Текст книги "Эльфийский бык – 2"

Глава 11. В которой рассказывается об особенностях эльфийской и старо-русской мод, а также влиянии оных на женские красоту и выносливость

Есть мужик? Крути мужиком. Нет мужика? Крути обруч!

Девиз фитнесцентра

Маруся чувствовала себя… опасно.

Не в смысле, что находилась в опасности, скорее уж опасным было это вот ощущение легкости и в целом душевного спокойствия. Оно-то в свою очередь и вызывало смутное беспокойство.

Сложно быть женщиной.

Иногда самой себе не объяснишь, что ты там чувствуешь и почему. Главное, было хорошо, отчего в свою очередь не очень хорошо и даже волнительно.

А вдруг она влюбится?

Мама Вася говорила, что любовь – такая штука, которая мозги напрочь отшибает. И сама не заметишь, как из разумного человека превратишься в нечто безвольное и готовое на все. Готовности на все Маруся в себе не ощущала, как порхания бабочек в животе, опасной легкости мыслей и желания подобрать имена будущим детям.

Какие там дети…

Ушастые.

Причем уши облезлые, особенно левое, правое же покрасневшее. И морда лица слегка шелушится. Маруся снова прислушалась к себе и своим ощущениям, успокаиваясь тем, что прилива романтических чувств и нежности это шелушение не вызывает. Скорее желание достать из холодильника остатки мази.

И где там Аленку носит-то?

С такой-то физией сыграть эльфийского принца будет сложновато. Почему-то Маруся ощутила некоторую неловкость и отвела взгляд. Будто это она виновата, что Иван обгорел.

А она не виновата.

Совершенно.

– Значит… я пойду? Примерю? А… если не налезет?

Невзрачное эльфийское платье казалось очень уж легким. На Таську оно точно не налезет, ибо тот, для кого платье шили, явно был поменьше объемами.

Но…

– Налезет, – сказала Таська и, взявши Марусю под руку, потащила за собой. – Давай, а то ты до утра сомневаться станешь.

– А ты?

– А что я?

– Сарафан напялишь?

– Почему бы и нет?

– Не знаю… как-то оно… конечно… эльфийское платье…

– Шелк, – Таська пощупала это самое платье. – Причем нижняя рубашка тоже. И знаешь, я вот подумала… это ж и вправду вариант. Чем переться куда-то, искать магазин, где б нашлось что-то подходящее. Платить кучу денег…

– Но вид у нас будет…

– Марусь, не обманывайся. Даже если мы в столицу махнем, чтоб там в самом пафосном бутике затариться, вид у нас все одно будет… не тот, – Таська подняла рубаху. – Потому что дело не в платье, а в морде лица и прочих… деталях. А морды лица у нас с тобой на столичный лоск не тянут никак. Так что хватит выкобениваться. Будем брать оригинальностью!

Платье, как ни странно, село. Или легло? То есть сперва легла нижняя рубашка. Прохладный шелк скользнул по коже, успокаивая и ласкаясь.

– Прелесть… – сказала Таська. – Только живот втяни.

– Думаешь, стану больше на эльфийку походить?

– Думаю, в таком платье надо кушать очень осторожно… наклоняйся, давай, а то оно через голову… так вот, есть очень осторожно, иначе будешь походить на слегка беременную эльфийку. А знаешь, на тебе оно смотрится лучше, чем так. И живот прикрыло.

– Нет у меня живота! – возмутилась Маруся, правда, не очень уверенно.

– Прикрыло отсутствующий живот, – согласилась Таська с легкостью. – Во, глянь…

Она развернула Марусю к зеркалу.

Зеркало было старым, из тех вещей, что однажды попали в усадьбу, да в ней и пообжились. Огромное, темное, в тяжелой кованой раме, оно отразило девицу, пусть и не прекрасную, но вполне себе…

Достойную?

Величавую?

Спина сама собой выпрямилась. И плечи развернулись. И вовсе платье даже не серое. Шелк мерцал, меняя оттенки от светло-стального до темного, в грозовое небо. И это было… это было чудесно.

– Ух ты, – сказал Бер, который как раз разгибался, чтобы поднять с пола нечто ярко-красное да с роскошными золотыми узорами. – Вань… чем тебе не эльфийка?

Острый кулачок Таськи, ткнувшийся сзади под ребра, заставил прикусить язык, потому как Маруся хотела ответить, что на эльфийку она точно не похожа…

– Отлично, – Иван явно обрадовался. – По слухам на платья накладывают чары… легкие, чтобы они подстраивались под хозяйку.

– Украшения нужны, – веско заметил Император.

– Будут. Тась, а у вас цветы найдутся? Достаточно веточки какой… лучше всего чтоб цветочки мелкие.

– Погодь, – Таська вышла, чтобы вернуться с незабудками. – Подойдет?

– Лучше бы белые, но… чисто технически попробую. Я так никогда не делал, хотя… в теории ничего сложного. Вот сюда… – он неловко попытался прижать веточку к корсажу платья, и Маруся придержала, не позволяя упасть.

Странное чувство.

Опасное.

Такое, что того и гляди от эльфийской магии бабочки в животе очнутся.

А оно ей надо?

– Закрой глаза…

Веточка под рукой дернулась и… и будто теплым ветром окутало.

– Охренеть! – раздался бодрый голос Александра. – Это круче, чем носки… слушай, а если носки так, с цветочками?

– Да что ты к носкам привязался-то? – возмутился Бер.

– Может, они мне нанесли глубокую душевную травму.

– Марусь… – Таська дернула за волосы. – Ты глаза-то открой… если так-то…

По платью расползлись незабудки, тонкие стебелечки будто встроились, вплелись в саму ткань, раскрываясь хрупкими цветами.

– Белые, – задумчиво произнес Иван. – Нужны белые…

– А они… куда?

Маруся коснулась цветка. Живой. И платье. И как его носить? Двигаться-то страшно…

– Эти я уберу, но вообще при подпитке силой хватает на сутки, а порой и больше…

– Во, будешь одета по последней эльфийской моде! – возвестила Таська, отходя от шока.

Маруся же еще не отошла. Она пощупала платье.

И цветочек. Отваливаться тот не собирался, как и увядать.

– А…

– По самой последней, – заверил Иван. – Двести лет только так и носят. Кстати, именно с незабудками…

– А до того? – уточнил Александр, прикидывая на себя ярко-алый кафтан с какими-то слишком уж длинными рукавами.

– А до того были фиалки…

– А розы?

– Розы – чересчур вызывающе… да и стебли у них плотные. Шипы опять же. Надо что-то травянистое. Алиссум вот неплохо смотреться будет.

– Вань, не ругайся, – Бер смахнул пот рукой. Выглядел он бледновато.

– Я не ругаюсь. Я варианты подбираю… в общем, вы сами подумайте. Лучше бы, чтобы цветы белыми были.

– Почему?

– По общей стилистике, – нагло соврал Бер. А что врал, так в том у Маруси сомнений не было. Вранье она чуяла, но это… какой в нем смысл. – Девочки… мне неудобно, право слово… но опять жрать хочется! Может, картошечка еще осталась? А то выложился весь… а еще там надо пояс, и штаны, и сапоги… и женское платье тоже. Тась, а Тась, а ты боярыней будешь?

– Боярыней? – Таська руки в бока уперла. – А сейчас я кто?

– Боярыня, – поспешил исправиться Бер. – Самая забояристая боярыня, какую я только видел. Я о том, что в пару бы… я сейчас покушаю, посижу и продолжим… я такое платье забабахаю… и вообще, завтра мы всех порвем.

Вот на счет этого у Маруси были сомнения. Но озвучивать она их не стала, уж больно вдохновенным было лицо Бера. Да и Таська с чего-то зарделась.

Предвкушала, небось, грядущее явление…

– Слушай, – Александр нарушил паузу, которая несколько затянулась. – Ты ж сегодня трактор восстановил, даже не запыхался. А тут такое чувство, что того и гляди помрешь.

– Не дождетесь! – гордо ответил Бер.

– Это я уже понял, но… в чем фокус?

– Фокус? Да нет никакого фокуса. Трактор, конечно, большой, но с другой стороны там работа с металлом, это раз. Металл мне привычнее и легче. Лет этому трактору пара от силы, это два.

– Полгода всего! – возмутилась Маруся. – Новый брали.

– Ни хрена он не новый, – Бер поднялся с пола, и отказываться от Таськиной руки не стал. – Спасибо… Износ, конечно, слабый, но есть. А часть деталей вообще восстановленные, причем халтура страшная, они б через пару месяцев посыпались бы.

– Вот… сволочи.

– Кто? – Александр вытащил из ниоткуда черную книжицу, которая Марусе была уже знакома. – Имена? Должности?

– Слушай, а она у тебя заканчивается?

– Нет. Это зачарованный ежедневник… там страницы появляются по мере необходимости.

– Мы ж новый брали. Именно, чтобы этого вот… восстановленного не было, чтоб… от производителя, через лизинг, – Маруся огляделась, раздумывая, не помнется ли роскошное платье.

А еще…

Оно должно стоить немеряно. Эльфийский шелк ведь… и даже если цветочки осыплются, все одно шелк – штука дорогая. Она вчера глянула, после того как Иван про мешочек сказал.

Ей тогда даже показалось, что нолики в первый раз неправильно посчитала.

Дважды пересчитывала.

Вместе с Таськой. И теперь вот Таська тоже на платье глядела… а на том, которое Иван примерял, еще и шитье, и камни зеленые… и сколько оно в сумме потянет?

С другой стороны… тошно. Это как дом продать. Или имя. Пусть формально вещи Вельяминовым принадлежат, но… почему-то казалось, что нельзя с ними вот так. Просто нельзя.

Как с Менельтором…

Хотя, если выбор будет, то лучше уж платье продать.

Или… если с Иваном поговорить? Вдруг эльфы выкупят… эльфам такое продавать не стыдно.

– Ну… могу заключение написать. Экспертное, – Бер почесал макушку. – Братцу кину, он печать шлепнет родовую, чтоб для суда подошло. А заключение Волотовых ни один суд не рискнет оспорить.

– Так уж и шлепнет?

– Вед, конечно, еще тот паразит с фантазией, но он знает, что на некоторые вещи у меня чутье… вот. А… ну и попортили трактор ваш недавно недавно. То есть по сути образ трактора исконный не успел развеяться. И железа вокруг хватало. Мне только и надо было, что процесс запустить. А дальше оно само.

– А тут?

– А тут… этим вот вещам – не одна сотня лет. И пусть их хранили довольно бережно…

– На чердаке?

– До чердака. Но и там условия не худшие оказались. Думаю, сперва были сундуки зачарованные, потом, даже когда заклятье развеялось, сами по себе сундуки эти неплохо микроклимат держат. Так что истлевать истлевало, но не так, как в иных местах. Так вот, за эти сотни лет наслоилось всякого-разного. И образ нестабильный. И процессы… и надо контролировать все. Так что… – Бер потряс головой. – Жрать охота… накорми добра молодца… а он из тебя боярыню сделает.

– Бояристую, – хмыкнула Таська, но не зло. – Иди. Чай пить будем. С пирогами. Вы пироги со щавелем едите?

– Я со всем сейчас ем! – поспешил заверить Бер и хлопнул себя по животу. – Все несите… кто бы знал, до чего муторное это дело, прикладная реконструкция…

– Так… сначала рубаху нательную. Она же исподница… тут сама решай, надевать или нет. Раньше носили, чтобы пот впитывала и грязь. Верхнюю одежду не особо постираешь. Потом – верхняя рубаха. И персидского шелка, кстати.

Таська с сомнением подняла рубаху, рукава которой опускались почти до подола.

– А чего она такая…

– Для красоты и чтобы достаток показать. Что можешь себе позволить столько ткани извести.

– Я буду как пугало…

Рубашка была из тонкого невесомого почти полотна и цвет имела красный.

– Они крепятся на запястьях. Опястьями. Или еще их зарукавьями называют. Ну, это что-то среднее между браслетами и манжетами, – Бер протянул две широких штуковины. – Их украшали шитьем и жемчугом. Но жемчуг, подозреваю, еще тогда спороли. Если найдутся дома бусины какие, я их золотом покрою и можно будет пришить. Или еще бисер могу, но это муторно. Потом смотри, это летник…

– По-моему, у наших предков было какое-то нездоровое пристрастие к рукавам, – Таська приняла нечто, напоминающее донельзя роскошный халат.

– Ага. Травма. Психологическая. Как с носками.

– Ты носки не равняй, – отозвался Александр, прихлебывая чаек. – А ничего так… как в сказке.

– Зато теперь понятно, где царевна лебедей прятала, – Маруся приподняла полотнище, служившее рукавом. – А то всегда удивлялась, как это она… ту не то, что лебедя, тут пару любовников спрятать можно.

– Летник был не такой длинный, поэтому край верхней рубахи выглядывал. И можно было полюбоваться шитьем и богатством… впрочем, сам летник тоже украшали от души.

– Я вижу, – пробормотала Таська, прикладывая к себе пурпурное великолепие, расшитое золотыми змеями. – Как они в этом ходили-то? Ладно я, я потяну. А обычная женщина? Оно ж тяжеленное…

– Ну… по некоторым данным особо роскошные платья могли весить килограмм пятнадцать, а то и поболе… вообще-то в прохладную погоду на летник надевали опашень, или потом еще – душегреи. Шубки опять же.

– Я чур без шубки! – в глазах Таськи отразился ужас.

– Погоди… сапожки еще нужно. И шапочку. Ты незамужняя, поэтому из чернобурки… накосник не помешает, волосы от дурного глаза прикрыть. Еще – оплечье, это вон…

– Воротник?

– Ага.

– Он… золотой?

– Ну… расшитый. Восстановленный. Сверху… снизу я взял бронзу, она попроще, но один вечер выдержит. И не один тоже. Если что, то потом и на золото могу. Просто золота тут не так и много, чтоб полностью хватило.

– Золотой воротник… – задумчиво произнесла Таська. – И рукава в пол…

– По правилам тебе бы еще серьги… добавь пуговицы, одна около ста грамм потянет, если аутентичную брать, а их там не одна…

– В общем, – подвел итог Александр. – Поэтому русские женщины отличались не только красотой, но и изрядной выносливостью… Кстати, вы на чем ехать-то планируете?

– Знаешь, – Таська сгребла все в охапку. – С такой красотой только на тройке…

– Тройки нету, – ответила Маруся. – Но есть танк. Правда, слегка недоделанный…

– Ничего, – Александр поднялся и как-то от величественно, явно подражая лицу высокому, кружечку на стол обеденный поставил. – Вся ночь впереди. Пускай доделывают… ибо русская боярыня должна впечатлят не только статью и красотой, но и транспортом. Заодно, если вдруг что не так, аргумент будет. Танком всяко отбиваться легче.

– А в знак мирных намерений и уважения к хозяевам, – встрял Бер с инициативой. – Возьмем кустик конопли… скажем, традиция такая, в гости со своим весельем ездить.

Глава 12. Где повествуется про опасности утрешних прогулок по малознакомым местам

Иногда я начинаю переживать, что муж найдет другую жену, лучше чем я. Но потом я вспоминаю, что сам он даже сахар на столе найти не в состоянии и успокаиваюсь.

Из разговора нескольких леди за чашкой чаю.

В предрассветном тумане раздалось характерное рычание мотора, затем заквакали лягушки, и кваканье это заставило Лешего выскользнуть из полудремы.

– Гости, – тотчас раздался в ухе голос Залесского.

Лягушки замолчали, но подхватив тревожную весть застрекотали сороки. И кому это в рань такую не спится? Светать только-только стало, даже Весняна еще не явилась, а эти вон…

– Ишь, хорошо идут, – восхитился Ворон, забираясь на насиженное место. – Плотной группой… снимать?

– Погоди, – Леший отряхнул остатки полудремы. – Может, они с миром.

– С канистрами они, – проворчал Мазин, – а не с миром.

Невзрачную «Газель» гости бросили у дороги, оставивши при ней водилу – мужичка, который явно тяготился возложенною на его плечи миссией. А еще чуял что-то этакое, недоброе, и потому то застывал, вперившись взглядом в дальние дали, то принимался крутить башкой. И сигаретку скорее жевал, чем курил. Мужики же, вытащив из газели пару канистр прехарактерного вида, потащили их к лесу.

– Ишь… ироды, – возмутился Мазин. – Они что, лес поджечь собираются?

– Ну…

– Ты глянь! – донеслось из предрассветоного тумана, который несколько размывал и даже прятал фигуры. – Поле! Конопля!

– Что ты… в натуре конопля… огроменная какая.

Тут Леший согласился, поскольку синяя эльфийская конопля старательно росла. И вымахала метра на три, если вовсе не на четыре.

– Они чего там, совсем шибанулись? – искренне удивился один из гостей. – Коноплю ростить… и нагло так.

– А тебе дело?

– Ну…

– Тебе чего сказано было? Вылить в лес и подпалить…

– Так… это… я от подумал… может, не в лес? – в голосе мужика послышались заискивающие ноты. – Там же ж эти… медведи… еще найдут, подерут.

– Раньше думать надо было. Да и вот…

До Лешего донесся легкий энергетический всплеск. Гости явно активировали какой-то артефакт.

– Теперь нас ни один медведь не заметит… – важно произнес тот, что был за главного. – А леса не станет, и медведи…

Вот падлы. Леший, конечно, не медведь, но здешний лес давно успел стать ему родным и близким. А эти палить.

– Все одно… может… того… поле того? А от него лес займется… ну, если по краешку плеснуть. Для шуму хватит.

– Тебе…

– Не кипиши, – заговорил третий. – Горюня дело говорит. В лес этот… там кроме медведей может быть чего.

– Или кого, – подал голос Ворон. – Может, вальнем все-таки, а? Пока они и вправду поле не запалили.

– Достанешь?

– Обижаешь, шеф. Стоят красиво. Далеко разбежаться не сумеют. Ты только скажи, как. Начисто или чтоб поспрошать можно было?

– …так что поле…

И люди повернулись к полю. Канистра бухнулась о землю.

– Шеф?

– Погоди… – Леший и сам не знал, почему медлил. Приказ?

Да нет, теперь у него приказ довольно четкий. И поле вон государь-император самолично сеял, а потому покушения на него не простит. И совесть Лешего тоже мучить не будет. Но что-то все-таки мешало…

Люди меж тем двинулись к полю, остановившись на самом краю его.

Синие стебли покачивались, шелестели.

– Какая-то она… недружелюбная, – сказал первый из троицы. – Может, все-таки в лес… или как знаешь, но я в нее не полезу. Я вот…

И канистру пнул, которая от пинка опрокинулась, выплескивая содержимое.

– Шеф? – Ворон явно нервничал.

А Леший вдруг понял, что не так.

– Назад, – приказал он. – И тихо…

Шелест усиливался.

А ветра ведь нет. Нет тут ветра, а конопля шелестит, качается, клонится, причем волна эта бежит от леса к краю поля, туда, где застыли люди. И добежав, накрывает их с головой.

– Что за…

– Помогите… – раздался тонкий голосок и стих. А волна отхлынула, полетела в другую сторону, оставив на краю поля лишь канистры. Да и те – ненадолго. Треснула земля, будто просевши под весом их, а после и вовсе накрыла с головой.

– Шеф… что это было? – нервным голосом поинтересовался Ворон.

– Машину. Не упусти, – отдал приказ Леший.

И благо, выполнили.

Залесский быстро скрутил водилу, который, кажется, и не понял толком, что произошло. Впрочем, не только он. Были люди.

Не стало ни людей, ни канистр. Только синяя конопля покачивалась на ветру.

– Знаешь, я тут один старый ужастик смотрел, – Ворон подошел и встал рядом. Синее конопляное поле было спокойно и даже умиротворенно. – «Дети кукурузы» называется. Так вот… конопля – она по ходу страшнее будет.

– Погоди, – Леший покачал головой и, решившись, шагнул к полю.

– Шеф? – судя по голосу, Ворон явно нервничал. – Ты бы это… того…

– Не мешай. Я… пришел с миром, – почему-то казалось, что конопля понимает. – Я свой.

Стебли покачивались, крайние изгибались. И вот уже тонкие веточки потянулись навстречу, ощупывая лицо и шею. В прикосновении их не было угрозы, скорее уж чувствовалось любопытство. А еще знакомая, иная сила, исходившая от Весняны.

– Хочешь? – Леший создал огненный шарик. И веточки конопли потянулись, оплели его, пробуя. – Хорошая…

До него донеслось эхо радости, пожалуй.

– Ты… ты отдай этих людей, пожалуйста, – Леший все же не был уверен, что конопля или чем было это поле, понимает человеческую речь. А потому изо всех сил представил себе, чего хочет. Некоторое мгновенье ничего не происходило. Разве что шелест усиливался.

– Шеф, она волнуется…

– Не лезь, – рявкнул Леший. – Она не тронет.

Не должна бы во всяком случае. И потому Леший постарался стоять спокойно, когда ветка упала на плечо, другая облапала длинными листами голову и лицо. Он нахмурился, стараясь отдать мысленный приказ.

Или просьбу.

Пожелание?

Может, государя кликнуть… или там эльфа его? Эльф точно договорился бы. Но имелись у Лешего подозрения, что пока они туда и обратно, то и спасать будет некого.

Но нет, земля треснула, выпуская зеленый кокон.

– Спасибо, – сказал Леший, выдав еще один шарик силы, побольше первого. – И остальных тоже… пожалуйста.

Все же вежливость – это сила.

Через пару минут на земле лежали все три гостя, надежно упакованные зелеными стеблями. Леший чуть убрал те с лица, убеждаясь, что люди дышат. Один даже дернулся, заерзал, выдав сиплое:

– Помогите…

– Поможем, – пообещал Леший, подцепив кокон, чтобы утянуть его от поля. – Всенепременно поможем… мы тут и сидим, чтобы людям помогать.

– Ты… ты кто вообще?

– Леший я.

– Леший? Леших не бывает!

– А я вот есть…

Мужик задумался и молчал, долго, с минуты две. Леший успел и второго приволочь. Этот был без сознания, оно и к лучшему. Пахло от мужика перегаром, а вот от третьего – характерно так. Знакомо. Аж в носу засвербело-то. Где только эти падлы взяли спецтопливо?

Это ж…

Это ж лес бы полыхнул так, что… и хрен бы погасить вышло.

– Эй, – тот, который был в сознании, поерзал, пытаясь высвободиться. – Ты это… ты из-за леса, да? Обиделся, да? Что сжечь хотели… ты это, не обижайся. Отпусти… мы ж не хотели-то… сами-то… нас заставили… вот те крест!

Перекреститься не вышло, оно и к лучшему, ибо вранье такое Леший и без менталиста определить мог. А потому, присевши на ближайший кокон – пенечков поблизости не наблюдалось – он ласково попросил:

– А ты, мил человек, расскажи…

– Что?

– Кто заставил. Как заставил. И поименно, с подробностями.

Оно-то, конечно, в Центре их допросят по уму, но и Лешему надо знать, к чему готовиться.

– Шеф, а машину куда? – поинтересовался Залесский.

– Ну… сдай центру. Этих же все одно к точке придется на чем-то везти… – и наклонившись к лежащему мужику, Леший попросил: – Ты это, не молчал бы… а то ж я нервничать начну. Оно тебе надобно?

Надобно мужику не было.

И рассказывать он принялся, и говорил долго, хотя и бестолково. Да и не сказать, чтобы Леший что-то новое узнал.

– Слушай… – мужик облизал пересохшие губы. – А поле это… оно твое тоже, да?

– Это? – Леший повернулся.

– Ну… конопля… твоя да?

– Не-а… это не моя, – сказал Леший вполне искренне. – Это самого государя-императора конопля. Личная, можно сказать.

И ведь не соврал.

Только, кажется, не поверили.

Ну и хрен с ним.

Сдавать пленников отправился Мазин, а вот к Лешему осторожно так, бочком, приблизился Залесский-младший. И по хитрой роже было видно, что не просто так подошел, но с просьбой.

– А… можно мне в город прогуляться? – спросил Залесский робко, и глазки потупил.

– Зачем?

Тушенка еще была. Да и пирожков опять принесли, с пирогами вместе.

– Ну… цветов там куплю. Конфет каких… – Залесский вздохнул и признался. – Ты ж сам сказал, что пловцы скоро понаедут. А они же ж… они… у них же ж хари – шире плеч. Сами здоровущие. Наглые. А я вот маленький…

– Скажи еще, что беззащитный.

Залесский скромно потупился и ковырнул ботиночком мох. Беззащитный, стало быть… ну да, если б Леший его послужной список не видел, то, глядишь, и поверил бы. Вид-то у него не больно впечатляющий.

Совсем даже не впечатляющий вид.

– Ну так-то да… но они ж здоровые… а я вот нет.

– Это потому что диверсант должен быть мелким, вертким и живучим! – провозгласил Ворон. – Но да, у Черномора бойцы видные…

Залесский засопел и помрачнел паче прежнего.

– И они-то, – продолжил Ворон, – кого-то за яйца тянуть не станут.

Сопение стало громче и возмущенней.

– А оно тебе надо? – вздохнул Леший, заодно и сам раздумывая над вопросом неожиданно глобальным. – Сперва пирожки, потом конфеты. А потом оглянуться не успеешь, как в твоем доме какая-то баба заведется…

– Так ведь, – тяжко вздохнул Залесский. – Тогда хоть кто-то в этом доме будет… а то от меня и тараканы сбежали от тоски и бескормицы. Домой хоть не возвращайся… а тут, представь, приезжаю, а там пирожки.

– С борщом, – подсказал Ворон. – Что? Моя всегда борщ готовит.

Нет, это дурдом какой-то, иначе не скажешь.

Точно, воздух здешний на мозги влияет.

Или вода.

Или поле конопляное. Леший даже поглядел в сторону этого поля, и конопля, почувствовав внимание, приветливо закачалась.

– Пирожки с борщом… – протянул Залесский мечтательно.

– Или с мужиком в постели, – соглашаться Лешему не хотелось.

Из принципа.

– Вот… шеф… иногда ты как ляпнешь, – Ворон поглядел с укоризной. – А ты его не слушай. Это просто он у нас невезучий. И то потому что характер поганый.

– Да нормальный у меня характер!

– Вот-вот… поэтому бабы и бегут. А ты, если нормальная…

– Нормальная, – Залесский сказал это твердо. – И они… не изменяют, короче. Не могут. И не хотят. Если слово дадено… да и душа… когда одна на двоих, как изменять?

Ну да. Красиво звучит.

В теории.

Только на практике все эти теории полной жопой оборачиваются. Хотя, конечно… водяницы – не люди, да и… подумалось, что Весняна не стала бы изменять.

Наверное.

Или…

Или если бы могла, давно бы бросила мужа-неудачника? Муторно все это.

– И хорошая она… славная. Леля зовут…

– Уже и познакомиться успели.

– Ну так… случайно.

Врет и не краснеет. Вот, что значит, богатый жизненный опыт.

– Так… как? – прервал задумчивость Залесский.

– Сам или с братом?

А с другой стороны чего хорошего-то? Привязанность эта, как поводок собачий… собака-то хозяина не выбирает, любит такого, какой есть. И выходит, что если уж приняла и любит…

– Ну…

…или все еще сложнее?

От этой сложности у Лешего начала голова трещать. А еще от конопляного поля запахло свежей сдобой, и запах этот странным образом унял раздражение.

– Понятно, – сказал Леший уже спокойно. – В общем, задание. Идите в город, побродите, присмотритесь, что там да как… разговоры послушайте, на людей посмотрите. Себя показывать не надо. Вообще один идет, второй страхует.

Леший подумал и добавил.

– Мне тоже там купите чего… конфет каких.

– Каких?

– Понятия не имею. Каких-нибудь. Чтоб дети ели…

– Дети, мой друг, – Ворон хлопнул по плечу, – до определенного возраста, как тараканы, едят все, особенно то, что есть нельзя. Женщины… в зависимости от женщины. Главное, сковородку не покупайте.

– Почему? – Залесский удивился.

– Да как тебе сказать. Оно, конечно, подарок веский, солидный, но не когда им по морде… цветы не бери, в лесу хватает, свои добудь. А вот про конфеты я тебе расскажу… заодно… слушай, приглянь, может, чего хорошего в этом городишке есть? Мне подарок надо найти… жене… и не сковородку!

Вот…

Никакого уважения к начальству.