Текст книги "Одна среди туманов"

Глава 11

Аделаида Уокер Боден. Индиэн Маунд, Миссисипи. Июнь, 1923

Раздвигая руками высокие стебли посаженной мною бамии, я собирала нежные, крупные стручки, а тетя Луиза стояла позади меня, держа наготове овощную корзинку. Установившаяся еще в начале мая жара привела к тому, что бамия росла не по дням, а по часам, и мне приходилось чуть не ежедневно собирать урожай, поскольку в противном случае растения могли полечь под собственной тяжестью, и тогда каждый стебель пришлось бы подвязывать. Сейчас было только девять утра, но солнце шпарило вовсю, и мои алые георгины, росшие вместе с геранью в горшках у задней веранды, поникли и опустили листья. Точно так же, как мои цветы, обвисли и широкие поля шляпы, которую тетя Луиза надела, спасаясь от обжигающих солнечных лучей.

И все же, несмотря на жару, мы предпочитали работать в саду, лишь бы не торчать дома. В последнее время Уилли и дядя Джо спорили буквально из-за всего, а в особенности – из-за того, стоит ли вкладывать деньги в земельные участки во Флориде. Уилли, который только что закончил первый курс Миссисипского университета, утверждал, что родители его однокурсников зарабатывают бешеные деньги, строя там отели, – и все благодаря этой новоизобретенной штуке, которая называется «кондиционированием воздуха». Дядя Джо возражал, что с тем же успехом можно жечь деньги прямо в камине: мороки будет меньше, а результат тот же. Он считал, что единственным способом добиться финансового благополучия является обработка земли и выращивание хороших урожаев, а вовсе не строительство на плодородных участках больших дурацких домов.

В этом месте кузен обычно поворачивался ко мне, но я старательно игнорировала его устремленный на меня взгляд. Тот факт, что я владела и домом, и землей, а мой дядя ими только управлял, был чем-то похож на последний кусок пирога на обеденном столе, который все замечают, но о котором стараются не говорить. Я знала, что за обработку моей земли дядя Джо получает деньги и что платит ему банк, точнее, некое «доверенное лицо» (что это за «лицо», так и осталось для меня загадкой), так что старался он, по крайней мере, не бесплатно. Кроме того, благодаря этому дядя и его семья могли жить в моем доме вместе со мной.

Беда была в том, что Уилли ненавидел возиться с землей, ненавидел вставать с первыми лучами солнца и обходиться без сна в сезон сева и сбора урожая. Он также терпеть не мог нашу плодородную грязь, упрямых мулов и тупых фермеров, способных жить в шалашах на краю своих полей без канализации, электричества и других благ цивилизации. Себя Уилли считал созданным для лучшей доли и не упускал случая напомнить об этом окружающим.

Споры между дядей и Уилли не прекращались уже полгода, с тех самых пор, как отец Сары Бет вложил некоторую сумму в какое-то место под названием Бока-Ратон[11]11
  Бока-Ратон – город на юго-востоке Флориды.


[Закрыть] – и за считаные месяцы удвоил свой капитал. Сегодня спор начался еще за завтраком. Час спустя дядя и кузен все еще спорили, и мы с тетей Луизой поняли, что нам обеим стоит подыскать себе какое-то занятие вне дома.

Протянув тете очередную пригоршню стручков бамии, я перешла к следующему растению. Работала я без перчаток. Тетя это не одобряла, но мне ужасно нравилось прикасаться к плотным, слегка поскрипывавшим под пальцами стручкам и стеблям. Многие люди – тетя Луиза в том числе – были чувствительны к кожуре бамии: от прикосновения к стручкам у них краснела кожа и появлялась сыпь, но я никогда от этого не страдала. Порой мне даже казалось, что это растения решили таким образом отблагодарить меня за то, что я люблю с ними возиться.

– Какие у тебя замечательные бобы, Аделаида! – сказала тетя Луиза. – Просто прекрасные! Не представляю, как ты этого добиваешься. Мои подруги в клубе садоводов-любителей жалуются, что в этом году жуки-вонючки снова добрались до их посадок. Съели все подчистую, представляешь? Никто из них так и не смог с ними справиться, и только ты… У тебя определенно есть дар, моя дорогая. Твои мама и бабушка тоже были талантливыми садоводами, – добавила она, чуть понизив голос. – И обе были президентами нашего местного Общества садоводов-любителей. Когда ты немного подрастешь, я непременно рекомендую тебя в члены… Впрочем, в рекомендациях ты не нуждаешься, но таков уж порядок.

Я улыбнулась, стараясь показать тете, как я ей благодарна. Тетю Луизу я очень любила: она делала все, чтобы заменить мне мать, и ни разу не сказала ничего плохого о своей сестре и о том, как она умерла. Вместе с тем она, несомненно, считала, что я слишком похожа на маму – слишком эмоционально неуравновешенна, легковозбудима, склонна питать необоснованные надежды и к тому же наделена повышенной чувствительностью к любым разочарованиям и неудачам. Я чувствовала это по тому, как часто тетя Луиза заговаривала о будущем. Она словно пыталась убедить нас обеих в том, что я никуда не денусь, никуда не уеду и не исчезну и что по прошествии многих лет я все так же буду возиться в саду и сажать георгины в больших глиняных горшках на задней веранде. И, конечно, председательствовать в местном Обществе садоводов-любителей.

Слегка наклонившись, я выдернула проросший между стеблями бамии сорняк.

– Что ты, тетя, без твоей рекомендации мне не обойтись. Твое доброе имя способно открыть передо мной любые двери! – «А моя широко известная дружба с Сарой Хитмен – закрыть, хотя ее отец и возглавляет городской банк, а мамаша заседает во всех мыслимых общественных комитетах», – добавила я мысленно.

– Ты очень милая девушка, Аделаида. И если бы не… обстоятельства, которые нас свели, я была бы абсолютно счастлива, что Бог послал мне такую племянницу.

Я кивнула, не поднимая глаз от земли. Со стороны могло показаться, будто я продолжаю высматривать между стеблями бамии ростки других сорняков, но истина заключалась в том, что я очень не любила разговаривать о своей матери. Даже упоминаний о ней не любила! В прошлое Рождество я впервые не пошла вместе со всеми к ней на могилу, которая, как и положено, находилась вне кладбищенской ограды. Почему маму похоронили на неосвященной земле, я теперь знала – Сара Бет мне все подробно объяснила. После этого я долго ждала, пока тетя Луиза или дядя Джо сделают то же самое, да так и не дождалась. Возможно, они до сих пор считали, что я ничего не знаю и не замечаю.

Свое родство с матерью я отчетливее всего ощущала именно в саду. Я помнила, как мы приходили сюда, как сажали в землю крошечные семена, как потом собирали поспевшие овощи и фрукты, которые мы вырастили вместе. Иногда мне казалось, что таким образом мать старалась подготовить меня к своему уходу. Она учила меня, когда надо сеять и когда жать (совсем как говорится в Библии), и теперь каждый раз, когда я погружала пальцы в рыхлую плодородную землю, мне казалось, что я задаю новый вопрос и что ответ я непременно получу весной, когда на грядках появятся первые робкие ростки.

Резкий звук автомобильного клаксона заставил нас обеих вздрогнуть.

– Ради всего святого! – воскликнула тетя Луиза и резко выпрямилась. – Что там еще случилось?!

– Ничего не случилось. – Я тоже встала во весь рост и тщательно вытерла руки. – Просто мистер Хитмен купил Саре Бет на семнадцатилетие собственный автомобиль и научил им управлять. Сара обещала, что заедет ко мне в эти выходные, чтобы показать подарок.

Тетя Луиза поджала губы.

– Не знаю, о чем он только думает, этот человек! – проговорила она негромко. – Его дочь и без автомобиля совершенно… неуправляемая! – Поставив корзину со стручками бамии на плитки садовой дорожки, она сняла шляпу и тщательно проверила, в порядке ли ее прическа. Ее волосы были заплетены в косу и уложены на затылке в тугой пучок – как всегда носила она сама и как до сих пор носили все настоящие леди Индиэн Маунд. Мне тетя в конце концов все же разрешила подстричь волосы, как у Сары Бет, но не позволила сделать завивку, так что мне приходилось их закалывать. Мне, конечно, ужасно нравилась завивка, но тетя Луиза сказала, что со всеми этими искусственными локонами девушки выглядят вульгарно, а вульгарность – лучший способ стяжать репутацию легкодоступной женщины.

Клаксон снова загудел, и я метнулась к выходу из сада.

– Не спеши! – крикнула мне вслед тетя Луиза. – По правилам хорошего тона ты должна дождаться, пока твоя подруга поднимется на парадное крыльцо! Если она этого не знает, значит… значит, она не имеет никакого представления о хороших манерах!

С тех самых пор, как по настоянию миссис Хитмен тетю Луизу не приняли в Общество любителей истории Индиэн Маунд (под предлогом того, что она, дескать, не владеет в городе никакой недвижимостью), тетя каждый раз использовала манеры Сары Бет как наглядный пример неспособности ее родителей (и в особенности – ее матери) воспитать дочь так, чтобы превратить ее в настоящую леди.

Потом тетя Луиза снова взяла в руки овощную корзинку и направилась к дверям кухни. По пути она ни разу не обернулась – она и так знала, что я следую за ней. Пока тетя замешкалась, чтобы водрузить корзинку на разделочный стол в кухне, я обогнула ее и выскользнула в коридор. В парадной прихожей я резко остановилась.

Парадная дверь была распахнута настежь, а дядя Джо и Уилли уже спускались по ступенькам крыльца к сверкающему ярко-красному автомобилю, стоявшему на круговой подъездной дорожке. За рулем сидела Сара Бет. Ее лоб был повязан шелковым платком. Рядом с ней на переднем сиденье сидел какой-то мужчина в канотье из соломки. В следующую секунду я узнала Джона Ричмонда и замерла на месте, не в силах пошевелиться.

– О нет!.. – чуть слышно простонала я, с особенной остротой осознав, что на мне ветхое, пропотевшее под мышками садовое платье и фартук, что руки мои – в земле, шляпка сбилась, а лоб блестит от испарины.

Тем временем Джон выбрался из машины и обошел ее круго́м, чтобы помочь выйти Саре. Опираясь на его руку, Сара Бет широко улыбнулась, и я почувствовала подступающую дурноту.

– Что случилось? – Тетя Луиза выглянула из-за моего плеча, и ее брови взлетели вверх. – Кто этот молодой джентльмен?

Первым моим побуждением было броситься бежать, пока меня никто не увидел, но тетя загораживала мне дорогу, а Сара Бет и Джон уже поднимались по ступенькам парадного крыльца. Дядя Джо в жилете и рубашке с закатанными рукавами стоял, уперев руки в бока (так он всегда делал, когда был крайне разочарован чьими-либо манерами) и, слегка покачивая головой, разглядывал новенький красный автомобиль.

– Шикарная машина, Сара Бет! Твоя?.. – Удостоив мою подругу лишь беглого взгляда, Уилли бросился вперед, чтобы получше рассмотреть это механическое чудо.

Джон, галантно поддерживавший Сару Бет под локоть, в нерешительности остановился на пороге. Меня он пока не заметил, и я подумала, что, быть может, я еще успею юркнуть обратно в кухню. Со дня нашей первой встречи я видела его, наверное, раз пять или шесть, и все благодаря Саре Бет, которая как-то подозрительно увлеклась экспериментами со своим жемчужным ожерельем. То она хотела его укоротить, то удлинить, то у нее рвалась нитка, то ломался замочек. Каждый такой случай требовал поездки в ювелирную лавку – и каждый раз Сара Бет брала меня с собой.

Джон Ричмонд держал себя с нами как образцовый джентльмен, что, впрочем, не мешало ему отчаянно со мной флиртовать. Он, однако, еще ни разу не угостил меня молочным коктейлем и не пригласил в синематограф, и я решила – это потому, что я кажусь ему слишком юной. Однажды перед поездкой Сара Бет накрасила мне губы помадой и завила волосы, чтобы сделать меня чуть постарше. Кроме того, она одолжила мне пару прозрачных фильдеперсовых чулок, поскольку у меня вообще никаких чулок не было. Не удивительно, что я чувствовала себя рождественским гусем, когда он уже готов отправиться в духовку – украшенным зеленью и с перевязанным бечевкой крылышками. Увидев меня, Джон не сумел скрыть своего удивления, и я выскочила из лавки как ошпаренная. С тех пор я его не видела.

Мгновение спустя Сара Бет заметила меня и, широко разведя руки, бросилась ко мне с такими радостными воплями, словно мы не виделись по меньшей мере месяц.

– Аделаида, дорогая! Я сказала папе, что мне просто необходимо взять машину и немного проветриться. Я буквально изнемогаю от жары; на улице, наверное, целая тысяча градусов, а у нас дома и того больше. А потом я вспомнила, что у Джона сегодня выходной, и решила, что нам четверым следовало бы искупаться. Как ты на это смотришь?

Прежде чем ответить, я украдкой посмотрела на Джона. Он чуть заметно улыбался, так что в уголках его прищуренных глаз появились тонкие лучики-морщинки, похожие на гусиные лапки. На мгновение мне даже показалось, что он – как и моя тетя – считает Сару Бет легкомысленной и ветреной болтушкой и что эта легкая улыбка предназначается мне одной.

Потом я перехватила неодобрительный тетин взгляд и поспешила представить Джона моим родным. Он почтительно пожал руку дяде и так ослепительно улыбнулся тете Луизе, что она немного оттаяла.

– Прошу извинить меня за это непрошеное вторжение, – сказал Джон с такой изысканной вежливостью, какая сделала бы честь и прирожденному южанину, – но мисс Сара так меня торопила, что я едва успела надеть мой купальный костюм.

Только сейчас я заметила, что все это время Джон одну руку держал за спиной. Мгновение спустя он жестом фокусника протянул тете букет крупных белых лилий, и я вынуждена была отвернуться, чтобы не рассмеяться в голос. У меня не было никаких сомнений, что эти цветы он взял из вазы в прихожей Хитменов. Мать Сары Бет обожала свежие лилии, поэтому в доме Хитменов они стояли во всех комнатах вне зависимости от времени года.

Но тетя Луиза не знала, откуда взялись эти цветы, поэтому на нее этот жест произвел очень сильное впечатление. Я видела, что моя тетя тает, словно брусок масла, который слишком долго пролежал на кухонном столе.

– О, мистер Ричмонд, вы так добры!.. Прекрасные лилии! С вашего позволения, я поставлю их в лучшую вазу… – Ее взгляд остановился на моих волосах, и тетя осеклась. – Стой смирно, Аделаида! Не двигайся!

Я подчинилась, сразу догадавшись, что́ тетя могла увидеть у меня на голове. За всю жизнь осы кусали меня всего дважды, но мне этого хватило. В первый раз оса ужалила меня в пятку, когда я на нее наступила, – тогда мне было всего три года, и моя нога за считаные секунды раздулась как бревно. Когда мне исполнилось одиннадцать, оса укусила меня в плечо, и я чуть не задохнулась от отека горла. Врач, который вытащил меня буквально с того света, предупредил, что впредь мне следует работать в саду исключительно в перчатках и в платьях с длинными рукавами, поскольку третьего укуса я могу и не пережить. Совету доктора, несмотря на уговоры и просьбы тети Луизы, я так и не последовала, самонадеянно полагая, что сумею быть осторожной. Впрочем, я все же старалась держаться как можно дальше от ос, пчел и шмелей, хотя мне и не верилось, что такие крошечные существа могут причинить столько серьезных проблем.

Я закрыла глаза. На несколько секунд вокруг стало тихо – все, кто стоял рядом, замолчали и, кажется, даже затаили дыхание. Потом я почувствовала на лбу легкое дуновение и… открыла глаза. Джон стоял прямо передо мной, крепко сжимая кулак.

– Это была просто маленькая пчелка, – сообщил он и, вежливо извинившись, спустился с крыльца, чтобы отряхнуть руки. Вскоре он вернулся и, достав из кармана белоснежный батистовый платок, тщательно вытер им ладонь.

– Аделаиде нельзя, чтобы ее кусали осы! – сообщила всем присутствующим Сара Бет, размахивая в воздухе руками. – Тогда она вся краснеет и распухает, как тюлениха. Правильно? – На мгновение она повернулась ко мне и, не дав мне ответить, добавила: – А теперь, Ади, давай, поворачивайся, потому что я вот-вот скончаюсь от солнечного удара. Мы едем купаться в моей новой машине, и ты едешь с нами – здорово, правда? И твоим родителям придется тебе разрешить, потому что сегодня мой день рождения, и мне нельзя отказывать.

Я сделала пару шагов вперед, чтобы получше рассмотреть машину, но лучше бы я этого не делала. Мои руки все еще были в земле, затрапезное платье покрыто пятнами пота, а ведь на меня смотрел Джон! Стушевавшись, я попятилась.

– Ну даже не знаю… У меня еще дела в саду, к тому же мне необходимо принять ванну…

– Ты с ума сошла! – расхохоталась Сара Бет. – Принимать ванну перед купанием! Ну, Ади, не будь гусыней! Вымоешься в пруду. Мы поедем на старую плантацию Эллиса – говорят, там в пруду нет никаких змей, потому что их отпугивают привидения.

Дядя Джо за моей спиной негромко фыркнул, а я с подозрением уставилась на подругу. Сара Бет отлично знала, как я боюсь змей, поэтому, чтобы заманить меня в темную прудовую воду, где даже у берега не видно дна, требовались очень веские аргументы.

– Привидения? – переспросила я.

– Я шучу. – Сара Бет быстро захлопала ресницами. – Мы поедем в гости к Максу Грили и будем купаться в его новом бассейне. Там просто шикарно – вода такая чистая, что видно каждую плитку на дне. Хотя если ты сама хочешь поплавать в реке, можно поехать на Миссисипи… – добавила она после крошечной паузы, скроив самую невинную мину.

Я терпеть не могла купаться в реке, боясь сильного течения, способного унести человека туда, куда ему вовсе не хочется. В этом отношении купание в Миссисипи было очень похоже на мою дружбу с Сарой Бет.

Тетя Луиза так крепко сжала губы, что они почти исчезли, превратившись в тончайшую ниточку. Она никогда не одобряла Сару, и за последние двенадцать месяцев это чувство только усилилось. Год назад мистер и миссис Хитмен, верные своему слову, все-таки отправили дочь в частный пансион в Северной Каролине, но я была уверена, что еще до Рождества она будет дома. Ничто в мире не могло заставить мою подругу делать то, чего ей не хотелось. Как я думала – так и получилось. Сару Бет исключили из пансиона за курение и за то, что она отправилась гулять с парнем после отбоя (правда, сама Сара утверждала, что этот парень ничего для нее не значил и что она встречалась с ним только затем, чтобы заставить ревновать Уилли). Как бы там ни было, она вернулась домой и с тех пор вела себя так, что городские матроны только качали головами и поджимали губы – как моя тетя сейчас. Сара Бет и раньше была почти неуправляемой, теперь же она напоминала резвую пташку, которая вырвалась из клетки и порхает с ветки на ветку, не имея ни малейшего желания возвращаться обратно.

Словно почувствовав настроение моей тетушки, Сара сказала:

– Не волнуйтесь, миссис Боден. В качестве дуэньи с нами поедет Матильда, дочка Берты.

Я снова шагнула вперед, не в силах отвести глаз от сверкающей лаком красной машины. На заднем, самом неудобном сиденье – так называемом «тещином месте»[12]12
  «Тещино место» – в некоторых автомобилях 1920-1930-х гг. (преимущественно с кузовами купе и родстер) дополнительное открытое сиденье в задней части автомобиля, которое могло складываться, причем спинка сиденья служила и крышкой всего отсека. «Тещино место» было малокомфортабельным и опасным, поэтому на современных автомобилях его не делают.


[Закрыть], – действительно сидела Матильда, державшая на коленях огромную корзинку для пикника. Ни крыши, ни тента над ней не было, поэтому она накрыла голову красным носовым платком, уголки которого были завязаны узлом. Платок успел потемнеть от пота. Глаза Матильды были крепко зажмурены от ужаса – видимо, водительское мастерство и стиль езды Сары Бет произвели на девочку неизгладимое впечатление.

– Ну хорошо, я поеду, – сказала я неожиданно для себя самой. – Но только в бассейн. Подождите меня пару минут, я только поднимусь к себе, чтобы переодеться.

С этими словами я направилась к лестнице. По пути меня обогнал Уилли, который, не в силах сдержать свой восторг от предстоящей поездки, мигом позабыл все увещевания тети Луизы, требовавшей, чтобы он в любых обстоятельствах сохранял спокойствие и вел себя как подобает джентльмену, и прыгал аж через две ступени.

Сама Сара Бет, по-видимому, надела купальный костюм прямо под платье.

Оказавшись у себя в комнате, я надела свой в высшей степени целомудренный купальник (я знала, что он действительно скромный, потому что точно такой же купила себе тетя Луиза), натянула через голову простое хлопчатобумажное платье и снова ринулась к дверям, боясь передумать.

Джон сел со мной на заднее сиденье, а Уилли устроился впереди рядом с Сарой. Прежде чем забраться в салон (Джон галантно придержал мне дверцу), я ободряюще улыбнулась Матильде, которая успела настолько прийти в себя, что открыла глаза. На мгновение наши взгляды встретились, но потом девочка сразу отвернулась.

Когда машина тронулась, я поняла, что Матильда здесь далеко не единственная, кто боится быстрой езды. Сара Бет вела автомобиль по неровной дороге с такой скоростью, что меня швыряло и бросало в разные стороны. Время от времени я, не удержавшись, наваливалась на Джона, и это повергало меня в самое настоящее смятение, поскольку я еще никогда в жизни не сидела так близко к мужчине, который не был моим родственником (воскресные церковные службы не в счет). Несколько раз я пыталась вцепиться в верхний край дверцы, но на очередном ухабе мои пальцы снова соскальзывали. Дело кончилось тем, что Джон крепко обнял меня за плечи и прижал к себе.

– Только чтобы ты не ушиблась, – пояснил он.

Что касалось Уилли, то он сидел довольно близко к Саре и что-то нашептывал ей на ушко, заставляя ее громко хихикать. Это обстоятельство отнюдь не улучшало залихватскую манеру Сары вести машину, но я почти не обращала внимания на то, что каждую минуту могу запросто вылететь из кузова. Главное, у меня оставался предлог и дальше прижиматься к Джону, а сейчас именно этого мне хотелось больше всего.

Увы, если на переднем сиденье царили оживление и смех, то у нас, на заднем, было как-то слишком тихо. Я, к примеру, не имела ни малейшего представления, что́ мне следует сказать своему спутнику, и только таращилась на новенький хром сидений. Молчание становилось гнетущим, и в конце концов я не выдержала и выпалила первое, что пришло в голову:

– Ты уверен, что тебе можно купаться?

– Что-что? – не понял Джон.

Я слегка наклонила голову в его сторону (повернуться к нему лицом я не решалась, потому что тогда я бы точно врезалась носом в его подбородок).

– Ну из-за твоих легких…

– Из-за моих легких?

– Ну да… Мистер Пикок говорил, что ты переехал в Миссисипи, потому что у тебя были больные легкие и ты не мог вынести холодных миссурийских зим.

При этих моих словах Джон как-то странно закашлялся, и я, испугавшись, что у него, возможно, начинается приступ его таинственной «легочной» болезни, все же повернулась к нему – и, конечно, тут же ткнулась носом куда-то ему под челюсть. Разумеется, я сразу попыталась отодвинуться, но Джон держал меня крепко и только продолжал издавать горлом какие-то странные звуки. От него хорошо пахло, и мне тоже захотелось его обнять, но я представила неодобрительно нахмуренные брови и поджатые губы тетушки и сдержалась.

В конце концов мне удалось высвободиться. Чтобы снова не упасть в его объятия, я вцепилась руками в спинки переднего и заднего сидений.

– В чем дело?! Ты… смеешься?

Джон, однако, уже успокоился и смотрел на меня, как, бывало, дядя Джо смотрел на Уилли, когда тому удавалось случайно сказать что-нибудь умное.

– Мои легкие в полном порядке, Аделаида.

Я растерялась.

– Но мистер Пикок сказал…

– Ты умеешь хранить секреты? – негромко спросил он, и я бросила взгляд сначала на переднее сиденье, где Сара Бет и Уилли разговаривали о чем-то своем, потом в заднее окошко, где маячил курчавый затылок Матильды. По ее шее, попадая за воротник платья, обильно стекал пот, и я подумала, что бедняжка, наверное, снова зажмурилась и изо всех сил старается представить, будто она находится где угодно, но только не на заднем сиденье алого родстера.

– Да, умею, – шепотом ответила я, пытаясь не смотреть на ту часть его шеи, куда я несколько мгновений назад уткнулась носом и… губами. У его кожи был восхитительный солоноватый вкус!

– Мои легкие в полном порядке, – повторил Джон. – Мои родственники выдумали эту болезнь, чтобы… Видишь ли, моя настоящая фамилия – Райхман, потому что мои родители – немцы. То есть они, конечно, уже не настоящие немцы, потому что живут в Америке больше тридцати лет, а я и родился здесь – в Сент-Луисе. К сожалению, во время войны многие невежественные люди считали каждого, кто произносит слова с немецким акцентом, врагом или шпионом, да и наша фамилия не вызывала у окружающих, скажем так, особенных симпатий. По ночам соседи стреляли в наших коров и овец и поджигали наши амбары. Отец очень за меня боялся, поэтому, когда мне исполнилось двенадцать, он отправил меня в ваши края, чтобы я немного пожил с его сестрой и ее мужем. Здесь же я поменял фамилию на Ричмонд, чтобы никто не мог назвать меня «немецкой колбасой» и шпионом. Ну а после того как я прожил в Миссисипи достаточно долго, я решил остаться здесь. – Джон улыбнулся. – У отца, кроме меня, есть еще шестеро сыновей, так что о нашей ферме найдется кому позаботиться. Я им там не особенно нужен.

– Вот как?.. – проговорила я, глядя на разделявшую нас полоску сиденья. – Что ж, это похоже на правду… То есть я хотела сказать – ты вовсе не выглядишь каким-то там больным! – поправилась я.

В ответ Джон бережно взял меня за подбородок и заставил приподнять голову.

– Я здоров как бык, – заявил он, и было в его голосе что-то такое, что обожгло меня сильнее июньского солнца.

Автомобиль затормозил с резким рывком, я выглянула в окно и сразу поняла, где мы находимся.

– Зачем ты привезла нас сюда, Сара Бет?! – выкрикнула я. – Ты же обещала, что мы поедем к Максу Грили! Мне… нам сюда нельзя! Если дядя Джо узнает, что мы купались в пруду на плантации Эллиса, он запрет меня в моей комнате и не выпустит до конца жизни!

– Перестань, Ади! – отозвалась с переднего сиденья Сара. (Между прочим, я терпеть не могла, когда она называла меня этим сокращенным именем. В ее устах оно звучало как-то… пренебрежительно.) – Никто ничего не узнает, если только мы сами не проболтаемся. Не будь ребенком, и давай развлекаться!

Я с укоризной поглядела на нее, хотя знала – возражать и спорить бесполезно.

Джон отворил дверцу и помог мне выйти из машины. Еще стоя на подножке, я заметила, что Матильда никак не может выбраться с «тещиного места» – похоже, ее укачало, да и корзинка для пикников здорово ей мешала. Сара Бет и мой кузен уже шагали по направлению к развалинам старого плантаторского дома, и только Джон продолжал терпеливо протягивать мне руку, ожидая, чтобы я оперлась на нее.

– Постой! – сказала я Матильде и, соскочив на землю, шагнула к багажнику машины. – Ну вот… – Я взяла у нее корзинку. – Я подержу, а ты вылезай.

Матильда с благодарностью взглянула на меня, и я заметила, что глаза у нее светлее, чем я всегда думала: они были не темно-карими, а скорее светло-ореховыми, а в глубине поблескивали зеленые искорки.

– Благодарствую, мис Делаида, – негромко сказала девочка и, выбравшись из машины, снова взяла у меня корзинку. Держа ее обеими руками, она быстро двинулась в ту сторону, куда ушли Сара Бет и Уилли.

Оглянувшись, я увидела, что Джон как-то странно глядит на меня.

– С твоей стороны это было очень… благородно, Аделаида.

Я смущенно пожала плечами.

– Мама учила меня обращаться с людьми так, как мне хотелось бы, чтобы они обращались со мной, – пояснила я и добавила: – Я не очень хорошо помню маму, вот и стараюсь исполнять хотя бы это.

Джон улыбнулся, а я вдруг осознала, что мы остались возле автомобиля совершенно одни. Пожалуй, тетя Луиза этого бы не одобрила… даже точно не одобрила, но сейчас мысль об этом меня только слегка возбудила, как возбуждает струйка холодной воды, которая случайно попадет тебе за шиворот в жаркий день, так что я даже слегка вздрогнула. До сих пор я еще никогда не оставалась с мужчиной наедине – не то чтобы я не хотела, просто тетя Луиза и дядя Джо старались предотвратить любую подобную возможность. Они же строго-настрого запретили мне бывать на старой плантации. Краем уха я не раз слышала, как дядя и тетя разговаривают между собой о каких-то «подозрительных личностях», которые, бывает, селятся в уцелевших хижинах рабов, но все дети в Индиэн Маунд точно знали: на самом деле взрослые не пускают нас туда только потому, что заброшенную усадьбу облюбовали привидения и ду́хи.

Я, конечно, уже не раз бывала у старой усадьбы, и никаких сомнений в существовании духов у меня не возникло. Чтобы убедиться в правдивости циркулирующих среди детей и подростков слухов, достаточно было просто взглянуть на фасад дома, окна которого смотрели на мир хмуро и мрачно, словно пустые глазницы. Порой в окнах второго этажа, где чудом уцелело несколько стекол, мелькала какая-то тень, хотя даже младенцу было известно: перекрытия в доме давно истлели, полы провалились, так что ходить вдоль окон было попросту не́ по чему.

Взрослые невольно укрепляли нас в наших подозрениях. Никто из них не охотился ни в густых лесах вокруг старой усадьбы, ни в пустующих хлопковых полях, заброшенных сразу после Гражданской войны. Мужчины говорили, что даже животные как будто чувствуют что-то неладное и стараются держаться подальше от этих мест. В результате поля с каждым годом все сильнее зарастали сорняками и молодыми сосенками. Дядя Джо часто говорил – мол, грешно позволять такой прекрасной земле пропадать зря, но я считала, что это естественный процесс, вмешиваться в который человеку негоже. Да, мне было всего шестнадцать, но я была внимательна к мелочам и побывала на достаточном количестве школьных уроков, чтобы понять: рано или поздно Миссисипи и прилегающие к ней земли все равно вернут себе то, что было украдено у них людьми, да еще и потребуют самой высокой платы за дерзкую попытку заставить их делать то, что никогда не предполагалось природой. Так уж была устроена жизнь в Дельте, и ничего поделать с этим не мог, наверное, даже сам Господь Бог.

Пытаясь развеять тишину, которая незримо висела в тени деревьев, цеплялась за ветви кустов и стебли трав, звенела голосами птиц и насекомых, я заговорила, причем, боюсь, заговорила чересчур громко:

– Эта старая плантация когда-то принадлежала семье Сары Бет – каким-то ее предкам по материнской линии, что ли… Сразу после войны они перебрались в Новый Орлеан, где у них оставались родственные связи. – Что такое эти самые «родственные связи», я представляла довольно смутно, но тетя Луиза всегда пользовалась именно таким выражением, и я решила, что, повторив его, буду выглядеть взрослее. И умнее.

– Часть своих освобожденных рабов они забрали с собой, – продолжала я. – Кстати, мать Матильды, старая Берта, тоже из них. Говорят, во время войны дедушка миссис Хитмен прорывал блокаду и сумел нажить огромное состояние. Когда война закончилась, он не стал возвращаться в поместье, а занялся коммерцией или чем-то в этом роде.