Текст книги "Зеркало, зеркало"

– Она находится в стрессовом состоянии. Ты же знаешь, какая она, – говорит папа. Уж лучше бы промолчал.

– Если бы ты чаще бывал дома, уделял ей больше внимания, – настаиваю я, – может, она не чувствовала бы себя такой несчастной и одинокой.

Он смущенно отворачивается, и тут я вижу его таким, какой он есть. Передо мной не бог, не великан, не лучший, умнейший и сильнейший человек в мире, а избалованный ребенок, которому наскучили старые игрушки и хочется новых. В этот момент я его ненавижу.

– Ну и переезжай к своей шлюхе.

Я беру стакан с водой и иду к себе, осторожно переступая через зловонные лужи рвоты в коридоре.

– Иди сюда сейчас же, – шипит папа мне вслед. На этот раз он рассердился по-настоящему, но я не оборачиваюсь. Меня меньше всего заботит, что он обо мне подумает. Я даже не помню, когда он в последний раз что-нибудь для нас сделал.

Вернувшись к себе в комнату, я тихонько закрываю дверь и подхожу к окну: скоро начнет светать. Темнота и тишина предрассветных часов всегда действовали на меня успокаивающе. Ряды домов с мрачными окнами навевают на мысли о гуляющих по ночному небу сновидениях. Столько людей живет в этих домах, и никому из них не приходится переживать то, что переживаю я. От этой мысли становится немножко полегче, ведь если мои проблемы настолько малы, что касаются только меня, значит, не так уж все и плохо.

Временами у меня в голове царит мрак, и тогда я хожу как в тумане, не видя и не чувствуя ничего хорошего, ощущая одну лишь боль. Но я говорю себе: это происходит только со мной и только сейчас, и однажды на моем месте окажется кто-нибудь другой – незнакомец, до которого мне нет никакого дела, и уже он, а не я, будет смотреть в окно в ожидании рассвета, пока по небу будут гулять мои сны.

Ладно, нужно лечь спать. Если я сейчас не лягу, завтра голова будет раскалываться, а перед глазами будут плавать цветные узоры. Обязательно надо лечь спать.

Я заберусь в постель и буду думать о хорошем: вот Грейси играет на воображаемой гитаре, пока я репетирую; вот Роуз прижимается ко мне и от смеха сотрясается всем телом; вот Лео стоит на сцене, как гладиатор. Я вспоминаю, как Наоми изгибала бровь и говорила какую-нибудь ерунду с таким серьезным видом, что мы со смеху покатывались. Мне хочется помнить ее такой – здоровой, без пробоин в голове.

Спустя несколько часов я просыпаюсь, шумно хватая ртом воздух, и на этот раз я помню все: черная, вязкая, ледяная вода заполняет нос и рот, затем легкие; что-то холодное и жестокое тянет меня вниз, глубоко-глубоко, и я знаю, что уже никогда не выплыву на поверхность.

Фанатам

«Зеркало, зеркало»: новости группы!

С добрым утром, народ! Надеемся увидеть всех вас на нашем благотворительном концерте. Мы много репетировали и написали четыре невероятных песни – специально для вас. Концерт организован в поддержку нашей басистки Наоми Демир, так что вам придется раскошелиться!

На этом выступлении Наоми заменит музыкант Лекрадж Шамейн! На вопрос о том, чего он больше всего ждет от совместного выступления с группой «Зеркало, зеркало», Лекрадж ответил: «Уже предвкушаю, как тысячи фанаток будут скандировать мое имя!» (Шутка.)

Нажмите сюда, чтобы посмотреть видео на песню «Ты мой друг».

Нажмите сюда, чтобы узнать, как Роуз Картер распевается перед репетициями.

Нажмите сюда, чтобы посмотреть последние видео с репетиций.

Нажмите сюда, чтобы перейти к фотогалерее.

6

Заснуть уже не получится, можно и не пытаться, поэтому я включаю «Хромбук» и оставшееся до звонка будильника время коротаю в сети.

874 просмотра в «Тамблере» за месяц – это же до фига! Пусть даже 400 из них накрутила Роуз, пока проверяла комментарии к своим видеозаписям, все равно для четырех шестнадцатилеток результат очень даже неслабый. 1385 подписчиков в «Твиттере». Мы уже запросили синюю галочку и ждем ответа. Как же я хочу синюю галочку – официальное подтверждение того, что мы существуем.

Недавно мы залили на «Ютьюб» клип на песню «Карусель», который снимали в парке. Вышло просто офигенно. В песне рассказывается история двух подростков, которые друг другу нравятся, но никак у них не получается сойтись. Текст писали мы с Най. Так вот, парк был идеальным местом для съемки. Мы включили запись песни у меня на телефоне, а сами изображали, что поем и играем на музыкальных инструментах. Вокруг была масса детей, и не меньше половины из них смотрели на нас как на полных придурков. Но что-то подсказывало мне, что видео получится потрясным. Труднее всего съемки дались Лео: ему лишь бы играть, а всю эту фигню с клипами он терпеть не может. Но Роуз его уломала. В смысле, напоила немного и угостила пилюлей. Тогда он подрасслабился, забрался на горку с гитарой и, позабыв о своем имидже крутого парня, ушел в полный отрыв. Потом настал черед Роуз. Лежа на качельной доске, она томно позировала и сексуально шевелила губами под музыку, как Мадонна из клипов восьмидесятых. Наоми всю песню медленно кружилась на карусели, так ни разу и не улыбнувшись. Роль оператора досталась мне, а камерой послужил телефон Наоми в чехле с изображением персонажей нинтендовской игры «Легенды Зельды». Снимать было решено каждого по отдельности на протяжении всего трека, чтоб мне потом было удобнее монтировать клип. Когда подошла моя очередь, телефон взяла в руки Роуз. Темные очки, перчатки без пальцев, барабанные палки, а заместо ударной установки – скамейка. Клип собрал 924 просмотра, и я считаю, этим можно гордиться. В «Фейсбуке» нас лайкнули ни много ни мало 2300 пользователей, а в «Инстаграме» у нас уже 760 подписчиков. Ну точно пора регистрироваться на «Спотифай».

Штука в том, что мне нравится мой образ в социальных сетях. Там я выгляжу как человек, который знает, что делает, чего хочет и куда движется по жизни. Там я очень даже ничего, уверенности в себе хоть отбавляй, а с барабанными палочками в руках вообще работаю как слаженный механизм: каждая мышца, каждый рефлекс, каждый удар сердца, каждая клеточка мозга – все во мне совершенно. Мое отражение, живущее за блестящим экраном, – вот кто получает «лайки» и сообщения в личку. Это ему достаются лукавые улыбки от девушек, которые неожиданно для себя понимают, что, может быть, и заинтересовались бы мной в том самом смысле, ведь, несмотря на свой рост и худобу, играю я офигенно. В общем, в социальных сетях у меня сложился клевый и даже сексуальный такой образ.

Как бы то ни было, в реальной жизни мне очень долгое время и в голову не приходило думать о себе в таком свете.

Тут, в реальной жизни, мне было очень трудно себя полюбить. В те годы, когда моим единственным утешением была еда, собственное тело казалось мне тюрьмой, откуда невозможно выбраться на свободу. Сильнее ненависти, которую вызывала во мне эта оболочка из плоти и крови, была только моя потребность в ней.

А потом внезапно все переменилось.

Однажды стою я в школьной раздевалке, и мой взгляд падает на отражение в зеркале. Это мое отражение, но из-за непривычного ракурса сначала я себя не узнаю. Передо мной кто-то чужой, и этот человек мгновенно вызывает у меня ненависть, отвращение и жалость.

И вот весь следующий год у меня была лишь одна цель: стать невидимкой, выстрогать себе новое тело, тоненькое, едва заметное. До булимии, к счастью, не дошло. Переедание для малышей, думалось мне тогда, потому что они беспомощные и ничего не могут изменить, а человек, который хочет управлять жизнью сам, наоборот, должен отказаться от еды. Казалось бы, родители должны были обратить на меня внимание. Они и обратили, но лишь для того, чтобы сказать, что я в отличной форме, несмотря на то, что мои ребра стали напоминать стиральную доску и меня трясло от холода даже в жаркий день. Из-за родителей мне пришлось раздуться, как шарик, а потом иссохнуть, как мумия, но ничего так и не изменилось. Кроме моей фигуры.

Меня спасли Най, Лео и Роуз. Они видели не ту версию меня, которая была тогда, а другую, более счастливую версию, которая тоже имела право на существование. Они показали мне, кем я могу стать, и помогли понять, что если я не начну жить для себя, то быстро окажусь в очень темном месте, откуда уже нет дороги назад. В нашей шизанутой семейке вроде как принято своими руками рушить себе жизнь, но эту традицию мне продолжать не хотелось.

Следующий год прошел в репетициях и тусовках с людьми, которые стали моими друзьями. Контроль прекратился, и начался полный отрыв. Столько всего происходило, что мне даже некогда было задумываться о том, что я ем. Было жутко страшно, но и безумно интересно, потому что у меня были друзья, и вместе мы репетировали, танцевали, смеялись, гуляли ночами напролет, ходили по клубам и барам, закидывали головы назад и выли на луну.

Такой образ жизни здоровым не назовешь, правда? Однако же он пошел мне на пользу. Когда целыми днями репетируешь, волей-неволей становишься сильнее и выносливее; когда не думаешь все время о еде и не стремишься себя ограничить, начинаешь питаться более сбалансированно; когда разрешаешь себе быть собой, обретаешь душевное равновесие.

Это был не фитнес-марафон, это был марафон счастья. А еще до меня наконец дошла одна важная вещь: как бы мне ни хотелось, чтоб родители обо мне заботились, их опека мне на самом деле не нужна. Я и так могу о себе позаботиться – и о Грейси тоже – и получается у меня куда лучше, чем у них самих.

Господи, сколько можно болтать о себе! Скука смертная.

В общем, был у меня «жирный» период, и был у меня «тощий» период, а теперь я в тонусе, вот и все тут. Хватит зацикливаться на всякой фигне, Ред, есть вещи и поважнее.

К примеру, чтобы Най поправилась. Этого мне хочется больше всего на свете.

На углу меня поджидает Лео.

С ним его старые друзья – чуваки, с которыми он тусовался до того, как вступил в группу, и до сих пор иногда общается. Я не беспокоюсь: они ничего не имеют против меня, а я ничего не имею против них.

Вот если б Лео стоял в компании девушек, у меня тут же снесло бы крышу. Что делать, если ноги вросли в пол? Что бы такого сказать, чтобы не опозориться? У меня смешные шутки? Я для них пустое место? Всякий раз, когда рядом оказываются симпатичные девушки, эти и подобные мысли начинают роиться у меня в голове, а вот полезная информация – о том, как ходить, например – напрочь оттуда стирается. В итоге приходится себе напоминать: это твои ноги, дурья ты башка, одну ставь перед другой.

Раньше при виде Лео, его корешей и особенно его старшего брата Аарона, который тоже учился у нас в школе, меня охватывал панический страх. Их рюкзаки, казалось, были под завязку забиты ножами и пистолетами, а жвачку они жевали так агрессивно, будто готовы были побить любого, кто придется им не по душе, и вообще уже прихлопнули парочку неудачников, а тела сбросили в Темзу. Как оказалось, мои опасения были не напрасны: накануне своего девятнадцатилетия Аарон сел за то, что пырнул ножом какого-то парня в закусочной.

Но Лео – не Аарон, а идти в школу с его друзьями совсем не страшно, потому что, оказывается, не такие уж мы и разные. Ну, только они повыше, естественно, как и все остальные люди на этой планете.

– Здоро́во, – говорит Лео, когда я подхожу.

– Здоро́во, чувак, – говорю я, а потом киваю по очереди всем его друзьям, а они кивают мне. Мы пускаемся в путь, и я представляю себя Дэвидом Боуи в окружении телохранителей.

Солнце ласково греет затылок, и даже выхлопные газы сегодня пахнут приятно. Гудят машины, скрипят тормоза, ревут двигатели, матерятся велосипедисты, гремит радио. Мне нравится шум города.

– Тройка лучших гитаристов? – говорит Лео.

– Ну, Хендрикс, конечно же, потом Мэй, потом Слэш.

– Шутишь, что ли? – качает головой Лео. – Хендрикс – это само собой, но какой Мэй, на фиг, какой Слэш?

– Такой Мэй, на фиг, и такой Слэш. Чувак, иди в жопу, Брайан Мэй – лучший в мире гитарист.

– У тебя с головой проблемы. Ты еще скажи, что Фил Коллинз – лучший в мире барабанщик…

– Ну… кстати, где ты вчера пропадал? – спрашиваю.

– Я вообще-то у тебя в гостях был, тупица.

– Да нет, после этого. Мы с Роуз переписывались, а ты был офлайн.

– А, это. Мама хотела поговорить.

– Вот блин.

– Ага. – Лео некоторое время молчит, но ему никогда не удавалось скрывать эмоции. У него на физиономии написано: случилась какая-то беда. – Мало у нас проблем, а тут еще…

– Ты о чем?

– Аарон выходит на свободу.

Ему больше не нужно ничего говорить.

– Вот блин.

Дальше мы идем молча, предоставляя Лондону заполнить паузу в нашем разговоре. Пока Аарона не посадили за решетку, Лео постоянно тусовался с ним, во всем на него равнялся и позволял втягивать себя во всякие темные дела. Аарону до лампочки, сколько вреда он причинит окружающим, пока не добьется своего, вот почему я его так стремаюсь. Когда-то он, наверное, был обычным ребенком, но в довольно юном возрасте стал водить компанию с парнями постарше, и они подсадили его на сканк. С тех пор он как с катушек слетел. Некоторые курят, и ничего с ними не происходит, а у некоторых – вон как у Аарона – как будто в мозгу что-то переклинивает. Их засасывает все глубже и глубже, пока наконец восприятие мира у них не меняется навсегда. Сканк ломает людей. Он сломал Аарона, а тот потянул за собой Лео.

Год назад, когда мы только начали играть вместе, Лео был парнем мрачным и сердитым. Он реально вселял в меня ужас. Тот, прежний, Лео вечно ходил по лезвию бритвы: банды, торговля наркотиками, сомнительные халтурки. Он знал секреты таких опасных людей, что любой нормальный человек бы на его месте потерял сон. Заключение Аарона стало для Лео подарком судьбы. Впервые в жизни он вышел из-под влияния старшего брата, и у него появилась возможность задуматься над тем, кто же он такой. Будь Аарон на свободе, он бы не позволил Лео играть в группе и снимать клипы на детской площадке.

Так или иначе, Аарона скоро выпустят, и тогда он снова будет за главного – если только Лео за себя не постоит.

– Ну… а что сказала твоя мама?

Господи, почему я вечно несу всякую херню?

– Она не хочет, чтоб он с нами жил, но все равно его пустит, родной сын все-таки. Держись от него подальше, говорит, не запускай учебу, не позволяй ему втягивать себя в неприятности. Можно подумать, я святоша, а он весь такой плохой.

– И как ты смотришь на то, что он вернется? – спрашиваю я, не глядя ему в лицо.

– Это ж мой братуха. Конечно, я рад, – отвечает Лео после короткой заминки.

– Эй, привет! – сзади к нам подбегает Роуз, на носу – солнцезащитные очки, на голове – бардак.

– Похмелье накрыло после отцовского виски? – говорю я.

– Да, у меня аристократические вкусы, ничего не могу с собой поделать, – улыбается она. – Но мне необходимо было выпить. До сих пор не верится, что Най в коме. Когда ее считали пропавшей, я хотя бы могла притворяться, что она цела и невредима, а теперь… просто пипец.

– Я всю ночь о ней думал, – говорит Лео. – Не стала бы она совершать самоубийство, это уж точно. Помните, как она вела себя в конце учебного года? Най изменилась: перестала носить анимешные прикиды, косметикой пользоваться. Да она вся… вся светилась. Накануне исчезновения она прямо сияла от счастья. Мне ведь не одному так показалось?

– Нет, ты прав, – говорю я. – Она выглядела счастливой и беззаботной, столько потрясающих песен написала – мы даже записывать не успевали. У нее не было абсолютно никаких поводов для… ну вы поняли.

– Выходит, она ушла из дома, – говорит Роуз, – а спустя какое-то время с ней случилось что-то ужасное, что-то настолько темное и невыносимое, что ей захотелось расстаться с жизнью. Другого объяснения быть не может.

Пытаясь вообразить эту страшную, неведомую причину, мы все бессознательно останавливаемся. Друзья Лео уходят вперед.

– Привет!

Голос Аширы так сильно похож на голос Най, что мы чуть ли не подпрыгиваем на месте, а затем переглядываемся: вдруг она все слышала?

– Привет, Эш, – Роуз поджимает губы в нерешительной улыбке.

– Ребят, мне неловко вас об этом просить, но Джеки подумала, что вы не отказались бы поужинать у нас сегодня после больницы. Помочь Наоми она не может, и ей надо на что-нибудь отвлечься. – Эш вымученно улыбается. – По мне, так затея дурацкая, но Джеки считает, что любую проблему можно исправить, хорошенько всех накормив. К тому же, думаю, вам удастся ее немножко приободрить, понимаете?

– Конечно, – говорю я слегка неуверенным тоном, взглядывая на Лео с Роуз. Они согласно кивают.

– Знаю, вечер будет странным… и откровенно ужасным, – вздыхает она, опустив голову и уставившись в пол. – Джеки говорит, что в доме стало слишком тихо. Я не приглашаю друзей в гости, да их у меня и нет. Никто не знает, о чем со мной говорить.

– Господи, Эш, прости нас, пожалуйста, – Роуз хочет обнять ее, но останавливается. Ашира производит впечатление человека, который не любит физического контакта.

– Вы не виноваты, – пожимает плечами Эш. Она встречается со мной взглядом, и у меня возникает ощущение, что она хочет поговорить со мной наедине. – В любом случае люди меня никогда особенно не интересовали.

– Мы вели себя как самые настоящие говнюки, – Лео качает головой. – Надо было тебя поддержать. Не знаю, как-то мы все расклеились.

– Ну, вы же готовите концерт, правильно? Хорошая идея, и есть на чем сосредоточиться, пока Най в коме. – Эш заставляет себя улыбнуться. – А у меня свои способы справляться со стрессом. Короче, Джеки была бы очень рада увидеть вас всех и закормить. Если перспектива провести с нами вечер вас не пугает, заходите.

– Зайдем обязательно, – говорю я. – Я скучаю по стряпне Джеки.

– Как ты, держишься? – Роуз пересекает невидимую черту вокруг Эш и берет ее за руку, как обычно, бесстрашно нарушая чужие границы.

– Все путем. – Эш аккуратно высвобождает руку. – Папа сидел с ней всю ночь, только что вернулся, говорит, состояние стабильное, так что… увидимся в больнице, наверное.

Опустив голову, Эш уходит, а мы стоим и смотрим ей вслед. Она спешит туда, где никто не увидит ее слез, двигаясь так быстро, что волосы развеваются у нее за спиной.

– Мне и в голову не пришло проведать родителей Наоми, – говорит Роуз. Раздается звонок на урок. Мы с удивлением замечаем, что школьный двор опустел. – Или спросить у Эш, как у нее дела.

– Нам тоже. – Лео обнимает ее одной рукой за плечи, и она прислоняется головой к его груди. Тогда он быстро целует ее в макушку и отпускает, как будто ничего не произошло. В этом жесте и правда не было ничего такого, но у меня появляется щемящее чувство в груди. А от мысли, что моего роста при всем желании не хватило бы на такой поцелуй, становится еще хуже.

– Привет, ребята! Можно вас на пару слов?

К нам по бетонной площадке бежит мистер Смит.

– Вы сегодня планируете навестить Наоми?

– Да, – говорит Роуз. – А как же. А вы, сэр?

– Нет, сегодня вряд ли получится, но держи меня в курсе, лады?

– Лады, – улыбается Роуз.

– Понимаете, в чем дело: я только что вспомнил, что позвал к нам в гости местный радиоканал. Изначально планировалось, что они возьмут у вас интервью и запишут репетицию, а потом сделают из всего этого ролик и будут крутить в качестве рекламы. Теперь, когда Наоми нашлась, наверное, стоит все перенести. Мне необходимо поговорить с ее родителями.

– Не нужно ничего переносить. – Роуз касается руки мистера Смита, как будто хочет его утешить. – Семья Наоми только за, нам Эш сказала.

– Значит, всё в силе? – говорит он.

– Ну да, – говорю я. Лео молча кивает.

– Хорошо. Тогда бегом на урок, а не то опоздаете. Если будут ругать, валите все на меня.

– Хорошо, сэр, – склонив голову набок, Роуз расплывается в улыбке. – А вы валите все на меня.

– Ах да, Роуз, не забудь заскочить ко мне в кабинет насчет хора, – кричит он, пересекая двор. Сколько бы Роуз с ним ни флиртовала, ему все как с гуся вода.

– Что ты творишь? – спрашивает Лео, когда мы заходим в школу. – И на кой тебе сдался хор?

– Для какого-то конкурса им нужна чертовски привлекательная солистка. – Она заливисто смеется и бросает на него взгляд из-под ресниц. – И потом, мужчины просто не могут устоять перед моим природным обаянием, что ж тут поделаешь?

– Скорее, ты не можешь устоять перед ними, – огрызается Лео и, отшатнувшись от нее, уходит отмечаться.

– Чего это он? – Мы останавливаемся посреди коридора. Роуз удивленно на меня смотрит. Вдалеке хлопают двери классов, шум и гам школьного утра стихают, наступает тишина – верный признак того, что мы опоздали.

Это ты так на него действуешь, хочу сказать я.

– Аарон скоро выйдет на свободу.

– Вот же… – Нахмурившись, она скидывает сумку с плеча, и та с оглушительным грохотом падает на пол. – Аарон мудак, а Лео этого в упор не замечает.

– Вот-вот. – Я пробегаю пальцами по своему бритому затылку. – Но что мы можем ему сказать? Что мы можем сделать? Он ведь Аарона боготворит.

– Не волнуйся. – Роуз нагибается за сумкой. – Мы больше никого не потеряем. Я этого не допущу.

Мы продолжаем идти по коридору, и я улыбаюсь ей, представляя себя мультяшным персонажем с сердечками вместо глаз.

– В чем дело? – спрашивает она, с подозрением на меня поглядывая. – Что такое?

– Ничего.

Роуз – она всегда живет настоящим, ставит под сомнение и проверяет на прочность все вокруг, по любому поводу встает на дыбы. Это-то меня в ней и восхищает.

– Ладно, у меня нет времени ждать, пока ты тут соберешься с мыслями. Пока, дурачье! – Она показывает мне средний палец и ускоряет шаг, а добравшись до конца коридора, оборачивается и кричит что есть мочи:

– Люблю тебя!

– Я знаю, – говорю я. Когда я наконец захожу в класс, рот у меня до ушей.

История сообщений

Роуз 1 мин назад 109 дней подряд

Лео 1 ч назад 43 дня подряд

Касия 6 ч назад 6 дней подряд

Парминдер 3 дня подряд

Лука 4 дня назад

Сэм 5 дней назад

Наоми 27 июля (Наоми офлайн)

7

А пошло все в жопу.

Мне казалось, я что-то почувствую, когда она вернется. Радость, грусть – хоть что-нибудь. И вот мы втроем сидим у ее постели, а слов у нас нет, эмоций… тоже. Мы как будто попали в вакуум.

– Пришли! – увидев нас, Джеки просияла. Хоть какая-то польза от нашего присутствия. – Ей нужно больше общаться со сверстниками. В компании такой старой зануды, как я, кто угодно со скуки спятит. – Она вела себя так, будто Най сидела со скучающим видом в постели, то и дело отпуская саркастические замечания и театрально закатывая глаза. – Все хорошо, доченька, друзья с тобой.

На этих словах она прижала ладонь к моей щеке. Мы слабо улыбнулись друг другу.

– Побудьте тут с ней, а я поеду домой готовить. Как же здорово, что вы согласились зайти, мне теперь хотя бы есть чем заняться. Пока будем ужинать, с ней посидит Макс, а потом мы с ним поменяемся. Я больше не хочу оставлять ее одну, понимаете? Она там совсем одна была, в реке, и… – слова застряли у нее в горле.

– Не беспокойтесь, миссис Демир, – сказал Лео очень серьезным тоном. Он приобнял ее за плечи, как будто желая оградить от любых неприятностей. – Мы отсюда никуда не денемся. Езжайте себе спокойно домой, готовьте, в этом вам нет равных. Только моей маме не говорите, что я так сказал.

Джеки кивнула, чмокнула его в щеку, затем судорожно вздохнула и прильнула губами к единственному кусочку гладкой коричневой кожи, который виднелся на лице ее дочери.

– До скорого, малышка, не болтай подолгу, не то устанешь, – прошептала она.

– Она выглядит получше, – говорит Роуз после ухода Джеки. – Вам так не кажется? Уже не такой… холодной.

И правда, цвет лица у нее посвежел. Если смотреть только на один глаз и окружающий его неизувеченный участок кожи, можно представлять, что она всего-навсего крепко спит. Главное – не отводить взгляда.

– Что делать будем? Может, расскажем ей, как у нас дела? – предлагает Лео, засунув руки глубоко в карманы. – Вроде как нужно с ней разговаривать, так ведь? Странно это все.

Он пересекает палату и прислоняется к двери, будто мечтает провалиться сквозь нее в коридор.

– И что нам такого сказать? – интересуется Роуз. – Что Парминдер как была коровой, так и осталась, а школа по-прежнему сплошной отстой?

Наступившую тишину нарушают только звуки нашего дыхания и урчание аппаратуры.

– Музыка, – говорю я, указывая глазами на телефон Роуз. – Открой-ка «Тьюнифай». У нее все плейлисты в открытом доступе, можно оттуда что-нибудь поставить.

– А это идея! – Роуз открывает приложение, с помощью которого мы все транслируем любимые песни. – Вот бы еще найти хоть один плейлист… она давала им такие дебильные названия.

– Включи «No Apologies»[3]3
  «Никаких извинений».


[Закрыть], – говорю. – Она эту песню всю весну слушала. Sum 41. Плейлист называется «ПВЖ УБЛДК».

Роуз копается в телефоне, но песня все никак не начинается. Она хмуро всматривается в экран.

– Странно…

– Что странно?

– Откройте у себя «Тьюнифай» и введите название плейлиста. Имя пользователя «НайСэй01».

Я достаю телефон. И действительно, по запросу «ПВЖ УБЛДК» приложение выдает два плейлиста с одинаковыми песнями. Один из них создала Най в июле, а второй появился чуть позже, в августе, у пользователя с другим именем. Я протягиваю телефон Лео. Он растерянно пожимает плечами.

– Кто такая ТемнаяЛуна? – говорит Роуз. – Вы только посмотрите: если набрать в поиске «НайСэй01», всюду выскакивает эта сраная ТемнаяЛуна, она все плейлисты Наоми к себе скопировала. Все до единого. Как это понимать?

Мы таращимся на экран, как будто ожидая прозрения.

– Да никак. – Лео качает головой. – Наоми пропала, а кто-то решил таким способом типа привлечь к себе внимание. Небось, какая-нибудь дурочка из школы. Или дурак. Вокруг одни сволочи, вы что, забыли?

– Найду того, кто это сделал, богом клянусь… – рычит Роуз.

– Просто включи музыку, ладно? – говорит Лео. Маленькую палату заполняет сердитый рев гитар, и слушать его куда приятнее, чем звуки медицинского оборудования или наше тяжелое молчание.

Я с любопытством просматриваю плейлисты ТемнойЛуны. Среди них не только те, что были скопированы у Най, но и плейлисты, составленные из песен нашей группы. Во всем мире от силы человек одиннадцать добавляют наши песни к себе. По ходу, Лео прав: это кто-то из школы, какая-то поклонница группы, явно двинутая.

Когда я поднимаю глаза, Роуз стоит лицом к окну, а Лео сидит на единственном стуле для посетителей, расставив длинные ноги в стороны; оба возятся с телефонами.

Положив мобильник в карман, я заставляю себя поглядеть на Най.

Когда дружба по меньшей мере на пятьдесят процентов состоит из общения в сети, можно и забыть, что за аватаркой скрывается человек из плоти и крови.

На висках у Наоми виднеется щетина – по ходу, ее длинные прямые волосы частично сбрили. Выглядывающие из-под повязки гематомы начали желтеть и расползаться по лбу. На ее лицо больно смотреть. Тяжело видеть девушку, которая проводила с тобой дни напролет, в таком состоянии, в синяках и с проломленным черепом. Но ей, должно быть, в сто раз тяжелей. Понимает ли она, где сейчас находится? Что творится у нее в голове?

Разглядывая незабинтованные участки ее лица, я пытаюсь представить, что же могло произойти между тем днем, когда мы в последний раз виделись, – это было два месяца назад, она как раз смыла макияж, из-под желтого летнего платья виднелись карамельные ножки – и тем днем, когда ее нашли. Я напрягаю все силы своего ума и воображения, но мне так и не удается найти связь между той девушкой, которая смеялась и танцевала босиком на лужайке в парке, и этой, в ушибах и кровоподтеках.

Руки ее аккуратно лежат поверх одеяла вдоль тела. Они тоже разукрашены синяками, но пострадали не так сильно, как голова. Мой взгляд скользит по фиолетово-желтой россыпи пятен, которая тянется от плеча до запястья ее правой руки. Я двигаюсь ближе. Неужели никто больше не заметил, что эти овальные синяки похожи на следы пальцев? Ее как будто хватали за запястье, причем с такой силой, что чуть не переломали все кости.

От одной мысли, что ей могли причинить столько боли, у меня по спине пробегает холод и начинают дрожать руки.

За окном в коридоре стоит лечащий врач Наоми, доктор Белый Халат или как ее там. Она разговаривает с медсестрами, вся такая серьезная и сосредоточенная. Не похоже, чтобы она когда-нибудь упускала из виду важные детали.

Я что хочу сказать: ее же должны были осмотреть, правильно? Настолько очевидную вещь врачи бы уж точно не проглядели. Даже спрашивать об этом не стоит – еще подумают, что я указываю им, как выполнять их работу. С другой стороны, с тех пор как ее нашли, Най все время была в отключке и не могла пожаловаться на боль в запястье. Моя рука тянется к ее ладони, но я себя останавливаю.

Фишка в том, что мы с Най кучу времени проводили вместе, вдвоем то есть.

Когда она исчезла, полицейские захотели покопаться в наших ноутбуках и мобильниках – проверить, нет ли там каких зацепок. Мы дали им понять, что если б знали, где она находится, то давно бы им все выложили, но они сказали, что должны сами провести экспертизу. Ясное дело, никаких зацепок они не нашли.

В полиции решили, что мне должно быть известно о ней все. Ее родные, друзья, даже моя мама – все говорили: если кто и может знать, где находится Наоми, так это Ред. У нас было много общего, мы вечно друг друга смешили, заканчивали друг за друга предложения. Люди думали, что нас связывает нечто большее, чем дружба. Чему тут удивляться, ведь почти все песни группы мы написали вдвоем, и многие из них о любви.

Но Наоми писала не обо мне, а я – не о ней.

Мы никогда не спрашивали друг у друга, о ком сочиняем тексты. Мы безответно влюблены, это было ясно, а в кого – не суть важно. Мы просто дружили, не чувствуя необходимости делиться секретами. У нас и без того было полное взаимопонимание. Я часто рисую себе небольшие сценки, в которых целуюсь то с одной знакомой девушкой, то с другой, но Най никогда не была героиней этих моих фантазий. У нас были особые отношения.

Теперь вот я сижу у ее кровати и хочу взять ее за руку, но все никак не решусь. Раньше меня ничто бы не остановило, никакие любопытствующие взгляды, ведь мы с Най знали, какие у нас отношения, а на других нам было наплевать. Но теперь… чьи руки трогали ее до меня? Кто причинял ей боль? Она кажется мне чужой, и только теперь, когда ее нашли, я понимаю, как же сильно мне ее не хватает.

Крайне осторожно, стараясь не задеть поврежденные места, я беру ее за руку. Кожа у нее теплая, в районе запястья размеренно тикает пульс. Бросив быстрый взгляд на Роуз и Лео – эти двое до сих пор не оторвали головы от телефонов, – я как можно аккуратнее подношу ее руку ко рту и шепчу ей в ладонь:

– Ты возвращайся, Най, ладно? Возвращайся, ты нужна мне.

В этот момент мне на глаза попадается то, чего никто из нас раньше не замечал. С первого взгляда – как полумесяц. Свежая, контуры четкие, пряталась, но все время была тут.