Текст книги "Патриотизм снизу. «Как такое возможно, чтобы люди жили так бедно в богатой стране?»"

Интерпретировать отсутствие патриотизма (или заявление о его отсутствии) проще: такое отсутствие основано на очень негативной оценке России, причем чаще всего как руководства страны, так и ее населения. Не-патриотизм выделен нами по таким категорическим заявлениям: «В России все плохо», «Россия катится вниз», «Я ощущаю только негатив к своей стране», «Путин – это все фальшивые слова», «Россия – зона», «Фашистский режим», «Такая бедная страна <…>, все достижения – только в прошлом», «Россия – слишком большая страна, страшная, как динозавр».

В Санкт-Петербурге и в Казани не-патриотизм в большей степени связан с отторжением политической системы, нежеланием ассоциировать себя со всеми жителями страны и часто сопровождается идеализацией Запада, где «все лучше». Такая позиция вовсе не исключает привязанности к малой родине (городу или, в Санкт-Петербурге, району города) или же к региону (у жителей Казани).

Бедно живут люди. [А из-за чего, как ты думаешь?] От людей зависит, мне кажется <…>. В России много пьющих людей. <…> Особенно в провинциях. <…> Я хотела бы уехать. <…> Мне кажется, в Европе жизнь лучше. <…> Я не чувствую себя частью этой страны. [А частью города?] Да <…>, потому что петербуржцы все более культурные. <…> [А народ, что не так с народом?] <…> Алкоголики (Санкт-Петербург, школьница, Ж, 17 лет).

В Астрахани, Перми и на Алтае не-патриотизм связан с чувством безысходности, заброшенности и беспомощности, невозможности что-либо сделать для улучшения общей и личной ситуации ни локально, ни тем более в масштабах страны.

Страна в жопе, мы в жопе. Интересуемся только нашим домом. Делать ничего не можем, только здесь, в доме, отстраняемся. <…> Борьба за выживание у нас с самого детства (Астрахань, коллективное интервью во дворе многоквартирных домов, женщина, активная в управлении домом, 50 лет).

Вы знаете, город у нас добротный, но все заброшено. <…> И так по всей стране. <…> Вот раньше патриотизм был, а сейчас «я тебя ограблю». <…> Но сейчас эти воры, коррупционеры, поэтому нет, я сейчас не патриот (Пермь, пенсионерка, Ж, 58 лет).

Алтайский край – это… пропащий край, наверное. Хотела бы уехать [в том числе из России], чтобы получить нормальную зарплату (Алтай, продавщица, Ж, 35 лет).

Слабая форма патриотизма представляет собой отстраненный патриотизм, который становится значимым, только когда удается подняться над трудностями повседневной жизни. Это означает, что больше всего отстранены от вопросов нации и патриотизма люди, живущие в бедности или даже нищете и вынужденные постоянно бороться за выживание. В Санкт-Петербурге таких респондентов нашлись единицы, в Москве их не нашлось вовсе (это, разумеется, не означает, что их нет). Больше всего отстраненных патриотов в самых бедных городах и селах, то есть на Алтае и в Астрахани.

Отстраненность означает, что патриотизм не связан с повседневной жизнью. Спонтанно человек не вспоминает об этом, поскольку живет исключительно повседневными заботами, а пропаганда патриотизма на него не действует или даже вызывает у него раздражение. Большинство отстраненных патриотов отрицательно относятся к государственному патриотическому проекту именно потому, что он никак не резонирует с их обыденной жизнью и вступает в противоречие с их непосредственным опытом. Вот как говорят об этом наши респонденты:

Когда денег нет, какие эмоции [может вызывать Россия]? (во время одного из коллективных интервью, проводившихся во дворах многоквартирных домов; Астрахань, пенсионерка, Ж, 60 лет).

Ну ты сделай сначала лучше для своего народа, для тех, кто в твоей стране на данный момент есть, а потом уже берись за все остальное. Почему не развивать наши курорты [была упомянута Камчатка]? Они же лучше, чем Таиланд! Сочи изуродовали после Олимпиады… (Астрахань, неформальная занятость, брат и сестра, татары, 30 лет).

Мне вообще по барабану этот Крым. Вот мне лично по барабану, Крым у нас там, не Крым, ты зарплату подними людям, дай нашим детям образование! <…> Нет, они только отбирают у нас все! (Астрахань, предприниматель, Ж, 35 лет).

Локальный патриотизм присутствует во всех изученных нами городах параллельно со всеми наблюдающимися формами общероссийского патриотизма. В Санкт-Петербурге он отличается тем, что выражается в основном в форме эмоциональной привязанности к городу («европейский город» и «культурная столица»). Эта форма локального патриотизма скорее значима для людей интеллектуальных профессий, которые нередко ощущают себя относительно более образованными или просвещенными. Она также скорее связана с неприятием общероссийского патриотизма и с нетолерантным отношением к приезжим. То есть в случае с этой формой локального патриотизма в Санкт-Петербурге более уместно было бы говорить о патриотизме местечковом. Если не считать эмоционально нейтральные декларации любви к городу («я люблю Санкт-Петербург») проявлением локального патриотизма, то нужно признать, что эта форма патриотизма распространена в Санкт-Петербурге не так уж сильно, хотя и в большей степени, чем в Москве.

В Перми и Астрахани локального патриотизма больше – в основном за счет противопоставления своего города Москве и Санкт-Петербургу. В Перми локальные патриоты чуть больше, чем в Астрахани, склонны говорить о своем городе в превосходной степени («наш город самый лучший») или проявлять привязанность к районам, особенно к тем, у которых есть особая история и общие традиции. Хорошим примером здесь является Мотовилихинский район, который группа активных жителей пытается реконструировать как передовой когда-то рабочий поселок. В Астрахани парадоксальным образом локальный патриотизм выражается в «обиде за город». Критикуя «ужасное» состояние улиц и зданий, люди демонстрируют, что желают городу лучшей участи (и сами нередко стараются улучшить его состояние).

Гордый татарстанский патриотизм

Наиболее ярко выраженным и значимым для большинства респондентов в Казани оказался региональный (татарстанский) патриотизм, причем это патриотизм гордости. Образ Татарстана ассоциируется с прогрессом, спортом, мультикультурализмом и межэтнической толерантностью, ростом благосостояния и высоким качеством жизни. Гордость за Татарстан как передовой регион, который, по мнению многих респондентов, может служить примером для остальной России, ощущалась почти во всех интервью, независимо от этнической принадлежности или идеологических взглядов.

Татарстанский патриотизм сродни скорее негосударственному общероссийскому патриотизму: он нередко сопровождается критикой татарских властей (клановость, коррумпированность). Но в наибольшей степени для татарстанского патриотизма характерна критика курса федерального руководства на централизацию, которой часто сопутствует пожелание большей автономизации региона. Такие настроения наблюдаются как у татар, так и у русских:

Сильные регионы, сильная страна (Казань, предприниматель и татарстанский активист, татарин, М, 33 года).

Я бы хотел, чтобы казанцы имели последнее слово во всех процессах, связанных с городом <…>. Иногда шучу, что Татарстан – не Россия (Казань, гид-экскурсовод, активист велосипедного движения, русский, М, 43 года).

Татарстан – обособленный какой-то. Какое-то государство… Более сплоченный, более толерантный к приезжим (Казань, бюджетник, татарка, Ж, 26 лет).

Заметна в Татарстане и тенденция к обособлению республики по отношению не только к центру, но и к другим регионам. Нашлись и те, кто не очень доволен тем, что богатые регионы должны делиться с бедными:

Татарстан, например, как нефтедобывающий регион, может быть, он мог бы себе позволить больше построек, больше организаций каких-то, больше рабочих мест <…> А тут… вот я тебе сказала уже, я хочу, чтобы каждый регион в нашем государстве что-то изготавливал, за что-то отвечал. Если он не может посеять что-то, то чем-то другим. Пусть построит завод и там резиновые сапоги выпускают. Или там что-то еще производят. А не так, чтобы сильные регионы отправляли свои деньги в центр, а потом это распределяли по тем регионам, которые ничего не дают (Казань, один из лидеров форума татарской молодежи, татарка, Ж, 21 год).

Требование равномерного регионального развития против внутренней колонизации

Если сопротивление централизации больше чувствуется в Казани в силу того, что Татарстан имеет статус национальной республики, а также благодаря тому, что такое сопротивление поддерживается республиканскими элитами, то требования более равномерного развития всех регионов страны в целом звучат во всех городах, где проходило исследование. Как мы показали выше, Москва не исключение: здесь многие респонденты проявляли сочувствие или сопричастность по отношению к людям в регионах.

Единственный город, в котором сравнительно многие респонденты не ощущают ничего общего с другими регионами страны и часто говорят о них как о «глубинке», «провинции», – Санкт-Петербург. Показательная цитата: «Я говорю о России, но имею в виду, конечно, Санкт-Петербург» (Санкт-Петербург, учительница, кандидат наук, Ж, 35 лет). В Петербурге, особенно у интеллектуалов (преподаватели вузов, научные сотрудники), отмечено и высокомерие по отношению к менее образованным и культурным жителям регионов. Такое социальное презрение связано с тем, что эти интеллектуалы отождествляют себя скорее с европейской цивилизацией и культурой, гордятся тем, что Санкт-Петербург – «окно в Европу», город, в котором придерживаются либеральных европейских ценностей. Подобная ситуация напоминает внутренний колониализм, описанный Александром Эткиндом3737
  Эткинд А. Внутренняя колонизация. Имперский опыт России. М.: Новое литературное обозрение, 2013.


[Закрыть] и выражающийся не только в экономической эксплуатации, но и в культурной дистанции между центром и периферией. Такая дистанция носит не этнический или расовый, а классовый характер. Действительно, отношение некоторых петербургских респондентов к провинциалам наполнено социальным презрением.

За редкими исключениями в других городах (возможно, из-за меньшего количества респондентов-интеллектуалов) люди представляют себе Россию как большое пространство, иногда даже с плавающими границами, включающее в себя регионы. В этом представлении заметно требование к центру помогать бедным регионам и селам, содействовать их развитию. Проявляется и антимосковский настрой, связанный в первую очередь с ощущением экономической эксплуатации, очень распространенным в Астрахани и Перми, но особенно на Алтае. Москва – центр, где живет множество богатых людей, которые паразитируют и на регионах, и на приезжих. Москва отбирает у регионов богатства (нефть, газ, лес), скупает местную землю, обманом выигрывают государственные тендеры. Сами же москвичи живут «в долларах» и «за границей». Вот несколько красноречивых высказываний по этому поводу:

У нас есть государство в государстве, Москва и пригороды. А остальное – это так, окраина Москвы. Москва, Питер, а остальное – это мы так. Такое чувство, что все туда уходит. Вот все туда уходят (Рубцовск (Алтай), работница почты, Ж, 52 года).

У нас сейчас получается, Россия – это Москва, это смешно. Россия – это Москва, других нету, все, городов, областей, ничего там. Нет, они есть, в плане того, чтобы платить налоги – тогда все есть. А в плане социального обеспечения нас нет, вот и все (Рубцовск (Алтай), рабочий, М, 45 лет).

Ну и получается, что мы как колония. То есть они [Москва, Санкт-Петербург] выкачивают все туда, всю прибыль. И все налоги туда уходят, а здесь-то ничего не остается. На развитие той, как ее, инфраструктуры (Алтай, село, преподаватель школы искусств, Ж, 43 года).

Все богатство стекается в Москву. Я этого не понимаю: если у нас одна страна, почему нет нормального перераспределения богатств между регионами? (Рубцовск (Алтай), рабочий, М, 58 лет).

Посттравматический национализм отчаяния: Алтай

Заметнее всего локальный патриотизм на Алтае, и это патриотизм села, моногорода или края. Так, жители села Новоегорьевское (райцентр в 40 км от Рубцовска) очень ценят спокойную жизнь, взаимовыручку между людьми, наличие подсобного хозяйства или куска земли, природу. Вместе с тем все они говорят о том, что преимущества жизни в селе постепенно сходят на нет: люди стали меньше помогать друг другу и больше думать о деньгах; природа (в Новоегорьевском – красивое озеро и большой лес) приватизируется; держать домашний скот становится слишком дорого; зарплата маленькая, люди не вылезают из долгов, работы нет (большинство молодых мужчин работают вахтовым методом в регионах Севера). Тем не менее привязанность к селу сильна: выражается она в эмоциональной или аффективной связи: «Здесь все мое, все родное». Местные жители жалуются на сокращение общественной инфраструктуры: закрытие автовокзала, сокращения в больнице, незаконные вырубки леса, постройка коттеджей в лесу и на дороге к озеру. Примечательно, однако, что усилиями отдельных активистов и инициативных групп, а также во многом при помощи местного отделения КПРФ, местным жителям удалось добиться определенных успехов: они отстояли автовокзал и добились признания незаконным строительство нескольких коттеджей возле озера.

Еще 30 лет назад находящийся на юге Алтайского края Рубцовск был крупным промышленным центром Сибири. Сегодня это – умирающий город. Большинство жителей выживает за счет пенсий, мелкого бизнеса, неформальных или случайных заработков, вахтовой работы на выезде, подсобного хозяйства и тому подобного. Молодежь уезжает в массовом порядке. Одним словом, каждый «выкручивается» как может. Закрыт Алтайский тракторный завод («Алттрак», бывший АТЗ) – прежде градообразующее предприятие. Грузовики вывозят с его огромной территории металлолом, помещения сдаются в аренду. Жители тоскуют по прежнему индустриальному величию города. В целом же общее ощущение таково: всю промышленность города распродали, заводы закрыли, работы нет, город приходит в упадок. Отсюда упадническое настроение – «безнадега», как многие говорили, – и обида за город. Тем не менее в Рубцовске есть и активисты. В 2008 году работники «Алттрака» активно боролись за выплату зарплат и добились своего. Работники бюджетных предприятий (водоочистительной станции, городских сетей и тому подобных) выходят время от времени на акции протеста, также требуя выплатить им зарплаты или предупреждая о риске развала коммунальной системы.

Следует отметить и общее для большинства жителей ощущение отсутствия в городе и селе руководства (Рубцовск и правда два года жил без главы города), либо что руководство ничего не делает для развития. Очень плохое отношение к губернатору края3838
  Уточним, что во время проведения исследования, в августе 2017 года, губернатором Алтайского края еще был Александр Карлин, который меньше года спустя был отправлен в отставку.


[Закрыть]. По мнению многих, он преследует исключительно свои личные и клановые интересы в ущерб развитию региона. В целом сами пытаются выкручиваться самостоятельно (даже ремонтируют за свой счет многоквартирные дома) или буквально «выбить» у местных органов власти положенные им льготы.

Жалко, что на Алтае села разрушаются. <…> Местные жители возмущены, что доступа к озеру почти не осталось. Если мы хотим искупаться, то вынуждены идти на этот маленький засоренный участок. А там все везде за деньги. Это нас очень-очень возмущает. Это так неприятно! (село, Алтай, пенсионерка, Ж, 68 лет).

У нас нет таких, которые могли бы быть у руля и отстаивать интересы села. Таких даже близко нет. Поэтому мы руки сложили и ждем, пока все разрушится до конца. А кому жаловаться, куда возмущаться, не знаем. Вот еще партия коммунистов, местные, чуть-чуть, маленькая кучка, они пишут, возмущаются, но это вот совсем мало (та же пенсионерка).

Нет, нам надо просто власть поменять… Чтобы пробитного, короче. Чтобы, правда, как патриот, что ли, чтобы пробивал для нас что-то… А так только крадут деньги. <…> Постоянно ходить жаловаться, постоянно куда-то писать, постоянно это… У нас женщины это делают и пенсионеры, и пишут, и все. А сдвигов-то – ничего нету (Алтай, село, воспитательница детского сада в декретном отпуске, Ж, 33 года; двое детей, муж работает вахтовым методом на Камчатке).

Разговариваешь с людьми, все плюются, особенно при упоминании губернатора. Вот он якобы развивает туристический бизнес. Горный Алтай. Забота о людях – только на словах. А чтобы создавать рабочие места, нет того, напротив, все херится, херится, херится… (Рубцовск (Алтай), бывший юрист, вынужденно работающий охранником, М, 45 лет).

Город призраков: все заводы закрылись, работы нет, молодежь запилась, очень маленькие зарплаты, люди живут за счет пенсии. <…> Лучше нашего города и нету: все здесь родное и знакомое. (Интервьюер: значит, вы патриот города?) Конечно! Если бы не были патриоты города, мы бы здесь не сидели. Уже давно где-нибудь бы… И не боролись бы, не обихаживали дворы (во время коллективного интервью у членов домкома дома в Рубцовске (Алтай), пенсионер, бывший рабочий, М, 54 года).

В целом портреты села, города или края, которые респонденты рисуют, довольно схожи – все плачевно, все хорошее постепенно утрачивается. Тем не менее люди заявляют о своей любви к местности, о своей преданности и местном патриотизме. Кроме того, респонденты уверены, что почти все вокруг них разделяют их суждения и настрой. Такая картина имеет много общего с «патриотизмом отчаяния», описанным Сергеем Ушакиным3939
  Oushakine S. The Patriotism of Despair: Nation, War, and Loss in Russia. Ithaca: Cornell University Press, 2009.


[Закрыть] как раз по материалам, собранным в 2001 году в столице Алтайского края Барнауле. Ушакин показал тогда, как на основании общего переживания утраты могут зарождаться новые солидарные сообщества, объединенные словарем разделенной боли (неокоммунисты, ветераны чеченской войны, солдатские матери, etc.). Однако нам кажется, что ситуация с тех пор все же изменилась. Сегодня преобладают скорее не боль или оплакивание, но возмущение и настрой на сопротивление. Респонденты сокрушаются о том, что люди вокруг слишком терпеливы, бранят легендарное терпение русских, ругают «выживаемость». Это не пустые слова. Многие на своем уровне пытаются что-то изменить: кто-то пишет письма, кто-то чистит лес, кто-то добивается соблюдения своих законных прав, организует домком или участвует в акции протеста. Кроме того, общий настрой не совсем безысходный, поскольку у респондентов есть горизонт надежды: добиться изменения власти (на местном уровне) и перераспределения ресурсов в пользу своего села или региона. Кроме отчаяния, – там, где оно присутствует, – есть также надежды и стремление изменить ситуацию. Респонденты при этом уверены, что основания для улучшений существуют: ресурсы на местах есть, и они могли бы пойти на благо местного населения, если бы власти меньше воровали.

А что ты думаешь, Алтай бедный? Просто у некоторых людей во власти желудок очень большой. Алтай очень богатый. Просто это не видно. <…> Народ, каждого спроси, – все против, а скажешь: «Пойдем что-то делать начнем», никто же не придет. <…> Потому что, если только узнают, что голову поднимают, у них сразу проблемы начнутся (Рубцовск (Алтай), таксист, армянин, М, 50 лет).

Сибирь – такая огромная, такая богатая, надо ее освоить, а ее грабят! (Рубцовск (Алтай), работница почты, Ж, 52 года).

Вывод, который можно сделать из вышесказанного, таков: локальный патриотизм на Алтае – это в большинстве случаев либо народный патриотизм, либо стремление (пока в основном нереализованное) к тому, чтобы все неравнодушные патриоты края, города или села совместными действиями заставили местные власти проводить по-настоящему патриотическую политику на благо местного населения. Такой патриотизм мы предлагаем называть посттравматическим патриотизмом отчаяния.

Глава 2. Запросы к государству

Национализм, как указывают исследователи, создает национальное солидарное сообщество и таким образом способствует повышению лояльности государству, поскольку оно представляет собой институциональную форму национальной солидарности. Однако лояльность не может быть односторонней, так что вместе с ней развиваются и притязания, запросы к государству.

В ходе нашего исследования, даже осуждая пропагандистский патриотизм, критикуя власть и/или государство, респонденты указывают на доказательства своего патриотизма: человек работает на совесть, ухаживает за своим двором, работает уже 40 лет на заводе за мизерную зарплату, платит налоги (этот аргумент возникает особенно часто), соблюдает законы… Эти аргументы, призванные доказать, что человек выполняет свои гражданские обязательства или обязательства, принятые им на себя в качестве члена национально-политического сообщества, сопровождаются предъявлением к государству определенных запросов.

Большинство респондентов во всех городах предъявляют к государству множество претензий. Связь способности предъявлять требования с патриотизмом видна, в частности, из того, что не-патриоты предъявляют претензии гораздо реже, – это демонстрирует таблица кодирования для Санкт-Петербурга, где и общее количество интервью, и доля «не-патриотов» больше, чем в других городах. Под предъявлением претензий мы имеем в виду не просто негативные высказывания о государстве вообще, но формулирование конкретных требований, которые государство в принципе способно выполнить и которые человек считает себя в праве предъявлять, будучи членом национального сообщества.

Таблица 3. Запросы к государству и его критика

1 проблема: много активистов в выборке

2 связано с перекосом в выборке?

В целом по всем городам и регионам исследования вместе взятым такие претензии предъявляют более половины респондентов. Чаще всего это происходит на Алтае (88%), затем идут Астрахань (76%) и Пермь (72%). В Казани процент высказывающих претензии тоже высок (79%), но здесь, в столице национальной республики, около 20% этих требований специфичны и касаются уважения национальных прав (на большую автономию). Замыкают список Москва (62%) и Санкт-Петербург (54%). Меньшая склонность жителей Петербурга к предъявлению претензий связана, возможно, с тем, что здесь выше всего доля «не-патриотов», а также тех, кто предъявляет претензии скорее не к государству, а к народу в связи с воспринимаемой моральной или интеллектуальной неразвитостью последнего.

Первую позицию по всем городам занимают по-разному сформулированные, но схожие претензии, которые мы обобщили следующим образом: «Государство должно существовать для народа и/или не должно принадлежать олигархам или богатым». Хотя это, по сути, две не тождественные друг другу претензии, в целом ряде интервью они встречались вместе, что и позволило их сгруппировать. Примечательно, что эти требования высказываются как государственными, так и негосударственными патриотами; как сторонниками Путина, так и его оппонентами. «Государство должно быть для народа, а не народ для государства» – так многие формулируют первую мысль. Другие формулировки включают: «Государство должно быть для граждан»; «Государство – это мы, <…> мы же платим налоги». Дальше всех в развитии этой мысли пошел 25-летний высококвалифицированный рабочий из Петербурга:

На самом деле должно быть так. Кто здесь родился, значит, должен получить что-то от государства, например, хочешь заниматься хозяйством, бери землю. Граждане страны должны иметь какие-то права от государства.

Вторую мысль – о необходимости независимости государства от «денежных мешков» – респонденты формулировали так: «Государство ворует, крадет деньги у своих граждан», «Правят страной деньги», «Чтобы чиновники и министры не только хапали деньги для себя», «Чтобы власть не принадлежала только богатым». Отметим, что требование это не сводится к борьбе с коррупцией, в основе его лежит видение государства и его представителей как тех, кто эксплуатирует своих же сограждан. «Чтобы государство было государством, хватит это „государство – это я“! Все время только „мы должны“, а нам что?» Еще одна составляющая здесь – требование вернуть национальное достояние гражданам. Вот цитаты, где прослеживается эта мысль:

Как может, вот, достояние, вот то, что принадлежит народу, можно так сказать, такое как нефть, газ, лес и так далее, разве может принадлежать частным лицам? Это ведь наше общее достояние (Рубцовск (Алтай), работница почты, Ж, 52 года)

У нас и газ, и нефть, и прочее. А уровень жизни какой? Из-за того, что кто-то сидит на газовой трубе, в свой карман сует деньги и все, и не задумывается о том, что это как бы достояние-то всей страны как мое… Вот всех людей, которые находятся в стране. Они это не считают. Пока у руля, надо нагрести. А что там с остальными будет, всем наплевать (Санкт-Петербург, рабочий, М, 25 лет).

Я патриот в том смысле, что я… наши люди, обычные люди, которые нас окружают, порядочные, добрые, отзывчивые, <…> но в государстве… очень много рассчитано на это, что люди из-за патриотизма сделают за 5 копеек, хотя стоит это гораздо больше. <…> А они там патриоты только на словах. Все они строят себе коттеджи, отбирают у людей деньги. Все они строят себе за границей отступные пути (Санкт-Петербург, повар, Ж, 49 лет).

Я бы, например, хотел у нашего правительства поинтересоваться, а почему бы не побороться с олигархами <…> А что они делают, так это залезть в карман к гражданам посредством введения каких-то дополнительных налогов (Санкт-Петербург, менеджер, М, 44 года).

Показателен фрагмент коллективного интервью, проведенного в приемной астраханского депутата Олега Шеина (июнь 2016 года), активное участие в котором приняло 8 человек (поводом стал проявленный социологом интерес к местной жизни). Среди посетителей приемной были мужчины и женщины разного возраста и разных национальностей – русские, казахи, татары, калмыки. Общая черта участников – низкий уровень дохода: люди пришли к депутату для решения самых базовых проблем, связанных, в частности, с низкой зарплатой, высокими тарифами ЖКХ и с отменой льгот.

Женщина 3 (пенсионерка, бюджетник): Да если у богатых взять и разделить, то всем хватит. А вы попробуйте у богатых что-то забрать. Сможете?

Интервьюер: Может быть…

Женщина 3: Даже государство не может. Поэтому государство к нам в карман залазит. Это для него безопасно.

Женщина 2 (активна в управлении домом): Нас 140 миллионов. Даже если по рублю (собрать) – 140 миллионов. А каждый месяц.

Ж3: За ними милиция и армия.

Ж2: Деньги…

Ж3: Попробуй забери у них.

Женщина 5 (пожилая): Не надо эту демагогию разводить. Все в наших силах. <…> Их, богатых, всего несколько, а нас целая армия.

Ж2: 140 миллионов.

Мужчина 2 (ветеран войны): За ними армия.

Ж3: Кто пойдет у них отнимать?

Женщина 4 (воспитательница детского сада, 30 лет): Вот к Шеину и идем, чтобы сплотиться.

Ж3: Никто не сплотится никогда. И лидера сразу уберут.

Эта коллективная дискуссия показывает остроту проблемы контроля над государством со стороны богатых, но демонстрирует в то же время, насколько глубоки сомнения в том, что такой контроль может быть подорван.

Вторую позицию по частоте высказываний занимают социальные запросы. Примечательно, что стремление к социальному государству, которое либеральные российские интеллектуалы склонны отождествлять с патернализмом и инфантильной установкой «подданных», ждущих помощи сверху, занимает только вторую позицию в числе всех типов требований, уступая требованиям вернуть государство народу и немного опережая третью позицию – требование большей респонсивности4040
  Климов И. Респонсивность власти как баланс суверенитета и социальной поддержки // Социологический журнал. 2006. № 3–4. С. 69.


[Закрыть] (отзывчивости) государства в том, что касается попыток граждан повлиять на ситуацию. Иными словами, перед нами запрос на осуществление права политического участия.

Во всех регионах социальные требования касаются сферы общественных услуг, в первую очередь образования и здравоохранения. Основное требование – доступность таких услуг и их высокое качество. Люди также требуют нормальных дорог («Налоги собирают, да, а где дорога-то?»), достойного пенсионного обеспечения, развития регионов, подъемных цен на услуги ЖКХ, повышения зарплаты бюджетников. В Астрахани требования чаще касаются обеспечения работой и гарантий достойной оплаты труда. На Алтае социальные запросы заметнее, чем в других регионах, поскольку у людей есть ощущение социального краха и полного отсутствия государства.

Требование социального государства – единственное предъявляемое также многими «не-патриотами» и одновременно противниками Путина. Мироощущение таких людей хорошо представлено в интервью с 33-летней продавщицей из села Новоегорьевское (Алтай), которая трудится очень много, в том числе для того, чтобы иметь возможность поддерживать своих мать и свекровь. Ее муж зарабатывает 7 тысяч рублей на госслужбе и еще «калымит». Она получает вдвое больше, но считает, что они «выживают, а не живут». У нее неоконченное среднее образование, и она мечтает продолжить учиться, но «образование сейчас все платно», а «денег нет». Стремится к самообучению. Она оценивает состояние региона крайне негативно, характеризуя его при помощи обсценной лексики: «Правительство принимает дурацкие законы <…>, а не развивает регионы, думает только о тех территориях, где живут сами [Москва, Санкт-Петербург]. А с нас берут налоги и ничего не делают: дорог нет, зарплат нет, хоть люди тяжело работают». В связи с этим она отрицает привязанность к России (хотела бы уехать туда, где зарплаты выше): «Россия встала с колен? Где она встала? Может, мы где-то в пятках». Ее реакция на наплевательское отношение со стороны верхов к регионам и «глухим деревням» состоит в агрессивном дистанцировании от политики в целом и патриотизма в частности. Она не считает, что одинока в таком своем отношении: напротив, у нее есть ощущение, что такого же мнения придерживается большинство. И это подсказывает нам, что здесь, возможно, все же присутствует определенный патриотизм, поскольку она мысленно соотносит себя с неким воображаемым сообществом. «Они [руководство страны] якобы выделяют деньги на дороги, на ремонты, вот это все. Куда? Быстренько где-нибудь школу забабахают, отмоют денежки. <…> Это не только, конечно, мое мнение, это мнение большинства. Люди часто так говорят. <…> Что Путин сделал для нас? Для нас он ничего, я считаю, не сделал!» На вопрос интервьюера о том, можно ли что-то изменить, она отвечает резко: «Только с автоматами!» И продолжает возмущаться: «Образование платное, везде все платное, везде мы все должны. А что нам за это? Когда за это „должны“ сделает? Или улучшит наши жилищные, как говорится… я не знаю. И куда ехать? Куда бежать? Где лучше? Не знаю. Хотя бы не заморачиваться вот этими вот государственными делами, мы и не заморачиваемся и стараемся не думать об том». В последней мысли снова, несмотря на антипатриотизм, прослеживается наличие воображаемого сообщества, к которому она себя причисляет.