Текст книги "Драконья кровь"
Автор книги: Карина Демина
Жанр: Детективная фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Стало быть, не все, рассказанное улыбчивой старушкой, такой уж бред.
– Еще травы, около двух десятков. Некоторые – весьма специфические, которые можно найти лишь здесь. Это особое место. Когда-то люди изменили эту часть мира, использовав силу источника, и теперь этот мир изменяет что травы, что людей. К тому времени, когда Вихо пришел, я уже все понял. Это несложно сопоставить. Дом, к которому Зои почти утратила интерес. Ее разговоры, что нужно помириться с Уной, что той необходимы мои забота и внимание, что Вихо слишком беспечен, а девочка осталась одна. Ее нервозность. И ее нежелание ко мне прикасаться. Я перестал заглядывать к ней в спальню сразу, как она объявила о своем положении. Но и до того она… скажем так, не отличалась темпераментом.
– Значит, он к вам пришел?
В обычном разговоре сложнее всего отделить важное от словесной шелухи. И Лука пожалел, что не прихватил с собой диктофон. Потом вспомнил, что в местах, подобных этому, машинки работали с перебоями, потому записи ни один суд не признает.
– После того как Зои родила. Я присутствовал. Я… должен был. И да, достаточно было одного взгляда, чтобы понять, чей это ребенок. – Ноздри Эшби дрогнули.
А Лука ощутил острое желание убраться. Неважно куда, лишь бы подальше.
– Это было просто подтверждение. Нет, меня поздравили. И я принял поздравления. Возможно, я и вправду слаб и жалок. Быть может, хотел услышать все от них. Или… не пожелал, чтобы имя Эшби оказалось замешано в скандале. Выбирайте, что вам больше нравится.
Ничего.
– А ваш…
– Он исчезал. Возвращался. Отсыпался. И снова исчезал. Пытался сойтись с егерями, но они… скажем так, они приняли Уну, но это не значит, что и Вихо стал своим. Скорее наоборот. Его считали чересчур шумным и активным. Как бы там ни было, я оказался перед выбором. И перед своей неспособностью его совершить. Зои… ждала. Скандала. Разговора. Чего бы то ни было. Я видел по ее глазам, но продолжал делать вид, что ничего не происходит. Забрал ее и ребенка. Привез в дом. Устроил праздник в городе. Вел себя как идиот.
Или как человек, который предпочитает месть в холодном виде.
– И да. Я… наведался. В Тампеску. Это почти край для меня, но некоторое время я вполне способен находиться там, не испытывая дискомфорта. Найти гостиницу, которую облюбовала Зои, оказалось несложно. Выяснить, кто ее навещал, и того проще. Право слово, не знаю зачем. Тогда мне казалось, что без свидетелей мои обвинения будут всецело голословны.
Лука поскреб щеку. А сам бы он как поступил? Тихо отошел в сторону, оставив жене право принимать решение? Нет, не в его характере. И избытком милосердия он не страдает. Да и вообще…
– А потом ко мне пришел Вихо. Он был… другим. Он попросил прощения. Чтобы вы знали, Вихо никогда и ни у кого не просил прощения, а тут вдруг… встал на колени. Сказал, что никогда, но это ведь любовь. Я должен понять, что такое любовь.
Понял ли? Лука бы не понял. Он бы нос сломал уроду, которому вздумалось протянуть грабли к Милдред. И грабли бы тоже. И… кое-что другое. Наверное.
– Он сказал, что пытался бороться. Что… он знал, насколько Зои важна для меня. Но в моем доме она была несчастна. Что она пыталась повеситься. Представляете? Именно тогда они впервые поцеловались. Меня не было. Я пытался помочь очередному то ли человеку, то ли дракону… даже не знаю, кому именно. Главное, что меня не было в доме. А Зои решила повеситься. Она устала. От меня. От моего имени, которому требовалось соответствовать. От матушки своей, что наведывалась каждый день и напоминала, благодаря кому Зои так счастлива. Она поняла, что попала в клетку, из которой не вырваться.
И решила наложить на себя руки? Вполне в духе истеричной артистичной барышни. А тут спаситель и любовь, без которой никак не обойтись. Это что бензину на костер из нервов плеснуть.
– Сперва Вихо надеялся удержать ее от глупости. Потом…
Переспал.
– Понял, что и сам влюбился. Он хотел сказать. Клялся. И я видел, что он не лжет. Но возникло дело, которое его не отпускало…
Или которое он сам не способен был отпустить. Это вернее.
– Он рассказал, кем работал. И я не поверил. Сперва. Потом, когда он принес клятву… с клятвами на крови не шутят, а моих сил хватило, чтобы принять ее. Так вот, это все звучало…
– Как бред?
– Точно. Наркотики. Драконья кровь… драконы готовы терпеть людей. В большинстве случаев речь идет именно о терпении. О готовности смириться с неизбежностью. Они позволят быть рядом. Помогать. Забирать то, что драконам не нужно, вроде старой чешуи или клочьев отлинявшей шкуры. Но кровь… кровь дадут не всякому. И не в том количестве, о котором говорил Вихо.
Парень разглядывал собственные кулаки.
– Он показал мне сумку, которую взялся доставить. И деньги. Их Вихо должен был оставить в тайнике, но решил взять. Взять их, Зои, сына и исчезнуть. Идиот.
Лука мысленно согласился. Еще какой. Из таких игр если и уходят, то тихо, не оставляя за собой долгов.
– Вихо знал, что я не потерплю на своих землях безобразия. Что я найду потерянного дракона и того, кто посмел использовать его кровь. А стало быть, весьма скоро айоха станет не до дури. Ее Вихо собирался оставить мне.
– Зачем?
Эшби пожал плечами:
– Мне порой сложновато было понять его логику. Кровь – она не вода, а айоха имели обыкновение покупать женщин. Вихо оставлял груз взамен Зои. Своего рода сделка.
Как ни странно, но здесь, на краю мира, это не казалось таким уж безумием.
– Я велел ему отдать все своим… кураторам. Я сказал, что дракона и вправду найду. И собирался. Драконы, живущие вне стаи, очень опасны, как для своих, так и для людей. И я несколько дней пропадал в горах…
– В горах?
Эшби кивнул:
– Мы договорились, что Вихо разыграет свое исчезновение. Преддверие бури – удачный момент. А позже я отправлю Зои с малышом в Нью-Йорк, где и оформлю развод.
– Она знала?
– Мы пригласили ее, когда… я успокоился.
Ник потер кулак.
– Бить того, кто не сопротивляется, неинтересно. Зои разозлилась. Обозвала меня чудовищем. Наговорила… многое. Но потом поняла. И согласилась. Я предложил неплохие отступные. Впрочем, она в любом случае собиралась исчезнуть. Вихо надеялся воспользоваться старыми связями. Думаю, он вообще со временем покинул бы страну…
Но не успел.
– Я не скажу, что решение далось мне просто. С одной стороны, я был в ярости. С другой – испытывал огромное облегчение, что этот пузырь лжи лопнул-таки. А еще я почувствовал себя свободным. От всего.
– То есть пропажа вашего приятеля вас не обеспокоила?
– Поначалу. Вид я сделал. Многие бы стали задавать вопросы, поведи я себя иначе. Но я искал не в пустыне. В горах. Мне нужен был дракон.
– Какой дракон?
– Тот, кровь которого использовали… вы не понимаете? Я же сказал, что драконы не всякому позволят взять кровь. Лишь тому, кого видят с рождения, кого считают старшим, кого уважают и любят. И я проверял. Сперва егерей. Потом драконов. Всех, от годовалых ящерок до стариков. Но ни на ком не обнаружил следов воздействия.
Вот теперь Лука окончательно перестал понимать что-либо.
– Нельзя просто взять и полить вещество драконьей кровью. То есть можно, но это ничего особо не даст. Свойства изменятся, но каким образом – это к умникам. Другое дело, если использовать дракона целиком.
Темная тень скользнула в поднебесье. Дракон? Или стервятник? Или просто мошка пролетела? Лука сощурился, но тень уже исчезла.
– Ввести вещество в кровь, дождаться, пока организм дракона вычленит его и аккумулирует в безоаровых камнях, как это происходит с ядами. И одновременно изменит, напитает силой. А потом просто заставить отрыгнуть эти камни.
– Это вообще реально?
– Вполне, но… не для всех. – Ник смотрел в небо. – И дракон требуется взрослый. А взрослого дракона не так просто спрятать.
Это да. Наверное.
Бред? Лука уточнит, но что-то подсказывало, что умники вцепятся в удивительную идею. А там и до эксперимента недалеко. Как-то не хотелось присутствовать при подобном эксперименте.
– Драконы – удивительные существа. А люди – удивительные твари. – Ник Эшби поднял плоский блестящий камень и сдавил в ладони.
На землю посыпался песок.
– Я не нашел дракона. Я… честно, я думаю, что его больше нет. Возможно, тот, кто затеял эту игру, понял, насколько она опасна, и сам избавил несчастного от мучений.
Похоже на правду, если верить приятелю.
– Вихо исчез. Не так, как мы договаривались, а совсем… совершенно. И для Зои это было ударом. Для меня, признаться, тоже. Я остался с неверной и не любящей меня женой, у которой имелся ребенок чужой крови, и с необходимостью что-то предпринимать. Если бы вы были знакомы с моим отцом, вы бы знали, насколько я ненавижу принимать решения.
Песок тек тонкой струйкой и никак не заканчивался.
Фокус? В мелких городках любят представления, и у бродячих актеров хватает всякого рода уловок. Но Ник Эшби – не актер, а Лука давно уже вышел из того возраста, когда удивляются мелким чудесам.
– Когда я понял, что все пошло не совсем так, как было запланировано, я бросился искать Вихо. И на сей раз вполне искренне.
– Но не нашли?
– Нет. Ни я. Ни они.
– Кто?
Ник молча указал в небо:
– У драконов отличное зрение. Они способны разглядеть рыбешку с высоты нескольких тысяч футов. Молодняк неплохо гоняет грифов. Мелкой дичью тоже не брезгует. Да и людей они вполне различают. Я попросил их.
Лука кивнул, показывая, что не видит в том ничего удивительного. Подумаешь, кто-то о чем-то попросил зубастых тварей.
– Лютый вышел к той машине. А рядом было обглоданное тело. Я знал, что это не Вихо. Просто знал, и все…
– Анализ?
– Мог бы, – подумав, произнес Эшби. – И да, мысли имелись, но после я спросил себя, кому и что он даст. Мне? Я и без того знал, что Вихо больше нет. А тело? Какая разница, где его тело. Уна? Она… весьма эмоциональна. Узнав, что тело принадлежит другому, она бы сама ринулась искать Вихо. А пустыня опасна.
Как и те, кто в ней обитает.
– Его матушка? Ей, пожалуй, было все равно. Да и… с Зои случилось то, что случилось. Она переживала. Она ждала его звонка. Я много думал о том, что произошло той ночью. В доме не было никого. Вихо обещал заглянуть перед отъездом, и она ждала. Прислугу отослала.
Избавилась от свидетелей, что понятно.
– Возможно, ей послышалось, что кто-то пришел. Может, этот кто-то позвал ее, и Зои решила, что это Вихо. Она спешила вниз и споткнулась. Я нашел ее не сразу… – Ник стряхнул остатки песка с ладони. – Два дня… они пролежали там два дня… и… если бы не Вихо с драконьей кровью и не тот парень, которого нашли, я бы знал, кого спросить.
– И кого?
Лука вытащил коробку с мятными леденцами и предложил Эшби. А тот взял. Сунул за щеку и произнес задумчиво:
– Миссис Фильчер. Она… полагаю, знала о романе Зои.
Знала. Определенно.
– Догадывалась и о том, кто отец ребенка.
Без сомнения.
– И как думаете, насколько завидным женихом был Вихо?
Полукровка с сомнительной репутацией, которая была хороша для дела, но не для семейной жизни?
– Если бы речь шла только о Вихо и Зои, я допускаю, что миссис Фильчер сделала бы все, чтобы сохранить семью дочери.
Даже почти угробив эту самую дочь?
– Но вряд ли она смогла бы совладать с драконом.
Глава 10
В комнатушке мисс Уильямс остро пахло сердечными каплями.
– Вы извините его. – Пожилая леди держалась строго, и в то же время Милдред остро ощущала ее неуверенность. – Николас хороший мальчик, но нынешние события весьма непросто ему даются.
– Присядьте. – Милдред перехватила женщину и подтолкнула ее к плетеному креслу, что с трудом влезло между столом и подоконником. – Я сама. Вам чаю? Извините за самоуправство, но мне кажется, что вам следует отдохнуть. Может, врача?
– Ник врач. И хороший.
– Вы его учили?
– И его в том числе. Я появилась задолго до его рождения… – Мисс Уильямс стянула плед и набросила его на колени. – Он ни в чем не виноват. Знаете, бывает так, что все плохо, а никто и ни в чем не виноват.
Бывает. Изредка.
И не Милдред судить. Она чаем займется, благо на полке обнаружилась вереница банок с плотно притертыми крышками. Что это? Цветы василька. И бутоны розы. Листья мяты, слегка утратившие нарядную зелень, но сохранившие аромат.
– Попробуйте добавить душицы. – Мисс Уильямс следила за Милдред с явным подозрением. – И все-таки… я не настолько слаба.
– Я и не думала…
Милдред решительно отстранили.
– Она всегда считала, что достойна большего. И дочь воспитывала так же. Вообще она хотела сына, но родилась Зои. А на второго ребенка Фильчер так и не решилась. Никто не мог обещать ей мальчика, а вторая дочь – это вторая неудача.
Теперь, взяв себя в руки, мисс Уильямс действовала решительно.
Щепотка чая. Пара лепестков календулы. И мята. Душица. Еще какая-то трава, больше похожая на сухие волосы. Ароматный пар. Мед и сироп в маленьких баночках. Подсохший хлеб. Масло.
Гостеприимство, отказать в котором невозможно, чтобы не разрушить хрупкие узы доверия. Пожалуй, следовало бы поблагодарить Эшби, сейчас мисс Уильямс была весьма открыта.
– Она еще тогда пыталась подсунуть Зои Нику. Как же, ее девочка самая лучшая… знали бы, чего это ей стоило. Сколько раз я утешала бедняжку, сколько раз позволяла ей переписывать работу, потому что ненормальная матушка не желала признавать иных отметок, кроме отличных. А Зои была милой, но не особо умной. Вот Уна все ловила, что называется, на лету. А Зои приходилось прикладывать немалые усилия. Я тогда говорила с Фильчер, пыталась объяснить, что не следует давить на девочку, что ей вовсе не обязательно быть лучшей.
В этой комнате живет прошлое. Оно на стенах. Снимки и снова снимки. Множество снимков, с которых на Милдред смотрят дети и взрослые. Взрослых больше. Вот женщина, в которой с трудом, но можно узнать Лукрецию Эшби. Здесь она моложе. Строже. Красивей.
И надменней. Она стоит, приобнимая мисс Уильямс, и улыбается, но улыбка эта напрочь лишена искренности, она – часть сложной маски, чужой игры.
Вот хмурый мужчина, который держит Лукрецию за руку. Старший Эшби? Вид у него настолько… непривычный, что дрожь пробирает.
– Извините, – Милдред вдохнула ароматный пар, – у вас ведь есть фотоальбомы?
– Есть. – Мисс Уильямс не выглядела удивленной. – Вам какие?
– Все. С самого начала.
– Их много.
– И это хорошо.
Милдред заработала долгий взгляд и все-таки кивок.
Альбомов и вправду было много.
– Первый. – Мисс Уильямс с нежностью провела по шершавой поверхности. – Я только-только приехала… Лукреция…
Женщина в желтом платье с отложным воротничком. Кружевная оборка. Пуговицы в два ряда. Прическа с плотными кудрями. Строгое лицо. Перчатки.
– Рядом с ней я выгляжу смешной.
Скорее забавной. Хрупкой. Воздушной. Платье ей несколько велико и совершенно не идет. Такие носят женщины постарше, но мисс Уильямс отчаянно пытается прибавить себе лет.
– Это Станислав. – Она сама перевернула страницу.
Мужчина красив.
Не так, как Николас, хотя семейное сходство налицо. Но Станислав… серьезнее? Строже? Резче? В нем сочетаются сила, которая ощущается даже спустя время, и мягкость. На кого он смотрит? И кому улыбается?
– Я с первой зарплаты купила себе фотокамеру. – Мисс Уильямс улыбается в ответ, и становится очевидно, что над этой связью время не властно. – Помню, отвезла пленку в Тампеску, а ее испортили, проявили лишь часть фотографий, и те плохо. Я тогда так расстроилась. Расплакалась просто. И Станислав меня увидел. Он часто в Тампеске бывал. По делам. Сказал, что это закономерно, что если есть желание заняться фотографией, то следует научиться самой. Да и при школе не мешало бы фотолабораторию открыть. Тогда это казалось просто невозможным! Столько всего нужно, но… привезли через три дня.
Улыбка стала ярче. А взгляд… так не смотрят на посторонних мужчин. Интересно, он появился уже тогда? И замечала ли миссис Эшби его? Наверняка. Она из тех женщин, которые многое видят.
– Станислав сам все оборудовал… именно он учил Деккера. Вы ведь с ним знакомы? Он фото даже в Нью-Йорк отправлял. И некоторые печатали. А наши умники так и вовсе заказы делают. У него отлично получается снимать драконов. Людей, к слову, тоже, но кому интересны люди.
И опять новая страница.
Лукреция опирается на руку мужа. Она стоит вполоборота к нему, с тонкой сигаретой в тонком же мундштуке. Идеальная. Совершенная. Равнодушная.
И создается ощущение, что эти двое, стоящие рядом, безнадежно далеки друг от друга.
– Это самые удачные. Сперва у меня не слишком получалось. С полдюжины пленок я вообще безнадежно испортила. С печатью тоже… сколько я намаялась с выдержкой! Это у Деккера талант, он все ухватил с ходу, а я… я старалась.
Дети перед школой. Маленькие и большие. Кто-то выделяется одеждой, кто-то – ростом. Черная доска и буквы.
– Один из первых уроков. Господи, как я волновалась.
Церковь. Цветы. И женщины с цветами.
– Наш городской комитет благочестия. – Мисс Уильямс поморщилась. Кажется, эти отношения у нее не складывались. – Моя семья никогда не отличалась особой религиозностью, да и я, уж простите, не слишком верю в высшие силы. Здесь же оказалось, что верить должны все. Не представляете, сколько нервов потрачено. Они даже собирали подписи, требуя отослать меня ввиду недостаточной крепости веры.
Женщины незнакомы, но почему-то создается ощущение, что если снять нынешний комитет, то изменятся лишь платья. Станут чуть короче. Чуть пышнее. И цветов на шляпках поубавится.
– Станислав послал их в бездну. Сказал, что если я не устраиваю, то они могут найти того учителя, который будет их устраивать, но платить ему они должны будут сами.
– И вы остались?
– У меня неплохое жалованье. Но… в церковь пришлось ходить. Не потому, что я вдруг уверовала или испугалась, но я не хотела доставлять беспокойство Станиславу.
И имя его мисс Уильямс произносит с нежностью.
– Несколько раз школа поучаствовала в благотворительной ярмарке, на этом все и утихло. Разве что Джорджина так и не успокоилась… она запретила сыну ходить в школу. А Станислав решил не ссориться. Может, и к лучшему… Клайв всегда был сложным мальчиком.
Снова снимки. Лица. И тихая городская жизнь, которая проходит мимо Милдред. Люди, люди и снова люди. Удивленные. Растерянные. Серьезные. Осознающие важность момента. Искусственные позы и случайные фото, сделанные, когда те, кого снимают, не подозревают о том. И здесь люди живые, настоящие.
– У вас талант.
– Да нет… случается, что из одной пленки и отпечатать можно кадр-другой, не более. А вот у Деккера действительно талант. Мальчик сердцем прикипел к нашей лаборатории. Очень переживал, когда она сгорела.
Милдред подобралась.
– Нет, ничего такого… лето выдалось на редкость сухим. Вспыхнула трава, а когда начинается огненная поземка, то достается всем. Школа-то защищена была, Станислав изначально настоял на этом, а вот пристройка вспыхнула. Сгорело все оборудование, и не только. Архив пленок, который там хранился. Отпечатанные снимки. И бумаги… совсем новые наборы для изучения радиоактивности. Пятьдесят долларов за один! Помню, их привезли буквально накануне, а с ними и реактивы для химических экспериментов. Станислав желал, чтобы наша школа была не хуже, чем в Тампеске.
– А вы?
– А я была рада. Но… – Мисс Уильямс закрыла альбом и прижала к худой груди. – Это был нехороший год, очень нехороший… Много всего случилось, и как-то сразу. Смешно жалеть о лаборатории, когда погибли люди.
Она замолчала, спохватившись, что явно сказала лишнего. Но тут же вздохнула, спрятала альбом на полку, чтобы вытащить другой.
– Вот… это Элисон. Официанткой работала… и не только ею. Поговаривали, что она охотно оказывала мужчинам услуги определенного толка. Вы понимаете?
Милдред кивнула.
– Глупый случай, конечно. Нелепый, я бы даже сказала, беспрецедентный по глупости. Элисон постоянно заводила романы не с теми мужчинами. Ссорилась. И потом случалось… всякое. Новый приятель ее избил так, что сломал ногу, но потом они помирились и выпили. Много выпили. Элисон в принципе злоупотребляла. И когда они протрезвели достаточно, чтобы осознать случившееся и пригласить Станислава, было поздно. Раны загноились. Ногу пришлось отнять…
Женщина смотрела исподлобья. Возможно, она была когда-то красива, но возраст и дурные привычки не оставили красоте шанса. Она стояла, глядя исподлобья. Морщины. Потекшие щеки. Полная шея. И отвисшая губа, к которой прилипла сигарета. Светлые локоны собраны в небрежную прическу.
– Она умерла не сразу, верно? – Милдред потянулась к снимку, но вынимать из тонких полосок, которыми он крепился к листу, не стала.
– Верно. Сперва даже показалось, что Элисон поправится. Ее перевезли из Тампески. Станислав нанял сиделку на первое время. Он часто помогал местным в подобных вопросах. Помог приобрести кресло. И даже работу какую-то дал, чтобы они с сыном не погибли.
Сын?
Милдред перелистнула страницу.
– Нет, вот он. Деккер. Я же говорила, – мисс Уильямс поняла все верно. – Он хороший и милый мальчик.
В одежде явно с чужого плеча. Впрочем, здесь многие одевались так, как выходило, но эта бедность особенно бросалась в глаза. Рубашку даже не пытались подшить, а штаны висели. И в дыры на коленях проглядывали эти самые колени.
– Сколько ему было?
– Ему… погодите. На пару лет старше Ника… в тот год, стало быть, пятнадцать исполнилось. А это Альберт Хендриксон. – Палец учительницы остановился на другом мальчишке, который стоял будто бы в стороне и изо всех сил старался выглядеть старше прочих. Кожанка на плечах. Кепка, съехавшая набок. Выражение лица нарочито равнодушное, независимое. Во рту – сигарета, но это нормально. Сколько ему? Тоже около пятнадцати. – Он утонул. Здесь, на Драконьем берегу.
Стало быть, парень из списка Луки, по которому только и удалось выяснить, что дети и вправду погибали. От инсульта ли, по иным обстоятельствам, как знать.
– А это Томми.
Агент Хендриксон выглядел раздолбаем. Светловолосым, с огромными глазищами, в которых читалось любопытство, и с оттопыренными ушами. Он стоял, вцепившись в метлу, и пялился в камеру то ли с восторгом, то ли с ужасом.
– Очень живой был мальчик. До того происшествия… оно сильно на него повлияло. А это Ник.
Хмурый толстяк в слишком хорошем костюме, чтобы сойти за своего. Три подбородка упирались в белоснежный воротничок, из-под которого выглядывал змеиный хвост галстука. Ребенок выглядел недовольным и раздраженным, что немудрено. Пиджак натянулся на его груди, того и гляди пуговицы треснут.
– Вихо…
А этот вполне в своей стихии. Не стоит, сидит на корточках, повернувшись так, чтобы всем были видны явно новые и красивые сапоги.
Высокое голенище. Узоры. И белая кожа. Кто покупает такую обувь детям, у которых нога растет быстро? Разве что очень любящие родители.
– О да, его матушка была удивительной рукодельницей.
– Была?
– Она и сейчас жива, но не помню, чтобы еще работала с кожей. Хотя… вам стоит ее навестить. А это Уна.
Мелкая тощая девчонка, которая прячется за остальными, но потом, будто опомнившись, тянет тощую шею, выглядывает.
– И Зои…
Две косы. Банты. Клетчатое платье и белый передник. Аккуратна, как и подобает леди.
– Вы их всех учили?
– Очень многих, – согласилась мисс Уильямс. – И если думаете, что я пропустила что-то… возможно, и пропустила. Вот Альберт был жесток. Стыдно признаваться в таком, но я вздохнула с облегчением, когда его не стало. Умный мальчик. С таким, знаете ли, четким пониманием того, что дозволено, а где следует остановиться. Он мог закидать камнями бродячего щенка, но никогда бы не сунулся к чужой собаке. Во всяком случае, пока хозяин смотрит. Однажды он спрятал змею в ящике моего стола. Обычную, но привязал к ней сухую погремушку.
Лицо мисс Уильямс исказилось.
– Я тогда сильно испугалась. И ведь не могла доказать, что это он, хотя знала, что Альберт любит охотиться на змей. В горах их хватает. Станислав говорил с ним. И мальчишка извинился. Меня он больше не трогал, а вот на Нике отыгрывался сполна.
Она перевернула лист.
Два брата. И насколько не похожи, хотя Томас изо всех сил старается подражать старшему. Та же поза, то же выражение лица, и даже у рубашек рукава закатаны одинаково.
– Он умел действовать через кого-то. Как правило, через Тома. Тот брата обожал. И готов был на все, чтобы угодить. Поэтому пара слов, пара намеков – и начиналось… Иногда Альберт подсказывал младшим какую-нибудь пакость, но в принципе они вполне и сами справлялись. В то время Ник был удачной мишенью.
– А его приятель…
На сей раз Вихо сидел на лошади, которую держал под уздцы мрачного вида мужчина.
– Его отец. Не самый общительный человек. Но в городе его уважали, хотя так и не простили, что он взял в жены айоха.
Женщина в европейском платье смотрелась странно. Платье было чересчур тесно в груди, а ниже висело мешком. И не вязалось оно с кучей побрякушек, которые нацепила красавица, как и с ее босыми ногами.
– Вихо… еще один непростой мальчик. Он умел останавливать конфликты. Поразительный талант. Стоило ему улыбнуться, и все мигом остывали. Он говорил. Шутил. Мог вызвать на поединок, но как-то так, что все понимали, что это не всерьез. Пожалуй, он единственный умудрился дружить со всеми. Кроме Ника.
– То есть?
– Ник, возможно, и считал Вихо другом, но я знала правду. Станислав нанял этого мальчишку, чтобы присмотрел за сыном. К сожалению, Ник был далек от того идеала, который нарисовал себе Станислав. Тихий. Робкий. Он не умел драться. Всегда был вежлив, а вежливость здесь…
Принимали за слабость.
На отдельном снимке Николас Эшби выглядел еще более нелепо. Короткие штанишки с бантами заканчивались где-то под коленями. Высокие гольфы поднимались к этим коленям, но сползали, и Нику приходилось их подтягивать, но они все равно сползали, обнажая пухлые икры.
На левой был виден синяк. И на правой.
– Дети не умеют лицемерить. С одной стороны, родители требовали, чтобы они уважали Ника Эшби, с другой – не раз повторяли, что ребенок неудачный.
И дети слышали эти разговоры. Делали выводы.
Пухлые плечи. Круги пота в подмышках. Та же шея складочками. Беспомощно приоткрытый рот.
– Вихо сглаживал конфликты, но он смотрел на Ника свысока. Это не дружба. А вот Уна была другом.
На ней светлое платьице болталось, что на палке. Хмурая. Злая. Взгляд раздраженный, и мальчишка, которого она держит за руку, разворачивается, заслоняя подругу от камеры.
– Очень сложная девочка. Но она, пожалуй, единственная нашла свое место в жизни.
У девочки со временем коса стала толще, а взгляд еще злее. И эти поджатые губы…
Кто сказал, что Чучельник – всенепременно мужчина?
Женщины айоха знают пустыню. И способны перетащить косулю на плечах. А тощая девушка немногим тяжелее косули.
Или…
У той, которая улыбалась и робко трогала значок с драконом, коса стала еще толще, а вот косуля на ее плечах вряд ли уместилась бы. Да и во время тех убийств ей было… Сколько? Лет четырнадцать? Пятнадцать? Пусть айоха взрослеют раньше, но повзрослеть и научиться убивать, не оставляя следов, разные вещи.
– Кто еще умер?
– Что? А, в тот год… Бирк Свенсон, старый пьяница. Тихий в целом человек. Служил у Станислава садовником. Но это скорее из милости. Ушел во сне. Милосердная смерть. Томас после того случая с братом заболел. И болел долго, а когда вернулся, это был совсем другой ребенок… честно говоря, он меня пугал. И не только меня.
Он и вправду другой.
Те же волосы, те же оттопыренные уши. И глаза круглые, огромные. Бровей почти не видно на темном лице. Но взгляд изменился. Стал злым. Цепким.
– Джорджина. Это экономка Эшби. Кажется, именно тогда начали говорить, что дом проклят. Но на деле все просто. У нее было больное сердце. Она дважды в год отправлялась в Тампеску, да и на море ее Станислав отсылал… Клайв остался сиротой. Но Станислав его не бросил.
Еще один мальчик, чье лицо кажется знакомым. И Милдред листает страницы альбома назад.
– Нет, он не ходил в школу. Я говорила? Нет? К сожалению, его матушка была из тех, кто слишком большое значение придавал религии. Она боялась, что здесь мальчика научат дурному. Я пробовала поговорить и с ней, и со Станиславом, но безрезультатно. Меня она считала развязной девицей, которая пришла, чтобы совратить юные души, а Станислав просто не стал разжигать конфликт. Сказал, что в его доме достаточно книг, чтобы выучить одного юного олуха. Или двух.
Мисс Уильямс вновь улыбнулась.
– У него и вправду великолепная библиотека. А уж то, что касается семейного архива… Знаю, ему периодически приходили запросы, просьбы предоставить доступ или сделать копию. Его предки были свидетелями многих событий, хотя Станислав и утверждал, что они предпочитали оставаться в стороне, но все же… все же источники.
И неплохо было бы с этими источниками ознакомиться.
– Одно время даже я горела желанием написать книгу. Это ведь так увлекательно, древний род, его тайны… но… как-то оно не вышло.
– Запретили?
– Нет. – Мисс Уильямс махнула руками. – Как-то само… понимаете, я одна, а детей много. И сначала я была только учителем, а потом… у них простые родители, которые любят своих детей, но не настолько, чтобы их слушать. И они стали приходить ко мне. Не все, конечно, но многие… просить совета. Доверять свои секреты… какие это были глупости, с точки зрения взрослого человека, но для них не было ничего важнее. И я старалась. Как умела. Я хотела стать кем-то, кто нужен этому месту. И этим детям. Возможно, потому, что мне было отказано в праве на своих.
Вздох.
– А это?
Милдред перевернула последнюю страницу. Паренек в темном костюме жался к стене, будто надеясь сродниться с ней.
– Гевин, тогда еще он только-только в городе появился. Дикий, запуганный мальчик. Точнее, не мальчик по возрасту, но по уму – сущее дитя. Оллгрим взял его под свою руку. Привел ко мне, чтобы читать научила.
Парень выглядел вполне взрослым.
– Он…
– Не умел ни читать, ни писать. Он мало говорил о себе, но было понятно, что жизнь его не слишком жаловала. Ему явно приходилось голодать. И бродяжничал он долго. Но учиться хотел. Редко человек усваивает информацию с такой скоростью. Вскоре мое участие заключалось лишь в книгах, которые я передавала через Оллгрима. Из парня вышел отличный егерь. Насколько я знаю.
Мисс Уильямс взяла альбом из рук Милдред.
– К сожалению, это все, что осталось… говорю же, год был на редкость неудачным. Многое сгорело с лабораторией. А вы пейте чай. Отличное средство от головной боли. Проверено.
Чай и вправду был хорош.
А в мотеле Милдред ждали розы. Много роз. Таз, в котором плавали темные, будто на крови выращенные, цветы и еще кое-что. Милдред увидела искру золота. И отстранила Луку, который молча попытался задвинуть ее за спину.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?