Текст книги "Фуриозо"

Вскоре на возвышенности показалось деревянное строение с ярко освещенными окнами, что создавало резкий контраст с темнотой уходящей ночи. Вендела оглянулась на виллу – там тоже в комнатах горел свет. Эбба, заметив движение ассистентки, подумала, что вряд ли кто-то из обитателей острова спал этой ночью, и тут же призналась себе: идти на виллу не хочется. Что-то мрачное и тяжелое нависло и над старинными зданиями, и над всем островом, изолированным, словно во время чумы. Очень вероятно, что среди тех, кто сейчас ворочается в кровати и не может уснуть, есть убийца.

Эбба надела резиновые перчатки и открыла дверь. В ателье криминалисты осматривали мебель.

– Не будем мешать, коллеги, – сказала Эбба, остановившись на пороге. – Нашли что-то интересное?

– Да, – поспешил ответить Бергваль. – Чемодан, скрипку Либескинда. Женскую одежду – блузку, футболку, а также резинку с несколькими темными волосками. Все уже отправлено на экспертизу. – Кай снова не удержался и высказал предположение: – Создается впечатление, что Либескинд планировал тут ночевать. Простыни не чистые, уже использованные. Мы нашли волосы и другие следы. – Он сделал паузу, чтобы привлечь внимание Эббы. – На блузке есть пятна. Кажется, служила для подтирания…

– Кому – ей или ему? – спросила Эбба.

– Обоим, судя по всему.

– Еще мы обнаружили в постели кровь.

– Много? – спросила Эбба и наградила руководителя группы экспертов-криминалистов долгим взглядом.

– Небольшие пятнышки.

– Покажите.

Кай Бергваль попросил достать пластиковый пакет с простыней. Надев резиновые перчатки, он осторожно достал ее и показал Эббе и Венделе.

– Похоже на кровотечение при половом акте, – предположила Эбба.

– Или у одной из барышень в квартете была менструация, – добавила Вендела.

– Или кровь покойного. Скоро мы это узнаем.

– Пошлите на анализ немедленно, – приказала Эбба.

– А зачем тогда мы упаковали простыню в пластиковый пакет?

Кай ухмыльнулся, довольный.

– Остановимся пока на этом, остальное – после рассвета, – сказала Эбба, вышла из ателье и отправилась на катер.

В салоне судна высокий худощавый мужчина в полицейской форме, стоя на коленях, что-то искал в холодильнике. Эбба улыбнулась: светлая челка, падающая на лоб, ярко-голубые глаза под длинными ресницами делают его моложе, чем на самом деле.

– Ты нашел пиво? – спросила она.

Мужчина резко выпрямился и захлопнул дверцу холодильника. Двигался он тоже по-мальчишески резко.

– Нет, прости.

– Ничего страшного. Нам рано вставать. Начинаем в девять.

– Значит, на сон осталось только часов пять.

– Три. Я хочу, чтобы в семь ты сменил полицейского на вилле. Ни с кем не разговаривай и ничего не рассказывай. Я хочу, чтобы всю информацию живущие на острове получили от меня на допросе. Спокойной ночи, Якоб.

Якоб кивнул и переключил внимание на Венделу, снимавшую пальто. Следил за каждым движением, пытаясь поймать ее взгляд, но та ничего не заметила.

– Спокойной ночи, – пожелала Эбба с улыбкой Якобу.

Вендела увидела на столе диск:

– Это их альбом?

– Поставь, – попросила Эбба.

– Кое-что еще, – раздался голос Якоба.

– Слушаю тебя, – обернулась Эбба.

– Вчера, прибыв на остров, мы заметили нечто странное.

Эбба показала ему на стул.

– Можно мне встать на час позже завтра?

– Забудь.

– На полчаса?

– На пять минут.

Якоб подмигнул Венделе.

– Приятная музыка, – отметил он с улыбкой, кивая в сторону колонок, из которых доносились звуки скрипичного квартета Туре Рангстрёма, и явно удивленный тем, что ему может понравиться классическая музыка.

– Ты знаком с творчеством квартета «Фуриозо»? – усмехнулась Вендела, наливая чай.

– Моя любимая группа, – подтвердил с улыбкой Якоб.

– Рассказывай, что случилось, когда вы приехали на Свальшер.

– Мы приплыли в двенадцать. Вертолет бригады «Скорой помощи» ждал нашего прибытия, чтобы мы осмотрели тело. Шель Нильссон рассказал, что он вытащил тело из воды и пытался сделать искусственное дыхание. Покойника нашел в воде лежащим лицом вниз и в паре метров от берега. Ветер дул с запада, и волны ударяли тело о скалы. Дул бы ветер в другом направлении, мы могли бы его и не найти.

– Шель был один, когда нашел тело?

– Не знаю. Я его не спрашивал.

– Продолжай, – попросила Эбба и открыла ноутбук.

– Вскоре появились три женщины и затеяли драку.

– Кто именно?

Якоб достал из кармана блокнот:

– Каролина аф Мельхиор, Анна Юнгберг и Хелена Андермур.

Он улыбнулся.

– Наверно, были вне себя от горя, – предположила Вендела.

Якоб пожал плечами:

– Не знаю. Но драться у мертвого тела… как-то странно это.

– Кто оставался у тела до прибытия вертолета?

– Не знаю.

– Ничего, выясним это завтра. Ложись спать, Якоб.

Кивнув, Якоб спрятал блокнот в карман и вышел из салона.

Вендела демонстративно вздохнула, но Эбба заступилась:

– У него свои методы работы. Все люди разные, и иногда полезно смотреть на ситуацию с разных точек зрения.

– Да я ничего и не сказала, – пожала плечами Вендела.

– Но хотела!

Музыка заполняла пространство салона, придавая ему домашний уют. Эбба поднесла обложку диска к глазам, чтобы разглядеть участников квартета. Впереди других – Луиза Армсталь со скрипкой в руке. Взгляд, устремленный на видеообъектив, излучает уверенность в себе. Справа женщина с короткой стрижкой «паж», неброским макияжем и серьезным лицом – Хелена Андермур. Эбба вспомнила, что пару раз они встречались на мероприятиях, и это не очень хорошо для расследования. Уже в который раз приходится испытывать неловкость оттого, что живешь и работаешь в одном районе с теми, кого потом приходится допрашивать. Допрашивать соседей не очень приятно. Слева от Луизы стояла Анна Юнгберг; откровенный вырез платья на груди, золотистые локоны и ярко-красные губы привлекали к себе внимание. Сбоку от Анны стояла неприметная женщина с виолончелью. Андреа Карлссон. Прочитав имя, Эбба посмотрела на дату записи альбома: десять лет назад. Значит, они поменяли ее на виолончелистку Каролину аф Мельхиор. Все участницы квартета, отметила Эбба, имели благородное происхождение. Хорошо это или плохо, она пока не знала.

Воскресенье, 18 октября

Было все еще темно, когда Эбба проснулась. Через стену услышала, что Якоб в кухне готовит завтрак. Взглянула на часы: еще нет и семи. Довольная тем, что Якоб не пытался уклониться от работы, перевернулась на другой бок и снова заснула. А спустя час, когда открыла глаза, почувствовала себя совершенно выспавшейся.

Приняв душ в узкой ванной комнате, Эбба надела кожаные брюки и мохеровый свитер лилового цвета с воротником-хомутом. Края век, как всегда, подвела черным карандашом и наложила серые тени. Такой макияж она считала своим фирменным знаком примерно с пятнадцатилетнего возраста. Но если поначалу ярко подведенные веки были вызовом девушки-панка буржуазному обществу, то теперь, считала Эбба, этот макияж стал визитной карточкой элегантной дамы. Она была даже уверена, что, не подкрась она однажды веки, ее никто не узнает. Да Эбба и не собиралась расставаться с черным карандашом, так ее украшавшим.

Телефон пискнул. Сообщение от Сванте: «Первые анализы показали высокое содержание морфина в крови. Позвоню после двенадцати. Сванте».

* * *

В кухне у окна стояла Хелена, держа в руках кружку с горячим кофе. Тепло нагретого фарфора медленно проникало в ее озябшие пальцы. Не торопясь, сделала глоток. Дверь внезапно открылась, и Хелена, рассеянно смотревшая в окно, вздрогнула так, что кофе выплеснулся.

Вошла Луиза. Не говоря ни слова, подошла к плите и налила кофе.

Хелена снова отвернулась к окну с мыслью, что только Луиза может одним взглядом заставить человека чувствовать себя полным ничтожеством. С бьющимся сердцем она стала искать подходящую для начала разговора фразу, но Луиза ее опередила:

– Я все знаю. Но это то же, что поворачивать нож в ране…

Хелена посмотрела на немолодую женщину, которую когда-то считала подругой. Теперь она – чужой человек.

– Знаешь, о чем я думаю, Луиза? Знаешь? Потому что я сама не знаю! Я думала об этом всю ночь, но так и не пришла ни к какому выводу… – Луиза отвела взгляд. Хелена продолжала: – Вчера на причале…

– Нет, Хелена, – оборвала ее Луиза, – будь осторожна со словами. И дважды подумай, прежде чем что-то рассказать полиции. Среди нас есть человек, который не выдержит атаку журналистов, если правда выплывет наружу. Ты знаешь, о ком я.

– Ты говорила с ней?

– Я? – фыркнула Луиза. – Ты и вправду думаешь, что она станет со мной разговаривать? – И приняла мученический вид. – Она слушает только тебя, Хелена.

– Ха-ха! Да она меня никогда не простит. Никогда!

Луиза вопросительно взглянула на Хелену.

– У меня нет сил обсуждать это сейчас. И так придется всю оставшуюся жизнь с этим жить. И не только с этим!

– Тогда какой в этом смысл? То, что случилось, уже случилось, это нельзя изменить: Рауль мертв. А нам нужно продолжать жить…

Хелена замолчала, услышав звук открывающейся двери. В кухню вошла Каролина. Бледная как мел, с пустыми глазами и спутанными волосами. На ней была несвежая одежда, в которой, судя по складкам, она и спала. Если вообще ей удалось заснуть этой ночью.

– Каролина, – позвала сестру Хелена. – Каролина, иди сюда. Садись.

Но Каролина словно ее не слышала. Она упала на ближайший стул, по-прежнему глядя в пустоту прямо перед собой.

Луиза склонила голову набок:

– Каролина, тебе стоит принять душ и переодеться. Твоя одежда… – Она остановилась, не зная, какие слова подобрать, чтобы не обидеть ее.

– А что не так с моей одеждой? – проговорила Каролина, оглядывая себя.

– Ее бы надо постирать на случай, если…

Луиза повернулась к Хелене, ища у нее поддержки. Но Хелена только покачала головой.

Каролина, сглотнув, перевела взгляд на Луизу:

– На случай, если что? Если они найдут на моем теле следы Рауля? Это ты хотела сказать?

Луиза молчала.

– Я никогда больше не буду мыться, – взвилась Каролина. – И переодеваться не буду. Чтобы чувствовать его запах.

– Но Каролина… – взмолилась Луиза.

Карро не дала ей закончить:

– Больше нет никаких «но», Луиза. Больше ничего нет. Я ничего не хочу. Ничего. Неужели ты не понимаешь? – Каролина была похожа на сумасшедшую. – Только я одна виновата в том, что случилось вчера. Моя жизнь кончена. Не важно, что теперь со мной будет. Мне все равно. Теперь мне ничего больше не страшно…

Хелена решительным шагом направилась к сестре. Наклонившись над ней, она взяла Каролину за плечи и встряхнула:

– Карро, прекрати! Ты сама не знаешь, что говоришь. Возьми себя в руки. Слышишь? Скоро сюда придет полиция. И если ты будешь так себя вести, ты подставишь всех, и в первую очередь себя, поняла?

Каролина непонимающе покачала головой, словно слова сестры до нее не дошли:

– Как ты можешь быть такой бесчувственной, такой холодной, Хелена? О ком угодно я могла бы это подумать, но только не о тебе.

Хелена недоуменно заморгала глазами и взяла сестру за руку. Луиза напряженно следила за обеими.

– Я не хочу сейчас об этом говорить. Понятно? – Каролина, с выражением обиженного ребенка на лице, вырвала руку и прижала к губам.

– Ты считаешь меня бесчувственной, Каролина. – Хелена пристально смотрела на сестру. – Но это не так. Внутри у меня все пылает, как… – Голос подвел ее, но она нашла в себе силы продолжать: – Мне тоже больно. Я тоже страдаю. И тебе это прекрасно известно. Но я не показываю свое горе другим. Ты понимаешь, о чем я? – Она сделала паузу, чтобы набрать в грудь воздуха, и продолжила: – Каролина, это серьезно. Ты не должна никому рассказывать то, что ты узнала вчера. Это мое дело, и только мне решать, кому и что рассказать. Если полицейские тебя спросят, ты теперь знаешь, что отвечать, не так ли?

– Прекрасно знаю, – пробормотала Каролина, отстраняясь.

Вцепившись в сиденье, она начала медленно раскачиваться на стуле. Рот был открыт в беззвучном крике.

Луиза сделала шаг вперед:

– Нет, Каролина, не делай так! Не вини себя! Мы рядом. Ты не одна. Мы тебе поможем. Прошлое не вернуть. Все, что мы сейчас можем сделать, это стиснуть зубы и продержаться эти несколько дней.

Хелена удивленно взглянула на Луизу.

Та не сдавалась:

– То, что я сейчас скажу, может тебе не понравиться, но я все равно это скажу.

Каролина перестала качаться на стуле и молча уставилась на Луизу. Луиза набрала в грудь воздуху:

– Я люблю тебя, Каролина. Я люблю тебя, как и прежде. И я на все готова ради тебя. На все, понимаешь?

На глаза Каролине набежали слезы.

– Не говори так, Луиза. Ты причиняешь мне боль.

Хелена запустила руки в волосы, приказывая себе успокоиться. Выражением лица она дала Луизе понять, что думает о ее последней реплике. Луиза хотела было продолжить, но Хелена ее опередила:

– Хватит. С нее достаточно.

Стиснув зубы, она грозно посмотрела на Луизу. Та сделала вид, что ничего не замечает.

– Оставьте меня в покое, – прошептала Каролина. – Луиза, я не заслуживаю такого великодушия с твоей стороны. Мне от этого плохо. Я столько натворила. Причинила такую боль. Но мне не нужна твоя забота… мне от нее только хуже…

Снова открылась дверь, и в комнату вошла Анна. Луиза с Хеленой переглянулись. Каролина уставилась в пол.

– Что? – как во сне спросила Анна. – О чем вы говорите?

Ей никто не ответил.

Воспользовавшись моментом, Каролина встала и пошла к выходу. Луиза протянула было руку, чтобы ее остановить, но Каролина увернулась.

Анна налила себе кофе. Больше заговорить она не пыталась. Присев за стол, женщина уставилась в чашку. Хелена по ее удрученной позе поняла, что Анна полностью погружена в свои невеселые мысли. Хелена налила себе еще кофе и потянула Луизу к окну. Та напряглась, но покорно пошла за ней. Нагнувшись, Хелена прошептала ей на ухо:

– Я знаю, что я видела, но не понимаю почему… Почему, Луиза?

Луиза медленно повернулась к Хелене лицом:

– Ты думаешь, на свете есть только два цвета – черный и белый? Думаешь, что все на свете имеет свое объяснение? Тогда спешу тебя обрадовать новой информацией. В любви все не так однозначно. И если ты этого не понимаешь, значит, не знаешь, что такое любовь. Когда любишь по-настоящему, готова на все, а любовь толкает людей на безумные поступки.

– Луиза, ты не настолько хорошо меня знаешь, как думаешь.

– Ты права, Хелена. Потому что ты многое скрываешь. И уверена, что знаешь, что именно ты видела вчера. Но гораздо важнее то, что никто не видел. Где ты была вчера? Что ты делала? Кто-нибудь кроме тебя и Рауля знает об этом? Что подсказывает тебе совесть? Твои тайны сведут тебя с ума, Хелена. Какой такой страшный секрет ты хранишь, что им нельзя ни с кем поделиться?

Хелена наклонилась еще ближе:

– Рауля убили. Он не сам упал в воду. И ты прекрасно это знаешь. Как долго ты намереваешься лгать себе и другим?

– Ты мне угрожаешь?

– Я все знаю.

– Ничего ты не знаешь. Я вижу это по тому, как отчаянно ты пытаешься отвести от себя все подозрения. Что ты скрываешь, Хелена?

– Не меняй тему!

– Сколько ты вчера выпила?

– Не цепляйся к мелочам. Я прекрасно все помню. Но мне больно видеть, во что ты превратилась.

– А ты у нас белая и пушистая, как первый снег. Какое лицемерие!

– Когда это я была лицемерной по отношению к тебе?

– Сейчас!

В дверь постучали, и вошел полицейский. Это был Якоб. Хелена тут же вышла из комнаты, едва удостоив его кивком. Анна взяла себя в руки и встала, чтобы предложить ему кофе.

– Скоро комиссар Шрёдер приступит к допросам, – сообщил полицейский, принимая чашку кофе из ее рук.

Луиза вздохнула и покорно кивнула.

* * *

Утро было серым и пасмурным, каким обычно и бывает октябрьское утро, и холод пробирал до костей, несмотря на свитер и пальто. Море было неспокойным: волны то и дело неистово бились о скалы. Эбба с Венделой поднялись по крутой тропинке к дому. Воздух был таким холодным, что от их дыхания образовывались белые облачка.

Вендела толкнула тяжелую дубовую дверь и сразу же уловила звуки виолончели. Играли, растягивая каждую ноту, меланхоличную, надрывную мелодию. Вендела замерла на пороге.

– Бенджамин Бриттен, – произнесла она.

– Надо же, как хорошо ты знаешь классическую музыку. – Эбба взглянула на коллегу с восхищением. – Я сама с детства играю на виолончели, но сюиты Бриттена мне никогда не давались. Хотя ноты дома есть.

Якоб вышел им навстречу с чашкой кофе в руке.

– Кто дал тебе кофе? – резко спросила Эбба.

– Анна, – ответил Якоб.

– Я дала четкие указания ни с кем не разговаривать.

Якоб взмахнул рукой:

– Ну не отравлен же он!

– Кто знает. Такое раньше случалось.

Вендела хотела грозно взглянуть на него, но у нее не очень-то получилось.

– Эбба, – начал Якоб, – ночью случился небольшой инцидент…

Эбба подошла ближе.

– Уффе, который охранял дом, рассказал, что в пять утра вниз спустилась брюнетка, Каролина аф Мельхиор. У нее была истерика. Она бросилась на кухню за ножом. Уффе успел перехватить ее в коридоре, когда она возвращалась с резаком для мяса. Девицу всю трясло. Не знаем, что она собиралась делать с этим ножом – вены вскрыть или убить кого, – но, слава богу, Уффе удалось уговорить ее отдать нож. В эту минуту появилась Анна Юнгберг в ночной сорочке. Вид у нее был заспанный. Она обняла Каролину, и та успокоилась, а потом Анна отвела ее наверх и уложила в постель.

– А почему мне никто не сообщил? – выразила недовольство Эбба.

– Наверное, не хотели тебя будить. Это произошло всего пару часов назад, и охрана все время была на месте, – смутился Якоб. – Надо было сообщить?

– Якоб прав, – прошептала Вендела, боясь, что сейчас разразится буря, но Эбба сдержалась.

– Доброе утро, – раздалось у них за спиной.

Эбба повернулась и увидела Луизу; женщина была в точно таком же свитере, как у нее, но только бежевого цвета. Эббе стало не по себе, но она этого не показала. Тем не менее решила сразу сгладить возникшую неловкость.

– Вижу, у нас одинаковый вкус в том, что касается выбора одежды.

– Вы приехали не моду обсуждать. Давайте сразу приступим к делу.

Эбба изобразила улыбку:

– Давайте. Это уголовный инспектор Вендела Смит-Флеминг. Она будет участвовать при нашем разговоре.

Вендела протянула руку.

– Смит-Флеминг – как любопытно… – проговорила удивленная Луиза, пожимая Венделе руку.

Их глаза встретились, и Вендела поразилась тому, какую бурю чувств вызывал в ней этот взгляд.

Ее бросило в жар, и лицо залилось краской. Вендела стояла не в силах отвести от Луизы взгляда. Луиза первой оправилась от смущения. Повернувшись к Эббе, она сказала:

– Так вы ведете расследование…

Эбба была по меньшей мере на голову выше Луизы, но из-за ее холодного высокомерия чувствовала себя рядом с ней ничтожным карликом. Это было неприятное чувство, к которому Эбба не привыкла. Эта хрупкая сухощавая женщина излучала абсолютную уверенность в себе и полнейшую способность контролировать ситуацию. «Интересно, почему меня это так нервирует?» – подумала про себя Эбба.

– У меня есть одно предложение, которое, как мне кажется, значительно облегчит процесс работы в этой непростой ситуации, – сказала Эбба. – Поскольку мы вынуждены здесь работать на лодке, я прошу вас предоставить в наше распоряжение комнату для допросов. Что вы на это скажете?

– Самой собой разумеется. Мы все тоже заинтересованы в том, чтобы все закончилось как можно быстрее.

– Благодарю вас.

– Пойдемте за мной.

Луиза провела полицейских в новую пристройку к дому. Новой ее можно было назвать только условно: в последний раз дом расширяли пятьдесят лет назад. В коридоре было прохладно. Видимо, эту часть дома редко используют, подумала Вендела и поежилась. За зеркальной дверью оказался светлый кабинет, обставленный типичной мебелью двадцатых годов. В комнате стоял удобный рабочий стол из орехового дерева. На окнах висели светлые занавески, расшитые тюльпанами. На побеленных стенах – два пейзажа маслом в тяжелых позолоченных рамах, которые не совсем вписывались в простой дизайн комнаты.

Луиза включила батарею.

– Это рабочий кабинет моего отца, – объяснила она. – Он работал даже в отпуске.

И с тех пор здесь никто ничего не убирал, подумала Вендела.

– Подойдет? – спросила Луиза.

– Да, спасибо, – ответила Эбба.

Между женщинами возникла неловкость, когда Эббе и Луизе надо было поменяться ролями и Эббе взять командование в доме Луизы в свои руки.

– Могу я попросить вас задержаться? – спросила Эбба как можно любезнее. – Мне нужна информация, чтобы спланировать наши дальнейшие действия.

Кивком она попросила Венделу подвинуть стул.

Луиза опустилась на стул, а Эбба заняла свое место за столом. Вендела присела немного в стороне.

– Начну со стандартных для такого рода случаев вопросов. Я уже задавала их вчера, но это было не официально, поэтому сейчас я их повторю. Что вам известно о гибели Рауля Либескинда? – приступила к допросу Эбба.

– Шель нашел его в воде. Я полагаю, он утонул.

– Вы сообщили о смертельном случае, так? – продолжила Эбба. – Когда вы заметили, что покойный отсутствует?

– Мы все были в разных местах вчера. Я работала с Яном и Шелем и не сразу заметила, что его нет.

– Сколько времени прошло с того момента, как было обнаружено тело, и до звонка в полицию?

Луиза задумалась.

– Минут десять или двадцать.

– Что происходило в этот промежуток времени?

– Узнав, что Рауль мертв, я бросилась вниз – убедиться, что это действительно так. Это было ужасно – увидеть его таким… Я испытала сильный шок… Мы дружим больше тридцати лет. Он так много значил для меня.

– Вы встречались?

– Конечно нет… – Луиза усмехнулась одними губами. – Это было бы трудно, потому что Рауль был на сто процентов гетеросексуален…

Вендела сглотнула и отвела взгляд. Сделав паузу, Луиза продолжила:

– Мы были близкими друзьями. Даже больше. Как брат с сестрой. Но между нами не могло быть любовных отношений, потому что в этом плане мужчины меня никогда не интересовали.

– Значит, его смерть стала для вас большим ударом?

– Разве я только что вам не объяснила? Один из самых близких мне людей скончался. Но я не могу позволить себе горевать, потому что полиция ведет расследование в моем доме.

– Понятно, – кивнула Эбба.

Луиза откинулась на спинку стула и изучающе смотрела на комиссара.

– Один вопрос. Зачем вообще все это расследование? Я мало в этом разбираюсь, но предполагаю, что дело заводится, когда есть серьезные основания полагать, что смерть наступила… неестественным путем…

– Мы рассматриваем любой смертельный случай как подозрительный, пока не будет доказано обратное.

– Что вы имеете в виду?

– То, что я сказала. И пока мы не располагаем информацией, достаточной для того, чтобы снять подозрения.

Луиза моргнула. Эбба отметила, насколько хорошо ей удается сохранять спокойствие. Она ожидала чего угодно – от затрудненного дыхания и заламывания пальцев до нервных приступов и истерик. Но Луиза оставалась совершенно спокойной.

– Я хочу спросить, как другие гости отреагировали на смерть Рауля Либескинда? – спросила Эбба. – Были ли с чьей-то стороны проявления агрессии? Гнева? Фрустрации?

– Вам же приходилось сталкиваться с подобными случаями раньше. Так что вы сами прекрасно знаете, какое впечатление они производят на окружающих. Конечно, все были в шоке, и это естественно при таких обстоятельствах. Все хорошо знали Рауля. Мне он был как брат, Анна когда-то с ним встречалась. Хелена… Хелена тоже хорошо с ним ладила… и, разумеется, для Каролины его смерть стала шоком. В последние дни мы тесно работали вместе. И никто и предположить не мог, что такое произойдет. Еще вчера мы вместе играли в квартете, а сегодня одного из нас больше нет…

Эбба молчала, давая Луизе высказаться. Луиза заметила это и придала своему лицу страдальческое выражение.

– Конечно, все рыдали. Отчаянно рыдали. Вам этого достаточно? Я за ними не следила, потому что сама была в состоянии шока. Так что вам лучше спросить остальных, что они испытали в тот момент.

– Кто вам сообщил о смерти Рауля?

– Шель прибежал в дом и позвал меня. Я лежала в своей комнате с мигренью. У меня случаются приступы мигрени. Но за секунду до этого меня разбудил вопль с улицы.

– Кто кричал?

– Каролина, как я потом узнала…

Эбба кивнула.

– Я поняла, что что-то не так, и поспешила вниз. Я увидела, что входная дверь открыта, и на лужайке рядом с баней виднеется неподвижное тело, освещенное фонарем.

– И вы все собрались там у причала?

– Да.

– Чем вы занимались до прибытия вертолета?

– Я вернулась в свою комнату.

– Но вы ведь говорили с другими, перед тем как уйти?

– Я… – Впервые в голосе Луизы послышалось сомнение, но уже через секунду она взяла себя в руки и спокойно продолжила: – Конечно, мы говорили. Это естественно в такой ситуации. Но разные люди реагируют по-разному, и мне в тот момент больше всего хотелось побыть одной.

– Вас никто не хотел утешить? Или вы никого не хотели утешить?

– Говорят же, что есть время горевать и время утешать. Для меня тогда время утешения еще не настало.

А эта Луиза прирожденный дипломат, подумала Эбба, сделав пару пометок в своих бумагах. В задумчивости она покрутила ручку, зажатую между указательным и большим пальцами.

– Мне нужно прояснить один момент. Почему весь квартет «Фуриозо» находился на острове вместе с командой звукозаписи и Раулем Либескиндом?

– Потому что мы собирались записывать новый альбом. У меня на острове своя студия звукозаписи. Ян и Шель отвечают за техническую сторону. Как вы видите, у меня повреждена рука. Я не могла участвовать в записи, и Рауль меня заменил.

– Вы не могли отложить запись?

Луиза рассмеялась:

– Найти время, которое подходило бы всем музыкантам, практически невозможно. Мы задолго до приезда на Свальшер запланировали эту запись. Все участники освободили место в своем гастрольном расписании. И перенеси мы запись – велик риск, что этот альбом вообще никогда бы не вышел. Мы записывали последний из шести струнных квартетов Стенхаммара, который должен войти в двойной альбом, приуроченный к нашему летнему турне в следующем году.

– Почему вы обратились именно к Раулю Либескинду? Он ведь жил в Нью-Йорке. Нельзя было найти кого-нибудь поближе?

– Рауль был моим лучшим другом. Мы всегда заменяли друг друга, когда возникала такая необходимость. Поэтому для меня было вполне естественно в первую очередь обратиться к Раулю с просьбой помочь. И он, не колеблясь, согласился. Расстояние между Нью-Йорком и Стокгольмом не играет большой роли, когда ты привык гастролировать по всему миру, как мы с Раулем.

– Вы успели закончить запись до смерти Рауля?

– Да, вчера.

– Как удачно.

Эбба гадала, как долго Луизе удастся сохранять спокойствие и что может вывести ее из равновесия.

Но Луиза и глазом не моргнула:

– Удачно? Вам не кажется, что это слово при сложившихся обстоятельствах звучит как-то странно? И потом, альбом еще не готов. Мы даже не приступили к обработке звукозаписи. Остается только надеяться, что мы сможем воспользоваться уже готовым материалом и нам не придется все начинать заново.

– Я поняла. Тогда на этом пока закончим. Я буду со всеми общаться по очереди и попрошу вас сегодня не покидать дом без моего разрешения.

Их глаза встретились. Луиза горько усмехнулась:

– Вы хотите сказать, что мы по-прежнему под домашним арестом? В моем собственном доме? На моем острове?

– У меня нет другого выхода, – ответила Эбба, набрасывая список на листе бумаги.

– Я поражена тем, к каким экстремальным мерам вы прибегаете в деле, которое касается несчастного случая. Скалы на Свальшере очень скользкие. У меня нет никаких сомнений в том, что Рауль поскользнулся на камнях и упал в воду, но вы почему-то обращаетесь с нами как с преступниками.

– Я не использовала это слово по отношению к вам. Я следую правилам, установленным для полицейских в этой стране. В этом нет ничего необычного или странного. А что странно, так это ваш страх быть заподозренной в чем-то. Из этого я делаю вывод, что вам есть чего опасаться.

Луиза крепко сжала зубы, стараясь скрыть свое раздражение.

– Не приписывайте мне ваших слов. Я делаю все, чтобы помочь вам в расследовании, хотя это и нелегко.

– Спасибо за то, что уделили мне время. – Эбба протянула Луизе список и открыла компьютер. Не отрывая взгляда от экрана, добавила: – Будьте так добры, повесьте список в прихожей, чтобы все знали свое время. После того как я пообщаюсь со всеми, я сообщу дальнейший план действий. Обед у нас с двенадцати до часа.

* * *

После ухода Луизы Вендела дождалась, когда хлопнет дверь в конце коридора, и повернулась к начальнице:

– Какая она холодная.

– Дворянская кровь, – улыбнулась Эбба.

– Уффф!

– На себя посмотри, Смит-Флеминг. Луиза Армсталь сразу вычислила твою родословную. Прости, я плохо разбираюсь в британской аристократии. Даже не подозревала, что ты происходишь из такой знатной семьи.

– Господи боже мой! Только не британской! С пятнадцатого века в нашем роду течет исключительно шотландская кровь.

– Гм… десять раз подумаешь, прежде чем менять такую фамилию, выходя замуж. Если мужа, конечно, зовут, не Маунтбеттен или Гогенцоллерн.

– Конечно.

Эбба улыбнулась. Сама она взяла фамилию мужа – Шрёдер. Ее собственная фамилия была Каплан: ее отец приехал в Швецию из Ленинграда в тридцатые годы. Эбба всегда гордилась своим происхождением и чувствовала себя частью культурной Европы. Но по прошествии пятидесяти лет после окончания войны родственники вдруг стали недоумевать, почему она предпочла простую немецкую фамилию. Эбба напомнила им, что вообще-то Шиллер и Гёльдерлин тоже носили не еврейские, а немецкие фамилии. После замужества ее жизнь стала похожей на жизнь всех остальных женщин на Юрсхольме. И Грегор не имел ничего против ее еврейских корней. Она сама заменила звезду Давида на звезду адвента, просто потому что так получилось. И хотя временами Эбба тосковала по своей девичьей фамилии, она так любила Грегора, особенно в начале их отношений, что с гордостью носила его фамилию. Когда же три года назад Грегор скончался, не было смысла менять фамилию, которую коллеги только недавно научились произносить правильно. К тому же ей всегда казалось, что Эбба Шрёдер хорошо звучит. Даже лучше, чем Грегор Шрёдер.

Вендела подошла к окну и отдернула шторы, подняв облако пыли, закружившейся в лучах солнца, проникавших в комнату.

– Думаешь, она специально выделила нам именно эту комнату? – спросила она, жмурясь от пыли и яркого солнца.

Окно никак не поддавалось. Старая рама разбухла, и Венделе с огромным трудом удалось потянуть ее на себя. На пол посыпались засохшие мухи и куски облупившейся побелки. Наконец окно резко растворилось, и Вендела чуть не упала.

– Осторожно, юная фрёкен! Нам хватит и одного несчастного случая на острове, – послышался голос снизу.

На лужайке она увидела Кая, который с любопытством следил за происходящим. Вендела улыбнулась.