Текст книги "Духи Рождества на Трэдд-стрит"

Глава 6

Отец поднял на руки Генерала Ли, нехотя посадил его в мою машину и скользнул рядом с ним на заднее сиденье.

– Это и вправду необходимо? – спросил он, придвигаясь к псу, и крепко почесал его за ушами.

– Да, – ответила Джейн, пристегивая ремень безопасности рядом со мной. – Многие собаки ищут дом, и мы не хотим быть частью проблемы. Порги и Бесс пройдут процедуры на следующей неделе, так что это хорошая практика для всех нас.

К тому времени, как я вышла на улицу, Генерал Ли тяжело дышал. В его глазах застыла тревога. Я посмотрела в зеркало заднего вида на отца.

– Ты сказал ему, куда мы идем?

– Возможно, я упомянул об этом. Думаю, мужской разговор был нам необходим.

Я закатила глаза. Мы ехали на встречу с Энтони, а поскольку наш путь пролегал мимо ветеринарной клиники, Джейн записала Генерала Ли на кастрацию. До того, как я унаследовала пса, я никогда раньше не держала собак и ничего не знала о них. Я понятия не имела, сколько ему лет и что его мужское хозяйство было в целости и сохранности, пока не появились на свет Порги и Бесс. И Нола, и Джейн с тех пор приставали ко мне, требуя «принять меры», но всякий раз, когда я спрашивала его об этом, он бывал отнюдь не в восторге. Накануне вечером Нола приготовила в честь Генерала Ли особый десерт, состоящий из ореховой смеси, завернутой в веганское тесто без сахара, скатанное в форме маленьких шариков. Знали бы вы, какая это была вкуснотища! Но, возможно, я просто отчаянно нуждалась в сладком.

Я включила в машине обогреватель и немного приоткрыла заднее стекло, чтобы Генерал Ли мог высунуть голову – одно из его любимых занятий. Но он проигнорировал манящее окно и стоически глядел прямо перед собой, как идущий в бой солдат. Когда мы его высадили у клиники, я чмокнула его в макушку и подождала, когда медсестра уведет его.

– Помни, милый мальчик, – крикнула я ему вслед, – что когда все закончится, нас ждет свидание с Синди Лу!

Генерал Ли разок оглянулся, тихонько тявкнул и, высоко задрав голову и хвост, бросился, опережая медсестру, к двери. Обнаружив, что мои глаза полны слез, я ссутулилась и, прежде чем вернуться в машину, быстро вытерла их.

По мосту через реку Эшли мы покатили на юг по шоссе № 17 в сторону шоссе № 61. Хотя этот мост не столь живописен – в отличие от моста Равенель через реку Купер, с которого водителям открывается вид на силуэт Священного города и шпили многих его церквей, давших Чарльстону это прозвище, я залюбовалась видами реки Эшли и окрестных болот. Наверное, потому, что, каждый раз пересекая мост Равенель и видя в порту Чарльстона круизный лайнер, я слышала пренебрежительный голос Софи.

Среди жителей все еще можно было часто услышать недовольное бурчание по поводу высоты круизных лайнеров, подавляющих своими размерами исторические здания, которые прятались в их тени, словно заметившие ястреба кролики. Похоже, голос Софи прочно обосновался в моем мозгу, как моя совесть, поскольку я слышала его, когда искала новые обои, чтобы заменить в столовой старинные, расписанные вручную, или с помощью электрической циклевочной машинки снимала стойкую краску на двери детской.

Когда мы свернули с автомагистрали № 17, Джейн указала на рекламный щит посещений авианосца «Йорктаун», пришвартованного в районе Патриотс-Пойнт на горе Плезант.

– Ой, смотрите, авианосец! – сказала она, постукивая по окну. – Мама сказала, что она свободна весь день и может присмотреть за детьми. Так, может, в другой день мы втроем могли бы…

Я с ужасом посмотрела на нее. Однажды я уже совершила ошибку, присоединившись к классу Нолы во время экскурсии по кораблю. Помнится, тогда я поставила себя в дурацкое положение тем, что была вынуждена уйти всего через пятнадцать минут после того, как мы поднялись на борт. Мне следовало предположить, что многочисленные матросы, в свое время служившие на корабле, возможно, никуда не ушли и все эти годы ждали, чтобы с кем-нибудь поговорить.

Прежде чем меня вежливо выпроводили с корабля, Нола сказала мне, что я так громко горланила песню Take a Chance on Me, что никто не слышал гида. Я не помнила этой части, ибо все мое внимание было приковано к толпе раненых матросов, которые, выкрикивая мое имя, надвигались на меня, и к улыбающемуся человеку в форме и с отсутствующей половиной лица. Этот говорил мне, что его зовут Джон и ему нужно срочно вернуться домой, чтобы повидать свою девушку, Долорес. Помню, как я хватала ртом воздух, вдыхала запах немытых тел и свежей крови и слышала, как мое имя повторялось снова и снова.

– Нет. – Я даже покачала головой, чтобы подчеркнуть это слово. Я не смотрела на нее, надеясь, что мой резкий ответ – все, что ей нужно.

Отец наклонился вперед с заднего сиденья.

– Наверное, это не лучшая идея, Джейн. Я к тому, что если бы такая вещь, как паранормальная активность, существовала, то я, помимо кладбища или больницы, выбрал бы старый авианосец, принимавший во время войны участие в боевых действиях. Судя по нашим разговорам, это имело бы смысл, верно?

Джейн тепло улыбнулась ему.

– Ты совершенно прав. Спасибо.

Я украдкой посмотрела на отца, чтобы убедиться, что он не шутит. Я была рада, что он наконец начал прислушиваться к кому-то и не сворачивать тему, которая всегда была для нас табу. Еще больше я была рада тому, что он полностью принял Джейн. Но, словно крошечная заноза, застрявшая под кожей, та легкость, с которой он прислушивался к Джейн и пытался понять ее точку зрения, не давала мне покоя. Легкое раздражение, которое можно было легко отбросить. Или оставить гноиться. Или – мой любимый вариант – игнорировать, пока оно не пройдет само по себе. Я намеренно сосредоточила внимание на мелькавшем мимо пейзаже – хотела отвлечься от воспоминаний о тех случаях, когда эта стратегия с треском провалилась.

Осень на побережье – это не столько перепады температуры или тот факт, что у нас порой за одну неделю бывают все четыре времени года. Напротив, смена сезонов отмечена постепенным смещением света и вымыванием цвета высокой морской травы и деревьев. Лишь живые дубы и южные магнолии цеплялись за свою зелень, в то время как все остальное блекло до мутной позолоты и различных оттенков коричневого. Претензия Новой Англии, славящейся своей красивой осенней листвой, на первенство вполне заслуженна, но осень на нашем побережье носит свою собственную корону, усыпанную драгоценными камнями. Это была одна из главных причин, по которой я любила называть это место своим домом. И, наверное, я любила бы его гораздо больше, не будь оно полно беспокойных духов, но, по крайней мере, пейзаж был красивым.

Джейн читала указания, которые дал мне Энтони. Впрочем, они были настолько просты, что мне не нужно было их записывать. Проехать около десяти миль по шоссе № 61, затем повернуть направо на немаркированную дорогу, следом повернуть у красной стрелки на деревянном указателе.

Первый раз я пропустила указатель и была вынуждена развернуться. Трясясь по ухабам, мы проехали небольшое расстояние по грунтовой дороге и наконец выехали к большому деревянному знаку, прибитому к старому дереву. Я была несказанно рада, что Софи с нами не было и она не видела этого безобразия. Синяя краска потускнела, но большие буквы читались легко. ПЛАНТАЦИЯ ГАЛЛЕН-ХОЛЛ.

Джейн посмотрела на меня.

– Галлен-Холл? Мне казалось, плантация Вандерхорстов называется Магнолия-Ридж.

– Место то самое, только название другое. Запутанная история, поэтому я расскажу ее тебе позже, но я рада, что Энтони предупредил нас, чтобы нам не пришлось искать не ту плантацию. Похоже, в Южной Каролине все меняется медленно, потому что большинство людей до сих пор называют ее Магнолия-Ридж, хотя смена названия произошла двести лет назад. Стань я спрашивать местных, где тут Галлен-Холл, мы бы все еще колесили здесь в поисках.

Мы обе вновь повернулись к знаку. Под названием плантации были видны края черных букв. Они проступали над глубокими и повторяющимися царапинами в древесине, как будто нанесенными острой палкой. Или ножом. Очевидно, кто-то пытался стереть все, что там было написано. Интересно, это как-то связано с обанкротившейся винодельней? Какой же силы должна быть вражда между братьями, чтобы вылиться в такого рода действия?

Мы въехали в открытые железные ворота на кирпичных столбах, на каждом из которых наверху стояло по бетонному ананасу. По словам Софи, в Чарльстоне это был символ гостеприимства, отсюда и две дюжины ананасов, которые она заказала для моего дома для рождественского ужина. Я сказала ей, что ненавижу ананасы, и присовокупила несколько конкретных советов по поводу того, что ей делать с остатками еды после экскурсионного тура. Увы, она не поняла юмора.

Мы покатили по длинной дороге, обсаженной столетними деревьями. В какой-то момент отец наклонился вперед и с заднего сиденья посмотрел в лобовое стекло.

– Значит, когда-то это принадлежало тем же Вандерхорстам, которые были хозяевами твоего дома.

Я кивнула.

– Но к тому времени, когда Невин Вандерхорст оставил мне дом номер пятьдесят пять на Трэдд-стрит, семья уже лишилась плантации. – Я резко крутанула руль, объезжая большой камень посреди дороги. Мы все дернулись. – В двадцатых годах она недолгое время принадлежала Джозефу Лонго, а недавно Марк Лонго купил ее, полагая, что здесь спрятаны алмазы Конфедерации. А когда обнаружил, что их тут нет, попытался купить мой дом, полагая, – абсолютно верно, как оказалось, – что они там. Правда, мы не дали ему найти их первым.

Отец откинулся на спинку сиденья.

– Тебе как будто жаль этого парня.

– Еще не хватало! – в один и голос воскликнули мы с Джейн.

– Тем более что он все еще не оставляет попытки прибрать к рукам мой дом, – добавила я. – Но, как сказала наша прекрасная библиотекарь Ивонна Крейг из Библиотеки исторического общества, Марк получит по заслугам. Ее единственное желание – чтобы мы все стали тому свидетелями.

– Вандерхорст… Вандерхорст, – пробормотал отец почти себе под нос и постучал пальцами по кожаной обивке на спинке моего сиденья.

– В чем дело, папа? – спросила я.

– Я помню, что недавно читал что-то о Вандерхорстах. Ивонна помогает мне находить в архивах старые планы и статьи о садах в нашем и вашем доме, поэтому я много читал о Вандерхорстах. – Он почесал затылок. – Твой рассказ о бриллиантах… кажется, я о них уже где-то читал.

Отец умолк, а когда я взглянула в зеркало заднего вида, поджал губы.

– Я помню, – продолжил он, – как я сделал для тебя копию статьи и куда-то ее засунул, а потом сразу о ней забыл. Мои мысли тогда были заняты наброском партерного сада в нашем доме на Легар-стрит, который я тоже где-то нашел, и я не думал ни о чем другом.

Мы с Джейн переглянулась.

– Да, как ты помнишь, мы нашли все бриллианты в напольных часах. Тем не менее было бы интересно посмотреть ту статью. Я работаю над памятным альбомом для Нолы. Думаю, его копию можно было бы поместить в раздел о том, какой была наша жизнь до того, как Нола стала частью нашей семьи. У меня не так много материалов о том времени, когда она была маленькой девочкой, и я подумала, что разные штучки о нас с Джеком и нашей жизни до того, как она переехала к нам, могут быть ей интересны. Собственно, благодаря загадке алмазов Конфедерации мы с Джеком и познакомились.

– Я поищу эту статью, – сказал он. – И мы можем спросить Ивонну. У нее фантастическая память.

Ивонне, вероятно, было уже за восемьдесят, но выглядела она и вела себя как человек на пару десятилетий моложе. Она была беззаветно влюблена в Джека, которому годами помогала в работе по поиску исторических материалов, но я простила ее, ибо по собственному опыту знала непреодолимое обаяние Джека. Это одна из причин, почему у него было трое детей, ни один из которых заранее не планировался.

Мы подъехали к перекрестку, и я остановила машину. Дорожный указатель лежал лицом вверх, грязный и в пятнах, вызванных непогодой. Половина деревянного кола все еще торчала в земле, его верх, там, где его обезглавили, был зазубрен и расколот. Буквы на указателе едва читались: ВИНОДЕЛЬНЯ ГАЛЛЕН-ХОЛЛ.

– Энтони сказал, что кладбище и мавзолей находятся рядом с домом, так что я предполагаю, что нам вон туда.

Я поехала в противоположном направлении от несуществующей винодельни. Мне казалось, что мы направляемся в сторону реки Эшли. Большинство речных плантаций имели прямой доступ к реке для перевозки урожая и обычных путешествий. Все это и многое другое я узнала, очевидно, путем осмоса, общаясь с Софи. Я даже поймала себя на том, что при обсуждении объявления о недвижимости сыплю такими терминами, как оконные проемы и остекление, и даже вслух задаюсь вопросом, является ли конкретный цвет краски исторически точным для того или иного района.

Высокие сосны расступились в стороны, открыв взгляду аллею магнолий. Я знала, что это не те деревья, что остались от основателей-Вандерхорстов. Продолжительность жизни магнолии составляет от восьмидесяти до ста двадцати лет, хотя сообщалось, что некоторые бывали и в десять раз старше. Но этим было не меньше ста лет. Их темные стволы, толстые и корявые, напоминали раскрытые кисти рук с пальцами, держащими чаши, полные раскидистых ветвей и блестящих листьев. Я представила себе, как чудесно проезжать по этой аллее весной, когда магнолии в цвету. И все же гнетущее чувство страха, которым, казалось, был пропитан воздух, когда мы подъехали ближе, вселило в меня надежду, что я больше никогда сюда не вернусь.

– Ты чувствуешь? – тихо спросила Джейн.

Я кивнула, волоски на затылке кололи кожу, как острые ногти. В конце переулка виднелся огромный дом, а слева от него, отделенное огромным живым дубом в окружении скамеек в его щедрой тени, лежало кладбище. Ржавая железная ограда с закрытыми воротами моментально сообщила бы любому посетителю, что именно перед ним находится, но я поняла это по скоплению людей, одетых по моде прошлых веков, что прижимались к внутренней стороне ворот и смотрели прямо на нас.

Я тотчас загорланила Knowing Me, Knowing You. Джейн силилась вспомнить текст, чтобы подпеть мне. Таким образом мы обе пытались заглушить хор голосов, говоривших одновременно.

– Стоп! – крикнул отец с заднего сиденья. – Что ты делаешь?

Я резко нажала на тормоза. Нас всех бросило вперед, но ремни безопасности не позволили нам слететь с сидений.

– Извини, – сказала я, стараясь не глядеть на кладбище, чтобы призраки поняли намек, что мы не намерены вступать с ними в разговоры. – Я подумала, что прежде чем мы войдем внутрь, я сообщу, что Софи рассказала мне о доме.

– Мне казалось, ты уже это сделала.

Я встретила в зеркале заднего вида недовольный взгляд отца.

С облегчением услышав, как голоса стихают, я сглотнула, но мне требовалось больше времени, чтобы заставить их окончательно умолкнуть, прежде чем я была готова выйти из машины.

– Да, но не об архитектуре. – Я неуверенно улыбнулась ему. – Как вы, наверное, догадались, это не древнегреческое Возрождение. Первоначальный дом был построен холостяком и представлял собой простую ферму. К тому времени, когда в первой половине девятнадцатого века его внук унаследовал эту собственность и женился, плантация была гораздо прибыльнее. Именно его жена потребовала построить нечто более грандиозное, что соответствовало бы их положению в обществе. Ей непременно хотелось чего-то модного, как в Англии, а в Англии на тот момент в моде было подражание всему итальянскому.

Я толком не знала, какие элементы были необходимы, чтобы дом попал в категорию «итальянского», и мои выводы основывались лишь на том, что я узнала от Софи, и простом факте, что дом не был похож на поместье Тара из «Унесенных ветром». Мне просто требовалась причина, чтобы не ехать дальше, в основном из-за британского солдата в красном мундире, который в данный момент стоял посреди дороги, направив свой мушкет прямо на нас. Шумный вздох дал мне понять, что Джейн тоже его увидела. А вот отец, похоже, оставался в блаженном неведении о присутствии солдата с ружьем.

– Это она поменяла название плантации с Магнолия-Ридж на Галлен-Холл? – спросил он.

– Нет, – ответила я с почти незаметной дрожью в голосе. – Это случилось примерно в период британской оккупации Чарльстона во время революции, вскоре после постройки первого дома. Но на всех старых картах и даже на некоторых новых она по-прежнему именуется плантацией Вандерхорстов – Магнолия-Ридж. Интересно, как последующие владельцы относились к тому, что люди до сих пор называют ее старым именем, как будто Вандерхорсты никогда не покидали ее.

– Может, им было все равно, – еле слышно сказала Джейн. Я бросила на нее пристальный взгляд. Она сидела прямо, сосредоточившись на дороге впереди нас. И я продолжила: – Софи не сумела выяснить причину смены названия, но думает, что это как-то связано с соперничеством между Вандерхорстами и Дрейтонами. Плантация Дрейтонов, «Магнолия», была основана примерно в то же время, но Вандерхорсты хотели, чтобы их собственная плантация тоже называлась «Магнолией», поэтому они просто добавили слово Ридж, чтобы как-то различать их. Кто-то, в конце концов, понял причину и изменил название, чтобы избежать путаницы. А чтобы все знали, какую плантацию они посещают, Вандерхорсты выпустили на лужайку настоящих павлинов, где те обитали вплоть до Гражданской войны.

Я посмотрела в лобовое стекло: призрак солдата начал тускнеть. От земли, словно пар, поднялись волны света, а затем он полностью исчез.

– А что случилось с павлинами? – Голос Джейн звучал тверже моего, но все же я уловила в нем легкую дрожь.

– Их съели. – Мы переглянулись. – Это было во время войны, и все голодали. – От того, что могло быть частью мушкета, которого больше не было, отразился луч солнца, и я нахмурилась. – К счастью, по словам Софи, с того момента, когда название изменили на Галлен-Холл, на всем, что находилось на плантации, включая бочонки с рисом и всю мебель, изображался павлин. Готова спорить, это один из первых случаев применения логотипа.

– Может, поедем быстрее? – нетерпеливо спросил отец. – Сегодня вечером я выступаю в клубе садоводов, и я хотел бы предварительно просмотреть свои записи.

– Конечно, – сказала я, вновь неохотно нажав на педаль газа, и мы поехали дальше. Впереди уже замаячил дом, когда мы услышали позади себя вой сирены. Я съехала на обочину, уступая дорогу машине без опознавательных знаков, но с мигающим индикатором на приборной панели. Обдав нашу машину грязью, она с визгом остановилась на круговой подъездной дорожке прямо у крыльца дома. Не зная, что делать, я поехала следом и припарковалась сразу за ней.

Детектив Райли – в темных очках, куртке и галстуке – вышел из водительской двери и хмуро посмотрел в нашу сторону. Джейн рядом со мной напряглась.

– Он высокий. В голубой рубашке.

Отец уже вылез из нашей машины, шел к нему, протянув для рукопожатия руку, и улыбался. Я схватила сестру за плечо и осторожно встряхнула.

– Давай, Джейн. Не бойся. Мы ведь тренировались, помнишь? Это детектив Райли. Томас. Мы его знаем. Ты ходила с ним на свидания. Он хороший парень.

Я видела, как она, сглотнув комок, кивнула.

– Я могу сделать это.

– Да, – сказала я, открывая дверь. – Ты сможешь. Если только не хочешь изобразить из себя тупую девчонку, которая впервые встретила Элвиса.

Мы вместе подошли к детективу. Тот приветствовал нас обеих формальным кивком. Это напомнило мне, что, по словам Джейн, они в ссоре.

– Рада видеть тебя, Томас, – сказала я с улыбкой. Его резкость была для меня в новинку. – Почему ты здесь?

Его взгляд переместился на Джейн, затем вновь на меня.

– Я собирался задать вам тот же вопрос.

Джейн опередила меня.

– У нас назначена встреча с Энтони Лонго. – Она говорила медленно, как будто подбирая слова, но, по крайней мере, ее речь была связной.

Он нахмурился еще больше.

– Что ж, боюсь, его здесь нет.

– Как… нет? У нас тут назначена встреча. – Я растерянно умокла. – А откуда тебе известно, что его здесь нет?

– Потому что он в больнице. Кто-то пытался сбить его, столкнуть с дороги. С ним все будет в порядке, но его машина разбита.

– Слава богу, – сказала я. Кожу на шее теперь покалывало еще сильнее. – Что случилось?

Некоторое время он молчал, словно решая, что еще можно сказать.

– Пока что не все ясно, хотя свидетели утверждают, что это была авария с участием одного автомобиля. Водитель был не совсем… в себе. Твердил, что кто-то прятался на его заднем сиденье, что и стало причиной аварии. А потом он добавил, что здесь, на винодельне, у него назначена встреча и что он боится, что этот же человек может быть здесь и может навредить людям. Я решил, что это надо проверить. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил, что это вы!

Пока мы разговаривали, отец направился к кладбищу. Он шел, прихрамывая, чего за ним никогда не водилось.

– Папа? Ты куда?

Он продолжал идти к воротам кладбища, как будто не слышал меня.

Джейн двинулась за ним следом.

– Пап! – позвала она. Я слишком переживала за него, чтобы меня раздражало это слово в ее устах. – Что случилось?

Отец подошел к воротам. Те с громким визгом старого заржавевшего железа распахнулись.

– Стой! – крикнула я, чувствуя, как температура резко упала.

Отец остановился и медленно повернулся ко мне, но это был не он. Совсем нет. Те же волосы с проседью, та же сильная челюсть и кривой нос, несколько раз сломанный в драках в баре, прежде чем он начал трезвую жизнь. Но это был не мой отец. Кто бы это ни был, он исказил его черты, размыл их, словно чернила под дождем.

Я застыла в паре шагов от отца. От него исходили волны зловония. К горлу подкатился комок желчи.

– Папа! – крикнула я. Я не называла его так с шести лет.

Его рот скривился, глаза впали.

– Уходи! Прочь! – Голос был громким и гулким, и определенно не отцовским. Его колени начали подгибаться, но я не смогла сдвинуться с места. Как будто кто-то держал меня за спиной за руки. Томас рванул вперед и добежал до моего отца прежде, чем тот рухнул на землю.