстрировать силу и власть. В моей душе кипела ярость.

– Ему нравилось ровно до того момента, пока я не вонзила железо ему в ногу, как недавно в плечо. – Я сделала шаг вперед, но, несмотря на показную уверенность, земля так и норовила уйти из-под ног. Не думай об этом. Не вспоминай. Образ Лидиана, глубоко погрузившего когти в мое тело, так и встал перед глазами.

«Почему ты не слушаешь меня? Почему ты никогда не слушаешь?! – Он повторял это снова и снова, пока не начинал брызгать пеной, которая собиралась у него на подбородке и капала мне на лицо. – Что с тобой не так? Ты что, не понимаешь? Не видишь, что я стараюсь тебя спасти?! Отвечай мне! – бормотал он снова и снова, терзая меня и пользуясь моим телом, бредя как сумасшедший. – Что произойдет, когда он выпустит из зубов свой хвост?»

– Мне просто не нравится, что человек в команде замедляет наше продвижение. – Хелка шагнула ко мне и склонилась, чтобы прошептать на ухо: – И я знаю, как ты поступила с Алексеем.

Я действовала не размышляя. Красная пелена заволокла глаза, и рука сама метнулась в лицо противнице. По поляне разнеслось эхо пощечины, отражаясь от голых стволов. По щеке Хелки потекла кровь из царапин, которые оставили мои ногти. Время словно замерло, шевелились только раскачивавшиеся на ветру ветви деревьев. Затем гоблинша бросилась на меня. Я уклонилась от одного ее удара, потом от другого. В горле нарастал рык. Топор соперницы мелькал так быстро, что у меня не получалось провести контратаку. Однако я проворно избегала выпадов, пока не улучила момент перехватить древко занесенного оружия, одновременно пиная ее в бедро. Хелка споткнулась, и я тут же завладела топором, крепко сжав его обеими руками. Оружие оказалось тяжелее привычного, и лезвие опасно поблескивало в лучах заходившего солнца.

Но противница не собиралась так легко сдаваться. С ее губ сорвался рык, клыки заострились и начали удлиняться, нос и уши вытянулись, а ногти превратились в когти.

– Ты жалкий червяк!

Я тяжело дышала, едва отойдя от предыдущего короткого сражения. Достаточно было заглянуть монстру в глаза, чтобы понять: если я не буду защищаться, он меня убьет. А я не могла этого допустить. Не могла позволить отнять мою силу, как бы мала она ни была. Она принадлежала мне! Если Хелка думала, что в состоянии отобрать ее, то ошибалась. Смертельно ошибалась. Я разорву эту тварь и брошу труп в полноводный поток приграничного Тунда, чтобы она никогда не сумела попасть в Вальхаллу. Буду рубить тело до тех пор, пока нечего будет рубит>ь.

Я бросилась на противницу с яростью, которая придала мне сил, с помощью топора отражая удары когтей, направленные мне в лицо и в сердце. Я танцевала так, как мы сотни раз репетировали с Сореном на тренировочной площадке за время нашего общения. Но никакой спарринг не мог сравниться с настоящим сражением, когда в венах бушует огонь, а по телу разливается мощь и чистое наслаждение, с которым топор вонзается в плоть врага. Меня охватило боевое безумие, перед глазами поплыли черные и красные круги. Она поплатится за свои слова, которые оживили воспоминания, она даже не понимала их смысл.

Холодные сильные руки обхватили меня за талию и вцепились в запястья, пока я изо всех сил рвалась на свободу.

– Яннеке! – пробился сквозь ярость знакомый голос. – Она мертва! Все позади, Яннеке. Она мертва. Она мертва.

До меня начал медленно доходить смысл слов, и я закричала, падая на колени. В теле Хелке было намного больше сил, чем у убитого ранее гоблина, и теперь они со всех сторон обрушились на меня, пытаясь проникнуть под кожу. Тело сопротивлялось, отвергало их, словно инородную болезнь, но они все равно просочились в поры, прожигая себе путь. Я царапала руки ногтями, стараясь избавиться от боли, однако толстый слой мощи поверженного врага постепенно впитался.

Когда все закончилось, я осталась лежать на земле, жадно глотая воздух и медленно вспоминая, что произошло. Мозг, больше не охваченный яростью сражения, постепенно выдавал детали. Тело подо мной было изрублено так, что в нем практически невозможно было опознать Хелку, руки Сорена по-прежнему придерживали меня за запястья. Я поняла, что он прижимает меня к груди.

– Все в порядке, – шептал он так тихо, что наши спутницы не могли его слышать. – Все в порядке. Все закончилось. Она мертва.

– Я… Я… – Мне никак не удавалось выдавить из себя связные предложения.

– Я знаю. – Его дыхание согревало мне щеку и шевелило волосы на виске. – Я знаю.

Закрыв глаза, я стала вспоминать. Хелка. Она оскорбила меня. Я дала ей пощечину. Она на меня набросилась. Я ее убила.

– Так это действительно происходит, – тихо пробормотала Эльвира, будто сама себе.

Ответная тишина была оглушительной.

Несмотря на теплые объятия Сорена, грудь разъедало отчаяние, а на глаза навернулись слезы. Вот только я не могла разрыдаться или начать плакать, хоть сердце и разрывалось пополам. Я должна принять свое положение. Нельзя выказывать слабость.

Это действительно происходило. Это действительно происходило. Я превращалась в убийцу. В монстра, как тот, которого я прикончила. Мертвые глаза поверженной противницы смотрели на меня, и я с трудом отыскала в глубинах души отвращение – не к безопасному теперь существу, а к себе самой. Я заставила себя ощутить сочувствие, выдавила злость и крупицу сожаления. Поняла, что если эмоции не выуживать, то сами они не появятся.

– Что ж, вероятно, она не была такой уж полезной союзницей, как мне казалось. – Эльвира пожала плечами, внимательно смерив взглядом сначала труп Хелки, а затем меня.

Больше она убийство приближенной никак не прокомментировала.

– Идем, – произнес Сорен. – Нужно найти место, чтобы разбить лагерь.

– Но мы это уже сделали, – возразила Эльвира.

– Я имел в виду – где-то подальше от мертвого тела. Если только ты не хочешь сражаться с местными падальщиками. – Мой хозяин вопросительно приподнял одну бровь.

Я встала, и он поднялся на ноги вслед за мной. Только тогда я вспомнила, что его руки по-прежнему обнимают меня. Я бросила на Сорена подозрительный взгляд, но он, похоже, и сам об этом забыл, потому что немедленно отстранился с редким для него сконфуженным выражением на лице.

– Спасибо, – тихо прошептала я. Вот только сама не понимала, за что именно благодарила: за то, что отпустил, или за объятия. Уверенности в последнем варианте почему-то не было.

Беседы прервались, пока мы переносили лагерь на другую поляну, и я молча следовала за гоблинами, оставляя позади тело поверженной противницы. Сорен периодически оглядывался на меня через плечо с обеспокоенным видом.

Страх шел рядом со мной, разделяя все мои эмоции, но воспринимал их по-своему. Он боялся меня, как любого хищника. Когда я тянулась погладить жеребца, он каждый раз шарахался в сторону.

– Я тебя не обижу, – прошептала я. – Пожалуйста, не бойся. Обещаю, что не причиню тебе вреда. – Может быть, наши узы донесут до него искренность моих слов.

Когда мы наконец разбили лагерь, я обессиленно рухнула на спальный мешок. Было холодно. Когда мы сражались с Хелкой, единственными желаниями были убить ее и защитить свои силы, а единственными эмоциями – ярость и жажда крови, поэтому мороза я не замечала. Теперь же, охваченная чувством вины, я тряслась, как осина. Стужа сломала что-то во мне, и я свернулась в клубок, подтянув колени к груди. Сорен посмотрел на меня с места, где он сидел, сжимая в руках куски кролика. Медный запах ударил в нос, и на меня накатила волна дурноты. Я отвернулась. Они монстры, и ты превращаешься в одного из них.

Раздался хруст заиндевелой травы, и Сорен присел рядом со мной на свой спальный мешок. Меня била крупная дрожь, заставляя жалеть об отсутствовавшем одеяле.

– Перестань бороться, – мягко произнес гоблин. – Не надо сопротивляться превращению. Тебе от этого будет лишь тяжелее. – Он провел большим пальцем по моей щеке, стирая слезы, которых я даже не замечала.

– Хватит, – прошипела я. – Хватит ко мне прикасаться.

– Я пытаюсь лишь сделать так, чтобы ты мне доверяла. – Его голос по-прежнему был непривычно мягким. – Вот и все. Разве не таким образом люди формируют узы доверия?

В другое время я могла бы рассмеяться над подобным комментарием. Конечно. Конечно, он старался сделать что-то по-человечески, но не преуспел, будучи гоблином. Может, меня бы даже это восхитило. Но не сегодня.

– Я никогда не смогу тебе доверять. Никогда. Я же не полная идиотка. – И все же нельзя было отрицать, что рядом с Сореном я отчасти чувствовала себя в безопасности.

На его лице появилось странное выражение, которое я никак не могла расшифровать, так как никогда раньше его не видела: брови сошлись, уголки губ изогнулись вниз. Можно было бы сказать, что он нахмурился, но это было нечто другое, нечто более печальное.

– Я тоже не идиот, – пробормотал гоблин.

– Что?

– Ты совсем не умеешь врать, – отозвался он. И это говорит тот, чей вид вообще известен неспособностью ко лжи.

– Тогда просвети меня, о всемогущий, о чем именно я сказала неправду?

Сорен издал сухой смешок.

– Ты на самом деле считаешь, что сумеешь сбежать к людям и начать жизнь заново? Что пребывание в Пермафросте, со всеми привязывающими к нему чарами, пройдет бесследно? О нет! Ты либо погибнешь при попытке побега, либо тебя убьют сами люди. Теперь, когда ты впитала силы гоблина, от тебя за километр разит здешней магией. Стоит тебе отправиться на охоту или ввязаться в драку, и они проявятся и станут очевидными. А еще я сомневаюсь, что ты удовлетворишься простой жизнью домохозяйки. Поправь меня, если я не прав. Охота нужна тебе так же, как ты нужна охоте. К тому же ты мне доверяешь. Может, не в эту самую секунду, но обычно так и есть.

Мне нечего было на это ответить, поэтому я только плотнее обхватила себя руками. Если моя новообретенная после убийства гоблинов мощь может привлечь внимание любого создания из Пермафроста даже в мире людей, тогда предстоявший побег становится сложнее, чем я планировала. Хотя Сорен был прав насчет одного: я никогда не смогу быть женой, ведущей хозяйство.

– Я не готова сейчас вести обсуждения, – прошептала я, закрывая глаза.

Тяжелый вздох, вырвавшийся у собеседника, должен был продемонстрировать сочувствие, но я не поверила ни на секунду этой слишком человеческой эмоции. Тогда Сорен растянулся рядом со мной. Он лежал так близко, что я ощущала исходившее от гоблина тепло и от этого дрожала лишь сильнее. Каждая клеточка моего тела тянулась к нему, чтобы согреться. Через пару мгновений хозяин дернул мою скатку так, что она оказалась совсем рядом с его постелью, повернул меня, чтобы мы слегка соприкасались, а затем накинул поверх плащ из медвежьей шкуры.

Нужно было запротестовать, но было так холодно, что возможность расстаться хоть с крохой тепла казалась невыносимой. Дрожь наконец утихла, и я расслабилась, ощутив, как наваливается непреодолимая усталость.

– Я никогда не дам тебя в обиду, – прошептал Сорен мне на ухо, его дыхание щекотало мне шею.

– Тогда не следовало тащить меня сюда, – тихо отозвалась я, чувствуя боль прошедшего дня каждой клеточкой тела. Веки стали тяжелыми.

Он ничего не ответил, лишь положил руку мне на затылок и принялся поглаживать большим пальцем кожу на шее. В этот раз я не стала отстраняться. Во-первых, у меня просто не осталось на это сил, а во-вторых, несмотря ни на что, эта ласка меня успокаивала. Слыша, что Эльвира заступает на первую вахту, я постаралась отогнать сонливость, но Сорен мягко приказал:

– Спи, Яннеке. Все будет хорошо.

Нет, точно не будет. Однако веки все же сомкнулись, и я погрузилась в беспокойную дрему.