Текст книги "Нью-Йорк. Заповедник небоскребов, или Теория Большого яблока"

Карина Чумакова
Нью-Йорк. Заповедник небоскребов, или Теория Большого яблока

Во внутреннем оформлении использованы фото из личного архива автора, а также:

Victoria Lipov, Filipe Frazao, elissa1000, littleny / Shutterstock.com

Используется по лицензии от Shutterstock.com;

© Richard Ellis / Alamy / DIOMEDIA,

© Aurora Photos / Alamy / DIOMEDIA,

© Stacy Walsh Rosenstock / Alamy / DIOMEDIA

© Чумакова К., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

* * *

Вступление

Я начала роман с этим городом так, как начинают все великие любовные истории – без мысли о том, как ее завершить.

Шерил Стрейд

Есть города, которые с первого взгляда внушают если не любовь, то, по крайней мере, однозначную приязнь. Они умеют преподнести себя с лучшей стороны: включить обаяние узких средневековых улочек, очаровать платановыми бульварами, закружить в калейдоскопе мостов и каналов… Нью-Йорк так не умеет.

Для многих первое знакомство с Нью-Йорком – это история обманутых надежд. Порой мне даже кажется, что он нарочно поворачивается к зрителям спиной: обескураженные путешественники с горечью рассказывают, что Таймс-Сквер оказалась грязноватой площадью, наводненной ошалевшими туристами, что Бродвей – не «праздник, который всегда с тобой», а унылая улица с шестиполосным движением, а дорога из аэропорта Кеннеди на Манхэттен… Если честно, я и сама предпочитаю проезжать ее с закрытыми глазами.

Проблема в том, что «анамнез» Нью-Йорка отягощен невероятным количеством стереотипов – кинематографических, литературных, мифологических и социокультурных. Большинство из приезжающих сюда впервые не готовы в реальности увидеть город таким, какой он есть на самом деле. Многим просто хочется расставить галочки в своем личном списке ожиданий. Поездка к статуе Свободы – done, претцел в Центральном парке – съеден, полдня в музее Метрополитан – о’кей, шопинг в Barney’s – а как же без этого. Но этот город не равен сумме наших о нем представлений. При всей его клишированности и культурологической монументальности у Нью-Йорка есть свое неявное очарование: студенческие бары вокруг St. Mark’s Square, ортодоксальное еврейское «гетто» в Вильямсбурге, финансовая мекка Wall Street, парки на месте заброшенных пирсов, трехзвездочные мишленовские рестораны и кебабы с уличных лотков, десятки удивительных, никому не известных музеев… Вместе они и есть настоящий Нью-Йорк – город потрясающей витальности, отказывающийся вписываться в прокрустово ложе шаблонов и представлений.

* * *

Что же до меня, то в Нью-Йорк я приехала в июле 2008 года, не подозревая, что останусь здесь почти на шесть лет. Мой муж получил служебное назначение и уехал в Штаты весной, оставив меня не спеша заканчивать свои московские дела, и к моему приезду уже вполне освоился на новом месте. Он встретил меня в JFK, мы сели в машину и за разговорами не заметили, как добрались до города, а так как летом в Нью-Йорке темнеет рано, вскоре я совсем перестала ориентироваться в густых сумерках.

В честь приезда муж пообещал мне сюрприз, поэтому я не удивилась, когда мы остановились на какой-то незнакомой улочке. Выйдя из машины, он взял меня за руку и повел за собой, попросив смотреть строго под ноги и не подглядывать, пока он не скажет «можно». Я, конечно, люблю сюрпризы, но на такой, признаться, не рассчитывала.

Идя по темной улице, я с удивлением заметила, что опустившийся на город вечер не принес ни капли прохлады. На лицо и плечи накатывали волны печного жара, и лишь откуда-то слева ветер доносил обрывки свежего воздуха, которого, впрочем, было недостаточно, чтобы вдохнуть полной грудью. Подошвы туфель пружинили в размякшем асфальте, каждый шаг давался с трудом, но уже через сотню метров тротуар оборвался, уткнувшись в прутья кованой ограды. «Можно!» – скомандовал муж, и я подняла глаза: мы стояли на высокой набережной, зависшей метрах в двадцати над рекой и оттого до странности напоминавшей капитанский мостик. На том берегу сиял Манхэттен.

Небоскребы выступали из густых сумерек сияющими айсбергами, плывя мне навстречу в маслянистых водах Ист-Ривер и грозя неминуемым столкновением; тысячи маленьких огоньков превращали их в зыбкие голограммы самих себя. Реальными казались лишь новогодняя гирлянда Бруклинского моста да темная река, из которой, едва различимые в темноте, торчали остовы заброшенных пирсов.

Не в силах подобрать слов, более подходящих моменту, я, как, наверное, и многие другие до меня, выдавила дежурное «вау!». Нет, я бывала в Нью-Йорке и прежде, и вид манхэттанского скайлайна был мне знаком не только по фотообоям из магазина «Икеа», но в ту минуту я поняла, что все мои предыдущие приезды в Нью-Йорк были не более чем фальстартами. В этот вечер я влюбилась в Нью-Йорк по собственному желанию и, как бы самонадеянно это ни звучало, рассчитывала на взаимность. И она не заставила себя долго ждать.

В ту минуту, стоя на набережной Brooklyn Heights, я как будто уловила частоту колебаний этого города. Я ужасно не люблю все эти нью-эйдж словечки (всякие там «вибрации», «эманации», «ауры»), но тут иначе не скажешь. Глядя на сияющую громаду Манхэттена, я абсолютно отчетливо поняла, что все попытки познать его обречены на провал, но попробовать нужно обязательно.

Попробуйте и вы: станьте на время частью этого муравейника – вот увидите, это совсем не страшно. Разрешите городу увести вас с проторенных туристами троп, позвольте себе заблудиться и стать первооткрывателем таинственных кварталов, чудесных маленьких ресторанов и незнакомых путеводителям галерей. Главное – отбросьте все ожидания, с которыми вы сюда ехали. Ожидания – плохой багаж. Они занимают слишком много места, не давая обзавестись впечатлениями. Разрешите себе влюбиться.

Часть 1
Город

История с географией

Если рассуждать об обстоятельствах, определивших историческую судьбу и лицо Нью-Йорка в наибольшей мере, то это, конечно же, его география. Нью-Йорк в первую очередь – город-порт, причем порт всемирного значения. Со дня своего основания для миллионов эмигрантов из Старого света он виделся воротами в «дивный новый мир». Но не будем забывать, что меньше ста лет назад для путешественников не было иного способа попасть в Нью-Йорк, кроме как пересечь Атлантику на океанском лайнере. После пяти с лишним дней пути через водную пустыню выплывавший из-за горизонта Нью-Йорк казался им сказочным оазисом – если не миражом. В одной из глав своей книги «Одноэтажная Америка», написанной по впечатлениям от американского вояжа 1935 года, Илья Ильф и Евгений Петров так описывают встречу с ним:

«Берега еще не было видно, а нью-йоркские небоскребы уже подымались прямо из воды, как спокойные столбы дыма. Это поразительный контраст – после пустоты океана вдруг сразу самый большой город в мире. В солнечном дыму смутно блестели стальные грани стадвухэтажного «Импайр Стейт Билдинг». За кормой «Нормандии» кружились чайки. Четыре маленьких могучих буксира стали поворачивать непомерное тело корабля, подтягивая и подталкивая его к гавани. Слева по борту обозначалась небольшая зеленая статуя Свободы. Потом она почему-то оказалась справа. Нас поворачивали, и город поворачивался вокруг нас, показываясь нам то одной, то другой стороной. Наконец, он стал на свое место, невозможно большой, гремящий, еще совсем непонятный».

Первыми пассажирами судов, направлявшихся из Европы в Нью-Йорк, были тысячи и тысячи эмигрантов. Слава о мягком климате и плодородных почвах здешних мест быстро докатилась до Европы, но отнюдь не все переселенцы стремились в Америку за хлебом насущным. Кто-то мечтал свободно исповедовать свою религию, а кто-то бежал от чумы и войн; одни искали возможность разбогатеть, другие скрывались от долгов и тюрьмы. Словом, у всех были свои резоны начать жизнь с нуля, но всех этих людей объединяло одно: им было нечего терять. И эта решимость перебороть судьбу и добиться успеха, пусть даже ценой собственной жизни, определила дух Нью-Йорка на столетия вперед.

Если у Нью-Йорка и есть свой гений места, то это дух первенства. «Быстрее, дороже, выше, больше, ярче, сильнее, беспощаднее… Не отставай, не сдавайся! В жизни нет предела, кроме предела сил и отпущенного судьбою срока…» – слышалось эхом в топоте конок, в гудках многопалубных лайнеров, в гулких ударах молотов по клепкам стальных балок… Четыре века истории Нью-Йорка – это череда событий, масштабных и ординарных, каждое из которых, как уверенное движение руки скульптора, лепило его сегодняшний облик.

В наши дни Нью-Йорк состоит из пяти районов – Манхэттена, Бруклина, Бронкса, Квинса и Статен-Айленда. По-английски районы Нью-Йорка называются «boroughs» – буквально, «городские поселения», и это довольно точно отражает их статус внутри мегаполиса: каждый из них полуавтономен, имеет собственного мэра и «городскую» администрацию. Доходит до того, что многие ньюйоркцы в своих почтовых адресах в графе «город» пишут название своего района, потому что считают, что «Нью-Йорк» – это слишком расплывчато, примерно как «на деревню дедушке». И выходит «Bronx, NY» или «Brooklyn, NY». С Квинсом все еще запутаннее: из-за того, что Квинс как район был образован фактически в момент слияния с Нью-Йорком, а до этого существовал в виде множества самостоятельных маленьких городков, почтовые адреса в Квинсе по столетней инерции указывают в качестве населенного пункта не Queens (как должно быть по логике), а «Flushing, NY» или «Jamaica, NY» и так далее.

Коренные ньюйоркцы, за редким исключением, – искренние патриоты своих районов. Даже если движение вверх по социальной лестнице позволило им переехать в neighborhood побогаче, ньюйоркец, живущий, к примеру, в открыточном районе Морнингсайд Хайтс (Morningside Heights), непременно расскажет вам о том, что родился и провел детство в Южном Бронксе (South Bronx). Здесь не принято стесняться своих корней, особенно если всей своей биографией ты иллюстрируешь американскую мечту в действии.

Кстати, вполне возможно, что Фрэнк Синатра, один из главных патриотов Большого яблока, исполняя всем известные строчки «…it’s up to you New York, New York!», повторял «Нью-Йорк» дважды не для красоты и не в расчете на непонятливость публики, а как бы называя свой город полным именем – буквально, «город Нью-Йорк, расположенный в штате Нью-Йорк».

Манхэттен, самый густонаселенный и богатый из районов Нью-Йорка, со всех сторон окружен водой – стало быть, это настоящий остров, хотя из-за своих немалых размеров (19 км в длину и 5 км в ширину) он таковым не воспринимается. С востока его омывает Ист-Ривер, с запада – Гудзон, с юга – Гарлем-Ривер, а с севера – Нью-Йоркская бухта Атлантического океана. Интересно, что, несмотря на названия, East river и Harlem river – никакие не реки, а соленые приливноотливные проливы с очень сильными и постоянно меняющимися течениями. Практичные ньюйоркцы сейчас вовсю занимаются внедрением проекта, призванного использовать энергию движения воды в Ист-Ривер для выработки электричества: совсем скоро под водой установят 30 турбин, которые начнут вырабатывать свои первые киловатты уже в будущем году.

Во времена первых поселенцев Манхэттен был изрезан вдоль и поперек ручьями и речушками. Прибывшим сюда голландцам его ландшафт показался идеальным для построения Нового Амстердама – реплики Амстердама европейского, с его каналами, мостами и шлюзами. Но их планам не суждено было сбыться: ручьи были быстро замусорены, а кишевшие рыбой пруды безнадежно испорчены кожевенными мастерскими и скотобойнями, поэтому в какой-то момент большинство из них пришлось засыпать. К тому же они оказались ужасной помехой для осуществления Генерального плана развития Нью-Йорка, принятого в 1811 году. По плану новые районы города должны были строиться по сетке, в которую текущие как заблагорассудится речушки никак не вписывались.

Зато теперь, благодаря своему сетчатому устройству, Нью-Йорк выше 14-й улицы – один из самых понятных и простых для ориентирования городов мира. «С юга на север идут авеню, с востока на запад – стриты», – в этой строчке Маяковского по большому счету содержится вся информация, которую нужно знать о ландшафтной организации Манхэттена.

Пятая авеню – ось симметрии Манхэттена, его «нулевой меридиан»: все улицы к востоку от нее снабжены приставкой «East», а все к западу – «West». Номер дома показывает, насколько он удален от Пятой авеню: дома между Пятой и Шестой авеню имеют двузначные номера, между Шестой и Седьмой стоят дома под номерами от 100 до 199, потом 200 и 299 и так далее. Исключение – восток; здесь нумерация идет сначала с шагом в две авеню: дома под номерами от 1 до 99 стоят между Пятой и Парк авеню, под номерами от 100 до 199 в промежутке от Парк до Третьей авеню, а дальше уже по порядку. Поэтому если адрес звучит как «483 West 16^th Street», можно прикинуть, что нужный вам дом находится в пятом квартале к западу от Пятой авеню – то есть между Девятой и Десятой авеню.

При всей структурированности манхэттенская сетка далека от идеала, если за идеал брать шахматную доску или тетрадный листочек в клеточку. Самая предсказуемая часть города – это мидтаун между 34-й и 59-й улицами, выше и ниже которого начинаются неожиданности: «именные» улицы в манхэттенском Даунтауне, авеню, сбивающиеся с цифр на названия к западу от Центрального парка и на буквы на нижнем Ист-Сайде, и кривой Бродвей, перерезающий Манхэттен под весьма странным углом. Ну, и мои искренние соболезнования всем, кто попытается отыскать Четвертую авеню между Третьей и Пятой: так вышло, что ее место занимают три «неформатных» авеню – Madison, Park и Lexington. А огрызочек Четвертой авеню длиной всего в шесть кварталов затерялся где-то в даунтауне, служа напоминанием о том, что не все в манхэттенской топографии так стройно и гладко, как кажется на первый взгляд. И чтобы окончательно взорвать вам мозг, сообщу по секрету, что на острове есть «Авеню 6½», о существовании которой знают далеко не все коренные манхэттенцы. Несмотря на несерьезное название (звучит, как платформа 9¾ из книг про Гарри Поттера, правда?), это самая настоящая авеню – только очень коротенькая и сугубо пешеходная. Буквально несколько лет назад ее организовали между Шестой и Седьмой авеню на участке от 51-й до 57-й улицы, соединив в сплошную пешеходную зону внутренние дворики, аркады и переулки.

Дома в Нью-Йорке нумеруются привычным для нас способом: четные по южной стороне, а нечетные – по северной, хотя и здесь случаются исключения. Для удобства навигации постарайтесь запомнить, что по четным улицам Манхэттена машины движутся на восток, а по нечетным – на запад. Это знание помогает быстрее сориентироваться, когда выскакиваешь из подземки на оживленном перекрестке, не понимая, где верх, где низ, где восток, где запад. Я запомнила так: «НЗ – Неприкосновенный Запас – Нечетные на Запад». Смотришь на табличку с номером улицы, затем – в какую сторону движутся машины, и стороны света тут же встают на свои места без карты и компаса.

Еще Манхэттен подарил миру множество смешных топонимов: названия многих городских микрорайонов по прихоти копирайтеров переродились в названия марок машин, ночных клубов, дорогих ресторанов и прочих гламурных заведений по всему миру. Взять, к примеру, Сохо, Нолиту или Трайбеку. Кто они, собственно, такие? Первое – название района к югу от улицы Хаустон (SOuth of HOuston), Nolita – акроним, означающая всего лишь NOrth of LIttle ITAly, а Трайбека – это и вовсе заурядный «треугольник за Канал-стрит» (TRiangle Behind CAnal).

Многочисленные мосты и тоннели собирают Нью-Йорк воедино вокруг Манхэттена, распухающего по рабочим дням до 13 миллионов человек, из которых лишь полтора живут здесь постоянно. Как муравейник, Манхэттен практически круглые сутки кишит людьми, спешащими по своим делам. У каждого своя тропа, свой выверенный маршрут, и то, что кажется на первый взгляд хаотичным броуновским движением, оказывается на поверку работой, подчиненной одной, общей для всех цели – доказать себе и всем вокруг: «я сумел не затеряться в столице мира, я добился успеха, а значит, я чего-то стою».

К востоку от Манхэттена, на правом берегу Ист-Ривер, раскинулись Бруклин и Квинс – районы, заслуживающие отдельного путеводителя. Это совершенно другие миры, со своим укладом жизни и течением времени. Те годы, когда ньюйоркцы смотрели на жителей Бруклина как на «недо-манхэттенцев», уже прошли; помните знаменитую фразу Саманты из «Секса в большом городе», которая, поежившись от предложения навестить подругу, перебравшуюся на другую сторону реки, ответила «It’s in Brooklyn. I don’t do borough»? (Это в Бруклине. Я на окраины не езжу.) Сейчас Бруклин – это по-настоящему модное место, и так считают не только сами бруклинцы (или «бруклиниты», как они себя называют). Самое наглядное подтверждение этому факту – цены на недвижимость.

В мозаике современного Нью-Йорка Бруклин воспринимается в первую очередь как родина хипстеров, оплот нью-йоркской богемы, актуального искусства и современной культуры.

Бруклинцы гордятся своим незаурядным архитектурным наследием и историей, которую делят с Нью-Йорком с 1898 года. Правда, некоторые бруклинцы считают присоединение их цветущего городка к Нью-Йорку досадной ошибкой, и хотя с тех пор прошло уже больше ста лет, продолжают называть эту позорную, по их мнению, страницу истории «The Great Mistake of 1898» («Великая ошибка 1898-го»). Это особенно забавно, если вспомнить, что голландский девиз Бруклина «Een Draght Mackt Maght» буквально переводится как «В единстве сила». Самым досадным они находят тот факт, что, будь сейчас Бруклин независимым, он со своими 2,5 миллионами жителей мог бы по праву считаться четвертым по численности населения городом США.

Бруклинский район Вильямсбург (Williamsburg) – место обитания одной из самых крупных общин ортодоксальных евреев-хасидов за пределами Израиля, а район Брайтон-Бич (Brighton Beach) – известный на весь мир анклав эмигрантов из бывшего СССР, на улицах которого русская речь звучит чаще английской. А еще Бруклин славится самым настоящим океанским пляжем: хоть он и расположен в черте города, здесь можно смело купаться, гулять с облаком сахарной ваты на палочке по дощатому променаду вдоль Атлантического океана, кататься на аттракционах в Coney Island Park и представлять, что вы на каникулах.

Квинс стоит особняком среди районов Нью-Йорка уже благодаря названию. Если помните, в поисках кандидатуры для монаршего брака сюда отправился наивный африканский принц из комедии «Поездка в Америку». Своим именем Квинс и впрямь обязан королеве: его назвали в честь Екатерины Браганса, португальской принцессы, ставшей женой короля Англии Карла II, во время правления которого Нью-Йорк перешел в руки англичан.

В наши дни этническое разнообразие Квинса фактически превратилось в его официальную идеологию. В микрорайон Астория (Astoria) ньюйоркцы едут за бразильским барбекю и самой аутентичной греческой кухней за пределами Эллады, во Флашинг (Flushing) – чтобы попариться в настоящей корейской бане, в Джексон Хайтс (Jackson Heights) – чтобы попробовать колумбийскую выпечку и индийские сладости, в Элмхерст (Elmhurst) – чтобы потанцевать сальсу и бачату.

Квинс – единственное место в Нью-Йорке, где в парках, помимо бейсбольных ромбов, можно встретить площадки для игры в bocce. А по данным последней переписи населения жители Квинса говорят на 138 языках. Произошло это потому, что во второй половине ХХ века Квинс был наиболее привлекательным районом для новой эмиграции. И сейчас это наиболее стремительно развивающийся боро Нью-Йорка, благодаря относительной (по сравнению с Манхэттеном) дешевизне жилья и хорошим возможностям для развития частного бизнеса.

Особняком в этом этническом карнавале стоит Лонг-Айленд-Сити (Long Island City): проезжая по манхэттенскому берегу Ист-Ривер, вы наверняка обратите внимание на огромную ретро-рекламу Pepsi-Cola – собственно, это и есть Лонг-Айленд-Сити, точнее, променад в парке Гэнтри-плаза (Gantry Plaza). Формально считающийся районом Квинса, он фактически превратился в посольство Манхэттена за рекой, привлекая молодых и состоятельных ньюйоркцев растущими как на дрожжах современными жилыми домами, обилием ресторанов и модных адресов, среди которых филиал музея MOMA «PS1» (22–25 Jackson Ave., Long Island City) и «Museum of the Moving Image» (36–01 35^th Ave., Astoria). Но за все, в том числе и за бурное развитие, приходится платить, и Лонг-Айленд-Сити заплатил за свою джентрификацию сносом колоритнейшего квартала, мекки мирового граффити, 5POINTZ.

В Бруклин и Квинс идут несколько веток подземки, но сюда можно добраться и посуху: Манхэттен с Бруклином соединяют три моста через Ист-Ривер, а с Квинсом – два. Названия и последовательность трех первых ньюйоркцы запоминают, пользуясь простым мнемоническим приемом: первые буквы их названий складываются в название автоконцерна BMW – Brooklyn bridge, Manhattan bridge, Williamsburg bridge. В Квинс ведут мосты Queensboro и Triborough; последний был недавно переименован в RFK bridge в честь сенатора Роберта Фицджеральда Кеннеди, поэтому в сознании ньюйоркцев пока что существует под двумя именами.