Текст книги "Леди и война. Цветы из пепла"

Глава 8
Отключение

Кроме ногтей и отсутствия штанов, больше ничего не вызывало подозрений.

…из мемуаров тайного агента

Забравшись на подоконник, я разглядывала узорчатую решетку и думала. Мысли были не то чтобы невеселые, скорее уж странные.

Кем я становлюсь?

Не Кайя, но именно я сама. Мне ведь не жаль Игэна Безземельного. Не потому, что он заслужил смерть. Не потому, что при возможности расправился бы и с Кайя, и со мной, и со всеми, кто находится в замке. Не потому, что смерть его выгодна теми слухами и сомнениями, которые она породит.

Мне просто не жаль. Ни абстрактно. Ни по-человечески. Никак вообще.

И переживаю я скорее из-за отсутствия жалости, которая была бы естественна в данной ситуации. Хоть ты истерику устрой, чтобы человеком себя почувствовать… но на слезы не тянет, а швырять чужую посуду – невежливо, да и до посуды этой далеко добираться. Рядом же со мной лишь фетровая шляпка, а ее бросить рука не поднимется.

…Кайя…

Он держится рядом, но в стороне, тактично не мешает мне предаваться самокопаниям.

…я сильно изменилась?

…нет.

И молчит. Минуту. Две. Десять. Невыносимо слушать тишину.

…жалости на всех не хватит, сердце мое. Ты ведь не безразлична к тому, что происходит с Йеном. Или с нашей дочерью. Со мной. С дядей, с Урфином… тебя хватает на многих. Но не на всех.

Он садится на пол, рядом, прижимается щекой к моей ладони.

…видишь, ты переживаешь из-за того, что мне плохо. Из-за гипса тоже.

…его рано снимать!

…в самый раз. Пользы от него нет, а мешать – мешает.

Его шрамы на голове не исчезли. Почему-то мне казалось, что если Кайя избавится от блока, то и от шрамов тоже. Но эти безопасны, в отличие от тех, которые внутри.

На душу гипс не наложишь.

…всего неделя!

…девять дней. Это больше, чем нужно. Йен не совсем человек. Вернее, сейчас он скорее не человек.

…ты тоже таким был?

Он жмурится и запрокидывает голову, позволяя гладить шею. Черного за эти дни стало меньше.

…наверное. В этом возрасте инстинкты сильнее разума, это увеличивает шансы на выживание. Так Ллойд говорит.

…как он?

…с ним… непросто иметь дело. Он спрашивает о том, о чем бы я не хотел говорить, и давит, пока ответ не получит. Но потом действительно становится легче. Он считает, что мне следует поделиться с тобой, и, наверное, прав, только…

…когда сам поймешь, что тебе это надо. Хорошо?

Когда он вот так на меня смотрит, у меня голова кругом идет. И краснеть начинаю, как девочка.

…ты очень красивая. Иза, нам скоро придется уехать.

А я думала, что есть время до осени. Осень ведь еще не скоро.

…если еще наступит.

Как-то не по вкусу мне нынешнее его настроение. Что за лирика декаданса? И, захватив рыжую прядь, дергаю.

– Выкладывай.

…Хаот не желает отступать. К войне они не готовы, но попытка прорыва будет. И скорее всего, недалеко отсюда, чтобы в случае неудачи можно было обвинить меня.

Вот тебе и мирные семейные посиделки.

Когда же это все закончится?

Кайя просто снимает меня с подоконника. В его руках уютно и надежно, вот только не следует обманывать себя. Хаот… это куда серьезней, чем мятежники и пушки.

– Не бойся. – Шепот Кайя прогоняет страх. – Мы ждем их. Мы готовы к встрече. И нам нужно лишь узнать место… они сами скажут. Уже почти сказали.

Он меня баюкает, как ребенка, я себя ребенком и чувствую.

Помню глянцевые каменные глаза мага, в которых я почти утонула. Волю, почти сломавшую Сержанта… собственное желание подчиняться.

…его больше нет. И других не будет. Мы закроем мир, но… нам нужна энергия. Хаот ее предоставит.

…закроете…

…не насовсем. Так уже делали после войны. Система рекомендует пару сотен лет… пара столетий мира – это же много. Нам хватит.

Не только нам, но чего это будет стоить? Я уже усвоила, что у всего здесь есть цена.

…справимся, сердце мое.

Я верю ему.

Что мне еще остается делать, не плакать же в самом-то деле? Кайя обнять. Закрыть глаза и слушать такой знакомый ритм сердца. И утешая себя, думаю, что я буду рядом.

…к сожалению, да. Мы с Ллойдом перебрали все возможные варианты, но я должен буду полностью себя контролировать. А это возможно только в том случае, если ты рядом.

Меня, в отличие от Кайя, данный вариант всецело устраивает.

Он же вздыхает и утыкается носом в макушку.

Гипс Йену все-таки снимают, несмотря на то что я не слишком верю в столь быстрое срастание костей. Но док твердит, что все замечательно.

Кайя с ним согласен.

А Йен, маленький рыжий лис, просто-таки счастлив избавиться от обузы. Он трогает ногу, покрасневшую шелушащуюся кожу, поворачивает влево и вправо, вытягивает стопу и пальцами шевелит. На ноги становится сам и первый шаг делает осторожно, словно наново к ноге привыкая. От ботинок отказывается, шлепает босиком.

…Иза, он не способен простудиться. Подхватить корь, ветрянку, свинку… что там еще?

…много чего. У меня большой список.

…и весь твой список тоже.

Йен держится за мою юбку, но с видом предельно независимым. Во второй руке он несет обломок гипса.

…не ворчи, сердце мое.

…буду.

Хочется мне. И вообще, отбирать у женщины возможность иррациональных переживаний бессердечно. Я лучше буду волноваться о том, что пол холодный, сквозняки гуляют и местные крысы переносят чуму, нежели о грядущей встрече с магами Хаота и призраке апокалипсиса, который маячит где-то вдали. Со сквозняками я хотя бы бороться могу.

…что мне сделать, чтобы тебя успокоить?

…ничего. Это… просто слабость. Я справлюсь.

Кайя целует мою руку, проводит большим пальцем по линии жизни, которая тянется до самого запястья, и значит, я проживу долго.

Мы оба проживем долго.

И черт побери, счастливо, поскольку иначе все эти танцы не имеют смысла.

…все будет именно так, сердце мое. Так и никак иначе.

Письмо принес Урфин и, протянув мне мятый конверт, скрепленный парочкой восковых печатей, сказал:

– Я не вскрывал.

Вот и мне как-то не хотелось.

«Драгоценная моя хозяйка…»

Почерк размашистый, неровный. Строки ползут то вверх, то вниз. И крупные буквы, растянувшиеся было, вдруг мельчают, словно жмутся друг к другу в страхе.

«Не так давно случилось мне встретиться со старым другом, человеком общительным и несдержанным на язык. Кое-что из его рассказа, полагаю, представляет интерес не только для меня…»

Второй лист сложен и запечатан.

«…но оставляю за тобой право распорядиться информацией по собственному усмотрению. Если супруг твой пребывает в более здравом уме, нежели в нашу последнюю встречу, предоставь это дело ему. В противном случае разбирайся сама. Уверяю, что в силу некоторых обстоятельств мой друг был предельно искренен и рассказ его заслуживает доверия.

В остальном же в городе становится скучно.

Суета. Кровь. Призывы защищать свободу.

На Оружейном дворе льют пушки. Порох тоже делать наловчились. Вот только закупкой материалов ныне занимаются сомнительного свойства людишки, а мастеров грамотных на Площадь Возмездия спровадили, оттого и сомнения меня, драгоценная моя хозяйка, разбирают в том, что пушки эти способны сделать больше одного выстрела. Но выглядят солидно.

Поговаривают еще, что нашелся хитрый человек, который велел делать пушки из гипса, а сверху красить бронзовой краской. Что будто бы выглядят они точь-в-точь как настоящие, особенно если с городских стен рассматривать. И что идея эта многим по душе пришлась.

Идиоты.

Нет, я понимаю, что гипсовые пушки куда дешевле бронзовых, но чем они стрелять собираются? Листовками? Или «Голосом Свободы», тираж которого в последние дни не распродается, поскольку те, кто новости берет из газет, их себе ныне позволить не могут. Те же, кто обладает средствами, больше озабочен сохранностью этих самых средств.

К слову, хочу предупредить, что, по официальной версии того же «Голоса», супруг твой был казнен в третий день лета на площади, а тот, кто выдает себя за Кайя Дохерти, есть самозванец и ставленник угнетателей народа. Народ же готов отстаивать свои права с оружием в руках… во всяком случае, тот, кому сбежать не удалось. Оружия в руках у него много, вот только вопрос, против кого оно обернется, и правительство это понимает. Распорядились раздавать хлеб бесплатно. Откуда только взяли?

Но знаю, что замковый ров почистили. И на стенах поставили пушки, вовсе не в городе отлитые, из прежних запасов. Всерьез готовятся встречать.

За сим откланиваюсь,

верный ваш вассал, Юго.

P.S. Надеюсь, младший рыжий жив и пребывает в полном здравии?»

Я отдала оба письма Кайя. Первое он прочел быстро, а вот второе…

…лист переходит к Урфину.

А я понимаю, что это письмо многое изменит.

…Кайя? Что в нем?

…ничего хорошего. Но и ничего, с чем бы я не справился.

Он не лжет, но и не говорит всей правды. Я слышу его печаль, которую Кайя не пытается скрыть. И меня обнимает, прижимает к себе так, словно боится, что я вдруг исчезну.

– Может, оставишь это мне? – Урфин возвращает послание.

– Нет.

Они не способны смотреть в глаза друг другу.

…я расскажу тебе все, что знаю. Но сначала я сам должен понять. Останешься с Урфином?

…останусь.

…я… ненадолго.

Не сомневаюсь. Надолго Кайя уйти не способен. И то, что происходит, достаточно серьезно, если он все же решается покинуть меня.

Мы остаемся втроем, и Урфин, предваряя вопрос, отвечает:

– Все совершают ошибки, Иза. Просто… некоторые обходятся дорого. А самое мерзкое, что прошлого не исправить. Он бы хотел, я верю, и… и наверное, я много говорю.

– Или мало.

Мы оба знаем, что задавать вопросы бесполезно. И Урфин, присев на ковер, вытаскивает из кармана разноцветные стеклянные шарики.

– Смотри, как я умею. Хочешь, научу? Конечно, у тебя пока руки маленькие, но это со временем пройдет…

В ладошке Йена помещается два шарика, а третий все время выскальзывает, норовя укрыться под кроватью. И Йен лезет за ним, вытаскивая помимо шарика клочья пыли.

– Скоро мы уедем. – Урфин говорит это мне. – Дня через два или три… Иза, если вдруг со мной что-то случится, ты же не позволишь Тиссе сделать глупость? Я знаю, что Кайя их не бросит, но для нее он чужой. Просто не поймет, если что-то вдруг не так. А ты поймешь.

Шариков в его карманах множество, они рассыпаются по ковру, к огромному неудовольствию Йена. Он пытается собрать стеклянные сокровища в кучу, но шарики скользкие и юркие.

– Ты не думай, что я помирать собираюсь. – Урфин ловко извлекает шарик из уха Йена, чем приводит того в недоумение. Йен засовывает в ухо палец, проверяя, не осталось ли в нем посторонних предметов. Так же тщательно изучает второе. – Но война – дело такое непредсказуемое. Я хочу, чтобы она была счастлива. Лучше, конечно, если со мной.

Еще один шарик прячется в волосах.

– Если же нет, то просто счастлива…

Ну да, куда уж проще: объяснить, как быть счастливой без того, кто нужен. У меня вряд ли что-то получится, потому что я сама не понимаю, возможно ли это.

– Постарайся выжить.

Что еще сказать?

Ничего. И мы молчим, глядя, как Йен составляет из разноцветных шариков одному ему понятную картину.

Паук сидел на затылке. Дар чувствовал его – членистые конечности, толщиной в волос, что вошли под кожу, массивное тело в серебряной оплетке и налитый кровью лиловый камень. Он сжимался и разжимался, передразнивая ритм сердца.

– Вы же понимаете, что с моей стороны было бы глупо полагаться исключительно на доверие и ваше благоразумие. – Тогда Харшал раскрыл черную коробку и вытащил паука. – Будет немного неприятно, но… вы ведь достаточно терпимы к боли.

Как таковой боли и не было. На ладони паук ожил и пополз, следуя руслу вены, выбирая направление по одному ему известным приметам. Дополз до шеи и прилип. Серебряные лапы долго ерзали по коже, бессильно царапая, но все же сумели проникнуть.

– Неудачно… но поднимете воротник повыше. Зато я буду знать, куда вы направляетесь. Да и о том, как вы себя чувствуете.

– И о чем думаю?

– О нет, поверьте, это досужие сплетни.

Сказано искренне, и Дар на подсознательном уровне понимает – его визави, которому очень хочется свернуть шею, не лжет.

– Еще неделя-другая, и это, – он дотянулся до существа на затылке, – издохнет.

– Попытайтесь управиться раньше, мы же не хотим недопонимания…

И вот теперь тварь на затылке пульсировала, усиливая и без того невыносимую головную боль. Накатывать стало с вечера, но Дар терпел. Кажется, временами он терял сознание, и конь, пользуясь возможностью, переходил на шаг, он бы и вовсе остановился, сбросив странного неприятного всадника, но удача пока была на стороне Дара.

Удача – фактор переменчивый.

…накрыло волной. Красной. Яркой, как мамин шарф из газа. Летит с балкона, пластается по ветру змеей. Дар протягивает руку, чтобы поймать. Не дотягивается. Еще немного… самую малость… если вторую руку отпустить… ногами он прочно держится за колонну.

Получается. Ткань скользит по пальцам, обвивает, и Дар с трудом удерживается от желания немедленно ее стряхнуть, до того она холодная и скользкая.

Не шарф – змея.

Но он уже взрослый. Ему скоро одиннадцать, и он знает, что делает – комкает шарф и засовывает за пазуху. Мама в последнее время совсем невеселая, Дар принесет шарф, и она обрадуется, хотя бы ненадолго.

Раньше у нее было много шарфов. И украшения. И платья… а теперь она почти все время плачет. И папа ходит злой.

Дар спускается по колонне, цепляясь за виноградные плети. Ему даже хочется упасть и сломать руку или ногу, чтобы как в прошлый раз. Тогда мама целую неделю была рядом. Рассказывала обо всем, что происходит в городе, и читала вслух о приключениях хитрого купца, который продал край мира, играла в шахматы… отец ворчал, что так она Дара разбалует. А ему было хорошо.

Он всерьез подумал, что если спрыгнуть с балкона, то…

…отец поймет, в чем дело, и, скорее всего, под замок посадит. Это справедливо.

И вообще взрослые люди отвечают за свои поступки. А Дар взрослый, через месяц еще взрослее станет, жаль, конечно, что этот день рождения не будет похож на те, которые он помнит. Правда, воспоминания очень смутные, потому что те дни – давно.

А система не понимала, чем этот день отличается от прочих, а домой отпустить отказывалась. Нерациональная трата ресурсов…

В саду разложили костры, и мамины розы покачивались от жара, но розы – это несерьезно. И праздники тоже. Это эгоистично – веселиться, в то время как кто-то где-то страдает. Брат много говорил о долге и обязанностях, о том, что все равны и, значит, страдания одного – это страдания многих… и еще что-то. Дар понял лишь, что дня рождения у него не будет.

…у костров сидели люди, которые громко орали песни. Они ели руками, руки вытирали об одежду, кости швыряли в костры, а мочиться ходили к розовым кустам.

Дару люди не нравились.

И он обошел их стороной.

Жарко… и спина чешется, точно комары покусали, особенно под левой лопаткой, просто-таки невыносимо свербит. Дар пытался посмотреть, что там, но, как ни выворачивался перед старым зеркалом, ничего не увидел. И глаза прежние, блеклые…

…нет, Дар знал, что никогда не станет таким, как брат или отец, потому что уже слишком взрослый, и система сказала про сбой реализации программы. Но спина-то чесалась. Или это от одежды? Неприятная, жесткая. А мамин шарф согрелся… зачем было отбирать у нее наряды?

Дар пробрался во дворец через боковую дверцу, которой пользовались слуги, раньше, давно, сейчас слуг почти и не осталось. Как могут свободные люди унижать себя, прислуживая кому-то?

До родительской спальни добрался без приключений и замер перед дверью.

Родители ссорились?

Они никогда не ссорились!

– Я сделал то, что должен был сделать давно! – Отец в жизни не повышал голоса на маму. На Дара, случалось, орал. И бывало, что не только орал, но вот мама…

– Это наш сын!

– Уже нет. Посмотри. Он безумен. А у меня не хватает сил гасить его. Эли, мне не двадцать и не тридцать. Мне шестьдесят семь. И я сломаюсь, если дойдет до прямого столкновения, а вскоре дойдет, потому что он забыл, кто я ему. И кто ты.

Молчание, от которого опять становится жарко.

И Дар отступает от двери. Он не хочет слушать это…

– Без него я продержусь еще лет двадцать. Возможно, получится распечатать Дара. А если нет, то… Дохерти может позволить себе второго сына. Он упрям, но понимает, что такое долг…

Брат забрался в нишу, где раньше стояла ваза.

Он странный.

И ходит босиком, потому что не способен испытывать холод.

– Тихо, – шепчет брат, прикладывая палец к губам, и Дар кивает. – Он хочет меня убить. Не сам, он слишком слабый, чтобы сам.

Глаза красные почти. И на лице – одна чернота.

– Он мне мешал, мешал, а теперь позвал других… думал, что я не узнаю. А я узнал. Я не стану их ждать. Успею. Что у тебя?

Брат схватил за плечо и сдавил пребольно.

– Тише… – Вытащив мамин шарф, он прижал его к лицу. – Они сказали, что если я сделаю все правильно, то ее вернут.

– Кого?

– Ее.

Пальцы просвечивали сквозь тонкую ткань, и нарядный алый цвет становился каким-то грязным.

– Она не умерла…

…Дар понял, о ком идет речь. Ее имя запрещено было произносить вслух. А ее портрет исчез из картинной галереи. Дар не представлял, как выглядела та женщина, которая свела брата с ума, но вполне искренне ее ненавидел.

– …ее забрали, но вернут. Я сделаю, что они хотят, и ее вернут. Только это тайна.

Он положил руку на затылок, притянув Дара к себе.

– Никому не говори, ясно?

Пальцы горячие и точно в голову лезут.

– Откроешь рот, и я тебя убью…

– Отпусти его! – Голос отца доносился откуда-то издалека, Дар уже и не знал, где находится. Там жарко и много красного. – Слышишь?

– Слышу.

Отпустили. Оттолкнули. И, прижав палец к губам, подмигнули.

– Дар, иди к себе…

– Я только хотел объяснить ему, что мы все делаем неправильно.

– Кто «мы»?

Отец тоже совсем чужой. В ярости или почти в ярости и от Дара отмахивается. Он не станет слушать.

– Такие, как ты. Или я. – Брат наклоняется. – Нельзя притворяться богами. Мы люди. И должны жить как люди.

– Мы не люди. Ты это знаешь. Дар, иди к себе.

Идет, но недалеко. В стене много ниш, и если прижаться к одной, то все видно.

– Отпусти его. – Отец устал.

– Я не могу. Хотел бы, но не могу… это неправильно… я… пойду?

– Куда?

– В храм…

…и останется там до ночи. Закат будет красным, как мамин шарф, и огненные кошки выйдут на прогулку. Дар услышит волну и испугается, что утонет в ней. Он будет пить ее, горькую, душную, столько, сколько сможет. А потом внутри у него не останется места.

Сгорит что-то.

И Дар придет в себя на подоконнике, не способный противостоять зову ночи…

…и на земле. Теплая, еще дышит паром. И Дар ловит этот ее острый, пряный запах. В носу хлюпает. Кровь? И из ушей шла. Из горла. Хорошо, что Меррон нет, опять бы переживала.

Он вернется.

Ведь обещал и, даже если бы не обещал, все равно вернулся бы. За ней и ублюдками, которые разрушили его дом.

…большой секрет.

…обещали вернуть.

…если сделает то, что хотят.

Встать получилось. Вырвало, правда, но это мелочи… был шанс. У всех. У родителей. У него. Даже у тех тварей, которых повесили вдоль дороги. Всего-то на сутки опоздали… на сутки всего. Если бы отец позвал чуть раньше…

Лошади Дар просто велел подойти и, кое-как забравшись в седло, ткнул пятками в бока. Скоро издохнет, но не раньше, чем он пересечет нейтральную полосу. К тому времени он будет достаточно чужим, чтобы Ллойд услышал.

Так и вышло.

На территории Ллойда нечем дышать. И воля хозяина вызывает одно-единственное желание: отступить. Здесь Дару нет места.

Должен.

Будет ждать. Если повезет, то дождется.

Паук на шее пульсировал часто, словно захлебывался.

Приступ. На этот раз почти агония. Дар не знал, сколько времени прошло. Наверное, много, если он услышал:

…Биссот?

…я… Хаот… опасность… помощь…

У него не получается говорить, и усилие ментальное грозит реальной немотой. Паучьи тонкие лапы тлеют.

…уходи на нейтралку, легче станет.

Сотня метров. Сотня шагов, но каждый дается с трудом, он точно увяз в кисельном плотном воздухе.

…не приближайся. Опасность.

…слышу. Не приближаюсь. Успокойся. Вода с собой есть? Пей маленькими глотками. И не дави. Просто вспомни, что было.

На нейтралке – родник, расколотый камень, словно козье копыто, и вода просачивается сквозь трещину. Пить ее сложно, скорее слизывать приходится, но и вправду становится легче.

С воспоминаниями не выходит, они мешаются друг с другом. Дом. Шарф. Меррон, которая наверняка выскажет все, что думает. И пусть говорит, лишь бы ее вернули. Брат. И красная ночь.

Паук на шее.

Цепочка на груди.

…я понимаю, не пытайся пока контролировать поток. Со временем научишься.

Дар не пытается, на это уже не хватит.

…вот, значит, как получилось. В принципе все сходится. Проворонили тебя. Но я рад, что ветвь жива. А теперь слушай, что надо делать. Сначала паук. Ты его ощущаешь?

…да.

…четко?

Более чем.

…хорошо. Нам нужно время, а оно есть, пока поводок жив. На тебе он долго не протянет, это плохо, но сейчас он мертв настолько, что не увидит разницы между тобой и…

…лошадью. Серебристая тварь, изрядно почерневшая, клещом впилась в шею коня. И животное, утомленное скачкой, покорное, все же нашло силы встать на дыбы.

Дар его успокоил.

Получится. Все должно получиться…

…если лагерь по-прежнему на нейтралке, то Гарт доберется. Молодой, бегает быстро и за день-два доберется.

Лагерь не станут переносить, его разбили там, где потоки нестабильны. И если уберут, то недалеко. Но вот есть ли у них эти день-два.

…есть. Ты ведь только-только добрался.

А Дару казалось, что он здесь давно.

…нарушение восприятия времени – это нормально. Позже пройдет. Маг видит, что ты добрался до реальной границы, и будет ждать моего появления.

Ллойд говорит так, что хочется ему верить.

…я здесь совсем по другому поводу.

Дар не хочет знать, по какому именно. Воды в роднике мало. И горькая. Кажется, его вот-вот опять вырвет.

…терпи. И не сопротивляйся. Чем сильнее ты сопротивляешься, тем хуже будет. Приляг куда-нибудь и попробуй выровнять дыхание. Если получится заснуть – хорошо. Нам всем пригодятся силы.

…я… не должен был… меняться.

…или должен, но раньше. Ты начал. Еще тогда, помнишь?

Лег Дар у родника, щекой на мокрые камни. Почти хорошо. И можно отвлечься на то, чтобы считать вдохи и выдохи.

…но попал под волну и перегорел. А дальше – домыслы. Или поводок тебя блокировал. Или просто время нужно было, чтобы восстановился. Или очень сильный стресс, чтобы запустить механизм. Честно – не знаю, как не знаю, что из тебя получится. Но мы разберемся. Со всем по порядку. А начнем с Хаота…

Он слышал Ллойда четко. Ясно. И точно знал, где тот находится. Недалеко, но на своей территории, на самой границе сети, которая расползалась от Дара. На его груди – призрачный цветок с нитевидными лепестками. Каждое вытягивается, плывет в воздушных потоках, стелется по земле, выискивая ту самую, нужную жертву.

…красивая игрушка. Подозреваю, что просто снять ее не выйдет. Сработает на взрыв.

Возможно. Цветок исследует Дара, но не он – цель. Лишь носитель. И взрыва не боится.

…лежать! Еще успеешь сгореть по дури. Этот анемон иначе убирать надо…

Эта идея была совершенно безумна. Вот только других вариантов не имелось.

Дар очень надеялся, что Кайя Дохерти не откажет.

И прибудет вовремя. До того, как сдохнет серебряный паук, который пульсировал на лошадиной шее прежним безумным ритмом.