Текст книги "Осколки прошлого"

26 июля 1986 года

Они пытались похоронить нас,

Но они не знали, что мы – семена.

Мексиканская пословица

7

Дети Мартина Квеллера были избалованы в самом подлинном американском смысле. Слишком много денег. Слишком много учебы. Слишком много путешествий. Слишком много слишком многого – настолько, что все это изобилие оставило их совершенно пустыми.

Особенно больно Лоре Жено было смотреть на девочку. Как ее глаза украдкой мечутся по комнате. Как пальцы то и дело нервно сжимаются и разжимаются, будто держат невидимый ключ. Ее желание установить связь с окружающим миром напоминало бессознательное движение щупалец осьминога в поисках пищи.

Что касалось парня – в нем было свое очарование, а очаровательному мужчине многое простительно.

– Извините, мадам? – обратился к ней стройный и высокий полици. Винтовка, свисавшая с его шеи, напомнила Лоре любимую игрушку ее младшего сына. – Вы потеряли свой бейдж участника?

Лора взглянула на него с извиняющимся выражением лица, опершись на свою трость.

– Я рассчитывала зарегистрироваться перед своей секцией.

– Вас проводить?

Ей ничего не оставалось, кроме как следовать за ним. Дополнительная охрана была не только ожидаема, но и необходима. Здание зала конференций Осло осаждали протестующие – обычная смесь анархистов, антифашистов, скинхедов и нарушителей общественного спокойствия наряду с пакистанскими иммигрантами в Норвегии, недовольными новой иммиграционной политикой. Беспокойство проникло и внутрь: то тут, то там слышались сомнения по поводу прошлогоднего процесса над Арне Трехольтом. Бывший член рабочей партии Норвегии отбывал двадцатилетний срок за государственную измену. Некоторые верили, что в норвежском правительстве сидели и другие русские шпионы. Но больше было все-таки тех, кто полагал, что КГБ, словно гидра, отрастил свои головы по всей Скандинавии.

Полици обернулся, убеждаясь, что Лора идет за ним. Трость создавала некоторые трудности, но ей было сорок три, а не девяносто три. Тем не менее он проделал для нее тоннель через толпу скучных стариков в строгих костюмах с бейджиками, на которых были указаны имя, национальность и специализация. Тут ожидаемо присутствовали выпускники лучших университетов – Массачусетского Технологического, Гарварда, Принстона, Стэнфорда – наряду с другими завсегдатаями подобных мероприятий: представителями «Эксон», «Теннеко», «Истман Кодак», «Рэйтеон», «Дюпон». В знак уважения к главному спикеру Ли Якокке[20]20
  Лидо Энтони «Ли» Якокка (англ. Lido Anthony «Lee» Iacocca; 1924–2019 гг.) – американский предприниматель, менеджер, автор книг. Занимал должность президента компании Ford и председателя правления корпорации Chrysler. Один из самых знаменитых топ-менеджеров в истории мирового автопрома.


[Закрыть] была приглашена добрая половина руководства компании «Крайслер Мотор».

Стойка регистрации располагалась под гигантским баннером с надписью «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА ДЖИ-ФАБ». Как и везде на Глобальном финансовом и бизнес-консорциуме, фраза была написана на английском, французском, немецком и норвежском – языке хозяев.

– Спасибо, – сказала Лора офицеру, но уходить молодой человек не собирался. Она улыбнулась девушке за стойкой и произнесла хорошо заученную ложь:

– Я доктор Алекс Мэйплкрофт из Калифорнийского университета в Беркли.

Девушка просмотрела список и нашла соответствующее удостоверение. Лора выдохнула с облегчением, подумав, что девушка просто отдаст ей карточку, но та сказала:

– Ваши документы, пожалуйста, мадам.

Лора прислонила свою трость к стойке. Расстегнула сумочку. Нашла бумажник. Уняла дрожь в руках.

Это она тоже репетировала: представляла шаг за шагом, как идет к стойке регистрации, достает бумажник и показывает фальшивые документы на имя Александры Мэйплкрофт, профессора экономики.

Мне очень неловко, но не могли бы вы поторопиться? Моя секция откроется через несколько минут.

– Мадам, – девушка за стойкой смотрела не в глаза Лоре, а на ее волосы. – Достаньте, пожалуйста, карточку из кошелька.

Лора не ожидала такой дотошности. У нее снова задрожали руки, когда она попыталась достать карточку из пластикового кармашка. По словам фальсификатора из Торонто, подделка была идеальная, но, в конце концов, его работой был обман. Что, если девушка за стойкой обнаружит ошибку? Что, если фото настоящей Алекс Мэйплкрофт удалось откуда-то откопать? Неужели полици просто уведет ее в наручниках? Неужели план, который они тщательно составляли последние полгода, провалится из-за одной-единственной пластиковой карточки?

– Доктор Мэйплкрофт!

Все разом обернулись на крик.

– Эндрю, подойди познакомься с доктором Мэйплкрофт!

Лора всегда знала, что Николас Харп ослепительно красив. Даже девушка за стойкой при его приближении резко и восторженно вдохнула.

– Доктор Мэйплкрофт, как приятно видеть вас снова! – Ник взял ее руку в свои и горячо пожал. Он ей подмигнул, что, по всей видимости, должно было придать ей уверенности, но с этого момента Лора ее потеряла окончательно. Он сказал: – Я ходил к вам в 401-ю в Беркли. Расовое и Гендерное Неравенство в Западных Экономиках. Не верится, что наконец вспомнил!

– Да, – Лору всегда приводило в замешательство умение Ника врать с такой легкостью. – Как приятно видеть вас снова, мистер…

– Харп. Николас Харп. Эндрю! – он помахал другому молодому человеку, тоже привлекательному, но не настолько, также одетому в легкие брюки и светло-голубое поло с воротником на пуговицах. Будущие флагманы индустрии – вот кем они были. Выгоревшие на солнце волосы идеально уложены. Кожа – здорового бронзового цвета. Приподнятые выглаженные воротнички. Никаких носков. В прорези на туфлях вложено по пенни[21]21
  В Америке тридцатых годов звонок в телефонной будке стоил два цента – одно медное пенни. Поэтому молодые люди клали эти монетки в специальные прорези в ботинках сверху. В современности традиция исчезла, но модель ботинок с прорезями осталась. Они так и называются – «пенни лоферс».


[Закрыть].

Ник сказал:

– Энди, поторопись. Доктор Мэйплкрофт весь день ждать не будет.

Эндрю Квеллер явно нервничал. Лора понимала почему. По плану они должны были оставаться анонимны и действовать отдельно друг от друга. Энди глянул на девушку за стойкой и, кажется, понял, почему Ник решил рискнуть маскировкой.

– Доктор Мэйплкрофт, вы выступаете в секции моего отца в два часа, верно? «Социополитические последствия поправок Квеллера»?

– Да, все верно, – Лора изо всех сил пыталась звучать естественно. – А вы Эндрю, средний ребенок Мартина?

– Виновен. – Эндрю улыбнулся девушке. – Какие-то проблемы, мисс?

Его чувство собственного достоинства было очевидно. Девушка передала Лоре бейдж доктора Александры Мэйплкрофт, и, таким образом, она была признана.

– Спасибо, – сказал девушке Ник, и она засияла, польщенная его вниманием.

– Да, спасибо. – Руки Лоры уже не тряслись, когда она прикрепляла бейдж на лацкан своего темно-синего пиджака.

– Мадам, – полици откланялся.

Лора нашла свою трость. Ей хотелось поскорее уйти из-за стойки.

– Не так быстро, доктор Мэйплкрофт, – Ник, всегда играющий свою роль до конца, потер руки. – Не выпьете с нами?

– Сейчас слишком рано, – сказала Лора, хотя сейчас ей бы не помешало успокоить нервы. – Я даже не уверена, который час.

– Без малого час, – подсказал Эндрю. Он вытер свой и так уже красный нос носовым платком. – Извините, простудился во время полета.

Лора попыталась скрыть грусть в своей улыбке. Всю дорогу ей хотелось взять его под крылышко.

– Вам стоит поесть супа.

– Стоит. – Он сунул платок обратно в карман. – Тогда встретимся через час? Ваша секция будет проходить в зале Руфосс. Отцу сказали прийти туда за десять минут до начала.

– Вы, возможно, хотите освежиться перед этим, – Ник кивнул в сторону дамских комнат. Он так и сиял, радуясь своей хитрости. – Я удивлен, что они вообще озаботились тем, чтобы их открыть, доктор Мэйплкрофт. Все жены ушли на шопинг-экскурсию в Сторо. Кажется, вы единственная женщина, выступающая на этой конференции.

– Ник, – утихомирил его Эндрю. – Грань между умом и глупостью очень тонка!

– Ой, папаша. Когда ты начинаешь цитировать «Spinal Tap»[22]22
  «Spinal Tap» (от англ. This Is Spinal Tap) – псевдодокументальный фильм 1984 года о вымышленной британской рок-группе, чей успех идет на убыль.


[Закрыть], значит, пора заканчивать. – Ник еще раз подмигнул Лоре, прежде чем Эндрю его увел. Старики в костюмах расступились, пропуская молодых людей, полных жизни и возможностей.

Лора сжала губы и тяжело вздохнула. Пытаясь взять себя в руки, она с наигранным интересом принялась искать что-то в сумке.

Всякий раз, оказываясь рядом с Ником и Эндрю, Лора вспоминала своего старшего сына. Когда его убили, Дэвиду Жено было шестнадцать лет. Пушок на его подбородке начал походить на бороду. Его отец уже показал ему у зеркала в ванной, сколько крема для бритья использовать и как проводить лезвием вниз по щеке и вверх по шее. Лора все еще помнила то морозное осеннее утро, их последнее утро, и как солнце касалось своими лучами тонких волосков на лице Дэвида, когда она наливала ему апельсиновый сок.

– Доктор Мэйплкрофт? – Голос прозвучал неуверенно, округленные гласные выдавали скандинавский акцент. – Доктор Алекс Мэйплкрофт?

Лора незаметно оглянулась в поисках Ника – вдруг он выручит ее снова?

– Доктор Мэйплкрофт? – скандинав уже не сомневался, что говорит с нужным ему человеком: на свете нет ничего достовернее пластикового бейджика. – Профессор Якоб Брюндстадт из Норгес Ханделсхеускуле. Мне бы очень хотелось обсудить…

– Очень рада встрече, профессор Брюндстадт. – Лора крепко пожала его руку. – Не могли бы мы поговорить после моей секции? До нее уже меньше часа, а мне надо просмотреть свои записи. Надеюсь, вы понимаете.

Он был слишком вежлив, чтобы спорить.

– Конечно.

– Жду с нетерпением. – Развернувшись, Лора стукнула тростью об пол.

Она нырнула в толпу седовласых мужчин с трубками, портфелями и скрученными листками бумаги под мышкой. На нее поглядывали – это было несомненно. Высоко подняв голову, она двинулась вперед. Лора изучила доктора Алекс Мэйплкрофт достаточно, чтобы понять, почему высокомерие этой женщины вошло в легенды. Она наблюдала с галерки заполненных аудиторий, как Мэйплкрофт распинала отстающих студентов; подслушивала, как та разносила коллег, если они недостаточно быстро вникали в суть.

Или, возможно, это было не столько высокомерие, сколько стена, которую Мэйплкрофт пришлось построить вокруг себя, чтобы защититься от злых мужских взглядов. Ник был прав, отметив, что знаменитая профессор экономики – единственная женщина, удостоенная чести выступать на конференции. Эта ситуация гарантировала только больше неодобрительных взглядов – «Почему официантка ходит не в форме? Почему не вытряхивает пепельницы?»

Лора не знала, что ей делать. Она шла прямиком в пустоту – в голую стену с рекламой специальных полетов «Мунлайт» от «Истерн Эйрлайнс». На нее так пристально смотрели, что она просто не могла пойти назад, поэтому резко развернулась направо.

Стеклянные двери бара, слава богу, оказались не заперты.

Душный запах сигарет с нотками дорогого бурбона заполнял помещение. Посередине была деревянная танцплощадка с погашенным диско-шаром. Кабинки жались к полу. С потолка свисали затемненные зеркала. Часы Лоры были настроены на время в Торонто, но по пустому помещению она и так поняла, что для крепких напитков рановато.

После сегодняшнего дня репутация доктора Мэйплкрофт больше не будет ее беспокоить.

Лора услышала тихую игру на пианино, садясь в дальний конец бара. Она прислонила трость к стене. Ее руки не дрожали, когда она доставала пачку «Мальборо» из сумки. На стеклянной пепельнице лежала упаковка спичек. Доза никотина из вспыхнувшей сигареты успокоила звенящие нервы.

Через двойные двери вышел крупный и плотный бармен. На внушительной талии был затянут накрахмаленный фартук.

– Мадам?

– Джин-тоник, – сказала она. Ее голос стал мягче, ведь случайный набор нот превратился в знакомую мелодию; не Россини и даже – учитывая место – не Эдвард Григ, но неспешный и характерный мотив.

Лора улыбнулась, выпустив облачко дыма.

Она узнала песню – раньше ее крутили по радио. А-ха, норвежская группа с забавным мультяшным клипом. «Тэйк он ми», или «Тэйк ми он», или какая-то другая комбинация этих слов, повторяющаяся до бесконечности под неугомонные жизнерадостные электронные клавишные.

Когда дочь Лоры была еще жива, подобного рода конфетный синти-поп не переставая орал из магнитофона или плеера Лайлы, она даже напевала его в душе. Любая поездка на машине, какой бы короткой она ни была, начиналась с того, что ее дочь настраивала радио на «Зе Куэйк»[23]23
  «Зе Куэйк» (англ. The Quake) – американская радиостанция, находившаяся в эфире с 1982 по 1985 год и получившая особенную популярность за свою рубрику «Rock of the ’80s» («Рок 80-х»).


[Закрыть]. Лора не выбирала выражений, когда объясняла ей, почему эти глупые песенки действуют ей на нервы. «Битлз». «Стоунз». Джеймс Браун. Стиви Уандер. Вот это были артисты.

Лора никогда не чувствовала себя такой старой, как когда Лайла заставила ее посмотреть клип Мадонны по MTV. Единственный относительно положительный комментарий, который Лора смогла выдать, был: «Какое зрелое решение – надеть на улицу нижнее белье».

Лора достала упаковку платочков из сумки и вытерла глаза.

– Мадам, – будто извиняясь, сказал бармен, ставя перед ней стакан на бумажной салфетке.

– Могу я к вам присоединиться?

Лора была в шоке, когда обнаружила у своего локтя Джейн Квеллер. Сестра Эндрю была ей совершенно незнакома, и так это и должно было остаться. Не выдать лицом, что Лора ее узнала, оказалось непросто. Она видела девушку только на фотографиях или издалека, и вблизи та выглядела гораздо младше своих двадцати трех лет. Ее голос же был гораздо глубже, чем Лора себе представляла.

Джейн сказала:

– Извините, что побеспокоила. – Она видела слезы Лоры. – Я просто сидела тут и думала, не слишком ли рано пить в одиночестве.

Лора быстро пришла в себя.

– Полагаю, рановато. Не присоединитесь ко мне?

Джейн задумалась.

– Вы уверены?

– Я настаиваю.

Джейн села, жестом попросив бармена принести ей то же самое.

– Я Джейн Квеллер. Кажется, я видела, как вы говорили с моим братом Эндрю.

– Алекс Мэйплкрофт, – в первый раз за все это время Лора жалела, что врала. – Я выступаю в секции вашего отца, – она глянула на часы, – через сорок пять минут.

Джейн искусно удалось скрыть свою реакцию на это сообщение. Ее глаза, как это зачастую происходило, метнулись куда-то к пробору Лоры.

– Вашей фотографии не было в каталоге конференции.

– Я не большой любитель фотографий. – Лора слышала, как Алекс Мэйплкрофт произнесла ту же фразу на лекции в Сан-Франциско. Учитывая сокращение имени, доктор, по всей видимости, считала, что ее работу будут воспринимать серьезно, только если она скроет свою принадлежность к женскому полу.

Джейн спросила:

– Моему отцу доводилось лично встречаться с вами?

Постановка вопроса показалась Лоре странной: Джейн интересовало не то, встречалась ли она с Мартином Квеллером, а то, встречался ли Мартин Квеллер с ней.

– Нет, я такого не припоминаю.

– Значит, мне должно понравиться хоть на одной из секций старика. – Джейн взяла свой стакан сразу после того, как бармен поставил его на стол. – Я уверена, вы осведомлены о его репутации.

– Да. – Лора подняла свой стакан в ответ. – Какие-то советы?

В ответ Джейн только поморщила нос.

– Не слушайте первые пять слов, которые он вам скажет, потому что от каждого из них почувствуете себя только хуже.

– Это общее правило?

– Оно вырезано на фамильном гербе.

– До или после «Arbeit macht frei»?[24]24
  Фраза на немецком языке, что в переводе означает «Труд делает свободным», или «Труд освобождает». Фраза в качестве лозунга была размещена на входе многих нацистских концентрационных лагерей – то ли в насмешку, то ли для придания ложной надежды. (Прим. ред.)


[Закрыть]

Джейн поперхнулась от смеха, разбрызгивая джин-тоник по стойке. Она тут же вытерла капли салфеткой. Ее длинные изящные пальцы, казалось, совсем не подходили для этой задачи.

– Можно стрельнуть?

Она спрашивала про сигареты. Лора протянула пачку, но предупредила:

– Они убьют вас.

– Да, так доктор Куп нам и говорит. – Джейн зажала сигарету в губах. Она начала открывать коробок спичек и рассыпала их по стойке. – Господи. Прошу прощения, – собирая спички, Джейн выглядела, как пристыженный ребенок. – Горе Косорукое.

Она будто привыкла произносить эту фразу. Лора не сомневалась: Мартин Квеллер всегда находил уникальные и меткие определения, чтобы напоминать своим детям, что они никогда не будут идеальны.

– Мадам? – бармен поджег спичку.

– Спасибо, – Джейн не прикрыла его ладонь своими, просто наклонилась. Она глубоко вдохнула, зажмурилась от удовольствия, как кошка на солнце. Заметив, что Лора наблюдает за ней, рассмеялась, выпуская клубы дыма. – Извините, я три месяца была в Европе. Приятно покурить американскую сигарету.

– Я думала, всем молодым экспатам нравится курить «Галуаз» и спорить о Камю и трагизме человеческого бытия.

– Если бы. – Джейн снова закашлялась.

В Лоре пробудился материнский инстинкт по отношению к этой девочке. Захотелось вырвать сигарету из ее рук, но она понимала, что в этом не будет смысла. В свои двадцать три Лора отчаянно ждала, чтобы годы прошли побыстрее и она могла смело вступить во взрослую жизнь, самоутвердиться, стать кем-то. Она еще не испытывала желания сорвать с себя налипшие, как кусок мокрого муслина на лицо, годы, еще не знала, что спина может однажды заболеть, когда она будет подниматься по лестнице, что живот обвиснет после родов, что из-за раковой опухоли у нее появится горб.

– Не соглашайтесь с ним, – Джейн держала сигарету между большим и указательным пальцами, как и ее брат. – Вот вам мой совет по поводу отца. Он терпеть не может, когда ему противоречат.

– Я выстроила свою репутацию на спорах с ним.

– Надеюсь, вы готовы к битве. – Она жестом указала на двери бара, за которыми гудела конференция. – Кто там был в логове львов – Иона или Даниил?

– Иона был во чреве кита, в логове львов был Даниил.

– Да, точно. Господь послал ангела, чтобы закрыть львам пасти.

– Неужели ваш отец настолько плох? – Лора слишком поздно поняла бессмысленность своего вопроса: Квеллеры-младшие, все трое, нашли свои способы жить в тени отца.

Джейн сказала:

– Я уверена, что вы сумеете постоять за себя перед лицом Могучего Мартина. Вас сюда не просто так пригласили. Просто помните, что, если он во что-то вцепился, он это уже не отпустит. Все или ничего – так устроены Квеллеры.

Она, похоже, не ждала ответа. Ее глаза то и дело посматривали в зеркало за баром, в котором она разглядывала пустую комнату. Это снова был осьминог из лобби, пытающийся найти что-то, – что угодно, что заполнит ее изнутри.

Лора спросила:

– Вы младшая из Квеллеров?

– Да, потом Эндрю, а потом наш старший брат, Джаспер. Покинул славные Военно-воздушные силы, чтобы присоединиться к семейному бизнесу.

– Экономические консультации?

– О господи, нет. Деловая сторона вопроса. Мы все ужасно им гордимся.

Лора проигнорировала ее сарказм. Ей были хорошо известны все подробности взлета Джаспера Квеллера.

– Это вы только что играли на пианино?

Джейн закатила глаза, как будто ей было неловко.

– Григ мне кажется слишком афористичным.

– Я однажды видела, как вы играли. – Оторопев от сказанной правды, Лора моментально вспомнила: Горе Квеллер сидит за фортепиано, публика восхищенно наблюдает, как ее руки парят над клавишами. Невозможно было соотнести эту невероятно уверенную в себе исполнительницу с нервной молодой девчонкой со сгрызенными ногтями и беспокойно стреляющими в сторону зеркала глазами.

Лора спросила:

– Вы больше не Горе Косорукое?

Она снова закатила глаза.

– Проклятый крест, который я несу с самого рождения.

Лора знала от Эндрю, что Джейн ненавидела это семейное прозвище. Она чувствовала, что это неправильно – знать так много о девочке, когда та не знала о ней ничего, но таковы были правила игры.

– На мой взгляд, «Джейн» подходит вам больше.

– Надеюсь на это. – Она молча стряхнула пепел с сигареты. То, что Лора видела ее выступление, очевидно ее напрягло. Если бы Джейн изобразили на картине, то от ее тела исходили бы волны тревоги. Наконец она спросила: – А где вы меня видели?

– В Голливуд-боул.

– В прошлом году?

– В восемьдесят четвертом. – Лора попыталась скрыть тоску в своем голосе. На этот концерт ее в последний момент пригласил муж. Они поужинали в их любимом итальянском ресторане, где Лора выпила слишком много кьянти. Она помнила, как опиралась на мужа, когда они шли по парковке. Его твердую руку на своей талии. Запах его одеколона.

– Это был один из концертов «Джаз в Боул» перед Олимпиадой, – сказала Джейн. – Я выступала вместе с оркестром Ричи Риди. Это был трибьют Гарри Джеймсу, и… – она нахмурилась, припоминая: – Кажется, я сбилась во время «Ту О’Клок Джамп». Слава богу, трубачи вступили раньше.

Лора не заметила никаких огрехов, только то, что весь зал встал в конце выступления.

– Вы помните ваши выступления только по допущенным ошибкам?

Она только покачала головой, но за этим скрывалась целая история. Джейн Квеллер была пианисткой мирового класса. Она посвятила музыке свою юность. Ушла из классики в джаз, а из джаза в студийную работу, и за это время успела выступить в самых знаменитых концертных залах и на самых престижных площадках.

А потом она ушла.

– Я читала вашу статью про штрафное налогообложение. – Джейн подбородком дала бармену знак принести ей еще один коктейль. – Если вдруг вам интересно, отец требует от нас быть в курсе его профессиональной жизни. Даже на расстоянии десяти тысяч километров.

– Очень назидательно.

– Скорее пугающе, чем назидательно. Он тайком подкладывает свои записки в письма моей матери, чтобы сэкономить на почте. «Дорогая дочь, мы будем присутствовать на обеде с Фланниганами на этой неделе, так что, пожалуйста, будь готова отвечать на вопросы, касающиеся прилагаемой мной статьи по поводу макроэкономических показателей в Никарагуа». – Джейн наблюдала, как из бутылки льется джин. Бармен наливал ей щедрее, чем Лоре, но молодым и красивым девушкам всегда достается больше.

Джейн продолжила:

– Ваши слова об экономической политике как оружии против меньшинств заставили меня действительно по-другому взглянуть на государство. Хотя, если послушать моего отца, то ваша модель социального строительства уничтожит мир.

– Только для таких людей, как он.

– Осторожно, – это предупреждение было уже серьезным. – Моему отцу не нравится, когда ему противоречат. Особенно женщины. – Она встретилась с Лорой глазами. – Особенно женщины, которые выглядят, как вы.

Лора вспомнила, что много лет назад ей говорила ее мать.

– Мужчина никогда не должен чувствовать себя некомфортно среди женщин. Женщина должна чувствовать себя некомфортно среди мужчин всегда.

Джейн усмехнулась, туша сигарету в пепельнице.

Лора потянулась за вторым джин-тоником, хотя первый ее желудок принял не очень хорошо. Ей просто было нужно, чтобы руки перестали трястись, а сердце не дробило, как лапки перепуганного кролика.

У нее оставалось только полчаса на подготовку.

Даже при самых благоприятных обстоятельствах Лора никогда не была хорошим оратором. По природе она была наблюдателем, предпочитала смешиваться с толпой. Из-за Якокки в качестве основного докладчика секция Квеллера обещала быть самой посещаемой на конференции. Входные билеты закончились в первый же день после объявления участников. Помимо них там еще выступали двое мужчин – немецкий аналитик из корпорации РАНД и бельгийский исполнительный директор «Роял Датч Шелл», но внимание восьми сотен зрителей будет сосредоточено на двух американцах.

Даже Лора должна была признать, что биография Квеллера привлекала толпы: бывший президент «Квеллер Хелскеар», почетный профессор Школы экономики Квеллера в Лонг-Бич, бывший советник губернатора Калифорнии, действующий член Совета Президента по экономическому развитию, первый кандидат на замену Джеймса Бейкера на должности министра финансов и, что самое важное, идейный вдохновитель поправок Квеллера.

Именно поправки привели их всех сюда. После того как Алекс Мэйплкрофт сумела отличиться в Гарварде, а потом в Стэнфорде и Беркли, она предпочитала существовать в тихом академическим мирке, но в своих публикациях делала в общем то, чего не посмел ни один мужчина: настойчиво ставила вопрос о моральности не только поправок Квеллера, но и самого Мартина.

Учитывая его положение в экономическом и финансовом сообществе, это было почти то же самое, что прибить девяносто пять тезисов[25]25
  95 тезисов (диспут доктора Мартина Лютера, касающийся покаяния и индульгенций) – документ, написанный Мартином Лютером с изложением критики богословия католицизма, в котором он утверждал, что господствующая религиозная доктрина губит веру. (Прим. ред.)


[Закрыть] к дверям церкви.

Лора с гордостью относила себя к адептам Мэйплкрофт.

Основная идея поправок Квеллера заключалась в том, что экономическая экспансия исторически подкреплялась нежелательным меньшинством или иммигрантским рабочим классом, которые контролировались нативистскими[26]26
  Нативизм (от англ. native – «коренной», «уроженец») – это политика продвижения интересов коренных жителей против интересов иммигрантов, включая поддержку мер по ограничению иммиграции.


[Закрыть] поправками.

Прогресс большинства руками другого.

Ирландские иммигранты, возводящие нью-йоркские мосты и небоскребы. Китайские строители, создающие трансконтинентальную железную дорогу. Итальянские рабочие, подпитывающие текстильную промышленность. И тут же – так называемые нативистские поправки: Законы о земельных правах иностранцев. Ирландцам запрещено, Черным запрещено, Собакам запрещено. Чрезвычайный закон о квотах. Закон о грамотности. Дред Скотт против Сэндфорда. Акт об исключении китайцев. Джим Кроу. Плесси против Фергюсона. Программа Брасеро. Подушный налог. Операция Ветбэк[27]27
  Законы, поправки, судебные прецеденты в истории США, которые так или иначе были связаны с ущемлением прав иммигрантов.


[Закрыть].

В основе теории Мартина Квеллера лежало глубокое и подробное исследование огромного количества материала. Можно даже сказать, что это скорее была совокупность фактов, нежели теория. Но проблема – по крайней мере по мнению Алекс Мэйплкрофт – состояла в том, что поправки использовались не как академическое описание некоторого исторического феномена, а как оправдание дальнейшего подобного развития монетарной и социальной политики. Что-то в духе «история всегда повторяется», только без обычного иронического подтекста.

Поправками Квеллера можно было назвать и такие инициативы последних лет, как сокращение финансирования фондов борьбы со СПИДом для уменьшения количества гомосексуалов, ужесточение приговоров афроамериканским крэковым наркоманам, возвращение к более суровым приговорам при повторном рассмотрении дела, обязательные пожизненные сроки за повторные преступления, коммерческая приватизация тюрем и психиатрических учреждений.

В своей большой статье в «Лос-Анджелес таймс» Алекс Мэйплкрофт охарактеризовала мышление, стоящее за поправками Квеллера, такой взрывоопасной фразой: «Хочется спросить, точно ли Герман Геринг проглотил капсулу с цианистым калием?»

– Доктор? – Джейн отвлекла Лору от размышлений. – Вы не против?

Она хотела еще одну сигарету. Лора вытрясла из пачки две.

На этот раз бармен предложил огонь им обеим.

Лора задержала дым во рту. Она наблюдала за тем, как Джейн смотрит в зеркало.

– Почему вы перестали выступать?

Джейн ответила не сразу. Ей, наверное, постоянно задавали этот вопрос. Возможно, она собиралась дать Лоре заготовленный ответ, но что-то изменилось в выражении ее лица, когда она повернулась на стуле.

– Вы знаете, сколько сейчас известных женщин-пианисток?

Лора не разбиралась в музыке – это было хобби ее мужа, – но что-то в ее памяти зашевелилось.

– Есть бразильянка, Мария Арруда, или?..

– Марта Аргерич, из Аргентины, но уже неплохо. – Джейн невесело улыбнулась. – Еще?

Лора пожала плечами. Технически, она не назвала ни одной.

Джейн сказала:

– Я как-то стояла за кулисами в Карнеги и поняла, что я тут единственная женщина. Такое случалось и раньше, много раз, но тогда я впервые действительно обратила на это внимание. Как и на то, что люди на меня смотрят. – Она стряхнула пепел. – А потом мой учитель меня бросил. – Слезы внезапно появились в уголках ее глаз: боль потери до сих пор была свежа. – Я занималась с Печниковым с восьми лет, но, по его словам, лучше я стать уже не могла.

Лора не сдержалась и спросила:

– А вы не можете найти другого учителя?

– Меня никто не возьмет. – Она пыхнула сигаретой. – Печников был лучшим, я пошла ко второму лучшему. Потом к третьему. К тому моменту, когда я спустилась до уровня директоров оркестров старшей школы, я поняла, что они используют одни и те же ключевые слова. – Она встретила взгляд Лоры с выражением человека, который знает, о чем говорит. – Они говорили: «У меня нет времени, чтобы брать еще одного ученика», но имели в виду: «Я не хочу тратить свои талант и силы на глупую девчонку, которая все бросит, как только влюбится».

– О, – сказала Лора, потому что это было единственное, что она могла сказать.

– В каком-то смысле так даже проще, наверное. Я посвящала занятиям три или четыре часа в день всю мою жизнь. Классика требует такой точности! Ты должен играть каждую ноту, как написано. Твои движения значат даже больше, чем прикосновения. В джазе же ты можешь внести в произведение мелодическую экспрессию. А рок… вы знаете «Дорз»?

Лоре пришлось поднапрячься, чтобы перестроиться.

– Джим Моррисон?

Джейн застучала пальцами по барной стойке. Сначала Лора слышала только судорожное постукивание, но потом, к своему удивлению…

– «Лав ми ту таймс»! – Лора посмеялась этому хитрому трюку.

Джейн начала говорить:

– Манзарек играет одновременно партию клавишных и басовую партию. Поразительно, как ему это удается – будто каждая рука играет по отдельности. Практически расщепление личности, но люди не обращают внимания на технические аспекты, им просто нравится звук. – Она продолжала отстукивать песню, пока говорила. – Если я не могу играть музыку, которую люди ценят, я буду играть музыку, которую люди любят.

– Ну и хорошо. – Лора позволила еще нескольким тактам прозвучать в тишине, а потом спросила: – Вы говорили, что были в Европе последние три месяца?

– Берлин, – руки Джейн наконец улеглись. – Я работала как сессионный пианист на «Ханса Тонстудио».

Лора покачала головой. Она никогда не слышала об этом месте.

– Это звукозаписывающая студия рядом со Стеной. Там есть такое пространство, Майстерзал, в котором акустика просто прекрасна для всех видов музыки – классической, камерной, поп, рок. Там записывался Боуи. Игги Поп. «Депеш Мод».

– Значит, вы познакомились с кое-какими известными людьми?

– О нет. Моя работа заканчивалась, когда они только появлялись. В этом вся прелесть: только я и мое исполнение в полной изоляции. Никто не знает, кто сидит за инструментом. Никого не волнует, мужчина ты, женщина или французский пудель. Они просто хотят, чтобы ты чувствовал музыку, и вот в этом я хороша – чувствовать, куда меня ведут ноты. – Страсть, с которой она говорила, подчеркивала ее естественную красоту. – Если любишь музыку – действительно искренне любишь, – тогда играешь для себя.

Лора почувствовала, что кивает. Музыка не была ей близка, но она понимала, как чистая любовь к чему-то может не только придать сил, но и заставить двигаться вперед.

И все же она сказала:

– От многого приходится отказаться.

– Правда? – Джейн, казалось, искренне не понимала. – Как я могу отказаться от чего-то, что мне на самом деле никогда не принадлежало просто из-за того, что у меня между ног? – Она ожесточенно рассмеялась. – Или чего нет у меня между ног, или что может оттуда в какой-то момент появиться?

– Мужчины всегда могут себя переизобрести, – отметила Лора. – Женщина же, если стала матерью, навсегда ей останется.

– Не очень-то похоже на радикальный феминизм, доктор Мэйплкрофт.

– Да, но вы понимаете, о чем я, потому что вы, как и я, хамелеон. Если вы не можете играть музыку, которую люди ценят, вы будете играть музыку, которую они любят. – Лора надеялась, что однажды это изменится. Хотя так она каждое утро надеялась и на то, что услышит ужасную музыку Лайлы по радио, увидит, как Питер бегает по гостиной в поисках ботинок, и найдет Дэвида, разговаривающего по телефону вполголоса, потому что он хочет скрыть от мамы свою девушку.