Текст книги "Чужая вина"

Шарлотта робко улыбнулась Хейдону.

– Мне достаточно одной.

– В следующий раз я тоже выпью две чашки, – добавила Грейс, – чтобы все было по справедливости.

– А я в следующий раз сяду рядом с Джеком, – сказал Джейми, явно возбужденный такой заманчивой перспективой. – Хорошо, Джек?

– Как хочешь, – отозвался Джек.

Он стоял, прислонившись к двери, и, казалось, был готов улизнуть при первой же возможности.

– Нет, все было очень красиво, – сказала Аннабелл, с серьезным видом расправляя складки юбок на диване.

– Не знаю, как эти женщины обходятся без одежды, – нахмурившись, заметил Саймон. – Неужели они не мерзнут?

– Они позируют обнаженными только летом, – уверенно объяснила Грейс, которая была постарше и во многом разбиралась.

– Их согревает любовь к художнику, – мечтательно промолвила Аннабелл, прижимая руки к сердцу. – Они вместе создают великое произведение искусства.

Хейдон с трудом удержался от улыбки.

– Любопытная точка зрения. Что вы об этом думаете, мисс Макфейл?

Женевьева быстро заморгала, безуспешно пытаясь оторвать взгляд от необычайно привлекательной фигуры лорда Рэдмонда.

– Что?

– Во время вежливой беседы нужно говорить не «что», а «прошу прощения», – пискнул Джейми.

Дети захихикали.

– Конечно, я это и имела в виду, – сказала Женевьева, ощущая непонятное волнение. Она подняла руку, чтобы пригладить волосы, чувствуя, что ее щеки покраснели. – Так о чем вы говорили, лорд Рэдмонд?

– Мисс Аннабелл предполагает, что женщину может согреть пламя любви, – объяснил Хейдон, которого забавляло впечатление, произведенное на Женевьеву переменой в его облике. – Вы согласны? – В его глазах мелькнули насмешливые искорки.

– Право, не знаю, – отозвалась она, надеясь, что ее голос звучит беспечно. – Очевидно, да.

– А ты когда-нибудь была влюблена, Женевьева? – спросила Шарлотта.

Женевьева беспомощно смотрела на нее, абсолютно не готовая к подобному вопросу.

– Конечно, была, – пришел ей на помощь Хейдон. – Ведь она любит всех вас.

– Это не одно и то же. – Джейми задумчиво наморщил маленький лобик. – Это не та любовь, которая заставляет женщину лежать голой перед мужчиной, как тех дам на картинах.

– Думаю, на сегодня мы достаточно обсудили обнаженных дам, – сказала Женевьева, отчаянно пытаясь переменить тему.

– Если бы вы не показывали им все эти непристойности, они бы о них не болтали, – упрекнула ее Юнис, внося в комнату блюдо с печеньем. – Поешьте лучше сладкого, ребятишки, и забудьте об этой чепухе.

Дети радостно окружили ее.

– Смотрите, не сбейте бедную Юнис с ног, – предупредила Дорин, входя в комнату вместе с Оливером.

– Святые угодники, вы ведете себя так, словно не ели с утра, – заворчал Оливер. – Разве мисс Женевьева не водила вас пить чай?

– Это было уже давно, – возразил Джейми.

– Я выпила всего одну чашку, – сказала Грейс.

– А я отдала Саймону мою вторую лепешку, – добавила Шарлотта.

– К тому же лепешки были очень маленькие, – заметил Саймон.

– И смородины в них почти не было, – подытожила Аннабелл.

– Ну, детки, вечером у нас будет жареная треска и вкусный ливер с картошкой и горохом, так что вы сможете набить животы, – сказала Юнис, опуская блюдо пониже, чтобы детям было удобно брать печенье. – Конечно, если его светлость не съест все это, прежде чем Дорин подаст обед на стол – у него такой аппетит, что, похоже, нам скоро придется прятать от него мебель.

– Вообще-то и табурет может оказаться довольно вкусным, – задумчиво промолвил Хейдон, – если к нему добавить превосходной подливы, что готовит Юнис.

Дети разразились смехом.

– Прошу прощения, мисс Макфейл. Мы не собирались вам мешать.

Веселье, наполнявшее комнату, тотчас испарилось. Все испуганно посмотрели на констебля Драммонда, начальника тюрьмы Томпсона и графа Чарлза Линтона, бывшего жениха Женевьевы, которые стояли в дверях гостиной.

– Дверь была приоткрыта, и никто не слышал нашего стука, – не без смущения объяснил Томпсон.

– А я заверил начальника тюрьмы и констебля, что вы не будете возражать, если мы войдем, – спокойно добавил Чарлз.

Устремленный на Женевьеву взгляд красивого светловолосого графа был высокомерным и слегка обиженным, как будто зрелище хозяйки дома, смеющейся с детьми и слугами, казалось ему предосудительным. Он был одет по самой последней моде в изысканно скроенный черный сюртук, клетчатые брюки в обтяжку и отполированные до блеска коричневые ботинки. Поверх этого ансамбля на нем было тяжелое черное пальто из шотландской овечьей шерсти с бархатными отворотами. К тридцати восьми годам начали сказываться последствия чрезмерно обильного питания – граф изрядно растолстел в талии и бедрах, а золотистые волосы стали редеть на макушке.

Окинув критическим взором Женевьеву, граф скользнул глазами по детям и слугам и наконец посмотрел на Хейдона, которого уже пожирал хищным взглядом констебль Драммонд.

Хейдон понял, что это конец, и его сердце мучительно сжалось. Бежать он не мог. Даже если бы путь к двери был открыт, он ни за что не оставил бы Женевьеву и детей на милость этих блюстителей закона. Темные волны отчаяния захлестывали его. Хейдон с горечью спрашивал себя, зачем бог дал ему эту краткую отсрочку? Почему он продлил его мучения, позволив ощутить мимолетный вкус свободы только для того, чтобы отнять ее так безжалостно вместе с самой жизнью?

«Потому что грехи твои очень велики», – мрачно напомнил себе Хейдон. Он убил человека, защищаясь, но длинный перечень других прегрешений лишал его надежды на прощение. Самым худшим из них был отказ от дочери, Эммалайн. Он поступил с ней так, что теперь не имел ни малейшего права на милосердие.

Лучше покинуть этот дом спокойно, не устраивая сцен.

Хейдон посмотрел на замершую неподвижно Женевьеву; в ее блестящих карих глазах застыла тревога. Внезапно ему захотелось так много ей сказать – поблагодарить ее не только за убежище и нежную заботу, но и за нечто гораздо большее. Она показала ему, что на свете существуют по-настоящему добрые люди. Это явилось для Хейдона подлинным откровением. Он был рад, что узнал об этом до того, как должен будет умереть на виселице. Хейдон хотел поблагодарить Женевьеву за то, что она вызволила Джека из тюрьмы и дала ему шанс начать новую жизнь, а также за надежду, пусть недолгую, что в его израненной душе есть хоть что-то, достойное спасения.

Хейдон смотрел на нее, стараясь скрыть свои чувства под личиной холодного равнодушия. Он вовсе не собирался раскрывать свою душу перед теми, кто окружал их. Нельзя еще сильнее втягивать мисс Макфейл в эту историю. Он скажет констеблю Драммонду, что силой проник в ее дом и угрожал расправиться со всеми его обитателями, если они не спрячут его. Наскоро обдумывая свой план, Хейдон не сводил глаз с Женевьевы, надеясь, что она без слов поймет его.

Затем он отвел взгляд и спокойно посмотрел на своих преследователей – его расслабленная поза ничем не выдавала испытываемых им мучений.

– Прошу прощения, сэр, – с несколько принужденной любезностью обратился к нему Чарлз. – Кажется, мы с вами незнакомы?

– Нет, – вмешалась Женевьева, прежде чем Хейдон успел ответить. – Вы никогда не встречались.

Ее сердце бешено колотилось в груди. Она была слишком испугана, чтобы быстро сообразить, как действовать в сложившейся ситуации. Но то, что Чарлз не знал, кто такой Хейдон, вывело ее из оцепенения. Женевьева поняла, что граф действительно никогда не встречался с лордом Рэдмондом. Быстрый взгляд на начальника тюрьмы и констебля убедил ее, что они не узнали в спокойно стоящем перед ними элегантно одетом джентльмене разыскиваемого ими убийцу. Возможно, что перемены в одежде, облике и манерах Хейдона действительно сделали его неузнаваемым. «Надо действовать!» – подумала Женевьева. Ведь когда лорд Рэдмонд поднялся с кресла ей навстречу, она сама не сразу поняла, кто перед ней. А ведь у нее была возможность детально изучить его внешность. Оставалось надеяться, что Томпсон и Драммонд, которые видели лорда Рэдмонда только в обличье грязного пьяницы с всклокоченными волосами и заросшим бородой лицом, не сумеют опознать своего заключенного в новом обличье.

Все выжидающе смотрели на Женевьеву, включая Хейдона, который не мог понять, что у нее на уме. Женевьева между тем быстро перебирала варианты: кем может оказаться Хейдон – кузеном, дядей, другом, знакомым, – отвергая их один за другим.

Наконец она остановилась на единственной роли, которая обеспечит ему защиту. Он так отчаянно нуждался в помощи. И Женевьева кинулась напролом.

– Джентльмены, я хочу представить вам мистера Максуэлла Блейка – моего мужа.

Было непонятно, кто в переполненной гостиной выглядит более потрясенным – дети, незваные гости или Юнис, Дорин и Оливер, изумленно таращившиеся на свою хозяйку.

– Мужа? – переспросил Чарлз, выпучив светло-серые глаза. – Вы вышли замуж?

– Да. – Женевьева подошла к Хейдону и посмотрела на него с улыбкой, молясь про себя, чтобы ему хватило ума ей подыграть. Хейдон уставился на нее, опешив от столь неожиданного оборота событий.

Поняв, что у него нет выбора, он положил ей руку на плечо жестом, намекающим на законные права мужа. Женевьева вздрогнула, и Хейдон с болью в душе подумал о том, какой страх она испытывает в этот момент.

– Да, – заговорил он, решительно привлекая ее к себе. – Боюсь, что это так.

Сильная рука Хейдона обхватила Женевьеву, прикрывая, словно надежный щит. Жар его тела проникал сквозь тонкую ткань ее платья, помогая унять дрожь. Женевьева понимала, что они оба ступили на опасный путь, но ничего другого не приходило ей в голову, спасти Хейдона было необходимо. Черпая силу из его прикосновения, она сделала глубокий вдох и заговорила вновь:

– Максуэлл, это лорд Линтон – мой старый друг, который, я уверена, позволит тебе называть его просто Чарлз, и мистер Томпсон – достойный начальник нашей тюрьмы, не раз поддерживавший мои усилия помочь детям. А это констебль Драммонд, который усердно трудится, чтобы сделать улицы Инверэри безопасными для всех нас.

– Рад с вами познакомиться, джентльмены. – Хейдон протянул руку каждому. – Особенно с вами, Чарли. – Он с удовольствием подметил, как граф раздраженно поджал губы. – Моя жена мне много о вас рассказывала.

– Но как?.. – осведомился Чарлз с побагровевшим лицом. – Когда?..

– Мы поженились несколько месяцев тому назад, – вмешалась Женевьева, лихорадочно пытаясь выстроить правдоподобную последовательность событий. – Возможно, вы помните, Чарлз, что мне пришлось отправиться в Глазго по делам, касающимся состояния моего отца. Мы познакомились там с Максуэллом в картинной галерее.

– У нас с женой общая страсть к искусству. – Хейдон ласково улыбнулся ей.

– Боюсь, период ухаживания был у нас довольно кратким, – добавила Женевьева, отчаянно стараясь придумать убедительные подробности.

– Я попросил ее руки в первый же день знакомства, – невозмутимо продолжал Хейдон. – Вы, безусловно, понимаете, джентльмены, что я был сражен красотой Женевьевы и твердо решил жениться на ней. – Он бросил самодовольный взгляд на Чарлза, давая понять, что ему хорошо известно об их отношениях. – Сначала она мне отказала. Но я не из тех, кто легко отступает – особенно если награда столь велика. – Хейдон провел кончиками пальцев по щеке Женевьевы и улыбнулся, когда ее кожа порозовела.

– Ну, полагаю, вас следует поздравить, – с трудом вымолвил Томпсон, все еще выглядевший ошарашенным.

– Спасибо, – поблагодарил Хейдон. – Ваши добрые пожелания весьма кстати.

– Не понимаю. Вы ничего не говорили о вашем замужестве, когда мы заходили к вам несколько дней назад. Согласитесь, это выглядит более чем странно. – Констебль Драммонд смотрел прямо в глаза Женевьеве, словно пытаясь разглядеть, что кроется под ее внешним спокойствием.

– Боюсь, это моя вина, – беспечно признался Хейдон. – Дела в Лондоне только теперь позволили мне присоединиться к моей новой семье. Мы с женой решили не объявлять о нашем браке, покуда я не появлюсь в Инверэри. К тому же мы беспокоились, что дети будут слишком взволнованы моим грядущим прибытием, если узнают об этом заранее. Так как я провел здесь всего несколько дней и мы практически никуда не выходили, моя жена никому не сообщала о своем замужестве. Что касается вашего неожиданного визита в то утро, – он слегка подчеркнул слово «неожиданного», напоминая, что они явились без приглашения, – то я еще не закончил одеваться, поэтому не мог спуститься и быть представленным вам должным образом. Наконец, я не думаю, что моя жена уже совершенно привыкла к своему новому статусу замужней женщины – не так ли, миссис Блейк? – Хейдон одарил Женевьеву очаровательной улыбкой, от которой ее щеки снова зарделись. – Я уверен, джентльмены, что вам понятна наша тяга к уединению после долгой разлуки, – с усмешкой закончил он.

– Да-да, разумеется. – Томпсон кашлянул, смущенный столь деликатной темой.

– Естественно, – процедил сквозь зубы Чарлз.

Его враждебность не осталась не замеченной Хейдоном. Было ясно, что теперь граф сильно сомневается, что поступил правильно, разорвав помолвку с Женевьевой. Возможно, он давно успокоился, убедив себя, что больше никто не захочет на ней жениться. Эта мысль вдруг привела Хейдона в ярость. Интересно, какая безмозглая пустышка согласилась бы выйти замуж за Чарлза?

Неловкую паузу нарушил странный звук.

– Мы скоро будем ужинать? – спросил Саймон, поглаживая урчащий живот. – Я проголодался.

– Святые угодники, я совсем забыла! – воскликнула Юнис. – Ужин на носу, а я еще не приготовила картофельное пюре. Извините, мисс Женевьева, и вы тоже, сэр… мистер Блейк. – Она неуклюже присела в реверансе и быстро вышла из комнаты.

– Господи, я и не знала, что уже столько времени! – Дорин посмотрела на часы, стоящие на каминной полке. – Пошли, детки, поможете мне накрыть на стол. – Она направилась к двери, но внезапно остановилась. – Если, конечно, вы прикажете, мистер и миссис Блейк. – Ее колени затрещали, как хворост, когда она неловко присела перед хозяйкой и мнимым хозяином.

– Да, можешь идти, Дорин. – Женевьева была благодарна Юнис и Дорин за то, что они дали понять незваным гостям, что уже поздно и визит пора заканчивать. – Мистер Блейк и я скоро придем в столовую.

– Пошли, ребята, – сказал Оливер. – Постараемся хорошенько отмыть ваши руки, прежде чем вы возьметесь за вилки.

Дети колебались.

– Хотите посмотреть, как я красиво складываю салфетки, мистер Блейк? – предложил Джейми, взяв Хейдона за руку. – Я долго учился и теперь уже умею.

– А я хочу показать вам, как отполировала чайник. – Шарлотта, прихрамывая, подошла к Хейдону и робко коснулась его рукава.

Хейдон почувствовал, что девочка вся дрожит. Что-то подсказывало ему, что она боится не только за его судьбу, но и за свою собственную. Быстро взглянув на гостей, он заметил, что констебль Драммонд смотрит на Шарлотту с особым презрением. Отпустив Женевьеву, Хейдон мягко положил руку на хрупкое плечо девочки.

– С удовольствием посмотрел бы на это, Шарлотта, – сказал он.

– Оливер говорит, что, если долго полировать серебро, может появиться джинн. Мы пробовали, но ничего не получилось, – пожаловалась Аннабелл, обняв Женевьеву за талию. – Вы верите в джиннов, мистер Блейк?

– Все знают, что никаких джиннов не бывает, – презрительно фыркнул Саймон. Он встал рядом с Джейми, замкнув таким образом кольцо детей вокруг Женевьевы и Хейдона. – Нет научных доказательств их существования.

Хотя дети успели с ним подружиться за эти несколько дней, Хейдон понимал, что все это представление затеяно ими ради Женевьевы, которую они обожали. Женевьева отчаянно пыталась защитить его, и дети делали все возможное, чтобы ей помочь. Хейдон был глубоко тронут их поведением. Даже Джек, забившийся в угол, когда пришли неожиданные гости, теперь стоял у стены, сжав кулаки, словно намеревался драться до последнего, если констебль Драммонд решит арестовать Хейдона.

– Простите, джентльмены, но в этой семье свято соблюдают обеденное время, – извинился Хейдон. – Вам что-нибудь от нас нужно? От меня и от моей жены? – Он ясно дал понять, что, как супруг Женевьевы, имеет право участвовать во всех беседах, которые они намерены вести.

– Мы хотим задать еще несколько вопросов этому парню. – Констебль Драммонд устремил на Джека тяжелый взгляд.

Джек весь напрягся.

– О чем? – спросила Женевьева с притворным спокойствием.

– О заключенном, который бежал из тюрьмы, – объяснил Томпсон.

– Ах да, жена мне говорила. – Хейдон поднял брови, словно удивляясь, что такое простое дело до сих пор не решено. – Неужели вы еще не нашли этого человека?

– К сожалению, нет.

– Очень жаль, – в голосе Женевьевы послышались напряженные нотки. – Судя по тому, что вы вернулись в наш дом, у вас есть веские причины полагать, будто Джек в состоянии пролить свет на нынешнее местопребывание беглеца?

– Разумеется, мы постараемся оказать вам посильную помощь, – вмешался Хейдон, ободряюще стиснув руку Женевьевы. – Не так ли, Джек?

Парень пожал плечами.

– Я уже говорил им, что ничего не знаю. Хейдон нахмурился.

– Ты абсолютно уверен? Джек кивнул.

Повернувшись к констеблю Драммонду, Хейдон осведомился:

– У вас есть к нему какие-то конкретные вопросы, помимо тех, которые вы уже задавали во время вашей прошлой встречи?

Констебль смутился, явно обескураженный теми рамками, в которые так ловко поставил его Хейдон.

– Ну, не совсем…

– Простите, возможно, вам кажется, что я слишком оберегаю мою новую семью, констебль, – перебил Хейдон. – Могу заверить вас, что мы готовы помочь вашему расследованию всем, что в наших силах. Однако мы с женой считаем, что, только доверяя нашим детям, мы можем, в свою очередь, научить их ценить это доверие. Если вы намерены задавать Джеку вопросы, на которые он уже дал ответ, это означает, что вы явились в мой дом, предполагая, что один из членов моей семьи вам солгал, не так ли?

Лицо Драммонда вытянулось. – Нет.

– Мы просто хотели выяснить, не заметил ли кто-нибудь из вас чего-то необычного в последние несколько дней. – Томпсон чувствовал, что их поведение может оскорбить Хейдона. А этот человек, похоже, не из тех, кто легко сносит оскорбления.

Хейдон окинул взглядом окружавших их детей.

– Вы что-нибудь заметили, ребята? Они простодушно покачали головами.

– Тогда, к сожалению, мы ничем не в состоянии помочь вам, джентльмены, – тон Хейдона ясно давал понять, что гостям пора уходить. – Несомненно, мы дадим вам знать, если кто-то из нас обнаружит что-либо, могущее оказаться важным для вашего расследования.

– Простите, что побеспокоили вас, мисс Макфейл… то есть, я хотел сказать, миссис Блейк, – быстро поправился Томпсон.

– Ничего страшного, мистер Томпсон.

Женевьева посмотрела на Чарлза с притворным смущением. Каждый раз, когда она вызволяла очередного ребенка из тюрьмы, Чарлз приходил к ней, чтобы прочитать ей лекцию о том, как нерасчетливо она губит свою некогда многообещающую жизнь. Очевидно, он услышал о появлении в доме Джека и явился выразить свои протесты по этому поводу.

– А какова цель вашего визита, Чарлз? – все-таки уточнила Женевьева.

Граф колебался.

– Я пришел узнать, не напишете ли вы новый портрет моей дочери, – вывернулся он из глупейшего положения. – Она уже подросла и не походит на тот, который вы написали три года назад. Если, конечно, ваш муж позволит вам продолжать этим заниматься. – И он с вызовом посмотрел на Хейдона.

Женевьева поняла, что Чарлз пытается выяснить, способен ли муж содержать ее. Годами она боролась с ограниченностью своих финансовых ресурсов. Рисуя портреты детей богатых аристократов, некогда приглашавших ее в свои дома в качестве гостьи, Женевьева кое-как справлялась с хозяйственными расходами. К тому же замедлялся процесс распродажи семейных ценностей. Хотя ей очень нравилось заниматься живописью, она испытала колоссальное унижение в тот день, когда явилась в великолепный дом Чарлза не как его невеста или гостья, а всего лишь как работающая по найму.

Женевьева подозревала, что Чарлз предложил ей эту работу, потому что испытывал злобную и извращенную радость, видя, до чего она, с его точки зрения, докатилась.

Ей не хотелось отказываться от возможного заработка, но не хотелось и давать понять, будто муж не в состоянии содержать ее и детей.

– Мы с Максуэллом еще это не обсуждали…

– Ты должна делать то, что тебе нравится, дорогая, – перебил Хейдон, сразу поняв затруднения Женевьевы. – Если тебе интересно рисовать дочку Чарли, то развлекайся, сколько душе угодно.

Краснота на лице графа распространилась до корней редких волос.

– Мое имя Чарлз, – высокомерно поправил он. Женевьева немного помедлила, словно принимая решение.

– Хорошо, Чарлз, – согласилась она наконец. – Мне действительно нравится писать портреты, а твоя дочь прекрасно позирует. Охотно сделаю это для тебя. – Женевьева улыбнулась, довольная тем, что все получилось так, будто она оказывает ему услугу.

– А теперь, джентльмены, просим нас извинить, но мы и так задержались с обедом, – снова заговорил Хейдон. – Пожалуйста, Оливер, проводи наших гостей.

– Да, сэр, – отозвался Оливер, которому не терпелось выполнить эту обязанность с момента прибытия визитеров.

– Рад был с вами познакомиться, – сказал Хейдон, когда Оливер повел гостей по коридору. – Надеюсь скоро увидеть вас снова.

– Только не вздумайте являться слишком скоро, – пробормотал Оливер, захлопнув за ними дверь.

– Видели? – возбужденно осведомился Джейми. – Они поверили, что вы поженились!

– Я горжусь, что приложила к этому руку, – весело сказала Юнис, вернувшись из кухни. – Вам понравился мой реверанс?

– И мой тоже! – подхватила Дорин, следуя за ней. – Не думайте, что для моих бедных старых коленей это было очень легко.

– Еще бы! – ухмыльнулся Оливер. – Я-то подумал, что это половицы трещат под тяжестью начальника Томпсона.

– Этот констебль Драммонд – самый неприятный человек из всех, кого мне приходилось видеть, – заметила Аннабелл. – Он выглядит так, словно проглотил лимон.

– Сначала я подумала, что он пришел за мной, – призналась Шарлотта. – Он так злился, когда Женевьева в прошлом году забрала меня из тюрьмы.

Слова Шарлотты моментально заставили Женевьеву позабыть о собственных страхах. Опустившись на колени рядом с девочкой, она посмотрела ей прямо в глаза.

– Никто не заберет тебя отсюда, Шарлотта. Я этого никогда не позволю. Ты мне веришь?

Шарлотта кивнула.

– Вот и отлично. – Женевьева обняла девочку. – А теперь иди готовься к обеду. Я приду через несколько минут.

Подождав, пока последний ребенок покинет гостиную, Хейдон закрыл двери, прижался к ним лбом и сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. Потом он повернулся к Женевьеве.

– Почему вы сказали им, что я ваш муж?

– Потому что я не хотела, чтобы они арестовали вас в присутствии детей. И уж совсем ни к чему, чтобы вас повесили. Мне это показалось единственной возможностью объяснить ваше пребывание у меня дома.

– Вы могли бы выдать меня за вашего дядю или кузена, черт возьми!

Его гнев застал Женевьеву врасплох.

– Это вызвало бы слишком много вопросов, – возразила она. – Они начали бы тут же допытываться, где вы остановились, когда прибыли в город и по какому делу. Вас разоблачили бы без особого труда. Я здесь белая ворона, лорд Рэдмонд, и моя страсть к необычным поступкам широко известна. Уверяю вас, жители Инверэри легко поверят, что я вышла замуж за человека, которого знала всего несколько дней. Ведь я создала целую семью из воров и малолетних преступников, о которых практически ничего не знала. Брак с незнакомцем вполне соответствует моей здешней репутации абсолютно безрассудной женщины.

«Она права», – мрачно подумал Хейдон. Стоящая перед ним женщина порвала все связи с респектабельным окружением в тот момент, когда предпочла воспитание незаконного ребенка горничной скучному, обеспеченному существованию в браке с этим напыщенным ослом Чарлзом.

Хейдон разозлился. Какого дьявола этот болван вламывается сюда и ведет себя так, будто имеет исключительные права на Женевьеву? Мысль о том, что она была обручена с таким недоумком, приводила его в ярость. Каковы бы ни были достоинства ее отца, он явно не разбирался в людях. Хейдону понадобилась вся сила воли, чтобы не вышвырнуть Чарлза из этого дома пинком в его изысканно облаченную задницу.

– Мне кажется, вы могли бы быть более признательны за риск, на который я пошла ради вас, – продолжала Женевьева, рассерженная его словами. – По-вашему, я должна была спокойно стоять и смотреть, как вас уводят? И это после того, как я поставила вас на ноги. Плохо же вы обо мне думаете, лорд Рэдмонд.

Щеки Женевьевы раскраснелись от гнева. Казалось, она с удовольствием влепила бы Хейдону пощечину.

Прямо сейчас. Потрясающая девушка. Неукротимая мисс Макфейл обладала поразительной силой духа и никогда не отступала, если считала, что была права. Несмотря на ужасное преступление, за которое он был осужден, она нисколько его не боялась.

Хейдону внезапно захотелось сжать Женевьеву в объятиях и прижаться губами к ее рту, ощутить упругую округлость ее груди. Его тело напряглось от давно дремлющего желания.

Он поспешно отвернулся. Как можно думать о таком в доме, переполненном детьми, находясь на волосок от веревки палача! Неужели он лишился рассудка?

– Я не хотел вас обидеть, Женевьева, – заговорил Хейдон, проведя рукой по волосам. – Но подумали ли вы о последствиях выдуманной вами истории? Вы сказали представителям власти, что мы женаты. Если я покину сейчас этот дом, весь Инверэри поймет, что вы солгали. Вы понимаете, чем это вам грозит? Констебль Драммонд немедленно потребует вашего ареста за укрывательство беглого преступника. Учитывая, что здешнее правосудие сочло возможным отправить в тюрьму беременную женщину за кражу яблок, можно себе представить, какое наказание ожидает вас. Помимо тюрьмы, вас лишат права опеки над детьми.

Женевьева побледнела – это заставило ее сразу позабыть о своем гневе. О чем только она думала? Что Хейдон просто останется с ней навсегда и никто не догадается о ее лжи?

Она без сил опустилась на стул, стараясь справиться с охватившим ее отчаянием.

Опершись рукой о камин, Хейдон мрачно уставился на языки пламени.

Ему нельзя здесь оставаться. Надо хотя бы восстановить свое честное имя, разгадав тайну нападения на него в ту ночь, когда началась вся эта история. Для этого нужно было поручить его адвокату нанять кого-нибудь для расследования, а самому скрываться вдалеке от Шотландии, покуда тайна не будет раскрыта. Хейдон не сомневался, что власти заморозили его банковские счета, но был уверен, что адвокат сможет раздобыть для него денег. А как только нападавшие будут разоблачены и обвинения против него сняты, он сможет вернутюя к прежней жизни в качестве лорда Рэдмонда.

«Но даже если расследование окончится успешно, оно может продлиться годы», – с горечью подумал Хейдон. А тем временем прекрасная и самоотверженная женщина будет арестована и отправлена в тюрьму за то, что помогла ему скрыться.

Этого нельзя допустить.

– Похоже, я застрял здесь надолго. Женевьева удивленно посмотрела на него.

– Вы имеете в виду, что намерены остаться?

– На какое-то время. Я буду играть роль вашего мужа, дабы убедить жителей Инверэри в реальности нашего брака. Потом, через месяц или два, когда властям надоест меня искать и все поверят, что мы счастливая супружеская пара, я уеду по делам в Англию, где через несколько недель погибну в результате несчастного случая. Вы будете соблюдать траур некоторое время, а потом станете жить дальше, уже как респектабельная молодая вдова.

Женевьева задумалась.

– А вы?

Хейдона не удивило, что она тревожится за него. Беспокойство за других, похоже, было у нее в крови. Это и нравилось ему в удивительной женщине, которую послала ему судьба.

– Я либо докажу свою невиновность и смогу начать жить по-прежнему, либо проведу остаток дней, скрываясь от правосудия. В любом случае я твердо решил, что ни вы, ни дети не должны пострадать за попытку помочь мне. Поэтому вы должны кое-что обещать мне, Женевьева. – Выражение его лица было серьезным. – Дайте мне слово, что, если меня разоблачат, покуда я нахожусь здесь, вы скажете то, что докажет вашу невиновность. Вы заявите, что я принудил вас силой впустить меня в дом, постоянно угрожал вам и даже бил вас, поэтому из страха за свою жизнь и жизнь детей вам пришлось подчиниться моим требованиям и сказать, что я ваш муж. Женевьева решительно покачала головой.

– Если я поступлю так, вы уже никогда не сумеете оправдаться.

– Это не будет иметь никакого значения, если меня разоблачат, пока я здесь, – отозвался Хейдон. – Я не могу рисковать, занимаясь расследованием, покуда меня считают Максуэллом Блейком. Если Драммонд и Томпсон поймут, что ваш обожаемый супруг в действительности бежавший заключенный и что их одурачили, то придут в такую ярость, что не станут ждать доказательств моей невиновности. Они будут заинтересованы в моей немедленной казни, дабы история моего бегства и последующего маскарада была похоронена вместе со мной.

– Я не стану изображать вас каким-то чудовищем, – запротестовала Женевьева. – Если вас арестуют, я пойду в суд и объясню, что произошло. Я попрошу судью пересмотреть ваше дело и…

– Послушайте меня, Женевьева. – Хейдон опустился на колени рядом с ней. – Я знаю, что вы не хотите мириться с несправедливостью. Но я не могу допустить, чтобы вы и дети пострадали из-за меня. Понимаете? Моя смерть заботит меня куда меньше, чем мысль о том, что я разрушу вашу жизнь.

Голос Хейдона был резким и суровым, словно он хотел силой принудить ее к согласию Но внимание Женевьевы было приковано к его глазам. Она видела в их холодных синих глубинах не только гнев, смешанный с разочарованием сильного человека, привыкшего, чтобы его требования выполнялись сию минуту, но и мучительную боль, которая свидетельствовала о еще не зажившей душевной ране. Это зрелище показалось ей таким знакомым, словно она смотрела в зеркало.

– Хорошо, – сказала Женевьева, отлично зная, что никогда не выполнит его просьбу. – Я сделаю так, как вы хотите.

Хейдон внимательно посмотрел на нее, но она спокойно выдержала его взгляд.

– Отлично. – Он поднялся и отошел от Женевьевы, чувствуя, что невольно раскрыл перед ней какую-то часть своей души. Подобная откровенность не входила в его привычки.

– Пойдемте в столовую и пообедаем с детьми? – предложила Женевьева.

– Прошу прошения, но я лучше поднимусь к себе и прилягу. Я очень устал. – Однако Хейдон не сделал ни шагу к двери, продолжая смотреть на огонь.

– Хотите, чтобы я принесла вам что-нибудь?

– Нет. – Чтобы сгладить резкость, он добавил: – Благодарю вас.