Текст книги "Белый олень"

7. Рождение

Я неслась во весь опор, пока легкие не начали гореть огнем. Мир расплывался вокруг и пролетал серыми, белыми и голубыми полосами. Глаза щипало от слез, которые я старалась сдержать. Мне нужно было куда-то уйти, убраться как можно дальше от этого места. Я монстр. Я монстр. Слова эхом отдавались в моем сознании. Если жить так долго противоестественно, может, я сама была ненормальной – даже до того, как оказалась в Пермафросте…

Отец в шутку всегда называл меня маленькой мыслительницей. Еще ребенком я могла придумать выход из любой ситуации, используя все имевшиеся в распоряжении средства. Он постоянно брал меня с собой на рынок, так как я умела сбивать цену и лучше всех торговалась. Если я выступала против других, то могла обернуть их же слова против них, выставив дураками. Я была более наблюдательной, чем остальные. Острый ум и талант использовать все, что окажется под рукой, позволяли мне участвовать в охотничьих соревнованиях наравне со взрослыми и опытными мужчинами. Эти навыки сослужили мне хорошую службу в землях Пермафроста. Других жителей нашей деревни это злило, но отец только смеялся и заявлял, что я унаследовала от него не только внешность, но и умственные способности.

«Только то, что я сообразительна, не говорит о ненормальности», – подумала я, останавливаясь, чтобы отдышаться. Уже сейчас я ощущала натяжение уз между мною и Сореном, которые влекли меня обратно в Пермафрост. Кожа чесалась от понимания, что эта связь течет в крови и, даже если срезать всю плоть с костей, мне никогда не избавиться от чувства осквернения.

Я развернулась и врезала кулаком по стволу скелетообразного дерева. Рука с силой ударила по коре, обрушив с веток снежную лавину. Я била снова и снова, пока и костяшки, и кора под ними не покрылись кровью. Было ужасно больно, но зато узел в душе постепенно стал ослабевать. Облегчение бальзамом смягчало страдания.

Я осела на колени и спрятала лицо в ладонях. Бродить в одиночку по лесам Пермафроста было смертельно опасно даже без толпы гоблинов, рыскавших вокруг в поисках свежей крови. Если я самостоятельно сумею выжить, то лишь благодаря слепой удаче, в которую я не верила. А пересечь границу раньше Сорена я не могла, даже если последую за ним, он по-прежнему сможет отыскать меня благодаря связующим чарам. Пока я не превратилась в гоблина окончательно, можно избавиться от уз. Хотя я была очень похожа на монстра, раз люди напали на меня. Какая-то часть моей души увяла и умерла от этого осознания. Я вынашивала планы сбежать и зажить свободно в каком-нибудь человеческом городке далеко-далеко отсюда. Но если встреченная мной группа охотников сумела определить во мне гоблина, то и остальные на это способны. Торстен был прав: они учуют меня и будут преследовать, как гончие.

Значит, я превратилась в монстра, стала такой, как они. Неотвязный голосок в голове не переставал нашептывать, что именно те люди, которым полагалось быть хорошими, попытались меня убить, а Сорен меня спас. Мне вспомнилось, с какой яростью он набросился на окруживших меня охотников. И гнев его был вызван тем, что напали на меня, а не просто на любую собственность, которой он владел. Он протянул руку, потому что беспокоился обо мне. А еще я не могла отрицать, что часть меня переживала за судьбу молодого лорда, который остался наедине со злобной Эльвирой. Что, если она нападет? И разве могла я представить Рекке злобным монстром, а не милой и невинной девушкой, как любой другой ребенок, несмотря на ее происхождение? Нет, не могла. Как не могла отрицать, что, несмотря на шедшую в душе войну и желание пересечь границу и вернуться к людям, я больше не представляла себе дальнейшей жизни среди них.

Если сбежать сейчас, с преследуемой по пятам Охотой и тянувшимися на многие мили бесплодными землями, то я, скорее всего, погибну. Так что я поднялась на ноги, сжала руки в кулаки и усилием воли выровняла дыхание. Какую бы боль мне это ни причиняло, рациональный способ выбраться из передряги был всего один. Я вздохнула и потрусила обратно, надеясь нагнать спутников, пока они не слишком далеко уехали.

* * *

Когда я вернулась в лагерь, то с удивлением застала там Сорена и обеих союзниц, которые мирно беседовали между собой. Они все же не бросили меня одну в землях Пермафроста.

Гоблин заметил меня, пока я выбиралась на поляну из кустарника, и вопросительно приподнял бровь, но ничего не сказал.

Рекке просияла, стоило мне показаться.

– Видишь? Я же говорила, что она заблудилась, пока шла по следу. Тебе нужно быть осторожнее, Яннеке. Что, если бы убийцы действительно оказались где-то поблизости?

– Точно. Ей нужно быть осторожнее. Сорен был бы недоволен, если бы потерял протеже.

Предмет обсуждения бросил на Эльвиру предупреждающий взгляд.

– Что ж, учитывая, что мы обнаружили еще один труп с вывороченными кишками, а убийца замаскировал как следы использования сил, так и запах, то можно сказать, она в полном порядке.

Тебе не требуется прикрывать меня. Вы оба прекрасно знаете, где я была. И меня не слишком заботит, проведает ли об этом Рекке. И уж тем более мне все равно, не нанесет ли мой поступок ущерба твоей репутации. Однако я оставила эти мысли при себе. Если бы я начала говорить, то запросто могла разразиться криками и бранью.

Страх принялся рыть копытом землю, стоило ему увидеть меня, и я ощутила его нетерпение. Я схватила уздечку и потянула, наклоняя к себе голову жеребца.

– Не так давно ты мечтал сбежать, – прошептала я ему на ухо.

Если он меня и понял, то никак этого не показал, лишь вскинул голову. Я забралась в седло, пропуская Сорена во главу колонны. Однако тот остался в хвосте нашей кавалькады, позволив Эльвире и Рекке ехать первыми. На лице девушки читалось явное изумление. Думаю, ей впервые выдалась подобная честь – ехать перед таким высокопоставленным гоблином, как он. Эльвира лучше скрывала свои мысли, однако и под ее ледяной маской проглядывало удивление. Очевидно, она не ожидала, что Сорен хоть кому-то уступит лидерство.

Я ударила пятками по бокам Страха, и он сорвался в галоп, догоняя спутниц. Как нас будет догонять отставший член группы, меня не волновало. Не слишком-то хотелось слушать его нравоучения. Я пока не была к этому готова. Обязательно поговорю с ним, но позже. Я ощущала его взгляд всем телом, пока лошади во весь опор неслись по петлявшей тропинке, на которой виднелся серебристый след нашей добычи. Он резко сворачивал от границ Пермафроста в западном направлении, уводя все глубже в леса.

Мне никогда раньше не доводилось бывать на территории за королевскими владениями, а потому легкое дуновение теплого ветерка я списала на игру воображения. Однако вскоре мы добрались до земель, где было так жарко, что воздух наполнился тяжелой влагой, словно летом. Трава и деревья вдоль нашей тропы были выжжены до черноты ударами молний и покрыты пеплом. Паленый запах щекотал ноздри.

Вскоре в горле начало першить, я едва могла дышать. Бока Страха тоже все тяжелее вздымались при каждом скачке, пока я не была вынуждена пустить коня шагом.

– Это Огненные топи. – Я чуть не подпрыгнула, услышав голос Сорена над самым ухом. Проворчав в ответ что-то неразборчивое, я попыталась обогнать его, не желая начинать разговор. Однако ужасавшие навыки общения моего хозяина не позволили ему понять намек. – Ты вернулась. Не сомневался, что ты так и поступишь, – как ни в чем не бывало продолжил он, нагнав меня.

– Не хочу это обсуждать.

– Мне нужно кое-что тебе рассказать.

– Не хочу с тобой разговаривать. – Я отшатнулась. – Не собираюсь выслушивать твои соображения насчет собственной правоты или объяснения, что все это пойдет мне на пользу, вообще ничего. Клянусь, если ты что-нибудь скажешь, я врежу тебе топором между сиреневых глаз, ты, чудовище. – Я с такой язвительностью выплюнула последние слова, будто желая выплеснуть всю ненависть и злобу к Сорену, самой себе, к отравлявшим меня голосам в голове, ко всему на свете. – Мне все равно, что ты спас мне жизнь! Это не делает тебя героем. Ты монстр, вот ты кто!

Из горла Сорена вырвался низкий рык.

– А что ты подразумеваешь под словом «монстр», Яннеке? Когда ты охотишься на голубку, умирая, она тоже считает тебя монстром. Собака убивает кролика, а горная пума, в свою очередь, убивает собаку. Кто в таком случае будет монстром? – Он дернул подбородком, указывая на скакавшую неподалеку Рекке. – Является ли она чудовищем только потому, что участвует в Королевской Охоте? Или монстром ты объявишь Эльвиру, так как она желает избавиться от племянницы? А может, монстры – это те люди, которые пытались убить тебя лишь за попытку спасти их никчемные жизни? Так что же такое на самом деле «монстр»? – Тень сомнения омрачила мои мысли, но я не ответила, отвернувшись от собеседника, чтобы он этого не заметил. – Я хочу сказать, что все мы в каком-то смысле являемся монстрами. И лишь контекст ситуации имеет значение в таких случаях. – Сорен поймал мой взгляд и ненадолго умолк. В моей душе все сильнее нарастало неотвязное ощущение истинности его слов. Он же продолжил: – Ты знаешь, что я прав, это видно по тому, как ты сжимаешь челюсти. Это верный знак, что ты не желаешь признавать свою ошибку.

– Вот и нет. – Я резко выдохнула, медленно расслабив сведенные мышцы челюсти.

– Вот и да. – В его глазах загорелся вызов.

– Нет.

– Да.

– Неправда, я так не делаю! – Почувствовав, что губы вот-вот предательски расплывутся в улыбке, я изо всех сил сжала зубы, чтобы не подтвердить его правоту.

– Да ты прямо сейчас именно так и делаешь! – выкрикнул Сорен так громко, что даже Рекке с Эльвирой обернулись и недоуменно на нас посмотрели.

– На тебя так сложно сердиться, – недовольно проворчала я, покачав головой.

– Конечно, ведь я неотразим, – с таким серьезным видом объявил он, что я против воли невоспитанно фыркнула.

– Невыносим – ближе к истине, – с этими словами я закатила глаза.

– Я на самом деле не выношу, когда кто-то слишком усердно что-то отрицает. Сама знаешь, что про таких говорят… – На губах Сорена заиграла злорадная ухмылка.

От необходимости отвечать на этот выпад меня спасла встреча с ожидавшими нас у поворота спутницами. Снежный барс Эльвиры когтями царапал землю, оставляя глубокие борозды. В воздухе стоял такой резкий запах, что я невольно поморщилась. Рекке многозначительно усмехалась, сидя в седле, на ее лице так и было написано: «Я же тебе говорила».

– В чем дело? – спросила я, поспешно отвернувшись от девушки, чтобы она не заметила мои вспыхнувшие от смущения щеки.

– Что-то не так. Чувствуете запах? – напряженно произнесла Эльвира, слегка обернувшись ко мне.

– Да, – отозвалась я. Серное зловоние было тяжело не заметить. Глаза от него начали слезиться, а Страх прижал уши к голове и несколько раз чихнул. – Вы знаете, откуда он?

– Нет. – Тетя Рекке покачала головой с обеспокоенным выражением на лице.

С глухим шумом Сорен спрыгнул с жеребца, лег на землю и приложил к ней ухо. Затем прислушался, издал приглушенное шипение и вскочил на ноги.

– Вперед! – закричал он, запрыгивая на коня и пуская его галопом.

– Что там? – спросила я.

В качестве ответа из болотистой почвы под нами раздался странный чмокающий звук, а вокруг начал сгущаться зеленовато-желтый туман. Страх беспокойно заржал, и я пустила его вдогонку за удалявшимися фигурами Эльвиры и Сорена. Рекке скакала рядом, прижавшись к коню всем своим хрупким телом. Девушка понукала его бежать быстрее тихим голосом, в котором я отчетливо слышала панические нотки.

Всасывающий звук становился все ближе и ближе, настигая нас, и, обернувшись через плечо, я с ужасом увидела, как земля обрушивается сразу за нами, проваливаясь в бездонную пропасть. Из лопавшихся в трясине пузырей вылетал желтый газ, который наверняка был ядовитым, так как заставлял зрение расплываться, а от головокружения я едва не вывалилась из седла. Мне пришлось еще крепче вцепиться в поводья и обмотать их вокруг запястий.

– Вперед, Страх! Быстрее!

Жеребец рванул вперед, и Рекке исчезла в клубах поднятой обвалом пыли. Земля тряслась и трескалась с громоподобным рокотом, а сгущавшаяся сернистая дымка обжигала кожу, словно кислота. Руки покрылись ожогами и волдырями, и я закричала, чувствуя, как подступает обморок. Сорен оглянулся, и наши глаза встретились.

В это время волдыри на покрасневших и опухших предплечьях начали лопаться, выпуская желтоватый гной, и я завопила от боли. Воздух был наполнен сернистыми ядовитыми парами, а причмокивавший звук обрушившейся земли приближался с головокружительной скоростью.

Снова и снова я пришпоривала Страха, выкрикивая ему на ухо ободряющие слова. Стук его копыт казался таким громким, будто треск молнии и раскаты грома, пока скакун во весь опор летел по обваливающейся тропинке. Вскоре мы нагнали Эльвиру, которая прижималась к несшемуся со всех лап гигантскому снежному барсу. Жеребец Сорена стремительно мчался прямо перед нами, его бока тяжело вздымались при каждом скачке.

Внезапно верховой кот бросился на Страха, и тот отшатнулся в испуге. Я едва удержалась в седле, поздравила себя за идею обмотать запястья поводьями и снова принялась подгонять коня, как только он перестал брыкаться.

– Следи за своим животным, – велела я Эльвире, пытаясь перекричать грохот обрушивающейся за нами земли и практически не слыша саму себя.

Наездница оскалилась, демонстрируя мне клыки, и вновь натравила барса на моего скакуна. Страх запнулся, отчаянно пытаясь сдержать инстинкты. Его мысли отчетливо ощущались в моем сознании: кот сейчас его убьет. Сожрет со всеми потрохами. Именно так хищники поступают с жертвами. Жеребец впал в панику от понимания: смерть не только позади, но и рядом.

Краем глаза я заметила отблеск на металлическом лезвии летевшего в мою сторону меча. Я моментально достала топор и вскинула его, принимая удар клинка на деревянное топорище. Безумное мерцание в глазах Эльвиры лишь усилилось, она прошипела что-то сквозь стиснутые зубы и снова замахнулась. Я заставила Страха сменить направление, уклоняясь от атаки, и мы оказались в опасной близости от крошившейся кромки земли.

Она пытается меня убить. Несмотря на эту мысль, я была совершенно спокойна. Мы были на Охоте. Я вскинула боевой топор и подъехала вплотную к снежному барсу, а потом обрушила острое лезвие на его заднюю лапу. Кот взвизгнул от боли и резко отскочил, освобождая дорогу, так что я пришпорила своего скакуна и помчалась вперед, в самое сердце тумана.

* * *

К тому моменту, как мы выбрались из Огненных топей, болезненные волдыри на моих руках уже сочились гноем, а покрасневшая кожа отслаивалась, обнажая чувствительную розовую плоть. Я сжала зубы, так как даже малейшее дуновение ветерка причиняло невыносимые мучения, будто я побывала в эпицентре огненного шторма. Сразу за мной ехала Эльвира, которая сверлила мою спину яростным взглядом, а ее барс прихрамывал и завывал.

Серебристый след исчез, однако стоило прикрыть глаза, как в ушах отчетливо раздавался стук сердца животного. Сила, струившаяся по венам, резонировала и откликалась: добыча, должно быть, была где-то неподалеку. Однако приближалась ночь, и нужно было разбить лагерь, а также позаботиться о ранах. Олень мог подождать. Должен был подождать.

Сорен остановил коня рядом с маленьким, наполовину замерзшим ручейком. Вода в нем бежала так медленно, что не причиняла гоблинам беспокойства. Я поерзала в седле и медленно соскользнула на землю, морщась от острой боли в руках. Магия Пермафроста исцелит своих жителей уже к утру, но я была всего лишь человеком, а потому ожоги заживут не скоро, если вообще заживут.

В душе все сильнее зияла бездна сомнений. Я едва терпела страдания, причиненные ранами, даже сидя в седле. Сейчас же кожа горела так, словно была расплавлена до самых костей. Смогу ли я стрелять из лука или держать топор, если понадобится?

Но мне нужно было выжить. Я обязана выжить.

Вот только даже если я не умру на Охоте и сумею сбежать, идти все равно некуда. Перед глазами снова и снова прокручивалась сцена утреннего нападения, и сердце каждый раз болезненно сжималось. Люди не примут меня в своих поселениях, я пыталась однажды сбежать и потерпела неудачу. Я даже не сумела убедить охотников, что я им не враг.

С тобой что-то не так. Ты противоестественная. Это воспоминание заставило меня поморщиться. «Ты не хочешь умирать», – эта мысль врезалась в меня, выбивая из легких весь воздух. Нет. Я не хотела умирать. Ноющее чувство в груди становилось все сильнее. Я не хотела умирать – я хотела жить. Бежать, быть свободной, ощущать ветер в развевавющхся волосах, охотничий азарт и несущийся по венам адреналин. Может, я и не понимала до конца причину, по которой так сильно стремилась выжить, или каково будет мое место в этом мире, но я понимала, что мне необходимо жить, как деревьям необходимо солнце, а земле – дождь.

Вот только я не хотела превращаться в гоблина. Однако если я им не стану, то смерть будет подстерегать на каждом шагу. Нужно было найти другой путь.

Решимость сбежать и запретить сближаться с врагами, такая непоколебимая перед началом Охоты, теперь начала давать трещину. Стоит лишь немного ослабить оборону, как воспоминания о ласке Сорена и тепле его тела убаюкают меня и заставят окончательно расслабиться. Одна мысль о наших беседах наполняла меня весельем. Когда я пыталась урезонить себя, то могла думать только об одном: как я отражала атаки напавших на меня охотников. Если бы я действительно хотела предпочесть смерть существованию в Пермафросте, то не сопротивлялась бы, так? В голове эхом звучали слова Сорена о монстрах, обжигая, будто укусы шмелей, потому что были правдой, и я это понимала наперекор всему, во что верила, чему учил отец, невзирая на суровые принципы, которые твердили, что нечто противоестественное непременно было плохим.

В душе постепенно нарастало раздражение, как приближавшаяся буря. Я не могла разобраться в своих эмоциях, не могла отличить правильное от неправильного. Я должна была побыть одна. Должна была подумать обо всем спокойно.

Не замечая разворачивавшейся внутри меня войны, Сорен и Эльвира спорили, следует ли искупаться в ручье или нет.

– Вода поможет смыть остатки ядовитого тумана и облегчит заживление, – твердил Сорен. – С одежды, кстати, тоже нужно его отстирать.

– Я предпочту остаться в тепле и сухости, – поджала губы Эльвира.

– Неужели боишься маленького ручейка, который едва течет? – поддел ее гоблин.

– Боюсь? – презрительно фыркнула собеседница. – Просто не хочу оказаться в реке голой и безоружной в разгар Охоты, когда все вокруг так и жаждут пролить нашу кровь. Мы оставляем следы, знаешь ли. Делать привал будет глупо.

– Нет, – возразил Сорен. – Глупо было бы вновь соваться в Огненные топи после того, как мы едва унесли ноги оттуда. Глупо было бы оставлять на телах и одежде ядовитый осадок, чтобы тот причинил нам еще больший вред. Пермафрост исцеляет раны, но я предпочел бы их не наносить.

– Мне тоже кажется, что это хорошая идея, – вклинилась в диалог Рекке, тут же принимаясь снимать с себя одежду. Ни секунды не раздумывая, она прыгнула в медленный ручей. – Давайте, бояться нечего!

Сорен ухмыльнулся, а старшая из группы Эльвира выругалась себе под нос.

Вид раздевавшегося молодого лорда заставил меня покраснеть, по телу разлился непрошеный жар, тугим комком задержавшись в самом низу живота.

– Я пройду немного дальше по течению, – сообщила я, стараясь говорить ровным тоном.

– А-а! – завопила Рекке. – Яннеке стесняется нас!

Ее тетя снова неприязненно фыркнула, нависнув над ручьем, пока ее идеальные груди не разбили поверхность воды, затем погрузилась целиком. Зависть заставила меня онеметь. Я могла сколько угодно ненавидеть надменную гоблиншу и утверждать, что ее красота – лишь иллюзия, но нельзя было отрицать: эта иллюзия была чертовски хорошей.

Краем глаза я заметила обнаженное бледное тело Сорена. Его грудь бугрилась от мышц и была покрыта шрамами. Опускать взгляд ниже я себе запретила.

– Яннеке может купаться там, где ей больше нравится. – Мне показалось или его голос действительно звучал весело?

Пытаясь избавиться от смущения, я пошла вниз по течению ручья. Если Эльвира была права и на них нападут другие гоблины, то я немедленно узнаю об этом по крови в воде. Вода, кстати, оказалась божественной и приятно охлаждала обожженную кожу, превращая боль в руках из невыносимой во вполне терпимую. Я нырнула, наслаждаясь ледяной чистотой потока. Давным-давно, когда я еще была нормальной, то постоянно плавала неподалеку от рыбацких причалов, которые находились в получасе езды от родной деревни. Но теперь, когда меня окружали создания, не выносившие быстрое течение, устанавливать рекорды по самой длительной задержке дыхания было некогда, ведь на нас в любую минуту могли напасть и убить.

Я добралась до самого глубокого отрезка ручья и снова нырнула, тьма окружила меня каменными стенами, а поток стремился утянуть все дальше. Я могла продолжить жить среди гоблинов и позволить связи между нами расцвести. Могла сблизиться с Сореном еще сильнее, чем сейчас, стать настоящим другом Рекке, охотиться на оленя и пользоваться возможностями новообретенной силы. Или могла сбежать. Если я сумею ускользнуть от гоблинов и выжить среди людей, мне придется навсегда отказаться от охоты. Никогда больше я не почувствую, как пружинит под ногами палая листва, не испытаю триумфа от удачного выстрела, не смогу ощутить успокаивавший меня вес натянутого лука или гладкой рукояти боевого топора. Во мне оказалось достаточно гоблинских черт, чтобы те люди это заметили. А вдруг от меня неосознанно исходили потоки мощи? Что, если любое существо из Пермафроста могло меня обнаружить? Тогда я подвергну любой город, где поселюсь, смертельной опасности. Моим единственным желанием было стать охотницей или воином, однако в мире людей я буду вынуждена забыть об этом, если не хочу умереть.

Я раз за разом лишь обманывала себя. Пора посмотреть правде в глаза и начать жить своими интересами, поддаться обуревавшим меня эмоциям и отпустить груз прошлого.

К этому моменту в легких закончился воздух, и я вынырнула на поверхность, стараясь отдышаться. Вытерев воду с лица, я обнаружила, что стою практически вплотную к Сорену, который сидел на высоком берегу.

Не успев остановить себя, я взвизгнула.

– Какого Хеля ты здесь делаешь?

Будь ты проклят всеми богами. Неужели мне ни на секунду нельзя остаться одной? По крайней мере, в этот раз он был одет. Воспоминание о прекрасном обнаженном теле заставило меня ощутить незнакомое, но приятное чувство. Реакция была непривычной, и я постаралась тут же ее подавить.

– Ждал, пока ты вынырнешь, – ответил Сорен без тени смущения. – Ты задерживаешь дыхание очень надолго.

– И сколько времени ты провел здесь, на берегу? – нервно проговорила я.

– По меньшей мере минуту, а может, и две.

– А ты не подумал, ну хоть немного: «Эй, Яннеке может до смерти испугаться, если вынырнет, а я тут свешиваюсь прямо над ней»?

– Ну, ты жива, так ведь? – заявил Сорен. – Так где ты научилась так подолгу задерживать дыхание?

Несколько секунд я хватала ртом воздух, но это скорее было результатом неожиданного появления гоблина, чем длительного погружения.

– Я ныряла… раньше.

– Должно быть, ты была в этом деле лучшей, – прокомментировал он.

– Да, я… – Я застыла с открытым ртом. Может, Сорен и был одет, зато я была голой. Стыд охватил меня, и я присела так, чтобы вода доходила до ключиц.

Собеседник смерил меня взглядом, в котором ясно читалось раздражение из-за подобного дурацкого поведения. С его точки зрения, так, пожалуй, и было. Учитывая, что все мои спутники без колебаний разделись и пошли купаться вместе, гоблинов нагота не беспокоила так, как людей.

– Руки по-прежнему болят? – спросил Сорен.

Я высунула их из воды, стараясь не демонстрировать грудь. Это было глупо, ведь он уже видел скопление шрамов и обрывки кожи, которые покрывали гротескными рытвинами то место, куда Лидиан погрузил когти, впился зубами и выжег каленым тавром, однако я не могла вынести мысли, что кто-то вновь увидит это уродство.

– Да, ужасно болят, – кивнула я, рассматривая лопнувшие волдыри и опаленную плоть. По виду гладкой бледной кожи Сорена можно было заключить, что его раны практически исцелились. Пожалуй, это был единственный положительный момент в сущности гоблинов: если держаться подальше от быстрого течения и находиться на землях Пермафроста, все заживает моментально.

– Можно взглянуть? – спросил молодой лорд.

– Зачем?

– Ты мне доверяешь? – Он с любопытством склонил голову набок.

– Неужели так необходимо снова отвечать на этот вопрос? – проворчала я, но затем со вздохом сдалась: – Ладно. – Сорен взял одну из обожженных рук в свои ладони и поднес к губам. Я отшатнулась. – Ты что делаешь?

Он раздраженно зашипел:

– Просто подожди. – С этими словами гоблин развернул предплечье внутренней стороной вверх и потянулся ртом к венам на сгибе локтя. Стоило ему прижать зубы к коже и слегка надавить, как человеческие черты начали таять: глаза стали раскосыми, а лицо вытянулось, заостренные кончики ушей показались из белых волос, а клыки росли до тех пор, пока не вонзились в руку. Я ощутила пронзившее меня с ног до головы ледяное копье. Когда я отстранилась, то заметила, что ожоги пропали.

Я удивленно осмотрела исцелившиеся раны. Не осталось ни единого шрама! Ничто не напоминало об опасностях Огненных топей. Светло-коричневая кожа была гладкой, словно ничего не произошло. Пока я любовалась чудом, Сорен проделал то же самое со второй рукой.

Закончив, он откинулся назад и с удовлетворением принялся рассматривать свою работу, самодовольно улыбаясь.

– Не знала, что ты так умеешь, – прокомментировала я.

– В каждом из нас таится множество сюрпризов, – отозвался гоблин. – Ты не все обо мне знаешь.

– Как и ты обо мне.

– Могу поспорить, что мне известно больше, чем ты думаешь.

– Беседа, без сомнений приятная, – язвительно фыркнула я, – однако некоторым из нас нужно выйти из воды и переодеться. Возвращайся к остальным.

– Это приказ? – уточнил Сорен, явно поддразнивая меня.

– Иди отсюда. – Я сердито посмотрела на него в ответ.

Молодой лорд встал, отряхнул иней и грязь со штанов, развернулся и направился в сторону чахлых деревьев, видневшихся на некотором расстоянии.

– Как оденешься, встретимся возле сожженного молнией дуба. Нужно поговорить.

Бормоча под нос бранные слова, я выскользнула на берег, отжала волосы и принялась быстро одеваться. Обернуть замерзшие ступни шерстяной тканью было невыразимо приятно, а меховая подкладка туники моментально согрела. Распущенные мокрые волосы облепили лицо и шею, пуская ручейки ледяной воды вдоль позвоночника. Я собрала их в высокий хвост, надеясь хоть так уберечь одежду от сырости.

Я посмотрела туда, куда ушел Сорен, и ощутила приступ страха. Было легко находиться подле него на территории дворца среди толпы гоблинов или в его поместье, где мы в основном упражнялись в стрельбе по мишеням. Но как только приближенные, постоянно окружавшие лорда, остались где-то далеко, все изменилось. Может, дело было в невероятно раздражавшей меня манере хозяина склонять голову набок, словно притворявшийся невинным ребенок, сотворивший шалость, или в том, как сказанное им сплелось с сотней наших бесед, когда мы перебрасывались фразами, будто стрелами. Издевательские комментарии и остроумие хорошо мне удавались. Серьезные разговоры же меня пугали.

Поэтому я внутренне собралась, придавая лицу бесстрастное выражение, и только потом направилась к Сорену в сторону обугленного деревца.

Он расположился среди корней, словно на личном троне. Дуб был хоть и чахлым, но старым, давно почерневшим от пронзившей его молнии, скелетоподобные ветви тянулись к небу. Выбеленные солнцем, ветрами и инеем узловатые корни покрывали землю, переплетаясь между собой, как клубок змей. Я присела в нескольких футах от гоблина и выжидательно посмотрела на него.

Он повернулся так, чтобы мы оказались лицом к лицу. К нему вернулась неестественная, слишком идеальная, чтобы быть человеческой, красота.

– Ты думаешь, с тобой что-то не так, Яннеке?

Я едва не подавилась, и показное равнодушие разбилось вдребезги.

– Это что, какая-то извращенная шутка?

Конечно, со мной было что-то не так. Я сидела рядом с почти самым опасным хищником на свете, вместе с ним гоняясь за священным оленем по лесам Пермафроста, спустя сотню лет услужения, которое должно было стать причиной моей гибели. Да я была самим воплощением неправильности!

– Я серьезно, – сказал Сорен, и выражение его глаз убедило меня в искренности слов.

– Да.

– Даже до того, как ты оказалась в плену?

Я поразмыслила над вопросом. Взрослея, я наблюдала, как сестры одна за другой выходят замуж и рожают детей, пока я бегаю по лесам и учусь пользоваться луком и топором, словно они являются продолжением моей руки. Когда юноши нашей деревни вкапывали шесты, означавшие начало ухаживания, в землю перед домом понравившейся девушки, я каждый раз выбегала проверить, не вырезано ли на нем мое имя. Но однажды отец отвел меня в сторону и объяснил, что этого не случится никогда. Когда долгими зимними вечерами все собирались вокруг яркого костра, чтобы послушать и рассказать истории, меня всегда сажали на самом краю, вдалеке от остальных, будто само мое присутствие было нежелательным. На протяжении длительного времени я считала, что так происходит из-за моего статуса в семье: седьмая дочь, воспитанная как сын в отсутствие отпрыска мужского пола. Но может, была и другая причина?

– Да, – наконец ответила я.

– Ты знаешь, сколько мне лет?

– Мы когда-нибудь доберемся до сути?

– Просто ответь на вопрос. – Сорен раздраженно вздохнул.

– Мне кажется, ты относительно молод для гоблина, занимающего такое положение, – сдалась я. – Меньше тысячи лет, скорее всего.

– Семьсот шестьдесят восемь. – Он запнулся и нахмурил брови. – Мне кажется. Спустя какое-то время детали расплываются.

– И? – В мой голос закралось раздражение.

Солнце почти полностью скрылось за горизонтом, расцветив небо кроваво-красными оттенками. Совсем скоро резко похолодает, а я бы предпочла к тому времени лежать в спальном мешке и накрываться плащом из медвежьей шкуры. Если бы не эти меры предосторожности, прошлой ночью я могла бы замерзнуть до смерти. А еще помог Сорен. Последнюю мысль я подавила, пока она не разрослась и не пустила корни.

– Сто восемнадцать лет назад, еще до того, как я одолел отца и занял его место, мне довелось участвовать в Охоте совсем рядом с границей Пермафроста. Я наслаждался одиночеством, прежде чем вернуться ко двору и вновь начать разбираться с бесконечными покушениями на мою жизнь от родных. Преследуя самого большого снежного барса из всех виденных, я слишком близко подобрался к черте между двумя мирами.