Текст книги "Пока мы не встретились"

Глава 8

Видимо, жизнь в Балидоне начиналась с первыми лучами солнца. Уже на рассвете шум из конюшни разбудил Монкрифа. Плеск воды в желобе, мальчишеский смех молодых конюхов, петушиное пение, скрип груженой повозки, стук колес – бархатные занавеси полога не могли удержать все эти звуки снаружи.

Монкриф сладко потянулся и тут же ощутил пустоту рядом с собой. Где Кэтрин? Монкриф сел и отбросил занавеску. В комнате было пусто. Сбежала к себе в Колстин-Холл?

Прошлой ночью он сдержал слово и оставил жену в покое. Она вошла в спальню, как мученица, а ее черная ночная рубашка служила лучшей защитой, чем любые доспехи.

Монкриф встал и прошел в комнатку с умывальником. Умылся, надел простую белую рубашку и черные панталоны. Затем сквозь двойные двери вышел на балкон оглядеть свои новые владения, – маленькое королевство, замок, в котором поместилась бы целая деревня.

Сегодня он будет заново знакомиться с Балидоном, встретится со старостой, с некоторыми арендаторами. Надо бы устроить празднество в честь его свадьбы и получения титула. Герцог умер, да здравствует герцог! Перемены, пусть даже болезненные, следует отмечать.

Монкриф вышел из герцогских покоев, размышляя о том, куда делась Кэтрин. Будь он пылким возлюбленным, он бы знал. Нет, не так. Будь он пылким возлюбленным, они оба лежали бы еще в постели. Он разбудил бы ее поцелуем, спросил бы, как она спала, принес бы ей что-нибудь вкусное или приятное. Все, что угодно, кроме сундука Гарри.

Как несправедливо, что она так печалится о столь недостойном ее горя человеке, как Гарри. Будь его воля, Монкриф сжег бы этот злосчастный сундук на дорожке перед замком.

На втором этаже не было ни души, а вот на первом кипела работа. Целый батальон молодых женщин в одинаковых, синих платьях и синих фартуках трудолюбиво отскребал, отчищал, выметал и надраивал каждый уголок, каждую панель, каждый цветочек резных орнаментов. Уоллес стоял тут же и раздавал указания: было видно, что он отнесся к поручению весьма серьезно. Заметив герцога, Уоллес изменился в лице. В этот миг Монкриф понял, как будет выглядеть этот молодой человек через несколько лет.

– Доброе утро, Уоллес, – поздоровался Монкриф. – Мне нравится ваше усердие.

– Ее светлость сказала, что над служанками всегда надзирала домоправительница, но так как она на этом посту недавно, я сам должен заняться уборкой.

– Домоправительница? Я думал, у нас, ее нет.

– Мне кажется, ее светлость уже кого-то назначила.

Монкриф испытал такое облегчение, что сам удивился. Разумеется, Кэтрин не оставила его.

– И где же сейчас моя жена, Уоллес?

– В кухне, ваша светлость, с поварихой и домоправительницей.

Монкриф отправился в задние покои замка. Стены некоторых коридоров были украшены щитами, с которыми его предки ходили в бой. Когда-то они производили на Монкрифа огромное впечатление, а сейчас он не обратил на них никакого внимания, возможно, потому, что устал от войны. Так сказать, перековал мечи на орала.

Балидон строился в те времена, когда защита была не обходима. Три колодца внутри внешнего периметра обеспечивали наличие свежей воды. Животных загоняли в небольшой загон, а огород позади основного здания поставлял овощи. Балидон мог выдержать многие недели осады, и не раз выдерживал.

Монкриф миновал лестницу для слуг. Прошлой ночью он не заметил, в каком состоянии находится эта, самая старая, часть замка. Следовало укрепить некоторые стены, рамы в высоких окнах потрескались, так было почти везде. Казалось, Балидон все эти годы стоял заброшенным. Стены имели три фута толщины. За века их много раз ремонтировали в разных местах. Звук они не пропускали, если только его не доносило эхо.

Завернув за угол, Монкриф оказался в кухне, и тут же к нему обратилась Кэтрин:

– Монкриф! – крикнула она, подзывая его ближе взмахом деревянной ложки. – Ты знал, Монкриф? Я в жизни не слышала ничего более отвратительного! Ты знал?

Монкриф остановился, пораженный такой бурей эмоций. Расставив ноги и сложив на груди руки, он смотрел на Кэтрин. Его жена хмурилась, лицо раскраснелось от гнева.

Одета она была, как обычно, в черное с ног до головы. Синим, был только фартук.

– Ты не смогла найти черный фартук?

Кэтрин захлопала глазами от столь неожиданного замечания.

– Кэтрин, прошло достаточно времени, ты могла бы постепенно переходить хотя бы на лавандовый. Или ты останешься в черном до конца своих дней?

Кэтрин сложила руки, словно подражая позе супруга.

– Мы обсудим мой гардероб позже, Монкриф. А сейчас есть дела поважнее.

– И какие же это дела?

– Ты знаешь, что Джулиана делает с остатками от обеда?

– Отдает бедным? Кормит свиней?

– И то и другое было бы приемлемо, – мрачным тоном отвечала ему Кэтрин. – Нет, она заставляет повариху использовать их в других блюдах.

Повариха сделала книксен. Высокая и тощая повариха – это дурной знак. Может быть, она неест собственную стряпню?

– Так и есть, ваша светлость. Ее светлость не любит, когда еда пропадает впустую. Она считает это напрасными тратами, поэтому заставляет меня выскребать все тарелки, складывать все в котелок и на следующий день подавать слугам.

– Надеюсь, сегодня она не запланировала ничего подобного, – с усилием произнес Монкриф, у которого сдавило желудок.

– Все, что осталось со вчерашнего обеда, сэр, я должна сегодня утром подать слугам.

– Этого не будет, – твердо заявила Кэтрин, обращаясь к поварихе. – Я в жизни не встречала подобной скупости, Монкриф, даже в Колстин-Холле мы не обращались со слугами, как со свиньями.

– И здесь не будем, – мрачно произнес он. – Сколько у нас слуг?

В этот момент появилась Глинет. Монкриф понял, что она подслушивала за поворотом стены. В руках она держала большую книгу. Опустив на нее взгляд, Глинет ответила:

– Сто семнадцать, ваша светлость. Все на разных службах. Пятьдесят семь человек домашней прислуги. Остальные работают либо в поле, либо в конюшне, либо вне дома.

– Кухарка, отправьте объедки на ферму, – приказал Монкриф, развернулся и вышел прочь. Как он и надеялся, Кэтрин последовала за ним.

В конце коридора он обернулся:

– Насколько я понял, ты назначила Глинет нашей домоправительницей.

Кэтрин ответила ему хмурым взглядом.

– Назначила. В Колстин-Холле она набралась опыта. У прежнего хозяина она тоже работала домоправительницей. Ты возражаешь?

Несколько мгновений Монкриф молча смотрел на жену.

– Я охотно соглашусь с твоим выбором, если ты пойдешь навстречу одному моему маленькому желанию.

Кэтрин снова сложила руки на груди.

– Какому?

– Я устал от твоих вечных черных одежд. Конечно, этот цвет тебе к лицу, но я хочу увидеть на тебе платья других оттенков.

Кэтрин открыла, было, рот, чтобы возразить, но, как видно, передумала. Монкрифу хотелось похвалить ее за сдержанность. Меньше всего он желал в этот миг услышать имя Гарри Дуннана.

– Ну что, договорились? – спросил он.

– Да, Монкриф, договорились. Но ты не должен третировать Глинет. Пусть делает свое дело.

Монкриф улыбнулся, а Кэтрин, без сомнения, сочла это согласием. На самом деле герцог действительно был доволен. До этого момента Кэтрин все время держалась, замкнуто и сдержанно, а сейчас он узнал в ней ту женщину, которую воображал себе по письмам.

Монкриф развернулся и стал уходить, но Кэтрин позвала его, и он оглянулся через плечо.

– Спасибо, – негромко произнесла Кэтрин. Камни поглотили звук, но Монкриф все равно услышал, ответил ей улыбкой и ушел, чтобы не поддаваться соблазну и не решиться на большее.

Первая встреча была назначена с Мансоном, управляющим фермой, который был счастлив, увидеть хозяина. Старый слуга приветствовал его сияющей улыбкой, все лицо его собралось в мелкие морщинки. Мансон был из тех немногих, кого Монкриф помнил с детства. На управляющем была поношенная, но чистая одежда, сбитые сапоги были вычищены. Он выглядел в точности, как четырнадцать лет назад.

– Да, многое здесь изменилось, – пробормотал Мансон, не вынимая трубку изо рта. – Думаю, ваш отец не очень был бы доволен. Он понимал, что ты принадлежишь земле больше, чем она тебе.

Монкриф вырос, слушая сентенции Мансона, и всегда они были суровыми и основательными.

Они вместе осмотрели конюшни с тридцатью шестью стойлами. Только три из них были заняты. Все службы требовали ремонта. Двери едва держались на петлях. Крыши надо было подлатать. После осмотра Монкриф обратился к Мансону:

– Мансон, почему все развалилось? Управляющий долго сосал трубку и молчал, наконец минул трубку изо рта и сплюнул.

– Дело не во мне, ваша светлость. Дело в ней. – И он мотнул подбородком в сторону замка. – Ваш отец был скуповат, что, правда, то, правда. Но такой скряги, как она, я в жизни не видел. Она даже цыплятам жалеет корма! Уволила половину работников. Сказала, что будем держать поля под паром. Откуда она собирается брать деньги, чтобы их копить? Балидон – не просто красивый замок. Землю надо обрабатывать.

– Мансон, но все это запустение не могло возникнуть за шесть месяцев.

Мансон кивнул.

Монкрифа всегда удивляло, что столь похожие друг на друга отец и брат напрочь расходились в одном фундаментальном вопросе. Его отец терпеть не мог тех, кто спровоцировал восстание, а Колин, видимо, разорил Балидон, чтобы поддержать якобитов.

– Странно, что замок совсем не рухнул, – пробормотал, наконец, Мансон. – Восточную стену надо чинить. Крыша часовни течет. Я делал, что мог, но герцогиню не переспоришь. Когда я услышал, что возвращается ваша светлость, – лицо Мансона расплылось в широкой улыбке, – мои старые ноги едва не сплясали джигу.

Что бы сказал отец, узнай он, что третий сын, никудышный бродяга, стал двенадцатым герцогом Лаймондом? Монкрифу казалось, что он слышит голос отца: «Ты ведь сделаешь все, как надо, Монкриф? Ты выполнишь свой долг».

Разве у него есть выбор? В Балидоне он родился. Замок – его наследство, его прошлое и будущее, которое он должен защитить.

За четырнадцать лет Монкриф многое повидал, бывал в ситуациях, когда от его решения зависела жизнь и смерть. Теперь ему предстоит решать иные задачи: приводить в порядок Балидон и строить отношения с Кэтрин. И неизвестно, какая из них окажется сложнее.

Почему он на ней женился? Чуть слышный голос, наверное, голос совести, шептал ему, что незачем лукавить, что он прекрасно знает, почему воспользовался ситуацией. Монкриф хотел, чтобы у него с Кэтрин было все то, что уже связало их в переписке: слияние умов и душ, союз мыслей и чувств и все то, что это единение обещало в будущем. Но он ни на йоту не приблизился к этой цели, как не сумел отвратить мысли Кэтрин от этого проклятого Гарри Дуннана.

Может быть, стоит написать ей еще раз?

«Дорогая моя Кэтрин.

Я вернулся, вернулся в дом, о котором мечтал долгие годы. И я привез сюда вас, женщину, которая волнует, смущает и очаровывает меня.

Вы любите с такой страстью, что я начинаю сомневаться, забудете ли вы когда-нибудь Гарри. Жизнь для живых, Кэтрин. Не знаю, сумеете ли вы со временем постигнуть эту простую истину?

Как мне сражаться с призраком, особенно если этот призрак – я сам?»

Глава 9

– Почему меня надо представлять толпе чужаков? Кэтрин оглядела себя в зеркале. Сегодня они ждали к обеду друзей Джулианы, неизбежная церемония, как ей объяснили.

– Они быстро уедут, – пожал плечами Монкриф, сообщая жене о гостях. – Им просто хочется посмотреть на тебя и на меня.

– Это необходимо?

Монкриф улыбнулся снисходительной улыбкой. Так же улыбалась и новая горничная, которую приставили к Кэтрин после того, как Глинет получила повышение.

Сейчас Мэри сооружала на голове Кэтрин нарядную прическу. Зачесав волосы назад, и приподняв их, горничная спустила тугие локоны на шею и украсила свое произведение лентой цвета лаванды, расшитой мелкими жемчужинами.

Мэри служила Кэтрин уже три года, но только теперь эта похожая на молочницу девушка удостоилась чести обслуживать госпожу. Она была крайне молчалива, так что единственным человеком, с кем Кэтрин могла поговорить, был Монкриф.

На Кэтрин было платье цвета лаванды. Местная портниха сшила его на этой неделе. У платья, очень простого по фасону, были длинные рукава и льняная нижняя юбка молочного цвета. Уступая мужу, Кэтрин отказалась от черного и носила теперь наряды светло-лилового цвета.

– Мне кажется, я совсем не готова к сегодняшнему вечеру, – пожаловалась она горничной.

– Но вы прекрасно выглядите, ваша светлость.

– Ты слишком добра.

– Но это правда… – Служанка вдруг замолчала. Кэтрин подняла взгляд и увидела, что в дверях стоит Монкриф. Она кивнула Мэри, которая тотчас положила расческу, сделала книксен и удалилась из комнаты.

Монкриф смотрел на жену и молчал. Кэтрин занялась складками на юбке.

– Никогда не видел вас ни в чем, кроме черного. Я-то думал, что черный цвет вам идет, а теперь понял, как ошибался.

Кэтрин поймала взгляд мужа в зеркале и тут же смущенно отвела глаза. Монкриф смотрел на нее пристально и восторженно.

– Значит, можно считать, что вы одобряете?

– Да, вы чудесно выглядите, но ведь вы и всегда прекрасны.

Почему рядом с Монкрифом она так неловко себя чувствует, а сейчас особенно? Вырез на платье не выглядел очень низким, но теперь Кэтрин казалось, что у нее обнажена вся грудь. Убежать бы от его взгляда, как убежала Мэри…

– Гости уже собираются? – спросила Кэтрин, чувствуя, как присутствие герцога подавляет ее. Недаром слуги без конца кланялись ему и приседали в реверансах.

– Пока нет. Вам не терпится их увидеть?

– Наоборот, я боюсь.

– Вам нечего бояться. Они приезжают, чтобы с вами познакомиться.

– Вы имеете в виду, чтобы поглазеть на меня?

– Пусть глазеют. Ведь вы – герцогиня Лаймонд.

– Скажите, ваши люди всегда вам подчинялись? – спросила вдруг Кэтрин и тут же пожалела об этом.

– Почему вы спрашиваете?

– Мне показалось, что большинство слуг в Балидоне вас боятся.

В ответ Монкриф улыбнулся, чем несказанно удивил Кэтрин.

– То, что вы заметили, это не страх, а неуверенность. Слуги пока не могут понять, на кого я больше похож – на отца или на брата. Мой отец правил твердой рукой, а брат, как я подозреваю, не правил вообще, потому и запустил поместье.

– А вы кем будете?

– Ни тем, ни другим. Я – Монкриф.

Он и раньше произносил эти слова, и таким же тоном самоуверенного превосходства. Кэтрин невольно ему позавидовала.

– Неужели вам безразлично, что думают о вас другие люди?

– Меня и раньше это не очень волновало, а теперь я к тому же плачу им деньги.

– И вам безразлично, что думаю о вас я?

– Кэтрин, мне приходится разрываться между правдой и желанием вам угодить.

– Не нужно разрываться. Говорите правду. – Кэтрин вдруг испугалась.

– Отлично. Со временем вы сами составите мнение обо мне, судя по моим словам и поступкам. Думаю, мне просто надо оставаться самим собой.

Раздражение Кэтрин сменилось смущением. Она уже заметила, что смена настроений была обычным следствием их бесед.

– Люди, которые у нас сегодня обедают, играют важную роль в здешних местах.

Кэтрин кивнула. Джулиана уже показывала ей список приглашенных. Мелкие аристократы, глава местной епархии, несколько вдов, три крупных землевладельца с семьями. За все годы в Колстин-Холле Кэтрин приняла меньше гостей.

– Я буду, благодарен вам, если они останутся в неведении об особенностях нашего брака.

Кэтрин обернулась и несколько мгновений смотрела на Монкрифа, надеясь, что он оценит ее уверенный и благополучный вид. Ее отец был богатым человеком, и Кэтрин училась в школе для благородных девиц. Отец сделал для своей дочери не меньше, чем любой родитель, будь он герцог или простой дворянин.

– Их мнение имеет для вас большое значение?

– Вовсе нет, – спокойно ответил Монкриф. – Просто я не люблю выставлять личную жизнь на всеобщее обозрение.

Прикусив губу, Кэтрин рассеянно двигала гребень по крышке туалетного столика. Смотреть на Монкрифа она больше не решалась.

– Кэтрин, вы боитесь меня?

– Вы никогда не давали мне повода вас бояться.

– Это обнадеживает.

– Вы позволили привести из Колстин-Холла некоторых слуг, и даже сундук Гарри. Не все мужчины на это способны. То, что вы редко улыбаетесь, вовсе не говорит о недостатке сердечности. Скорее это особенность личности, как, например, большой рост… или крупная фигура.

– Я кажусь вам большим?

– А как вы думаете? Вы, как башня, возвышаетесь над всеми лакеями. Даже Уоллес должен задирать голову.

– Наверное, мне надо радоваться, что ваши комплименты приправлены уксусом. – Монкриф повернулся и направился к двери.

Неужели она его оскорбила?

Но в дверях Монкриф вдруг остановился, вернулся и стал прямо перед Кэтрин, так близко, что ее юбки задевали его сапога. Кэтрин почувствовала раздражение: ей приходилось задирать голову, чтобы заглянуть ему в лицо.

– Я забыл отдать вам вот это. – И герцог протянул ей руку.

Оказывается, сюрпризы еще не кончились. У Монкрифа на ладони сияло крупное золотое кольцо. В обрамлении из рубинов и изумрудов сверкал великолепный сапфир.

– Что это? – воскликнула пораженная Кэтрин, коснулась пальцем украшения, но не взяла его.

– Наследственное украшение. Его получает герцогини Лаймонд по случаю свадьбы. – И Монкриф протянул ей драгоценность.

– Наверное, Джулиана не отдала его без борьбы, – заметила Кэтрин. Монкриф ответил веселым смехом, который несказанно удивил Кэтрин. Она еще никогда не слышала, чтобы герцог смеялся по-настоящему – звонко и беззаботно. Больше не размышляя, Кэтрин протянула руку и взяла кольцо.

– Довольно яркая вещь, – протянула Кэтрин, рассматривая оправу.

– Оно в семье уже много поколений. Согласен, украшение довольно кричащее, но я не несу никакой ответственности за его внешний вид.

– Я должна его носить?

– Кэтрин, неужели ценности ни в каком виде вас не привлекают?

Она на мгновение задумалась.

– Не могу вспомнить, чтобы человек мне понравился или вызвал неприязнь лишь потому, что у него что-то есть или чего-то нет.

– И Балидон не произвел на вас особого впечатления?

– Балидон? Но ведь это ваш дом.

– А если бы я привез вас в хижину, что бы вы обо мне подумали?

– То же самое, что и сейчас. Разве Балидон – это вы, Монкриф? Вы – это вы. Вы можете сказать, что вы герцог, но что вы за человек?

Монкриф долго смотрел ей в глаза, и не в первый раз. Кэтрин почувствовала неловкость от столь пристального изучения. Ей хотелось спросить, о чем он думает, но вопрос показался слишком, личным. К тому же она сомневалась, что действительно хочет это знать. Она чувствовала в Монкрифе нечто загадочное и боялась его мыслей.

– Раз мои богатства не оказывают на вас никакого впечатления, то лучше бы я оставался простым полковником.

– Я не сказала, что Балидон не произвел на меня впечатления. Замок великолепен, но разве могу я судить о вас по зданию?

– Это облегчило бы дело, – с улыбкой ответил Монкриф и, став внезапно серьезным, спросил: – А по каким же критериям вы будете меня судить?

На этот раз Кэтрин постаралась говорить мягче: – Критерий – ваша честь. Ваше благородство и человеческое достоинство. – Перечисляя эти качества, Кэтрин вдруг поняла, что Монкрифу они в высшей мере присущи.

Протянув руку, она хотела показать мужу, что надела кольцо, но он быстро схватил ее за кисть и, не давая опомниться, снял перстень с правой руки, взял ее за левую руку, сдернул с нее золотое обручальное кольцо и заменил его перстнем Лаймондов. Не успела Кэтрин возразить и даже почувствовать недовольство, как Монкриф повернул ее руку, склонился и нежно поцеловал в середину ладони.

– Ну вот, теперь вы действительно новобрачная.

И лишь когда он вышел из комнаты, Кэтрин поняла, что он не вернул ей кольцо Гарри.

Из-за дождя коляска еле ползла. Глинет придется объяснять, почему она так поздно вернулась в Балидон. Конечно, Кэтрин очень добра, даже излишне добра, но объясняться все равно придется.

«Мой сын болен». Что сказала бы на это Кэтрин?

Будь они по-прежнему в Колстин-Холле, Глинет могла бы рассказать ей правду. Кэтрин бы выслушала ее, перевернулась бы на другой бок и снова впала бы в свой наркотический сон. А теперь? Теперь Глинет понятия не имела, какая будет реакция у Кэтрин, узнай она, что у нее есть сын.

Переезд в Балидон был для Глинет неожиданным ударом, но все обернулось к лучшему. Она не только оказалась ближе к Робби, но еще и получила повышение – стала домоправительницей. Несколько лет строжайшей экономии, и она сможет накопить денег, чтобы купить дом и жить там вдвоем с сыном, а не видеться с ним только по выходным дням.

В жизни ей довелось любить только двоих людей. Один из них был мертв. Глинет представляла себе его образ настолько явно, что ей казалось, будто он вместе с ней едет в коляске, смотрит на их сына. Она почти наяву видела его гордый взгляд, слышала слова, которых он никогда не произносил: «Разве нам не повезло? Мы необычайно удачливы. Мы особенные».

Лишь на обратном пути сознание Глинет возвращалось к реальности, и она до конца проникалась своим одиночеством. Казалось, колеса выстукивают один и тот же рефрен: он никогда не вернется, он никогда не вернется…

Вторым человеком, ради блага которого Глинет была готова на любые жертвы, был Робби. Ее дитя, ее сын наполнял жизнь Глинет светом и смыслом. Каким волшебством она смогла произвести на свет подобное чудо? Сначала беременность представлялась ей страшной бедой, но сейчас присутствие Робби воспринималось ею как Божье благословение.

Каждый раз, возвращаясь от Робби, Глинет клялась себе, что ее сын не будет страдать за ошибки родителей.

В свое время она не устояла и влюбилась в мужчину со сверкающими карими глазами и улыбчивыми губами. Родители были против. Отец считал ее избранника пустым человеком, недостойным брака с его дочерью. А когда Глинет узнала о своей беременности, было уже поздно. Ее возлюбленный, ее надежда и счастье всей жизни, был уже далеко.

Мать Глинет вскоре умерла, а отец, лишившись от горя разума, выгнал дочь из дому, и Глинет пришлось самой устраивать свою жизнь. Сначала, до самых родов, она работала посудомойкой, тяжким трудом зарабатывая себе на хлеб. Чтобы не позорить семью отца, Глинет взяла девичью фамилию матери. Потом, похудев после родов, она устроилась горничной и там узнала о месте в Колстин-Холле.

Кэтрин обладала всем, чего была лишена Глинет, и ей иногда трудно было скрывать свои истинные чувства. Сама Кэтрин полагала, что они друзья, как будто Глинет могла забыть свое место! Однако именно благодаря Кэтрин Глинет стала не простой служанкой. Домоправительница – это достойный и очень престижный пост.

Она откинулась на кожаные подушки сиденья и выглянула в окно – дождь, и ничего больше.

В коляске всегда было тесно. Сегодняшний день не исключение. Спутники были вполне приличными людьми. Одну женщину Глинет запомнила еще по предыдущей поездке, та кивнула ей как доброй знакомой. Из-за тесноты заснуть здесь было невозможно, но, притворяясь спящей, Глинет отгораживалась от спутников и могла предаваться своим мыслям.

Сын рос и становился, так похож на отца, что Глинет хотелось крепко обнять мальчика и никогда не выпускать из объятий. Она так и делала, он в ответ смеялся, убегал от нее, она догоняла…

Маккларены ухаживали за Робби с младенчества. Конечно, Глинет им платила, но они так привязались к мальчику, что сейчас относились к нему, как к собственному внуку.

Коляска подъехала к перекрестку. Показался Балидон. Глинет выпрямила плечи и расправила юбку. В голове вертелись мысли о Кэтрин. Судьба распорядилась, чтобы она, Глинет, служила единственной женщине, которая действительно о ней заботилась и которую сама Глинет тайно ненавидела.

Странно, что Кэтрин вышла замуж, да еще за герцога. Монкриф не нравился Глинет, и она, не доверяла ему, понимая, что герцог чувствует к ней такую же антипатию. Если кто-то и был способен проникнуть в ее тайну, то это Монкриф, а потому Глинет стиралась избегать его, как только могла.