Текст книги "Осень в Шотландии"

Ребенком, все еще тоскующим о потерянных родителях, он наблюдал, как она ежедневно ходит в часовню, кладет цветы на могильную плиту деда и садится на скамью перед алтарем. Иногда, словно бы обсуждая с ушедшим повседневные дела, вслух разговаривает с человеком, которого сам Диксон знал лишь глубоким стариком.

Однажды он плакал там, и Нэн застала его, но не отругала, а притянула к себе и обняла. С того дня его жизнь текла по правилам, установленным для него двумя взрослыми – его дядей и старой Нэн, которые наставляли его и дарили ворчливой привязанностью.

– Джордж не понимал, что, будучи графом, он должен прежде всего руководствоваться долгом. Но он не желал помнить об этом и всегда считал, что гораздо важнее быть просто Джорджем.

– Почему ты говоришь о нем как о мертвом? – спросил Диксон.

Нэн повернула голову и какие-то секунды молча смотрела на собеседника.

– Он и есть мертвый. Для Балфурина. Он сбежал и, думаю, никогда не вернется.

– Зачем он приезжал сюда?

– Разумеется, выспросить у меня про сокровище.

– Значит, он не бросил эту мысль?

– Может быть, он его нашел, – отвечала Нэн, натягивая концы шали на свои пальцы. – Может быть, потому он сюда и не едет. Нашел сокровище и сбежал. Мы не увидим его, пока он не растратит все деньги.

– Да нет же никакого сокровища, – возразил Диксон. Он всю жизнь слышал разговоры о пропавшем сокровище Маккиннонов, о горшках с золотом, накопленных множеством поколений для наследников Балфурина, когда оно им потребуется. В детстве его завораживали эти сказки, но оставались лишь сказками, которые переходили от отца к сыну, волновали воображение, а потом забывались, как детские фантазии.

Они с Джорджем допросили всех до единого взрослых обитателей Балфурина. Сам Диксон успел даже поговорить с тетей раньше, чем та умерла, но тетка лишь покачала головой и ласково улыбнулась:

– Считается, что где-то есть план клада. Твой дядя и твоя мама в детстве перерыли всю библиотеку, пытаясь его отыскать. Сама я считаю, что это просто легенда, чтобы дети в Балфурине были вечно заняты делом, которого хватает на многие годы. Боюсь, дорогой, ничего такого здесь нет.

Они с Джорджем исследовали пещеры по берегу реки, нашли множество всякой всячины, которую с восторгом тащили в замок, – обрывок шотландки, старую трубу, проржавевшее лезвие ножа, длинную тонкую дудку, которая некогда могла быть частью волынки. Но сокровищ Балфурина они так и не нашли.

– Сокровище существует, – возразила Нэн, вглядываясь в лицо Диксона, который почти не услышал этих слов, потому что заметил слезы в глазах старой женщины. – Ты так похож на своего деда. Как можно перепутать тебя с Джорджем?

Диксон не ответил, а вместо этого сам спросил:

– Почему ты говоришь, что сокровище существует?

– Я знаю стихотворение. Твой дед заставил меня его выучить. Иногда мне кажется, что я помню все до последнего слова, а иногда думаю, что могла что-то забыть.

Она откинулась на спинку и прикрыла глаза.

 
Когда грядут перемены
И холод пахнет на нас,
О том, что назначено роком,
Предков затрубит глас.
 

Нэн открыла глаза и уставилась в потолок.

– Это первая часть. Любой, кто спросит, должен услышать первую часть.

Диксон внимательно смотрел на Нэн.

– Ты рассказала Джорджу?

– Ты что, не слышал? Я должна была рассказать. Любому, кто спросит. Даже Джорджу.

– Но там есть что-то еще?

– Я не могу сказать тебе. Ты должен сам разгадать загадку.

Старая и хрупкая, Нэн оставалась все такой же упрямой.

С минуту они сидели молча. Она смотрела в окно.

– Я так давно не выходила из башни, – наконец проговорила Нэн. – Но я не жалею, что эта комната – весь мой мир. Когда-то он приходил сюда. – Она вздохнула и прикрыла глаза.

– И ты не считала, что это грех?

Казалось, она не станет отвечать, но когда ее голос все-таки зазвучал, в нем была такая грусть, что Диксон пожалел о резкости своего вопроса.

– Конечно, я мучилась. Ненавидела его. Ненавидела каждый раз, когда он сюда приходил. Поклялась, что никогда не спрошу о его жене, и никогда не спрашивала. Считала, что мой грех меньше, если я не буду знать, какую ложь он придумывал, чтобы покинуть ее постель и прийти ко мне. У Маккиннонов не было счастливых браков, – продолжала она, открыв глаза и глядя в лицо Диксону. – Но у них всегда была любовь.

– Что еще ты сказала Джорджу? – вернул ее к прежней теме Диксон.

– Ты хочешь знать все, что я ему сказала? Ты тоже ищешь сокровища, как Джордж?

– У меня достаточно денег. Я ищу своего кузена.

– Не хочешь оставить его там, где он есть? Он на твоем месте поступил бы именно так, не потому, что оберегал бы твой покой, а скорее из нежелания беспокоить свою персону.

– Я не Джордж.

– Почему ты заботишься о судьбе кузена?

Может быть, потому, что поиски Джорджа сгладят чувство вины, искупят тот грех, что собственные амбиции Диксона привели к смерти другое человеческое существо? Диксон не стал выкладывать Нэн все до конца, сказал только:

– Возможно, потому, что когда-то я завидовал всему, чем обладал Джордж. И хотел доказать ему – я не хуже, чем он.

– Ты, Диксон, стал честным человеком, но, полагаю, слишком суровым к себе самому.

– Или, напротив, недостаточно суровым.

– Этого можешь не опасаться. Если ты вдруг проявишь ненужную мягкость, жизнь не преминет наказать тебя за это. Никто не знает своего жребия. Кто-то переживет свою полезность на этом свете, кто-то – свою любовь.

Она откинула голову и начала декламировать. Диксон не сразу понял, что происходит, но затем догадался, что Нэн снова читает стихотворение. На этот раз там оказалась еще одна строфа:

 
В Лету уйдет и старый и млад,
Для смертных судьба – преграда,
Щит и мечи и предсказанный клад
Храброму будут наградой.
 

Помолчав, она посмотрела в глаза Диксону:

– Так понятнее?

Он отрицательно покачал головой. Нэн рассмеялась мелодичным негромким смехом, который показался ему совсем молодым.

– Ты думал, я скажу тебе больше только потому, что ты так похож на своего деда? Очень глупо с твоей стороны. – Она снова прикрыла глаза, подняла правую руку и царственным жестом велела ему удалиться.

Глава 9

Обычно у Шарлотты уходил час, чтобы добраться до дома Спенсера – приятного особняка на окраине Инвернесса. Но сегодня ей казалось, что дороге не будет конца, возможно, потому, что она так остро ощущала, как бежит время.

Приближалась буря: на горизонте собрались черные тучи, поднялся ветер, срывавший последние листья с придорожных деревьев. Похолодало. Шарлотта придерживала у шеи накидку, всем телом чувствуя, как обдувает ее студеный ветер.

Осень кончалась, тут уж ничего не поделаешь.

Именно из-за непогоды Шарлотта обычно заканчивала семестр в середине октября. К весне Балфурин снова станет гостеприимным. И в первый раз за все эти годы она боялась прихода зимы, желая, чтобы ее по-прежнему окружали толпы людей. Бывали дни, когда даже Спенсер не мог до них добраться, и Шарлотта со слугами оказывалась в снежном плену отрезанной от внешнего мира.

А теперь появился Джордж.

Одна мысль о нем заставляла Шарлотту раздражаться. Возможно, ей нужно было последовать совету леди Элинор и дать понять своему беглому мужу, что она желает видеть его в своей постели. Затем, в точно рассчитанный момент, когда он будет ждать восторженного приема с ее стороны, она улыбнется холодной улыбкой, отстранится и выгонит его прочь.

Возможно, подобное торжество стоило того, чтобы прикоснуться к Джорджу.

Ведь сначала ей придется его поцеловать. Придется привстать на цыпочки и дотронуться губами до его губ. Почему же она не помнит, что он так высок?

Шарлотта выбросила из головы все мысли о том, чтобы поцеловать мужа, и сосредоточилась на дороге. Лошади у нее были очень надежные. Приближающаяся непогода их не беспокоила. Не очень породистые, зато крепкие и выносливые, они были предназначены скорее для плуга, чем для скачек.

Шарлотте вспомнилось, что Джордж любил лошадей. И, как говорил отец, даже делал несколько раз ставки на ипподроме. Видимо, не так уж редко, если судить по тому, с какой поспешностью он женился на Шарлотте.

– Жениться ради денег – не грех, Шарлотта, – говорила ее мать пять лет назад. – У него титул, у нас – деньги.

– Не очень выгодная сделка, – возражала Шарлотта.

– Для кого? Предназначение женщины реализуется в надежном браке, устроенном ее родителями. Бизнес твоего отца выиграет от родства с графом, не говоря уж о том, что ты станешь графиней.

И она, как послушная дочь, поверила матери. Ей легко было выйти замуж за Джорджа, остаться замужем оказалось труднее.

Карета почти достигла Инвернесса. Кучеру не нужны были указания, оставался один поворот, потом короткий подъем на холм. Спенсер любил называть себя джентльменом-фермером, но Шарлоп а всегда помалкивала, что он не слишком преуспел в этом начинании. Большая часть его полей оставалась невозделанной, а другие еще не были убраны. Однако сейчас Шарлотту не занимали его успехи в земледелии. Ей нужен был друг и советчик.

Когда карета остановилась у его дома, она послала кучера, а сама осталась ждать. Женщина не может навестить мужчину без постороннего сопровождения. Даже женщина в столь странном семейном положении. Однако Спенсер может спокойно сесть к ней в экипаж, не вызывая при этом ничьих пересудов.

Ах, если бы она взяла с собой Мейзи! Тогда они вдвоем могли бы подождать в гостиной у Спенсера, как делали это уже много раз. Но Мейзи осталась выполнять поручение хозяйки – перед отъездом учительниц она должна передать каждой из них по конверту. Внутри их ждала премия: последняя часть жалованья плюс небольшое вознаграждение за хорошую работу в этом году.

Казалось, девушка у двери о чем-то спорила с кучером. Шарлотта едва не решилась выйти из кареты и вмешаться. Кучер что-то говорил, девушка отрицательно качала головой. Шарлотта все поняла раньше, чем Франклин вернулся к экипажу со шляпой в руках.

– Ваше сиятельство, похоже, его нет дома.

– А где же он?

– Он в Эдинбурге, ваше сиятельство. По судебным делам.

Как странно. Конечно, тут нечему особенно удивляться, но Спенсер, по его собственным словам, редко куда выезжает.

«Все, что мне надо, Шарлотта, есть в Инвернессе. Зачем мне куда-то ехать?» – обычно говорил он. И при этом смотрел на нее с выражением, которое она не могла определить иначе как нежное, и это заставляло ее думать, что он имел в виду нечто совсем другое, нечто личное и теплое.

Шарлотта размышляла о том, как же следует поступить, а тем временем начался дождь и застучал по одежде кучера.

– Хорошо, Франклин, – с неохотой проговорила она. – Мы возвращаемся в Балфурин.

– Вы оставите записку, ваше сиятельство?

– Просто напишу, что мы заезжали. – Она полезла в ридикюль, достала визитную карточку и передала кучеру: – Отдай это той девушке.

Кучер слегка поклонился и вернулся к дверям, а Шарлотта закрыла дверцу кареты, чтобы туда не попадали капли дождя, и, откинувшись на подушки, стала гадать, что ей теперь делать.

Выбора у нее не было, надо возвращаться в Балфурин, но ей так этого не хотелось, потому что там был Джордж. Джордж с его самоуверенной – и такой обаятельной – улыбкой, которая зачаровала большинство учениц в ее школе. Джордж с его странным и верным спутником. Джордж, который смотрел на нее так, словно на кончике носа у нее находилось нечто, страшно его интересующее.

Рукой в перчатке она потерла этот самый кончик носа.

Он снова выиграл.

Через секунду Шарлотта уже ругала себя. Вовсе у нее не было такой уж отчаянной потребности с кем-нибудь поговорить. Ничего подобного.

С тех пор как она приехала в Шотландию ровно пять лет назад, она перестала от кого-либо зависеть. Да и с кем ей было говорить в первое время? Со старой Нэн? Эта женщина не желала иметь с ней ничего общего лишь потому, что Шарлотта – англичанка. С Джеффри? Старик тоже вел себя как истый шотландец, вот только Нэн ее избегала, а Джеффри, наоборот, все время мешал и путался под ногами.

В самом начале в замке работал один молодой человек, кажется, Томас, так он ушел в море и ни разу не оглянулся на древний Балфурин. Шарлотта с некоторым сомнением благословила этот его поступок, невольно пожелав себе такой же решительности относительно собственного будущего.

«Почему он вернулся именно сейчас?» – задала она вопрос небесам, и те ответили стуком капель по крыше кареты. Почему не тогда, когда она стояла посреди двора в замке, решившись ни за что не возвращаться в Англию, но сомневаясь в этом решении? И не четыре года назад, когда ей пришлось просить кухарку проявлять сугубую экономию на кухне, потому что нечем было платить бакалейщику? Почему не три года назад, когда положение с деньгами было таким напряженным, что она боялась не наскрести на жалованье учителям? И не два года назад? Тогда Шарлотта истратила все свои деньги на дорогие нововведения.

Так нет же! Он вернулся именно сейчас, когда дела почти наладились.

Шарлотта прикрыла глаза и стала слушать завывания ветра. Ветки скреблись в окно кареты, словно природа затеяла непрекращающуюся опасную игру.

Порыв ветра качнул экипаж. Шарлотта вцепилась в подлокотник сиденья, чтобы не упасть. Вначале непогода не выглядела такой угрожающей, но ведь в Шотландии все бывает неожиданно. Чистая и дикая красота весны, мягкое спокойствие лета… Но зиму Шарлотта ненавидела, ей казалось, что в это время царствует смерть: все живое засыпает, а пейзаж состоит лишь из снега и льда.

Наверное, Джордж любил зиму. Странно, что она этого не знает. Однако она вообще мало что о нем знает. Вот горчица ему нравится. Шарлотта запомнила это, потому что они несколько раз вместе обедали. И еще нравится ростбиф. Он заявлял, что шотландская говядина вкуснее английской. Как будто Шарлотта знала национальность тех животных, мясо которых она ела. Еще ему нравилось прикосновение шелка к коже. Он как-то сказал ей об этом. Сейчас Шарлотта не помнила, по какому случаю, но помнила, что фраза показалась ей не совсем приличной. А какой у него любимый цвет? А книга? И вообще, любит ли он читать?

Даже о лакее, который прошлой ночью прислуживал леди Элинор, Шарлотта знала больше.

Кстати, что делать с этой историей? Надо ли вообще упоминать о ней? Следует ли сделать выговор молодому человеку? Или, может быть, поздравить его?

Еще вчера она была директрисой школы для молодых леди, которая скоро должна начать приносить доход. Только это, и ничего больше. Ее жизнь была предсказуема, хотя и немного однообразна. Дни проходили по расписанию, все обязанности заранее определены. Шарлотта знала, что принесет ей понедельник, что – вторник. Так же, как и остальные дни недели.

Сегодня все изменилось. Сегодня в замке присутствует ее беглый муж, а сама она оказалась предметом внимания очень решительных и очень настырных женщин, которые собираются обучить ее любовному искусству.

Ветер завывал все сильнее. Франклин кричал на лошадей. Из низких туч вылетали стрелы молний и колотили в вершины холмов. Испуганное ржание лошадей мешалось со стуком дождя и щелканьем кучерского хлыста.

Видимо, перед отъездом из Балфурина следовало подумать о погоде.

Шарлотта вжалась спиной в сиденье, а новый порыв ветра едва не перевернул экипаж. Неужели ее жизнь кончится так нелепо? Не как у древней старухи Нэн, которая смотрит на Балфурин из окна башни с чувством должного завершения своих жизненных трудов, а в треске разбившейся в бурю кареты?

Наверное, за эти пять лет у Бога накопилось слишком много причин, чтобы наказать ее, и теперь настало время отвечать за свои грехи. И первый среди них – гордыня. Она не поехала домой, как следовало послушной дочери. Вместо этого она осталась в Балфурине, упрямая, решительная, посрамленная. Тщеславие ведь тоже грех, не так ли? Ей так нравилось, как она выглядела вчера вечером в своем единственном бальном платье, и ей было жаль, что Спенсер не видел, как она входит в зал.

Лошади тревожно заржали. Шарлотта зажмурила глаза и пожалела, что не зажала уши.

Может быть, это наказание за то, что она должным образом не приветствовала мужа в его собственном доме?

Ведь Господь любит союзы. Он одобряет покорных жен. Шарлотта с легкостью могла бы припомнить дюжину цитат из Библии на эту тему.

Она заметила тот взгляд Джорджа, странный, беззащитный… Он длился всего мгновение, но задел в ней какую-то неведомую струну. Но она беспощадно подавила возникшую в душе нежность. И теперь она обречена на гибель в бурю, потому что не проявила ни малейшего намека на покорность своему мужу, Джорджу Маккиннону.

Если бы Спенсер оказался дома, она бы переждала непогоду в его обществе. Может быть, даже решилась бы пройти в гостиную, ведь в таких обстоятельствах никто ее не осудит.

Но Спенсер здесь ни при чем. Если кто-то и виноват, то лишь она сама. Ей требовались поддержка, утешение. Это была минутная слабость, за которую теперь надо расплачиваться.

Сам Джордж, без сомнения, сидит сейчас у камина в хозяйских покоях. Ему тепло и уютно. А может, он развлекает в большом зале оставшихся учениц?

Раздался новый раскат грома. Шарлотта подумала о несчастном Франклине, который вынужден оставаться снаружи. Шарлотте все время хотелось постучать в крышу и крикнуть ему, чтобы ехал помедленнее. Может быть, лучше остановиться прямо на дороге и переждать бурю здесь? Пока же карету швыряло из стороны в сторону, а когда они стали подниматься на самый высокий холм в округе, ей показалось, что какая-то непреодолимая сила тянет их вниз. Шарлотта была не из тех, кто падает в обморок при любых осложнениях. Она и в ученицах не поощряла подобных истеричных наклонностей, однако сейчас ей вдруг подумалось, что обморок был бы облегчением.

Гром грохотал с оглушительной силой. На мгновение Шарлотте показалось, что она совсем оглохла. Рядом ударила молния. Карета затряслась.

Лошади подались назад, экипаж накренился, сошел с дороги и покатился вниз и вбок. Шарлотта обеими руками вцепилась в сиденье. Ее швыряло из стороны в сторону. Локоть ударил в стекло дверцы. Раздался треск. Она попыталась удержаться на месте, но руки соскользнули с мягких подушек.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем движение кареты прекратилось. Шарлотта обнаружила себя стоящей на коленях на полу кареты. Сердце бешено колотилось. Она часто и коротко дышала. Наконец решилась открыть зажмуренные глаза и оценить положение.

Экипаж стоял как-то боком, словно с одной стороны у него отвалились колеса. Где-то высоко вверху по-прежнему неистовствовала буря, но сейчас грохотание грома отдалилось, ветер изменил направление, и Шарлотта услышала и другие звуки – жалобное ржание лошадей.

Ее трясло от пережитого, на миг она испугалась, что с нею все же случится истерика, но ведь она осталась жива! Наверное, Бог решил, что ее вина не столь велика.

И тут раздался голос Франклина. Он шел из окна сверху. Шарлотта подняла глаза, но через решетку не разглядела лица кучера.

– Вы в порядке, миледи?

– Думаю, да, – произнесла она, заметив, как дрожит ее голос. Надо сохранять самообладание! Пока она способна лишь говорить. На то, чтобы двинуться, у нее просто нет сил.

– Мы на склоне холма, миледи.

Шарлотта кивнула, но тут же поняла, что, если она не видит кучера, он, очевидно, тоже ее не видит.

– Я догадалась, Франклин, по тому, как наклонилась карета.

– Я могу вас вытащить, миледи, или можно подождать, пока кончится буря. Зачем вам мокнуть?

У Шарлотты не было сил пошевелить и пальцем, а мысль о том, чтобы выйти из кареты, казалась ей отвратительной.

– Думаю, лучше подождать, – ответила она. – Ты тоже забирайся внутрь, Франклин.

– Я уже вымок, миледи, но все равно, благодарю. – А через минуту добавил: – Одна из лошадей сильно ранена, миледи, другая немного прихрамывает.

Даже если бы Франклин ничего ей не сказал, жалобные стоны животного открыли бы Шарлотте печальную правду. Она снова закрыла глаза, желая оказаться как можно дальше от этого мрачного места, но желания в таких обстоятельствах бессильны, Шарлотта оставалась там, где была, принужденная слышать стоны умирающей лошади.

– Франклин, сделай, что должен, – приказала Шарлотта, понимая, что сейчас произойдет.

Через несколько мгновений стоны умолкли.

Как долго уже тянется буря? Наверное, не больше четверти часа, хотя кажется бесконечной. Шарлотта оставила свои нарядные часы в виде брошки в Балфурине и не моглa сказать, сколько прошло времени. Наконец ветер стал стихать. Ураган переместился дальше. Крыша экипажа протекала. На шелковой обивке потолка появились темные пятна. Шарлотта как завороженная следила за каплей, проделавшей влажную дорожку к середине потолка и упавшей ей на накидку.

Внезапно дверца кареты распахнулась, появился вымокший с головы до ног Франклин.

– Миледи, я могу вернуться в Балфурин и привести подмогу. Дорога, насколько хватает глаз, превратилась в сплошную реку грязи. Там по щиколотку.

– Я не растаю, Франклин, и, разумеется, могу пройтись с тобою по грязи.

– Вам бы лучше оставаться здесь, миледи.

– Глупости, – заявила Шарлотта, обмотала шаль вокруг шеи и спрятала руки в прорези накидки, жалея, что не догадалась прихватить с собой теплые перчатки.

Даже в таких обстоятельствах ей хотелось выглядеть элегантно, о тепле она не заботилась. Грех тщеславия она в себе уже обнаружила.

– До Балфурина не так уж далеко, – заметила она, несколько уклоняясь от истины. На самом деле она понятия не имела, какое расстояние отделяет их от замка, но если его может пройти Франклин, значит, может и она. – За час мы дойдем. – «Или за два», – мысленно добавила она.

– Ну, если вы уверены, миледи…

– Уверена, – твердым голосом произнесла Шарлотта. Она директриса школы молодых леди «Каледония», а вовсе не тепличный цветок.

Франклин помог ей выбраться из кареты, и Шарлотта ступила в грязь. Кучер ошибся – грязи было не по щиколотку, а почти по колено. Они находились в самой нижней части уклона. В солнечный день Шарлотта не сочла бы его слишком крутым, но сейчас он казался непреодолимым.

Франклин вернулся к лошади у кареты, а Шарлотта решительно направилась в противоположную сторону. Земля превратилась в сплошную паутину грязевых ручьев. Каждый шаг давался с трудом, приходилось вытаскивать ногу из жижи, а потом снова погружать ее в грязевое болото.

Для поездки Шарлотта обулась в свои самые элегантные ботиночки. Снова тщеславие. Однако в следующие минуты обувь перестала иметь значение, потому что на левом ботинке отвалилась подошва. Шарлотта поискала ее рукой в грязи и наконец выудила на свет свой вымокший трофей. На полпути к вершине холма она потеряла остаток ботинка, сняла второй и продолжала путь в одних шерстяных чулках.

Вымокшая, измазанная в грязи, она вспотела в своей теплой шерстяной накидке. Косточка из корсета впивалась ей в бок, Шарлотта с трудом сдерживалась, чтобы не расшнуровать его и не избавиться от этого неудобства. Шляпка вползла на глаза и мешала смотреть, от темно-синей ленты исходил какой-то странный запах. Но она оставалась директрисой школы молодых леди «Каледония» и, как таковая, являла собой пример благопристойности. Даже грязная, вспотевшая, мокрая и измотанная.

– С тобой все в порядке?

Услышав этот голос, Шарлотта подняла глаза. Ну, разумеется! Он объявился именно в этот момент. Сидел верхом так, словно родился в седле. Кстати, в седле ее лошади! Одной из лучших ее лошадей. В школе обучали верховой езде, и Шарлотта купила для своих воспитанниц двух прекрасных кобыл.

Разумеется, Джордж выглядел безупречно, он лишь немного вымок под дождем. На плотной ткани пальто кое-где блестели капельки влаги.

Шарлотта почувствовала себя униженной. По сравнению с ним она выглядела замарашкой.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

Вместо ответа он соскочил с лошади и подошел к Шарлотте.

– Хотел узнать, куда ты отправилась, но, к несчастью, попал в бурю.

Шарлотта подняла руку, словно пытаясь удержать Джорджа на расстоянии.

– Со мной все в порядке. Я не нуждаюсь в твоей помощи.

– Конечно, нуждаешься. Не говори глупостей.

Шарлотта вперила в него гневный взор, чувствуя, что невозможно ненавидеть человека сильнее, чем она ненавидела Джорджа в этот момент. Обогнула его и направилась в сторону Балфурина.

– Куда ты идешь?

– Домой, – ответила Шарлотта.

– Не лучше ли поехать верхом? – Он развернул лошадь и поехал следом.

Шарлотта сделала вид, что не услышала, и лишь оглянулась на Франклина, который брел по склону с оставшейся лошадью в поводу. Джордж отправился ему на помощь, и вдвоем они сумели втащить упирающееся животное на дорогу. Мужчины рассматривали ноги жеребца. Франклин дважды кивнул, как будто Джордж сказал что-то особо дельное, Шарлотта отвела взгляд и вздохнула, недоумевая, когда эти двое успели стать такими добрыми приятелями.

Джордж поразил ее еще сильнее, когда размотал свой шикарный шейный платок и обернул им колено лошади.

Когда это он успел стать таким добрым?

– Если поведете его медленно, все будет в порядке, – обратился он к Франклину. – Вечером немного мази и компресс, и он будет как новенький.

Франклин кивнул.

И когда Джордж успел стать таким специалистом по лошадям?

Шарлотта продолжала идти, намереваясь как можно быстрее увеличить расстояние между собой и Джорджем.

Через несколько минут она услышала топот лошади, но продолжала игнорировать мужа. Это стало труднее, когда кобыла начала принюхиваться к ее шляпке. Шарлотта отмахнулась от нее, но, видимо, украшения на полях обладали для нее неодолимой притягательностью, а может, все дело было в запахе, который самой Шарлотте напоминал сырое сено.

– До Балфурина довольно далеко, – сообщил Джордж. – Ты уверена, что не хочешь поехать верхом?

Дожди превратился в мелкую морось. Шарлотта вновь сделала вид, что не слышит его слов, и пошла быстрее, чтобы лошадь не вздумала пожевать ее шляпку.

– Шарлотта, ты всегда позволяешь гордости руководить твоими поступками вопреки разуму?

Она остановилась и резко обернулась к всаднику, сожалея, что приходится задирать голову, чтобы взглянуть на него. Его слова ей не понравились, но в них был здравый смысл. Очень глупо идти пешком, если он предлагает ей помощь. К тому же у нее разболелась нога. Чулки – не лучшая защита от каменистого ложа дороги.

– Хорошо. Я бы поехала верхом.

Шарлотта думала, что он соскочит с коня и предложит его ей. Вместо этого Джордж нагнулся, легко подхватил ее и посадил боком впереди себя. Она не очень хорошо ездила верхом, но все же справилась бы. Сейчас она словно сидела в дамском седле без луки, а потому ей пришлось подчиниться его желанию придерживать ее обеими руками.

– Почему у тебя такая спина?

– Прошу прощения?

– Ты очень напряжена.

– У меня отличная осанка, – высокомерно проговорила она.

– Шарлотта, ты словно палку проглотила.

Она не могла придумать, как ответить на подобное оскорбление, и, сочтя, что молчание – ее лучшее прибежище, стала искать глазами Балфурин, надеясь, что ей не придется сносить общество Джорджа и его замечания дольше, чем необходимо.

Через несколько минут она все же поинтересовалась:

– Неужели ты действительно поехал меня искать?

Он мгновение молчал, потом ответил:

– Да.

– Зачем?

Джордж не ответил, а Шарлотта не стала настаивать и сама не знала, обидеться ли ей или чувствовать себя польщенной его заботой. А может, ему просто стало любопытно? Прежде Джордж не испытывал к ней никакого интереса.

– Я хотела посоветоваться со своим поверенным, хотя это абсолютно не твое дело – Она с особым ударением произнесла последние слова.

– А я тем временем навестил старую Нэн, – сказал он.

Шарлотта бросила на него удивленный взгляд:

– Вот как? – Честность заставила ее признать: – В последнее время я ее почти не видела. Она предпочитает делать вид, что я не живу в Балфурине.

– Ты англичанка, – просто сказал он. – Она – остаток эпохи, когда англичан не жаловали в Шотландии.

– Их и сейчас здесь не жалуют.

– Видно, ты давно не была в Эдинбурге. Там англичан больше, чем шотландцев. Сейчас модно иметь земли в Шотландии.

– Все равно, Нэн так и не приняла меня, и она слишком стара, чтобы перемениться.

– Очевидно, так, – легко согласился он, и Шарлотта снова на него посмотрела. В ответ Джордж улыбнулся: – Ты ждала, что я тебе солгу? Нет, лгать я не стану. Я всегда буду говорить тебе правду, даже самую неприятную.

Шарлотта попыталась вспомнить случаи, когда он все-таки прибегал ко лжи, но так и не вспомнила. Конечно, они прожили вместе слишком мало времени – семь дней брака после трех встреч на людях – именно трех, не больше.

– Ты достигла успехов с твоей школой, – произнес он, до крайности удивив свою спутницу. – Полагаю, нелегко было превратить Балфурин в нечто, приносящее прибыль.

– Нелегко, – ледяным тоном согласилась Шарлотта, обернулась и посмотрела ему в глаза, которые оказались так близко, что она разглядела золотые искорки в их синеве. Странно, но прежде она их не замечала. – Мы что, должны беседовать всю дорогу до Балфурина? – И Шарлотта отвела взгляд, чувствуя неловкость от его близости, от этого его интереса и, как ни странно, от непонятного выражения на лице – как будто он испытывал к ней сочувствие.

Ей не нужны ни его сочувствие, ни его забота. Ей ничего не нужно от Джорджа Маккиннона.

– Шарлотта, ты разве не заметила, что я с самого приезда в Балфурин ни минуты не оставался с тобой с глазу на глаз? Школа, конечно, великолепна, но четыре сотни хихикающих девчонок – не самые благотворные условия для беседы.

– У нас в списках всего двести воспитанниц.

– Да? – удивленно приподнял брови Джордж. – А мне показалось, что больше.

– Ты сидел среди них как в цветнике. Практиковался ради всех твоих женщин.

– Моих женщин?

– Мэтью сказал, что у тебя работает много женщин. Думаю, они тебя считают чем-то вроде паши. И наложница у тебя тоже есть?

Он слегка улыбнулся:

– Мэтью не любит Шотландию. И Балфурин ему тоже страшно не нравится. Он что угодно скажет и сделает, лишь бы я поскорее отсюда уехал.

– Прошу тебя, не стоит оставаться ради меня, – с иронией в голосе проговорила Шарлотта, уставшая напрягать глаза в надежде поскорее увидеть стены Балфурина.

– Никогда не видел, чтобы женщина так хотела избавиться от мужа.

– Я только подражаю тебе, Джордж. Правда, в отличие от тебя я не скрываю своих устремлений.

– Я, без сомнения, оставил записку.

– Значит, ты сам не знаешь? – Она обернулась и посмотрела ему в глаза. – Я не стану выслушивать россказни о потерянной памяти, Джордж. Ты не можешь объявиться в Балфурине и рассказывать сказки, что пять лет назад не понимал, кто ты такой.

Он не отвел взгляда, куда более хмурого, чем ждала Шарлотта.

– Прости, Шарлотта. Нельзя было допускать подобного.

Шарлотта отвела глаза. Его просьба повергла ее в смущение. Она не ожидала от него извинений.