Текст книги "Очень древнее зло"

Глава 10
Где тьма встречает тьму

«В море том множество обретается созданий преудивительных, редкости превеликой. Но паче прочих, коих я имел честь приобрести для коллекции музейной, поразил меня череп существа, про которого местные дикари говорили, что сие есть – змей морской, дитя самого бога моря. Мне же представляется сей зверь реликтом, что чудом, не иначе, дошло до дней наших. Сам череп огромен, семь человек способны встать в разверзнутой пасти его. Зубы оного змея длиной с руку взрослого мужчины. Кость же была белой, словно каменной. Я желал выкупить сию диковинку, однако и вождь племени, и шаман воспротивились, полагая череп и даром моря, и защитой от него»

«Повествование о дальних землях и существах, на них обретающих», писанное магом Силезиусом Великолепным

– Это ведь не нормально? – поинтересовался Светозарный, глядя, как медленно, неспешно поднимается над бортом вода. Тонкою струйкой, нитью даже, вокруг которой собирались крохотные капли. Они блестели, что жемчужины. И сама эта водяная нить тоже казалась драгоценною.

– Абсолютно не нормально, – Ричард наблюдал, как нить тянется.

Выше.

И еще выше.

– Соглашусь, – Лассар тоже смотрел. – Вода не должна течь вверх. Это, в конце концов, противоестественно.

А водные твари отступили. И это тоже внушало определенные опасения. Их то ли вой, то ли свист доносился откуда-то издалека. И Ричарду в нем чудился страх.

Не перед кораблем.

Не перед Легионерами.

– Плаваю я хреново, – заметил массивный рыцарь, который стоял, опираясь на чудовищных размеров меч.

– Я неплохо, – отозвался степняк, щуря узкие глаза. – Но что-то подсказывает, что это ничего не значит.

Еще нить.

И снова.

Корабль вдруг замер. А потом нырнул в невидимую яму, ударившись о дно её. И судно затрещало, а люди покатились. Палуба ушла из-под ног.

Протяжный хруст предупредил, что все не просто плохо.

Все очень плохо.

И надо было сушей…

Додумать не успел. Первая из нитей разлетелась с тонким нервным звоном, обрушивая на корабль сонмы капель. И те, вспыхнув, словно звезды, устремились на людей. Кто-то закричал, протяжно и тонко.

Кто-то выругался.

Молча взметнулись щиты легионеров. Но как можно остановить звезду?

Никак, только…

Ричард с трудом, но поднялся. И сказал:

– Глаза закройте.

Его тьма выплеснулась наружу, навстречу обжигающему, рожденному водяными глубинами, свету. Он не знал, как подобное вовсе возможно. Но вот… возможно, выходит.

И звезды увязли.

Они обжигали.

Они взрывались, разрывая тьму искрами. А та спешила зарастить раны, и обиженная, живая, тянулась к Ричарду. Надо держатся. Что бы это ни было, если убрать щит, то полягут люди.

– Огонь! – голос рыцаря прорвался сквозь тишину. – Тушите пожар, мать вашу…

Дальше заговорил попугай.

От души.

И стало легче. Только звезды… нить за нитью они поднимались из глубин… не только они. Тьма там тоже была. Давно. Спала. Предвечная. Мудрая. И отозвалась Ричарду легко. Стоило потянуться к ней, и она сама хлынула навстречу.

– Что за…

– Меч убери, придурок. Не мешай своим благословением…

Ксандр.

И рядом. Держится. Держит. Он тоже слышит, что свет, что тьму. Лица не разглядеть. И оборачиваться нельзя. Ничего нельзя, лишь щит держать.

– Вперед…

– Да ни хренища не видать!

– Не важно, главное, что вперед…

Кто это?

Тьма тревожится. Тьма боится людей не меньше, чем люди боятся её. Она знает, что люди бывают жестоки, особенно, когда у них в руках огонь и сталь.

Ричард не позволит обидеть.

– Да мы на скалы сядем и тогда…

Тьма послушно растекается вокруг корабля. И отступает, позволив выжить звезде. Не той, что рождена морем. Иной. Эта появилась на свет там, где и положено звездам – в небесной вышине. И когда-то она, яркая, ярче прочих, венчала Корону.

Старое созвездие.

Моряки его знают. И корабль, издав еще один протяжный стон, заскользил по волнам. Если повезет, то… они доберутся до берега. Если повезет.

– Убирай, – рядом с Ксандром встал Лассар. – Убирай её, дитя проклятого мира…

Это он о ком?

– Мы уже в безопасности.

Ложь. Но Ричард позволил тьме отступить. И та, окутав корабль мягким облаком, – тот был слишком поврежден, чтобы просто его бросить – впиталась в борта. А Ричард покачнулся. Но устоял.

– Что это было? – поинтересовался Светозарный, щурясь.

– Понятия не имею, – Ричард коснулся лица. Почему-то кожу жгло. И на пальцах кровь осталась. Это… это плохо. Особенно, если кровь – черная.

Он сглотнул.

И подавил совершенно непристойное желание – завизжать. Или потребовать, чтобы его спасли. Тьма… тьма ощущалась. Близкая. Родная. И в то же время – опасная. Она все еще была здесь, руку протяни.

И Ричард протянул, чтобы коснуться её, такой… теплой?

Холодной.

Кто-то плачет. Громко и навзрыд. А где-то в небесах одиноким фонарем висит звезда. И Ричард смотрит. Он… он слышит людей вокруг. И мат то ли старого пирата, то ли его попугая, главное, душевный, побуждающий.

Он чувствует движение корабля, который не столько идет, сколько крадется по гладким водам. И бездну тоже чувствует, ту самую, где прячутся чудовища.

– Тише, – он шепчет.

Кому?

И наверное, это забрало бы остатки сил. И наверное, он бы упал на грязную палубу, но его удержали. Поддержали.

– Может… помочь ему как?

Степняк. Сейчас, в этом странном состоянии, в котором пребывает Ричард, люди выглядят другими. И от степняка пахнет жарким летним ветром. Зноем. Камнем. Землей. Лошадьми. Он кажется сплетенным из этих запахов.

Наверное, стоит удивиться.

Не выходит.

– Как? – это Светозарный. И внутри него действительно огонь горит. Белый-белый. Яркий. Как лампа… старая лампа.

Такая была в хижине.

В какой? Память. Так и не вернулась окончательно. Но здесь и сейчас Тьма милосердная подарила Ричарду осколок. И он не стал отказываться.

Старая хижина.

Она спряталась в узкой расщелине, что раскрывалась такой же узкой тесной пещерой. Вот в пещере и стоял топчан. А у стены приткнулась печь. Или это не печь? Сооружение из камней и серой глины. Печь дымила, отчего на глаза наворачивались слезы. И Ричард плакал. Там, в полутьме, слез не было видно. И неживой уходил.

Он точно знал, когда надо уйти.

А Ричард смотрел. На огонь вот. Или на угли. Рыжие. На белое пламя под колпаком старой лампы. Почему оно было таким белым?

– Давай, давай… он долго не удержит…

– Кровью?

– Только крови нам тут не хватало… он же не тварь какая, а человек.

– Не похоже. Глаза вон… светятся.

Слова проходят сквозь Ричарда, почти не задевая. Только тьма вздыхает горестно-горестно. Ей всех жаль. И людей. И чудовищ. Она, если подумать, вовсе не делает разницы.

Да и есть ли та разница?

Главное, корабль идет.

К берегу.

И тьма, повинуясь желанию Ричарда, а она рада ему, безумно рада, потому что и тьме надоедает одиночество, осторожно приподнимает корабль. И тот, роняя сквозь черный туман капли воды – Ричард слышит, как со звоном разбиваются они – ползет по-над хищными пастями скал.

Так.

И… и дальше. Туда, где сияет северная звезда.

Держать… силы ушли. И вернулись. Тьма сама делится. Если Ричард готов принять. А он принимает. Он знает, что нельзя впускать тьму в себя, что это опасно, что она никогда-то не оставит то, чего коснулась единожды. И это значит, что он обречен.

Жаль.

Себя. И тьму тоже. Она ведь не специально. Она… она устала. Да. Корабль содрогнулся и Ричард мысленно проклял себя. Нельзя отвлекаться. О том, что он обречен, он подумает позже. А пока… пока надо держать. Тьму. И корабль.

Проход.

– Давай… почти уже… вон, видишь?

– Хрень какая-то…

– Да не хрень, а остатки старого порта…

– А что за…

– Статуи!

– На кой ляд в порту статуи?

Ричард тоже хотел бы знать. И тьма готова ответить. Она знает, если не все, то очень многое. И помнит. Она с памятью обращается куда бережнее Ричарда. И пожелай тот… он не желает.

Пещера.

И топчан. Шкура медведя на полу. И на стене – еще одна. Здесь много шкур и от них пахнет.

– Ты как, малыш? – рука у неживого ледяная. – Меня узнал? Нет? Ничего. На вот. Поешь. Тебе полезно. Ложечку…

Густое тягучее варево. И кислый хлеб. Где Ксандр его брал? Так ли важно. Главное, что он заставлял Ричарда пить это варево. Или скорее просто не позволял забыть о еде.

– Вот так, жуй… потихоньку. Ничего. Все как-нибудь… не замерз тут? На вот, накройся. На меня не смотри. Я уже мертвый. Мертвым холод не страшен.

– А что… – собственный голос похож на шелест. – Что страшно?

– Безумие, – неживой смотрит с кривоватой усмешкой. – И живые. Впрочем… не только мертвым надо этого бояться.

Знал ли он?

Знал, знал… тьма вдруг поняла, что скоро придется расстаться. И заволновалась.

– Я вернусь, – пообещал Ричард. И тьма вздохнула. А потом корабль заскрежетал. И звук получился на редкость мерзким. От него Ричард и вздрогнул. И скривился.

И пришел в себя.

Кровь по прежнему текла. Из носа. На палубу. Кап-кап… неужели никто не слышит? Или этого звука не существует? Или он существует, но исключительно в воображении Ричарда? Как понять?

Надо ли?

Он зажал нос пальцами.

Кап…

Отца злило это.

Нет, не это… он тоже что-то знал. И наврал. Там, в дневнике. Снова. Все лгут, выходит… интересно, хоть кто-нибудь…

Демоница.

– Живой? – его развернули и встряхнули. – Ну-ка, что видишь?

– Фигу, – просипел Ричард, окончательно приходя в себя. Голова слегка побаливала. А кровь… да, кровь текла. Черная. Или это потому как луна белая? А в лунном свете все кажется не таким, какое оно на самом деле. Именно.

– Вот, значит, все в порядке, – Лассар ободряюще похлопал по плечу. И только Светозарный, свет которого теперь спрятался, помог Ричарду устоять на ногах. – Ты погляди, какая красота-то!

И будь живым, вдохнул бы полной грудью.

– Знаете, – заметил Артан с легким упреком. – Лично у меня другие представления о прекрасном.

– Да что ты понимаешь, – отмахнулся Командор. – Ты просто не видел, каким оно было…

Не видел.

И Ричард не видел.

А тьма… тьма видела. И потому отползала, освобождая черную-черную воду. Зыбкою тропинкой протянулась нить лунного света. Она легла, скользнув меж черных скал и остатков статуй, что выглядывали из воды. Огромные головы их белые казались почти живыми. И Ричард не мог отделаться от ощущения, что эти вот мужчины, и женщины, одинаково прекрасные и величественные, сейчас возьмут и оживут.

Осколками зубов выглядывали колонны.

Высилась белым треугольником крыша какого-то здания, некогда украшенная статуей, но теперь от той остались лишь уродливые обломки.

Главное, тихо.

Слишком уж тихо.

Отстал водяной народ, не рискнув коснуться тьмы. Даже они боятся, а люди вот… Ричард шмыгнул носом и потрогал переносицу. Кажется, кровь остановилась.

Хорошо.

В таком месте не стоит дразнить.

– Сейчас попробуем подойти от туда, – дэр Гроббе оглядывался. На лице его застыла маска абсолютной сосредоточенности. – Надо ближе к берегу бы… тут хрен знает, что может быть.

И словно отзываясь на слова, в черной толще воды мелькнула черная же тень.

– Не нравится мне здесь…

– Когда-то давно отсюда приходило солнце, – Лассар смотрел на город. Но… видел ли? А если и видел, то что? Мертвые развалины, страшные в своей пустоте? Или великий древний город, который готовится возродиться?

Вот уж не было печали.

– Гот-вь…

Донеслось откуда-то с кормы.

– Кошками зацепимся, – пояснил дэр Гроббе. – Паруса тут не поставишь, да и вовсе… «Магда» – кораблик хороший, да не для таких мест.

Он огляделся и в глазах мелькнуло что-то этакое.

Как тень на воде.

Правда, сколько Ричард в воду не вглядывался, больше ничего не увидел.

Заскрежетали лебедки. И массивный шлюп пополз вверх. От мысли, что придется с одного кораблика пересаживаться в другой, еще более ненадежный с виду, подурнело. Вот шлюп коснулся воды. Раздался тихий всплеск… и снова тишина.

Тьма любезно держится в стороне.

Она гладит влажные гривы рифов, она укрывает воду. И немного – небо. Она расползается рыхлыми пустыми облаками, сквозь которые угадываются остатки древних то ли статуй, то ли домов.

– А доспехи лучше снять, – заметил дэр Гроббе. – Раза за три перевезем, коль боги…

Тень снова поднялась, и теперь тварь не спешила, позволяя увидеть себя. Длинное змеиное тело пробило водную гладь и, словно играясь, коснулось борта. Раздался тихий шелест.

И всхлип.

– Интересно, – промолвил брат Янош, оглаживая доспех. – Оно хищное? Или как?

– Тут все хищное…

– Морской змей, – Ксандр проводил существо взглядом. – Правда, мелкий еще…

– Мелкий?

– Мелкий, – Лассар даже перегнулся и свистнул. – Они еще когда появились… берегли корабли. Да и в целом… Империя была, пусть и велика, могуча, но все же враги имелись. И на море в том числе. Те же пираты. Вроде и шваль…

Дэр Гроббе явно насупился. Обижен?

– …на утлых лодчонках, но тоже порой умудрялись доставить неприятности. Вот и вывели змеев. С пиратами они справлялись отменно.

Из воды показалось серебряное кольцо толщиною… да с колонну будет, если не больше.

– Так они домашние? – а вот Светозарный глядел на змея едва ли не с восторгом.

– Были. А теперь вот одичали…

– А питаются чем? – уточнил брат Янош, явно будучи человеком более приземленным.

– В основном рыбой. Раньше. Ну и пиратами… тоже мясо.

Дэр Гроббе крякнул.

– Лодку он как…

– Расшибет, – меланхолично отозвался Лассар. – А потом в воде всех и половит.

– И… что делать?

Все задумались. А змей, описав круг, высунул голову. Та была узкой и совершенно не рыбьей. И не змеиной. Длинный с горбинкою нос, узкие ноздри, что раскрывались и закрывались. Выпуклые глаза. И грива тончайших перьев, которые вяло шевелились.

Не перья.

Жабры.

Точно. Ричард видел рисунок. Давно. И еще мечтал, что однажды встретит змея. Вот и исполнилась мечта… мечта фыркнула и, приоткрыв пасть, в которой блеснули тонкие острые зубы, издала скрипучий звук.

– Своих зовет, небось…

– Лодка отменяется, – дэр Гроббе отер руки. – Пойдем на берег… и боги с нами. Корабля жаль…

На звук ответили. Только на сей раз скрежет раздался с другой стороны. Ногтем по нервам.

– Вперед, мать вашу! – заорал попугай и крыльями хлопнул. – Не посрамим…

И содрогнувшись всем телом, заскрежетав прежалобно, корабль повернул к берегу. Или к тому, что могло условно считаться берегом. А слева черную гладь воды вспорола змеиная спина.

– Этот покрупнее будет, – заметил Лассар. – Признаться, думал, что они вымерли.

– Это мы тут сейчас вымрем, – ворчание дэра Гроббе вдохновляло, правда не понять, то ли на подвиг, то ли на подловатое желание спрятаться от этого самого подвига. – Если дальше будем языками чесать.

– Мать, мать, мать… – поддержал попугай и, встрепенувшись, добавил. – Акулу тебе в…

Глава 11
Где принцессы пересчитывают друг друга

«И увидал тогда странствующий рыцарь стену из колючего шиповника. Плотные ветви переплелись друг с другом, выставив длинные шипы. Средь них виднелись цветы – алые и белые. И белые были белы, а алые – окрашены кровью малых пташек, что пытались свить в стене сей гнезда. Тогда-то и понял рыцарь, что не простая эта стена, но зачарованная. И воздел он к небесам меч свой, и взмолился».

Сказ о подвигах странствующего рыцаря и спящей ведьме.

Мудрослава осматривалась. Чувствовала она себя… да странно, честно говоря, чувствовала. Следовало бы в слезы удариться или там в панику. Это же нормально, паниковать, когда на тебя ведьма нападает, а потом в зеркало утаскивает.

И оказываешься ты не где-нибудь, а в месте, некогда виденном.

Нехорошем таком месте.

Главное, с полным осознанием, что выбраться будет непросто. Если вообще получится. Только почему-то не было ни страха, ни слез, которые пришлось бы сдерживать, но лишь одно любопытство.

И не только у нее.

Яр вон весь извелся. Сидит, шею тянет, головой крутит, кончик косы в рот засунул и грызет.

– Она у тебя вообще нормальная? – шепотом поинтересовалась Летиция Ладхемская, разглядывая грязные ноги. Шелковый чулок на левой съехал, а на правой – порвался, причем на колене. И из дыры выглядывало это самое колено, которое, если подумать, мало чем отличалось от собственного, Мудрославы.

– Местами, – честно ответила Слава. – Это просто… удивление.

– А… – Летиция вздохнула и юбку одернула.

Огляделась.

А чего глядеть? Двор. Похожий на тот, в котором Мудрослава уже была, пусть даже в драконьем обличье. Может быть даже тот же самый. Вон, кусок какой-то стены высится.

Но пахнет от воды иначе.

И вообще… драконом смотреть – одно, человеком – другое.

– Куда она подевалась? – Брунгильда уже трижды обошла двор по кругу. И на улицу высовывалась. И даже кричать пробовала, но почему-то на крик откликнулись где-то там, в сплетениях улиц, не голосом, но жутковатым воем.

– Ушла, – спокойно ответила Летиция, снимая тряпки. Ноги под ними оказались грязными.

– Чушь.

– Нет. Если подумать, это все объясняет.

– Что объясняет? – секира уперлась древком в землю. А Брунгильда нависла. Рядом с хрупкою ладхемкой она казалась совсем уж огромной.

– Она была. С нами. У ворот. Так?

– Так.

– Потом мы решили идти. И шли. Так?

– Да.

– Вместе?

– Я тебе сейчас затрещину отвешу.

– Знаешь, тебе стоит поработать над манерами, – Летиция пошевелила пальчиками. А Мудрослава вздохнула. Вот только поругаться им еще осталось.

– Мы шли вместе, – Мудрослава старалась говорить спокойно. – Не бежали. Напротив, у Летиции ноги…

– Неужели, – не удержалась островитянка. – Как удивительно!

Летиция слегка покраснела.

– Я имею в виду, что отстать при всем желании было бы сложно, – примирительно продолжила Мудрослава. – Мы то и дело останавливались. Оглядывались. На нас никто не нападал… стало быть, она просто ушла.

– Или попала в ловушку.

– Мы бы заметили, – впрочем, Летиция сказала это несколько неуверенно. И почесала кончик носа. – Если бы она была мертвой, я бы точно сказала от чего она умерла, но…

– Погоди, – Брунгильда уставилась на секиру. – А есть вещи? Её? Какие-нибудь? Просто… не совсем может и выйти, но…

Летиция задумалась, но покачала головой.

– Нет. Извини.

За что тут извиняться.

– И у меня, – вынуждена была признать Мудрослава. – И вообще…

– Надо возвращаться, – Брунгильда решительно забросила секиру на плечо. – Если с ней что-то случилось, то… нехорошо бросать.

И это было правдой.

Нехорошо.

– Погоди… – Ариция упала на грязную траву. Если эти бурые стебли можно назвать травой. – Во-первых, дело к вечеру, а стало быть, бродить по улицам – это не самое разумное.

И она тоже была права.

– Наоборот, нам бы в дом заглянуть.

Летицию передернуло.

– Там умерли, – сказала она. – Тут… везде умерли. Умирали. И…

– И мы тоже умрем, – Ариция отрезала жестко. – Если будем торчать тут. Я не знаю, что вообще здесь водится, но… но вот что-то подсказывает, что будет оно голодным. А Слава до дракона так и не дозвалась.

Мудрослава почувствовала, что краснеет.

– Я пыталась! – сказала она. – И один раз даже получилось!

Ненадолго.

Только и хватило, что глянуть на кипящую зелень леса где-то там, внизу, поймать ветер крыльями и… снова оказаться на земле.

– Верю. Не в тебе дело. Дар – штука нестабильная. Главное, что если мы сейчас пойдем искать Теттенике, – имя степнячки Ариция произнесла с нескрываемым раздражением. – То, может статься, и сами потеряемся. Нам от этого легче не станет. И ей, что характерно, тоже. Нам надо заглянуть в дом.

– В этот?

– Можно и в этот. Не важно. Тот, который поцелее. Поискать там… не знаю. Одежду какую-нибудь, а то это… – она подняла подол платья, некогда роскошного, но теперь похожего на большую тряпку. – Скоро развалится. И вообще неудобно в платье.

И Мудрослава подумала, что ладхемка-то права.

– А…

– В доме мы найдем комнату. Чтобы без окон. И дверь покрепче. Чтобы запереть её на ночь. И там уже ты попробуешь опять позвать дракона. Или кого-нибудь еще? Тут ведь будет… кто-то. Кто-то, кто умеет… знает… в общем, тварь какую-нибудь. А она уже пусть ищет след степнячки.

– Это долго, – возразила Брунгильда, впрочем, на дом, развалины которого начинались по ту сторону пруда, поглядела задумчиво.

– Думаете, самим будет сильно быстрее? – возразила Мудрослава. – Во-первых, лично я дорогу не найду. Тут все такое… такое похожее!

Прозвучало на диво беспомощно.

– Во-вторых, даже если найдем, то… вряд ли она сидит и ждет нас. И следы. Кто умеет читать следы?

– Я, – Брунгильда закинула секиру на плечо. – Я пойду и найду.

– Одна?!

– Погодите, – Летиция все же поднялась, не сдержав стона. – Я ноги совсем… сбила. Одной нельзя. У тебя, конечно, секира, но много ли она поможет, если вдруг дракон или еще какая нежить? Они правы. И… и можно попробовать не с живыми. То есть… Ари, мертвая собака, она ведь будет как живая?

– Да как тебе сказать… – вторая ладхемка ненадолго задумалась. – Но попробовать можно. Они и вправду сохраняют свойства, только любой собаке запах нужен.

– Вот, – Яр протянул свитый косицей платок. – Если, конечно, хватит, а то давно ношу… ну, так получилось.

И плечами пожал. Мол, не виноватая я.

– Подойдет, – решительно сказала Ариция и потерла руки. Потом осмотрелась так, с прищуром… сразу стало как-то не по себе.

– Может, все-таки сперва в дом? – Мудрославе было стыдно признаться, но грядущее появление мертвой собаки её пугало.

И вообще некромантия.

Но руки принцессы взлетели. Бледные. Тонкие. И широкие рукава, съехавшие к самым локтям, лишь подчеркивали эту кажущуюся хрупкость ладхемки.

Ничего не произошло.

Земля не содрогнулась. Небо осталось тем же, мутноватым, синим, уже отравленным грядущей ночью. Ни грома, ни молний… с другой стороны у Мудрославы тоже вот так, без грома, молний и прочих небесных знамений.

К счастью.

– Собак тут нет, – с закрытыми глазами произнесла Ариция. – Люди есть. В доме. И еще чувствую, что здесь… закопаны. Злые. Нет, эти пусть лежат. Лежать, я сказала! А вот…

Бурая земля пошла трещиной, выпуская создание… ну, скажем так, кости Мудрослава видать случалось. И готовилась она морально. Насколько возможно такое. А потому и не завизжала, когда из земли показался череп.

Череп себе и череп. Желтенький. С бурым. В глазницах земля. Зато зубы блестят.

Здоровущие какие.

– Ух ты! – восхитился братец. – Кто это?

– Понятия не имею, – не открывая глаз, сказала ладхемка. А у Мудрославы появилось желание топнуть ногой и сказать, что не время сейчас для всяких там представлениев.

Череп повернулся влево.

И вправо.

Он сидел на нити белесых позвонков, которые переходили в гибкий хребет. От него раскрывались полудужья ребер. А уж к ребрам крепились лопатки, лапы… в общем, скелет был.

И жил.

И даже рыкнул так, удивленно.

Плюхнулся на зад и уставился на собственную лапу, украшенную длинными изогнутыми когтями. А потом и вовсе ткнулся в эту лапу мордой.

– Котик! – всплеснула руками Летиция. – Я всегда хотела котика завести!

– Не разрешили?

– Ай… то шерсть на платьях, то у папиной фаворитки от котов сопли, то у матушки нервы… – отмахнулась Летиция. – И никаких тебе котиков. Даже живых…

Котик, как прикинула Мудрослава, некогда имел размеры весьма немаленькие. Он, если подумать, побольше рыси будет.

– Ну так… у этого шерсти нету, – Яр глядел на котика… нехорошо так. Жадно. Словно примеряя, как тот в собственных Яра покоях глядеться станет.

Бояр удар хватит.

Хотя… их и так хватит, когда Ярова авантюра на свет божий выползет. Правда, есть все шансы до того светлого момента не дожить.

Котик все-таки поднялся.

И поглядел… в черных глазницах вспыхнули огоньки. А потом… потом земля потянулась к костям, оплетая их тонкими нитями. И нитей становилось больше, больше… они сливались одна с другою, создавая тело зверя.

Скрылись кости.

Обросли земляным мясом. А поверх легла шкура, бурая, с подпалинами и торчащими травинками.

– Вот так оно лучше, – сказала Ариция с чувством глубокой удовлетворенности.

– Д-думаешь?

Котик теперь… котиком и остался. Зверем. Точно поболе рыси будет. И пошире. Могучая грудь и тяжелые лапы. Задние чуть больше передних, отчего тело кажется наклоненным вперед. Длинная шея с куцей гривой. И массивная голова.

Лоб выпуклый.

Глаза чуть раскосые, как у степнячки. А влажный нос подрагивает. И… и у мертвых кошек, кем бы они там ни были, не может быть влажных носов.

– Хороший, – Ариция безбоязненно протянула руку. И зверь сделал шаг. Ступал он мягко, но как-то так, что было видно – ему непривычно вновь быть живым. – Знаете… а здесь это много легче, чем там. То есть силы… столько сил у меня никогда не было.

Услышанное Мудрославу нисколько не обрадовало.

Вот только могучего некроманта им и не хватало для общего счастья.

Но зверь ткнулся лбом в ладонь и заурчал, громко, а еще обыкновенно, будто говоря, что времена временами, некромантия некромантией, а котики – они котики и есть.

– Хороший… совсем как живой получился. Давай свой платок.

– Ты… уверена? – поинтересовалась Мудрослава. Сама-то она уверена не была ни в чем. Вот… вот если со степнячкою беда, то… то такой котик, клыки которого из-под губы выглядывают, скорее дожрет, чем поможет.

– Нет. Но вариантов, согласись, немного, – Ариция взяла платок и, насупившись, уставилась на кота. А тот на неё. – Иди. Найди. И… и посмотришь, что с нею. Ладно?

– Посмотрит? – уточнила Брунгильда.

– Пусть посмотрит. Не приближайся. И будет лучше, если она вовсе тебя не заметит.

– Ари!

– Что? Мне одной это исчезновение подозрительным кажется? А еще… не знаю, как у вас, но у меня эта тварь чернокнижная лицо украла.

Тут Мудрослава не очень поняла.

– Когда я… в общем, она стала мной…

– А я встретила тебя, – поддержала Брунгильда, глядя на котика презадумчиво. – Но я поняла, что это не ты…

– Повезло. Хотя… какая разница, если мы здесь. Главное, что ни в чем нельзя быть уверенным.

Зверь потоптался, повернулся кругом и, коротко рыкнув, исчез в проломе.

– Знаете, – Ариция прикрыла глаза. – А ведь я его продолжаю чувствовать… хотя я всегда их чувствовала. Своих созданий, но как-то сейчас четче, что ли?

– Думаешь, найдет? – Брунгильда произнесла это с сомнением.

А Яр подскочил и поинтересовался:

– А еще одного сделать можешь?

– Зачем?

– Не знаю… дракона нет, так пусть хоть котик будет!

Мудрослава ткнула в бок кулаком.

Предатель!

Она тут… а этот на ладхемку глядит! И ладно бы… вот старшая, если приглядеться, вполне себе приличная девица. Скромная. Тихая. Даром, что некромант-смертоглядец. А он на эту… с котиком. Того и гляди глазки строить начнет.

Государь называется.

Никакого понимания.

– Что? – удивился Яр, бок потирая. – Тут же ж это… небезопасно. Сама говоришь. А с котиком таким как-то даже спокойнее.

– А ведь и вправду, – Брунгильда перекинула секиру на второе плечо.

– Я попробую, – Ариция, кажется, несколько смутилась. И потому поспешно добавила. – Но я не уверена, кто вылезет… это же всегда так! Зовешь одного, а вылазит… не пойми что.

И ведь как в воду глядела.

Когда земля заколыхалась, пошла складками, что старая жесткая ткань, Мудрослава еще подумать успела, что идея-то была не самою разумной. И не только она. Но вот из трещины, что обрушила остатки стены, выглянула узкая костистая морда.

Дракон.

Мать его, дракон…

Правда, судя по скелету, маленький. Но почему-то это не успокаивало.