Текст книги "Немецкое счастье с русским акцентом. Дас ист фантастиш в стране голых саун, пивных фестивалей и серьезных (но это не точно) бюргеров"

Немецкий язык

И тут я решила написать про наши отношения. Про то, как мы впервые встретились и совсем не понравились друг другу, как потом появилась симпатия, переросшая в дружбу, и затем, кажется, и что‑то серьезное промелькнуло между нами. Про наши притирки, разногласия, ссоры и жаркие примирения. Короче, про меня и немецкий язык.

История с немецким началась в мои десять лет, когда я перешла в пятый класс и обнаружила, что теперь два раза в неделю утром мне будут говорить «гутен морген». Ну что ж, пусть будет так, никто не обещал, что жизнь – это легко. Здесь мы с моим немецким прошли рука об руку семь лет, я даже научилась читать и писать и заработала «отлично» в аттестат. На этом, пожалуй, разойдемся, решила я. К чему эти бессмысленные затянутые отношения. Но ему, хитрюге, удалось проскользнуть за мной в университет. Специальность у меня была «мировая экономика», нужен был второй иностранный язык. И вот уже «гутен морген» мне говорили трижды в неделю. И хотя язык я учила долго, тексты экономические переводила, читала статьи из журналов, немецкий лучше знать я не стала. Потому что: а) в обучении был упор на письменной части, а не на устной; б) язык не очень‑то мне нравился. Однако тут случилась та самая судьбоносная поездка в Германию, и я поняла: немецкий, а ты ничего, давай дружить! Ну и так как план по взятию немецкого университета в плен уже зрел, то перед отъездом я еще год занималась с репетитором. Сдала языковой экзамен на все четверки и отчалила в Германию.

Там‑то я и поняла, что знаю формы всех прошедших времен – хоть во сне разбуди, расскажу. И что девочка в немецком среднего рода, а молоко – женского. Еще могу прочитать «Лорелею» Генриха Гейне наизусть. А вот заказать шницель – не могу. Спросить, где библиотека, тоже страшно. Или купить сим-карту – только на английском. К счастью, моя магистерская программа как раз и предполагала, что мы, мягко говоря, не гении в немецком языке (только в английском немного). Поэтому первый год нам давался на совершенствование языка, предлагались языковые курсы и все лекции только на английском. Но мне хотелось всего и сразу, поэтому я пошла еще на дополнительные курсы в языковую школу.

Там я узнала, что таких негениев, как я, хватает и в других сферах, многие из них уже работают. А главный секрет успеха – это отпустить страх сделать ошибку, ну и бокальчик вина в руке. Так первые полгода я и учила язык.

А затем настало время выхода из зоны комфорта на безалкогольной основе – поиск работы. На собеседованиях я пошла во все тяжкие – делала ошибки, разговаривала, и снова делала ошибки, и снова говорила. Со временем ошибок стало меньше, а удовольствие от языка и осознание, что я могу на одном дыхании сказать Geschwindigkeitsbegrenzung (ограничение скорости), взяли верх.

Первая моя работа, а точнее, практика, полностью на немецком, с немцами была в компании «Lufthansa». Да, той самой. Это место мне досталось вполне случайно и после работы в русскоязычной фирме. Именно поэтому мой немецкий оставлял желать лучшего. Коллеги это понимали, но упорно не переходили на английский. И мучили меня своим языком Гете. А больше всех мучил мой куратор практики. Кажется, он тогда решил: а что, если научить эту русскую хорошему немецкому? Поэтому у нас с ним сложился такой негласный ритуал: каждое утро он заходил ко мне в кабинет (да, у меня был кабинет), брал стул, садился рядом, и мы разговаривали. Просто разговаривали обо всем на свете. Сначала я изображала верного молчаливого пса – кивала, улыбалась, делала удивленные глаза там, где нужно, и не произносила ни слова. Потом я стала робко бросать односложные фразы. Потом уже и не робко. А к концу практики у нас сложился вполне приличный диалог на равных. Поэтому херр Берн стал моим проводником в светлый мир немецкого без страха, стыда и ошибок. Почти без ошибок.

На сегодняшний день ситуация следующая: сказать могу все, что хочу, понимаю все, знаю бизнес-немецкий и как зовут героев детских сказок. А вот артикли, бывает, путаю, пословиц знаю мало, ругаюсь на русском. Но главное – язык стал не целью, а средством коммуникации.

Бывают ли курьезы из-за языка? Конечно, но и у них есть свой шарм. Так, однажды в магазине нижнего белья я не поняла, чего хотела консультантка, и случайно показала ей (к счастью, это была девушка!) свою грудь. Очаровательно же? Да!

Или как‑то мы с подругами купили двадцать килограммов бананов. Очень случайно и вкусно, но очень непрактично.

Раздали всем соседям, испекли банановый хлеб, банановый пирог, банановые чипсы, банановое печенье и банановые чебуреки. Сил не было видеть эти бананы, но зато на таком банановом фоне решили взяться за свой немецкий, чтобы впредь понимать, что предлагают. А самые курьезные случаи происходят с ударением в немецких словах и с мужем. Мужа я не ударяю. Только слова произношу так, что по прошествии семи лет он все еще помнит и хихикает.

Но иногда и сам язык подставляет подножки. Как‑то я оказалась на детской площадке с дочерью и несколькими немецкими мамами. Семь лет в Германии, немецкий диплом, карьера в фирмах, мать, наконец, – все ходы просчитаны, вероятность сесть в лужу стремится к нулю, думала я. Но нет, тут мимо пробегает собачка, и я кричу своему ребенку: «Дас ист ав-ав!» (Это ав-ав, то есть собака).

Немецкие мамы переглянулись, на их лицах было написано: «Кто ее вообще сюда пустил». Так за милой объяснительной беседой мы выяснили, что высшее образование и курс бизнес-немецкого бесполезны в вопросе бытовых тем. Животные на немецком говорят совсем на другом языке – зверином немецком. Надеюсь, его скоро тоже будут преподавать в университетах, чтобы образованные люди не позорились, как я тогда.

Итак, немецкая собака говорит «вау-вау» (удивляется, может, чему‑то), а кошка – «мьяу-мьяу» (просто у нее легкий немецкий акцент). Немецкие курица и петух тоже ушли недалеко со своими «гаак-гаак» и «кике-рике». Но самую свинью подкладывает свинья со своим немецким «оиньк-оиньк». Считаю, в университете должен быть отдельный предмет – свинофонетика.

Многим кажется, что немецкий – очень грубый язык и звучит как проклятие. Я готова это опровергать днями и ночами. Для меня немецкий язык, наоборот, очень мягкий, многие звуки произносятся нежнее, чем в русском, а сами немцы любят умилительные сокращения. Так, мой начальник – двухметровый представительный мужчина – ест на завтрак «шоки» и «капу» (шоколад с капучино). Божечки-кошечки, как же мило.

Или многие ласково сокращают фамилии своих знакомых. Так, коллеги Маттерн и Швайнштайггер стали Матти и Швайни. Таких слов в языке очень много, и местами кажется, что говоришь с дошколятами, а не с серьезными дядями и тетями. Но сокращения добавляют свои пять копеек в шарм немецкого языка.

И последний важный момент – акцент! Почему‑то все изучающие немецкий очень сильно мечтают избавиться от своего акцента – ходят на курсы, нанимают репетитора, повторяют все слова за местными. И дело, конечно, благое и нужное. Но стоит быть готовым к тому, что: а) не всем дано избавиться от акцента; б) всегда найдутся люди, желающие об этом напомнить. Даже сейчас у меня время от времени случаются ситуации, когда водитель автобуса не понимает, до какой остановки мне пробить билет, или сотрудница кафе дает зеленый чай вместо ромашкового и – о, это самое ужасное – мне приносят не ту булочку в пекарне.

Я, конечно, немного грущу, но не больше, потому что знаю, что не у всех есть талант понимать родную речь в исполнении иностранцев. И не все иностранцы могут избавиться от акцента. Но это не всегда необходимо, ведь акцент делает нас теми, кто мы есть, и напоминает, откуда начался наш путь.

Замуж за мужа

Свою жизнь после окончания немецкого университета я представляла примерно так: стою такая красивая в центре Москвы, в руках у меня диплом европейского вуза, и все работодатели бегут ко мне. Все работу предлагают, конечно, интересную и с огромной зарплатой. А некоторые, может, и сразу в драку за меня, потому что такие кадры всем нужны. В общем, не планировала я в Германии задерживаться.

Но как‑то случайно я дописала дипломную работу, и фирма, где я в это время работала студентом-ассистентом, предложила мне контракт. На полный рабочий день, взрослая работа, красивая цифра в евро. Еще и сфера мне интересная – финансы. Ладно, решила я, немного поработаю и вернусь. Потом мне еще визу к этой работе не хотели давать, становилось интереснее и загадочнее, но отступать уже не хотелось. Страсти улеглись, визу получила. Ладно, поработаю год – и домой, к московским работодателям и маме, они ведь ждут. И тут я встретила ЕГО!

Paul – тогда еще не муж, но уже Paul. Гений, миллиардер, филантроп, хотелось бы мне написать. Но нет. Даже лучше. Информатик, юморист, немецкий бюргер, любитель колбасы, шляп и моих блинов.

История знакомства с мужем уходит в 2009 год и ту самую первую поездку в Германию на языковые курсы. Пока я любовалась студентами на траве и влюблялась в страну, моя подруга знакомилась с моим будущим мужем.

В тот год мы месяц учили язык и жили в общежитии в одном городе на западе страны, где обитал Paul и заканчивал последний курс своей учебы. С моей подругой они жили на одном этаже, пересекались, болтали на общей кухне. И да, наша с ним линия в этой истории отсутствует – мы с будущим мужем в ту поездку не виделись и не знали друг о друге. В день отъезда Paul возле лифта назвал подруге адрес своей почты, а она взяла и запомнила. Боже, как здорово иметь подруг с хорошей памятью! Ну она и написала ему спустя какое‑то время. Так люди и общались друг с другом несколько лет. Без романтического подтекста. Просто как люди-человеки. Говорят, так бывает еще.

А спустя пять лет, когда я жила и училась в Гамбурге, эта подруга решила навестить меня. Ну и Paul прикатил. Помню, в ту встречу я все время смеялась над его лысиной и шляпой и пекла блины. Этим и сразила его, точнее, попала в самое сердечко. Подруга уехала, а у нас остались контакты друг друга. Мы общались, спустя всего каких‑то девять месяцев объявили себя парой и… заселились в домик, предположите вы? Нет, продолжили жить каждый в своем городе. Paul проезжал каждые выходные по тысяче километров туда и обратно. Вот так хороши были мои блины.

Где‑то спустя год отношений мы оба решились на важное и непоправимое – знакомство с родителями. У моего мужа есть только мама, пожилая фрау. Милая, приветливая, она уже лет десять как ждала меня. Ну, не прямо чтобы меня, но кого‑то очень похожего. Познакомились мы с ней на ее юбилее. Тогда она одновременно и узнала о моем существовании. Вот так хитер и коварен оказался Paul – просто он меня пригласил, а маме не сказал. Ах какая шутка вышла! Дело было в ресторане, гостей много, мы с ней сидели за разными столами. Но она постоянно на меня смотрела. Ну еще бы, десять лет ждала. Пообщаться нам тогда не удалось, поэтому она пригласила нас в гости на следующий день. Я принесла цветы и торт. И очень волновалась. Но все прошло отлично, она тоже оказалась болтушкой. Вот такой скучный счастливый конец. Хорошо, что с моими родителями было не так.

Знакомство будущего мужа с моими папой и мамой состоялось в Праге. Неслучайно. Мы уже тогда год встречались. Мне 27, ему 39. Родители были очень взволнованы – что это за почти сорокалетний мужчина у их младшенькой? Да еще и в шляпе! Приглашали нас в гости в Ростов. Paul отнекивался как мог – чужая территория, юг России, папа 108 килограммов. Так рисковать он не хотел, к тому же у него не было ни визы, ни загранпаспорта. Зато были страх и еще несломленный браком дух. Родители тоже считали, что приезжать в Германию из-за какого‑то херра («мужчина» по-немецки, если что) им не комильфо. С такими родителями и возлюбленным я никогда замуж не выйду, решила я и организовала нам встречу на нейтральной территории. В Праге. Все прошло хорошо, даже замечательно, но очень нервно и волнительно. Папа аж снова закурил. Отдельное спасибо чешскому пиву, сгладило много острых углов в те дни. Во-первых, Paul очень понравился родителям, и все вопросы на счет возраста были сняты. – Да он же парень! Парень! – нежным басом восторгался папа свежести будущего зятя на улице Праги.

Во-вторых, Paul и сам так осмелел, что уже через полгода мы вместе полетели к моим родителям в Ростов. Эта поездка, а точнее, ее окончание как раз и стали для нас судьбоносными.

31 июля 2017 года. Самолет Москва – Берлин, я улетаю от родителей в сырниково-блинной коме. Paul рядом. Смотрю в окно и все размышляю, достаточно ли я маминых пельменей съела и хватит ли мне их до следующей поездки к родителям. А будущий муж все меня поспать уговаривает. Тут следовало бы что‑то заподозрить, но у мамы еще и вареники вкусные. Ладно, так и быть, притворяюсь спящей, закрываю глаза. Тут чувствую что‑то холодное на безымянном пальце. Пельменную негу как рукой сняло, я все поняла. Это было кольцо.

А еще был вопрос. Хороший. Был ответ. Положительный. По прилете сделали фото с памятным самолетом. Улыбка до ушей. Так мы стали почти мужем и женой, точнее, обручились.

Мы сразу поняли, что оба не хотим большую свадьбу, но очень хотим ее в этом году, желательно завтра, а можно даже вчера. Учитывая, что я иностранка в Германии, быстрая свадьба нам только снилась. Немецкая бюрократия очень любит бумаги и справки, документы и переводы, апостили и заверение нотариуса. Стало очевидно, что если я начну собирать документы, то очень быстро передумаю выходить замуж. Вообще. За любого человека. За будущего мужа особенно. Paul это тоже понимал, поэтому предложил Данию. Этакий местный Лас-Вегас, где за 150 евро с двумя паспортами и самой обычной справкой из Ратуши нас могли поженить хоть в течение недели. Нам это понравилось.

Дату выбирали только из одного соображения – у нас уже давно были билеты в Японию на 1 ноября, поэтому пусть свадьба будет 31 октября. Ну и что, что придется ехать из Дании в день свадьбы со скоростью под 200, пропустить первую брачную ночь, точнее, провести ее с моей сестрой в одной кровати и впопыхах паковать чемоданы. Тогда, в июле, эта идея казалась очень захватывающей и полной предвкушения и интриги. Зато теперь я с гордостью и иронией говорю, что поженились мы из-за поездки в Японию и только из-за нее.

Сама свадьба запомнилась милой атмосферой, тремя гостями – это были свидетели и моя сестра – нервным, куда‑то спешащим фотографом и «банкетом» в пиццерии. Но мне кажется, это была ОНА, на 100 % наша свадьба.

Мои родители наш выбор такой скромной и приватной свадьбы одобрили. Родственники мужа чуть приуныли – наверняка надеялись поперекатывать яичко в штанине и попить шампанское из туфли невесты, может, еще цыганочку сплясать. А тут такой облом. Но они тоже все пережили стоически и даже устроили нам небольшое подобие свадьбы на рождественском ужине. Про традиционные и не очень немецкие свадьбы расскажу дальше. В общем, так я стала женой немецкого бюргера, и о возвращении домой пришлось забыть. Простите, московские работодатели, не сдержала слово, вы ведь так ждали.

Первый наш брачный год мы так и продолжали жить на два города, я – на севере, в Гамбурге, муж – на западе. Виделись мы каждые выходные, наслаждались новизной и романтикой отношений и ждали события Х – беременности. Наш план был таков: забеременеть, уйти в декрет и переехать в город к мужу. Потому что там свое жилье и хорошая, а главное, любимая работа у него. Я этим в своем городе похвастаться не могла. План оказался вполне реальным и быстро реализуемым, уже на первую годовщину свадьбы я и восьмимесячное пузико стояли на пороге квартиры мужа.

Теперь мы в браке почти пять лет, на двоих двое детей, один ремонт и много прожитых ситуаций. А еще учим друг друга жизненной мудрости. Так, Paul научил меня проверять чеки, не отходя от кассы, сортировать мусор, пользоваться многоразовой сумкой для покупок и аккуратно вскрывать письма с уголка. Им это при рождении с молоком матери передается. Обычно сначала появляется пособие по сортировке мусора, а следом – ребенок. Мои же переданные мужу знания были более фундаментальными: правильно надевать пододеяльник, есть суши, много путешествовать и дарить мне цветы. Все, сын мой, основы жизни с русской женой тебе известны, больше в жизни тебе ничего не понадобится.

Но есть у мужа один грешок. Хотя, наверное, даже большой грех – Paul совершенно не умеет дарить подарки. О чем сам догадывается и даже уже не пытается проявлять инициативу. Но зато мы точно знаем, что браслет в форме змеи мне не идет, а поход в спа – это всегда отличный подарок. Вот так и живем.

Мама девочек

Я всегда точно знала, что я стопроцентная и безоговорочная мама девочек. Скажу более, даже Paul – абсолютный и непоколебимый отец девчонок. Фразой «Хочу трех дочерей!» он меня когда‑то покорил, а добавкой «ну а в идеале семь детей, можно разнополых» лишил дара речи, но бежать на шестом месяце было некуда! Выполняю заказы по мере поступления. И да, мальчики мне тоже нравятся, но их мамой я себя не вижу. Второго малыша я даже просчитывала по всем календарям и по группе крови, хотя я, скорее, скептик на этот счет. Но так надежнее и есть на кого переложить ответственность, кроме мужа. По этим календарям я выбирала месяц, когда будет точно девочка, и вуаля. Не подвели. Я мама двух девчонок – Маши и Даши, Maria und Daria. Три с половиной и один год.

Машу я загадала задолго до ее появления и даже до знакомства с мужем. А примерно на третий день он меня спросил, хочу ли я детей. Да, девочку Машу. И я хочу девочку Машу, ответил еще не муж, но уже Paul. Так мечта стала одной на двоих. Мечтой она оставалась примерно до предложения руки и сердца, а потом уже была целью, на осуществление которой понадобилось примерно полгода. И это еще хорошо, учитывая жизнь в разных городах, стресс на работе и дикое желание уйти оттуда, хлопнув дверью.

На последней работе я была специалистом по финансам, налогам, отчетности и тому, как не сойти сума от постоянных переработок. К сожалению, и коллектив не был командой мечты. Все по отдельности – интересные умные люди, а вместе у нас ничего не выходило. Со стороны все выглядело так, как я когда‑то мечтала: большой концерн, немецкие коллеги, хорошая зарплата, а внутри – мой личный маленький адок, из которого хотелось сразу убежать. Меня там держала только мысль, что сейчас я как забеременею – и можно будет расслабиться, пить чай на работе, сократить рабочий день с 10 часов до законных 8. Ждала я это событие жадно и остервенело, как спасательную шлюпку. А потом отпустила ситуацию, почти уволилась – и оно само пришло. Моя Маша пришла.

О своем интересном положении я символично узнала в Ростове, да еще и в день рождения мамы. Помню, что на этот день у меня была запись к местному гинекологу. Я вроде как была здорова, а вроде как и не очень. Непонятное состояние. На всякий случай сделала тест. Две полоски. Ерунда какая‑то, бракованный он, подумала я. Пришла к доктору. Нормальный тест оказался. Она подтвердила пять недель.

После этого я отправилась встречать мужа на вокзал – он приезжал на два дня позже меня. Решила создать интригу, завела в парк, водила там кругами, зубы заговаривала, ждала, когда он потеряет бдительность. Потом посадила на скамейку и показываю – тут такое фото странное в телефоне. Ему понадобилось минут десять, чтобы осознать, что произошло. Так мы и просидели два часа на этой скамейке, представляя нашу будущую жизнь и будущего человека. Все вышло не так, но, кажется, даже лучше. А вечером мы с ним обрадовали будущих бабушку и дедушку.

Наша Маша ворвалась в нашу жизнь поздно ночью в декабре, после сорока часов схваток. Первое, что сказал муж, увидев ее: «Здравствуйте, Нелли Ивановна».

Так сильно она была похожа на мою маму. Сейчас Мария – маленькая копия мужа с глазами моего папы. От меня ей достался взмах ресниц и шелест волос – то есть ничего. Хотя нет, любовь к сметанке – это тоже мое.

От мужа Маше досталось почти ВСЕ – фигура, мимика, улыбка. А еще вынос мусора, сортировка, уборка. Не знаю, может, эти навыки вживляют немецким младенцам еще в роддоме. Дочь сама чистит свою коляску, по линейке ставит обувь, уносит шкурки мандаринок в мусорное ведро и бежит ко мне со словами:

– Мама, грязненько, сними!

Почетно, похвально. Но меня больше интересует, сохранится ли эта инициатива к пятнадцати годам? От папы ей также досталась огромная любовь к книгам и гиперактивность. Свекровь меня подбадривает и говорит, что легче стало, когда сын научился читать. Поэтому любовь к книгам я поддерживаю вдвойне. И даже втройне.

Говорит Маша на двух языках – русском и немецком. Она – билингв. Дома у нас в основном русский, по крайней мере я очень на этом настаиваю. В детском саду – немецкий. Раньше русский язык был ведущим, в последнее время наметилась тенденция на замещение его немецким. Она стала все больше играть на немецком, даже в одиночестве. Меня это немного расстраивает, но для билингвов это нормально, приоритет всегда смещается между языками. Я стараюсь со своей стороны сохранить любовь к русскому и интерес говорить на нем: читаем книги на русском языке, ходим в театр, ездим к бабушке и дедушке, проводим время с русскоязычными друзьями. Мне бы очень хотелось, чтобы и во взрослой жизни я говорила со своими дочерями на одном языке. Во всех смыслах.

Вторая дочь Даша – сладкая сарделька с глазами лисички. Кто‑то сказал, что два с половиной года – отличная разница, а мне так не хотелось выходить на работу, а Paul так хорошо уговаривал – да и не нужно! А еще это был карантинный год, заняться было нечем, работа в другой фирме не искалась. Так у нас появилась наша Даша.

С Дашей все было совсем по-другому: быстрая беременность, быстрые роды, стремительный первый год жизни. А я еще застряла где‑то на этапе положительного теста.

Так сложилось, что второй раз мы с мужем не были единодушны в выборе имени ребенку. Мне – апельсин, ему – яблоко. Мне – Веру, а ему в душу запала Даша. Оказалось, это я однажды пошутила, как весело иметь двух дочерей – Машу и Дашу. Человек проникся, человек взял на карандаш, человек готов идти до конца. Почти все девять месяцев мы спорили, а потом решили назвать, как советует самый проверенный, доказательный, почти научный метод – посмотреть ребенку в лицо сразу после рождения. А там… Даша! Ну, точнее, сначала показалась моя мама, потом Маша, а затем уже стало очевидно, что она – стопроцентная Дашенька. От судьбы не уйдешь. Внешне Даша похожа на мою маму с мимикой мужа, а по характеру – на упертого теленка.

У девчонок нет отчества, но есть два гражданства – российское и немецкое.

Отчество, к сожалению, детям, родившимся за границей, не положено. Только если вписать его и в немецкие документы. То есть Маша и для немцев стала бы официально Maria Pauliewna. Причем многие бы так и использовали два слова. И мы не захотели портить дочерям жизнь.

Оставили просто имя. Но получить отчество шанс есть. По крайней мере, Paul в это верит и просит сделать дочерям прописку у моих родителей. Кто‑то сказал ему, что тогда во внутренних российских паспортах им можно будет записать отчество. Осталось подождать каких‑то одиннадцать лет – и узнаем, так ли оно.

Про гражданство. Их у дочерей два, но не двойное, не путать. Между странами нет соглашения о двойном гражданстве, и в России они – россиянки, в Германии – немки. Оба гражданства они получили по рождению от родителей. Только пришлось попотеть, чтобы их получить. Для немецкого потеть пришлось совсем немного. После выписки из роддома предоставить документы в городской центр и получить немецкое свидетельство о рождении. На этом все, законные гражданки Германии. А вот с российским гражданством и документами пришлось потеть серьезно. Зато осталось чувство, что мы его как минимум заслужили, как максимум – вымучили. Справки, копии, печати, апостили, переводы, нотариус и ожидание записи месяц-два. Тут не просто заслужили, а вымолили. Само гражданство и российское свидетельство о рождении присылают почтой через две недели. А загранпаспорт дают в день подачи заявления.

Всех обычно интересует вопрос, могут ли девочки оставить оба гражданства. По состоянию на июль 2022 года – могут, а что будет дальше – неизвестность и тайна. С 2014 года в Германии действует закон, по которому дети, рожденные в ФРГ и имеющие два гражданства, могут сохранить оба. Нужно выполнить только небольшие требования – прожить в стране не меньше восьми лет или посещать немецкую школу не меньше шести лет. Будем пытаться исполнять, два гражданства еще никому карман не оттянули, руку не отсидели. А там как получится, ведь жизнь очень непредсказуемая штука.