Текст книги "У людей нет кличек"

– Поздравляю, – сказала я и похлопала её по плечу, которое дрогнуло от моего прикосновения.

– Она слышит тебя, она рада. И я рада за неё.

– Остальные знают?

– Лучше не говорить, – прошептала сестра.

– Но вдруг потом не поверят?

– Они всё равно заняты. Франко скоро отъезжает в город. Нужно собрать его в дорогу. Наша мисс цветастая юбка сказала, что расчешет его волосы.

– Они шелковистые, – я улыбнулась, вспоминая недавнюю ночь.

– Я ещё не прикасалась.

– И ты многое упускаешь. Потрогай мои, – предложила я, и женщина взяла локон волос в ладонь.– Чувствуешь, какие жёсткие и запутанные? – она кивнула, выпустила волосы из руки.– У него совсем другие, словно шёлк держишь. И они пахнут травами.

– Как ты думаешь? Франко будет рад, узнав, что моя сестра может выйти на новую ступень? Если я скажу ему, что она наконец-то начала бороться?

– Думаю да, он говорил, что единственное чего он хочет, это помочь нам всем. Всем, без исключения. У меня такого не было.

– Пока что, – успокаивающе сказала женщина.– По его словам все мы через это должны пройти. Через боль, борьбу и лишь потом подвернётся шанс нашей душе взять верх над нашим телом. Я не говорю, что немного завидую ей, я просто боюсь, что моё время может не прийти. Но она молодец. Внутри неё происходит противостояние.

– Это невероятно. Я всю свою жизнь ждала, когда это произойдёт, когда я, наконец, выберусь из своей клетки.

– Теперь мы все на верном пути.

Франко закинул в автобус весь мусор, который нужно было вывезти, волосы хорошо прочёсаны, неровная щетина. В последнюю секунду он сказал, что хочет пить.

– Возьми, – я не помню, кто именно, но кто-то принёс ему полный стакан воды. Все помнили про наши ограниченные запасы, у нас оставалось на дне и полстакана не набралось бы теперь. Франко забрал воду, демонстративно наслаждаясь вкусом, разрешая каплям стекать по подбородку, пока мы боролись с жаждой уже несколько дней. Но никто из нас не был против, мы знали, что он и так делает ради нас всё. Жалеть воду, которую он привезёт нам в гораздо большем объёме, было неправильно и глупо.

Сейчас я думаю, что ему было достаточно уехать и не возвращаться. Стоило ему оставить нас, и мы бы стали мертвецами, незнающими что делать и куда бежать. Свято верящие в его возвращение, мы бы остались сидеть на месте и всматривались вдаль, пытаясь разглядеть наш автобус, единственное место, где мы более-менее могли согреться.

Палатки были тонкими, больше похожие на криво сшитые вместе тряпки. Всего три, третья принадлежала Франко, и никто не смел на неё даже смотреть. Пытаясь разместиться внутри, мы спали почти друг на друге, обхватывали друг друга руками, стараясь согреться. Прижимались телами, согревали дыханием. Рядом со мной часто находился Николас, это сейчас я знала его имя, тогда он был частью меня, как и все остальные. Мы сблизились именно в это время, когда нам так не хватало тепла и внимания. Он, как и я, был искренне предан Франко.

– Это место странное, – сказал он как-то. На его голове была старая ковбойская шляпа, я помню, как Франко отдал ему её, ещё до того, как мы отправились в путь.– Похоже на переходник, наверное, поэтому он выбрал его.

– Почему переходник?

– Из одного места в другое. Мы находимся где-то между двумя аэропортами. Самолёты летят по прямой. Из одного города, в другой. А мы словно висим где-то в неизвестности. Очень необычно в век нанотехнологий пожить отшельниками.

– Мы не просто живём. Мы находимся в поисках.

– В поисках? Да. Франко говорил, что для того чтобы найти себя, нужно остаться в изоляции. Наедине с собой.

– Тогда, нам не стоит общаться, – я улыбнулась, заметила того парня, что вечно таскался с Франко. Мне показалось, что он подслушивает, и я заговорила тише. Этот парень был единственным, кто не вызывал во мне доверия, но я не смела ставить выбор Франко под сомнения, ведь именно он выбрал его. Значит, так нужно.

– Мы ведь все ищем одного, правильно? Поэтому, я уверен, что общение лишь поможет. Быть может, – он сощурил глаза, совсем не замечая присутствие третьего в нашем диалоге, – Франко немного ошибается. Хотя бы в том, что нам не нужны имена. Да, может это неправильно носить имя, которое ты не выбирал, но почему сейчас нельзя выбрать своё? – Сейчас я бы ответила, что Франко таким образом сливал нас в одну кучу. Существа без имени, существа, что не проживут без него и месяца. Существа, что поверят любому его слову.– Так как тебя звали? – спросил Николас, но тут я услышала рёв машины вдали. Мальчишка, со своей маленькой подружкой, бросились бежать и все вслед за ними. Я тоже соскочила с места, совсем забыв о разговоре, о вопросе, который мне задали, мне не терпелось увидеть Франко, которого не было три дня.

***

Автобус остановился почти у наших ног. Мы преданно ждали, девчонка, что всегда носила шаль вместо юбки, схватила мою руку. Несмотря на наше равенство, мы разбились на возрастные группы. Нас так и тянуло друг к другу. Я пыталась заглянуть в окно, подпрыгивала на месте. Видела Франко, который почему-то не выходил к нам. Сидел за рулём, смотрел в одну точку. Мы непонимающе переглядывались, не решаясь постучать в дверь. Минуты через две он сам вышел. Взвинченный и раздражённый.

– Продукты сзади, – скомандовал он недовольно.– Вода там же, разберите всё, – на лице гримаса отвращения.– И примите душ. Вонь, как в свинарнике.

Он быстро ушёл, вместе с тем пареньком, любителем подслушивать чужие разговоры. Мы так и не обнялись, не спросили его, как он доехал. Они сидели в автобусе, а мы стояли за ним и по очереди скидывали одежду, обливая друг друга тёплой водой из кувшина.

Душ мы всегда принимали на улице, несмотря на погоду и температуру воздуха. Мыло мы экономили, поэтому хватало его надолго. В нас не было стеснения, к тому моменту я и правда считала, что оно ни к чему. Мы все одинаковы и прекрасны. Все мы люди и ничего сверхъестественного в наготе нет. Франко со всеми не мылся, выбирал человека два, которые помогут ему, и уходил с ними, раздав остальным указания. Летом было куда проще, но я не застала тот период. Летом они пробирались к общественным душевым, летом озёра и водоёмы служили источником воды и не нужно было привозить откуда-то воду в огромных контейнерах. Не приходилось экономить и мёрзнуть на улице, ведь полотенец на всех не хватало.

Для стирки у нас было всего два тазика. Большие, облезлые и тяжёлые. Мы редко добавляли что-то в воду, обычно просто смачивали, шоркали руками и закидывали куда-нибудь, чтобы ткань обдул ветер.

Мне было холодно, несмотря на то, что на улице ещё был плюс, но я не представляла, как мы будем жить зимой.

– …, когда похолодает, – говорила я Николасу, что грелся у костра, обернувшись серой простынёй.

– Это твоя первая зима, – засмеялся он.– Я тоже боялся. Немного. Но тихо, – он подставил палец к губам, – это наш секрет. Нельзя, чтобы Франко узнал, что кто-то переживал.

– Почему? Ты боишься его? – спросила я так же тихо. Он удивился, но всё равно пожал плечами.

– Просто не хочу расстраивать. Ведь он много для меня сделал.

– Ты не ответишь, но я спрошу. Попытаю удачу.

– Валяй.

– Кем ты был раньше? Что он сделал?

– Я был никем. Как и все мы, до того, как встретили Франко. Вот кем ты была? Опиши, – я задумалась. На костре что-то жарилось. Небо темнело. Все мы ждали ужина. Я вспомнила наши первые встречи с Франко, каким он показался мне необычным. Другим. Словно жил не в том мире, в котором жила я. Его действия, голос и мысли – всё отличалось от реальности. И страшно подумать, какой я была приземлённой в прошлом, страшно подумать, что было бы, если Франко не заметил во мне потенциал или дикого желания перемен.

– Пустой, – ответила я.– Предметом, который должен был вписаться во весь остальной интерьер, но не вписывался. Из-за этого страдал ещё больше.

– А сейчас? – пахло горелым, но было приятно. Безумно хотелось есть. Волосы уже высохли, не думала, что буду так радоваться чистой голове.

– Я от многого отказалась. От тех, привычных вещей. Например, старая я ни за что бы не стала принимать душ на глазах всей толпы и не стала бы спать на земле во время дождя.

– Да, и не боишься простудиться?

– Я не думаю об этом. Франко говорил, что единственная наша угроза – страх. Он материализуется. Поэтому, я не боюсь.

– Франко лишил нас всех ограничений.

– И это прекрасно, я никогда не чувствовала себя настолько свободной.

***

Примерно первые два месяца мы жили на одном месте. На этом ветреном бугре, вдали от города. Разбитые палатки, наш автобус, костёр и больше ничего. Всё было прекрасно, я совсем не думала о доме, не хотела возвращаться. Единственное, что я почувствовала, как и все мы, это то, что Франко словно отдалялся от нас. Он злился, когда мы произносили какую-то глупость, но прямо никогда не говорил. Не просил замолчать или уйти. Он терпеливо выслушивал, затем выдавливал улыбку, но губы были сжаты, поэтому сейчас я понимаю, что она не была искренней. Однажды шёл сильный дождь, всё утро и весь день были заморозки, земля где-то инеем покрылась, а вот вечером пошёл ливень. Мы сидели в автобусе, я дышала в окно, как и мальчишка, рядом со мной, он помогал мне. Мы ждали, когда запотеет стекло. И когда это происходило, мальчишка рисовал разные узоры, неприличные рисунки и писал слова с ошибками. Я рисовала тоже. Помню, что кто-то тихо пел, совсем не заглушая шум дождя. Франко стучал пальцами по рулю, откидывался на сиденье, а затем он внезапно заговорил.

– Сейчас нам всем нужно выйти на улицу.

– Там такой дождь, – ответил кто-то.

– Конечно, скажите спасибо, природа нам дала новые ресурсы. Вода. Чем больше воды, тем лучше для нас. Что я объясняю всё вам, как детям? Выходим.

По очереди мы спускались на землю. Не прикрывали головы, не обхватывали себя руками, хотя было холодно, шёл пар изо рта, а на мне была всего лишь тонкая сорочка и длинная юбка с рваными воланами. Небо серое, всё затянуто тучами. Лес вдалеке был похож на чёрный горизонт, без различимых силуэтов деревьев. На земле грязь, лужи, мы босые, кроме Франко. На нём были ботинки, а на плечах был накинут старый пиджак из шерсти. Волосы вмиг намокли, я несколько раз провела ладонями по лицу, чтобы впитать в себя как можно больше воды.

– Так, все вышли? – он окинул нас взглядом, подставив к глазам руку. Мальчишка жался ко мне, девчонка, его ровесница, топала ногами, создавая грязевые брызги.– Скажите, вы доверяете мне?

– Да, – без сомнений ответил каждый.

– Слишком тихо, не бубните. Вы доверяете мне?

– Да! – крикнули мы ещё громче, словно по команде.

– Вы хотите мне это показать?

– Если попросишь, – кто-то сымпровизировал, пока все остальные вновь ответили:

– ДА! – тотальный контроль.

– Тогда ложитесь, – мы переглянулись, сначала не понимая, о чём он просит.– Ложитесь на землю, – повторил он.– Нам надо поговорить.

И вот я увидела мир иначе. По лицу стучали огромные капли дождя. Пальцы в грязи, но я улыбалась, рассматривая свои руки. Франко говорил, что счастье в мелочах. В незначительных деталях. Всего-то нужно остановиться, расслабиться и почувствовать. Мир, которым правят исключительно ощущения и эмоции, прекрасен. Отчего же я радовалась сейчас, что чувствовала? Прохладу на коже, покалывание от осеннего ветра. Воду, стекающую по щекам. Грязь, в которую боятся угодить люди, я растирала на кончиках пальцев, по консистенции это напомнило мне крем. Раньше бабушка всегда выписывала мне кремы из своих журналов, которые никто не читает, и я наносила их на лицо, тело, на руки. Всегда стоя перед зеркалом в светлой ванной, тут меня словно осенило. Сколько же времени я не видела своего отражения? Целую вечность!

Франко попросил нас закрыть глаза. Он единственный стоял, смотрел на нас, пока мы лежали на холодной земле. Я уверена, что он издевался, жутко представить каким взглядом он окидывал каждого из нас, страшно представить, что каждого он считал полным идиотом, а себя гением и великим хитрецом.

– Очистите свою голову от мыслей, расслабьте мышцы, не думайте о холоде, – для меня это было слишком просто. Я уже не испытывала скованность.– Пока вы будете сжиматься, трястись и бояться замёрзнуть, ваши мысли будут запрограммированы только на этом, и вы продолжите чувствовать холод, даже если вам тепло. Раскиньте руки, – я не смотрела по сторонам, покорно держала веки опущенными, но я уверена, что все так же подчинялись, подавляя желание вернуться в автобус.– Вы чувствуете, как отрываетесь от земли? Вы умеете летать, ваше тело сейчас в воздухе, вы парите. Хватайте воздух, как можно больше. Чувствуете, какая там лёгкая прохлада? Дышите чаще, глубже. Вы птицы, лёгкие словно пёрышко. Каждый из вас. Вокруг светло. Посмотрите вниз. Внизу земля, наш автобус. Вы чувствуете дождь?

Я чувствовала дождь, чувствовала прохладу и ложное чувство невесомости. Наверное, я могу сравнить это с гипнозом. Или же всё дело было в нашем общем помешательстве. Но в своих мыслях я летала. Видела землю, чувствовала себя пёрышком, пробивающимся среди туч и облаков. Я была такой лёгкой, без единой мысли, без желания спускаться вниз. Только слушала и летала. Слушала и летала. Его голос вместо путеводителя, провожал в лучшие места. В те, где мне было спокойно. Мне не было холодно или тревожно. Запах мокрой земли сопровождал меня всё время, в теле лишь небольшое чувство голода. Чем он сильнее, тем приятнее будет ужин, даже если мы в очередной раз выпьем неполный стакан воды и съедим дольку жёлтого яблока. Долгое путешествие над землёй, на одном уровне с самолётами. Он играл с нашими желаниями, ведь знал, чего мы хотим.

– А теперь посмотрите вдаль. Что вы видите, за теми высокими домами? За серыми заграждениями? Это ваш дом, – я попыталась отрицать, но в голове непроизвольно вырисовывались знакомые стены. Знакомая крыша и газон. Вот же почтовый ящик с розовой наклейкой, уже и не помню, что на ней, но я помню, как наклеила её, когда мне было девять. Я сказала, что наш дом слишком строгий. Слишком похож на школу, это место я не любила. И сейчас я улыбнулась. Мне ведь просто хотелось добавить хоть каких-то ярких цветов. А вот и моё окно. Через него вижу пустую кровать. Конечно, она пуста, ведь я смотрела на всё сверху. Я не спускалась ниже, не заглядывала в остальные окна. Может, я просто боялась увидеть её. В кресле в зале или где-нибудь на кухне, или возвращающуюся из магазина, или же подбирающую украшения на какой-нибудь очередной вечер без меня. Ключевые слова без меня.– Без вас, – сказал Франко, – это место выглядит по-другому? Оно что-то потеряло или что-то приобрело? Нет, в том прошлом мире человек – это ничто. Ёмкость, которую можно забить чем угодно. Где ваши семьи? Где те, кто долгими годами обманывал вас, насаждал вам комплексы, не позволял быть собой, не позволял любить того, кого вы любите? Где те, кто насильно примерял на вас роли, наряжал, словно кукол, осуждал, отчитывал, хватался за мелкие ценности, убеждал, что вы никто без тех или иных вещей? Где они? Найдите их, посмотрите на них. Они не враги, они просто были слишком глупы. Они просто начали и закончат свою жизнь в этой бездне. Они никогда не жили. В отличие от всех вас. В отличие от нас.

НОЯБРЬ. МОТЕЛЬ

Нашей изначальной целью являлся поиск себя. Как говорил Франко, мы должны были измениться, отказаться от того, что у нас есть. От навязанных идей, мыслей и вещей. В одиночестве и пустоте в нас должно было проснуться то, что мы на самом деле хотели видеть в себе. Он говорил, что в поиске нельзя сидеть на месте, даже если поиск происходит внутри нас. Проезжая различные места, города, находясь в дороге, познавая жизнь, мы должны были найти место, в котором нам бы стало хорошо. Место, которое мы с лёгкостью могли бы назвать своим домом. Он уверял, что разрешит нам остаться там, если мы будем уверены, что готовы отделиться от своего «сопровождающего». Ещё он говорил, что нам некуда торопиться. Эти два месяца, пролетевшие совсем незаметно, всего капля в море. Всего небольшая передышка, как ледяной душ с утра, должен был закалить нас перед трудностями, ждущими впереди.

Мы ехали в неизвестность. Мы доверяли свои жизни незнакомцу, говорящему о том, какими мы должны быть, сколько должны есть, и сколько должны спать. Наша изначальная цель оказалась лишь приманкой, ведь в последующее время она претерпела глобальные изменения. Теперь, по словам Франко, мы не должны были искать что-то в себе, открывать свои новые возможности, пытаться построить идеальный мир из нашего идеального сообщества… Нет.

Мы должны были отказаться от всего человеческого. Стать чем-то новым, противоположным, отдельно существующим. Люди и их законы – враги нам и всему духовному миру.

***

В ноябре мы вновь отправились в дорогу. Собрали вещи, автобус обогнул все пустынные холмы, и вернулся на трассу. В последнее время я чувствовала недомогание, всё время клонило в сон, тело горело, в основном по ночам, а потом у многих из моей семьи появился кашель. Конечно, некоторые простудились после того, как пролежали на земле, под дождём, как минимум час. Хуже всех себя чувствовала та самая старушка из моего города. Она почти не ела, зато начала всё чаще задыхаться. Франко был раздражён, напряжён. Всё время говорил, перебивая нас, под его рулём вечно торчала чья-нибудь голова, лишь в эти моменты он затыкался. Старушка заливалась кашлем, где-то в глубине души я понимала, что это серьёзно. Что ей нужна помощь, врачи и лекарства. Но Франко считал иначе.

– Вы доверяете людям. Конечно, ведь они многое сделали, чтобы подкупить ваше доверие. Но как насчёт того, что всё это время они обманывали нас всех? Великие разработки лекарств, медицина шагнула далеко вперёд, люди вылечиваются даже от сложно излечимых болезней. Но разве это правильно? Наше состояние тела – это всё следствие наших духовных ошибок. Мы лжём – и у нас начинается ангина, мы ненавидим и изнутри нас сжирает рак, мы боимся любить и оказывается, что у нас бесплодие, мы осуждаем, то, как выглядит наш мир, и слепнем. Мы хотим забыть свои прошлые ошибки и вину перед кем-то, и через месяц оказывается, что у нас развивается Альцгеймер. Всё связано. Каждая наша мысль и наше тело. И когда врачи не позволяют нам пройти это наказание самостоятельно, просто переждать, обдумать, мы возвращаемся назад. Потому что этот уровень мы не прошли. Мы не сдвинулись с места, не стали умнее и осознаннее. Мы запили всё лекарствами и затыкали уколами. У нас не было времени осознать. И в современном мире, с рождения вплоть до старости, мы даже не пытаемся подняться вверх. Проще так. Как поступают в обществе. Именно поэтому мы загниваем. Переходим в эпоху технологий, в эпоху денег, жадности и лицемерия. Понимаете? Великий духовный мир, это самая высшая ступень и к ней не подобраться, пока мы будем топтаться на месте. Давайте же скажем «К чёрту медицину!» – закричал он. И все оставили свои тарелки в покое и вскинули руки.

– К чёрту медицину!

– К ЧЁРТУ МЕДИЦИНУ! – мы засмеялись, думая, что самые умные в этом мире.

Мы словно высмеивали остальное человечество. Осуждали и поливали грязью. Буквально за всё. За спешку, за ревность, за чрезмерную обеспокоенность внешним видом. За пластические операции и искусственные цветы. За вредные привычки, особенно связанные с технологиями. За то, что кто-то живёт по расписанию, заводит ежедневники, ставит будильники. За то, что толкаясь в метро, злясь и ненавидя людей вокруг, кто-то спешит на уроки медитации и лжёт, что очищает свою голову от мыслей, хотя сам только и думает о том, сколько осталось минут до конца и куда же спешить дальше. Мы высмеивали богачей за большие дома, за то, как они возятся со своими садами или постоянно меняют воду в бассейнах. За то, что они хвастаются глупыми и бесполезными наградами, которые получили лишь для того, чтобы поставить на полку и показывать другим. И высмеивали тех, кто говорит о свободе, при этом сутками не вылезает из своего кабинета в офисе и отдыхает лишь в отведённые для того дни. Противоречие на противоречии.

– Если не хватает воздуха, ты можешь высунуть голову в окно, – сказал Франко старушке, и она послушалась. Высунулась наружу. Холодный ветер растрепал седые волосы, проник в красное, воспалённое горло.

– Спасибо, – дрожащим голосом сказала она, – мне лучше.

Её улыбка всегда была такой странной. Я не знала её судьбу и близко мы не общались, поэтому и сказать не могу, что привело её к нам и как Франко удалось запудрить ей мозги, но одно я знаю точно. Она была слишком добра ко всем нам. Она просто пыталась найти покой.

Однажды ночью я проснулась от того, что автобус остановился. Большая стоянка, ни одной машины. Слабый фонарь у какого-то одноэтажного домика, окружённого лесом. В окне горел свет, там я видела человеческий силуэт. Франко отдалялся от нас, шёл не спеша, не оглядывался. Я немного тряхнула за плечо мальчишку, который спал рядом со мной. Он всегда сворачивался в клубок, словно кот, и тихо сопел рядом. Одному было слишком холодно спать, мои руки всегда были ледяными.

– Где мы? – он приоткрыл сонные глаза. Кто-то тоже прилип к окну и пытался хоть что-то понять.

– Я не знаю.

– Он ушёл?

– Да, видишь, Франко в окне, – я ткнула пальцем в стекло.

Это был мотель. Мотель у дороги. Мы вышли из автобуса посреди ночи и направились в сторону номеров.

– Спасибо, Барри, – Франко помахал рукой старику, вышедшему из дверей, чтобы проводить нас взглядом до наших комнат.– А теперь разбирайте ключи.

***

Эту ночь я помню слишком отчётливо. Она казалась мне самой длиной, длинней, чем все дни, проведённые на улице, вместе взятые. У нас было всего 3 ключа, все номера на втором этаже. Мы поднялись по шаткой, ржавой лестнице. Я посмотрела в сторону трассы, по дороге проплывал туман, у меня изо рта шёл пар, как и у всех остальных. От нагнетённой обстановки словно сильнее похолодало. Я положила руку на перила, кто-то сзади подталкивал меня идти дальше, но я не двигалась, тогда меня обошли. Настенные светильники не работали, двери оставались в темноте и все, кто шёл дальше, погружался в неё всё больше. Я схватила мальчишку за руку. Он остановился, спросил, что со мной. Но я лишь помотала головой, в груди скреблось прескверное чувство. Мне захотелось вернуться домой.

– Ничего, – я отпустила его руку, он пошёл за остальными.

Голоса затихали и весь остальной шум нарастал. Шум проезжающих со свистом машин. Шум работающего автомата с едой, всякие снеки и прочее. Я слышала удары своего сердца, я стояла одна. А закрытая дверь напротив меня выглядела в точности, как дверь моего дома. Словно я вернулась назад. Это было наваждением. Голодным бредом. Я подняла руку, готовая постучать в чужой номер, я была больше чем уверена, что мне откроет она. Моя бабушка. И что же я могла сказать ей? Что я потеряла рассудок? Что вернулась домой спустя чёрт знает сколько времени, в чьих-то обносках, потому что мне захотелось отыскать свободу? Или я скажу, что моя влюблённость привела меня сюда? Франко слишком закружил мне голову, и я запуталась? Нет, я не могла сказать именно это. Это перекладывание ответственности на него. Я сама приняла решение, он не заставлял меня, не удерживал здесь силой, не вытаскивал из окна и не угрожал, чтобы я села в автобус. Он не заставлял меня бросать её. Я отвернулась от двери, оперлась на перила и посмотрела вниз. Я не могла поверить в то, где нахожусь сейчас. Внизу была телефонная будка, свет внутри горел, дверь приоткрыта. Словно ждала меня, когда я спущусь и наберу номер, но я не могла позвонить, у меня не было денег. У меня не было никаких документов, чтобы купить билет и уехать домой. Всё, что у меня было, забрал Франко и я осталась ни с чем. В чьей-то юбке и с чьей-то кофтой на плечах. Я слегка тряхнула головой, ругая себя за подобные мысли, за то, что посмела сомневаться в словах Франко, да и в нём самом. Он бы не простил меня за это. Он сделал слишком много для меня и всех нас. Он продолжает делать, он заботится и открывает нам глаза на вещи, которые должны быть банальными, но которые оказались слишком противоположными мышлению нашего общества. Поэтому у меня не было пути назад. Я не могла вернуться к тем людям и к той жизни. Кем бы я была там? Пустышкой среди пустышек? Той, кто нехотя всю жизнь пытается поспеть за быстрым ритмом современной картонной жизни? Я не заметила, как голоса на фоне сошли на нет, не заметила, что простояла на месте несколько минут, пялясь на телефонную будку. Не заметила, как омрачилась, и как Франко подошёл ко мне.

– Что происходит? – спросил он недовольно. От неожиданности я отступила назад. Наверняка, это выглядело подозрительно. Словно меня застали за чем-то личным.– Позвонить хочешь? – он кивнул на будку, я помотала головой.

– Нет.

– Я не слепой. Кому хотела позвонить?

– Никому, клянусь, – я выставила руки вперёд, словно пыталась показать ему, что я беззащитна, что я не представляю угрозы. У меня нет пушки за спиной, нет монет в ладонях, я не прячу лезвие под рукавами и не утаиваю злобный план спасения своей новой семьи от него.

– У тебя деньги есть?

– Что? Нет, откуда? – он был очень зол и вспыльчив. Одной рукой он схватила меня за локоть, другую руку запустил в карманы, сначала в один, затем во второй. Я тряслась от страха, хоть и знала, что у меня ничего нет и мне не о чем переживать. Но сам факт того, что Франко мог подумать, что я хочу пойти против него, предать его, меня действительно напугал. Оскорбил. Однажды я видела его в гневе, тогда в магазине, когда та знакомая женщина нелестно отозвалась о Франко и погнала меня домой. Тогда его глаза стали такими чужими. Глубокими и тёмными.– Я же говорила, у меня нет ничего, – он пригрозил мне пальцем.

– Клянусь, узнаю, что улизнуть пытаешься, пожалеешь.

– Я и не думала… – но я не успела договорить. Я помню, что отлетела в сторону той самой двери. Щека запылала, на губах появился металлический привкус.

– Предупреждать больше не буду.

Он втолкнул меня в номер к другим девушкам, женщинам. Мужчины находились за стенкой, в соседнем номере. Франко остановился в дверях, я в обиде проигнорировала все вопросы со стороны своих сестёр. Бывало, он просил называть их так. Сестры и братья, он наш покровитель, отец и учитель. Мы словно одна большая община, коммуна. Словно мира за пределами наших глаз не существует, а другие люди никогда не смогут стать нам такими же близкими и дорогими, даже те, кто вырастил нас и кто любил до самого дня нашего исчезновения и продолжает любить до сих пор. Франко называл себя легендой. Тем, кто по-настоящему выносил нас. Он говорил, что родители не те, кто зачал нас, а те, кто открыл нам все двери, то есть он, и те, кто дарил нам любовь, тоже он. Не лживую и угнетающую, а настоящую и прекрасную. Но сейчас я забыла все слова. Влетела в комнату, держась за своё лицо, он шёл позади, шаги его были тяжёлые и громкие. Дышал буквально в затылок, вдыхал полной грудью, пока я не оборачивалась, а просочилась сквозь других девочек и закрылась в ванной.

***

Свет тусклый. Голубые, старые, обколотые по краям плиточки, что ещё можно было ожидать от старого мотеля у дороги? На полу вода, мышиное дерьмо, раздавленные тараканы на стенах и ржавчина под самым потолком. Ни коврика, ни шторки над ванной. Туалет жёлтый, что внутри, что снаружи. Здесь пахло канализацией. Я сидела у двери, никто не стучал, не повторял свои вопросы, адресованные мне. Щека продолжала гореть, никогда раньше на меня не поднимали руку, может поэтому я прослезилась. Словно трусиха или слабачка. Просто не ожидала.

Я не знала, какими должны быть отношения, как должна выглядеть любовь. Не знала, что являлось нормой. Может, я сама виновата? Засмотрелась, отреклась, допустила глупые мысли, которые не должны были возникать ни в коем случае. Я сделала гигантский шаг назад, огромный скачок. Вместо того, чтобы идти с остальными в светлое будущее, я остановилась возле этой чёртовой двери и хотела постучать. Хотела увидеть её и вспомнить её голос. Правильно он говорил, эта женщина всегда тянула меня назад, всегда старалась подстроить под себя и что теперь? Я не могу освободиться от мыслей о ней, я подвожу его. Из-за неё Франко ударил меня, испугался потерять меня. Он лишь пытался привести меня в норму, шокировать, взбодрить, предупредить и напомнить, что я всё ещё зависима от места, в котором выросла. Он правильно сделал. Я должна была сказать ему спасибо. Но я вновь поддалась обидам, как сделала бы прошлая версия меня. Я чувствовала себя полной дурой. Неблагодарной, мерзкой и слабой.

И сейчас, вместо того, чтобы выйти с извинениями, я сидела на холодном кафеле и рассматривала интерьер. Интерьер! Он потратился на нас, чтобы мы смогли отдохнуть от улицы, чтобы смогли принять горячий душ, понежиться в мягких кроватях, а не в палатках и на сиденьях автобуса. Я хотела распахнуть дверь, умолять его дать мне второй шанс, я хотела поговорить, объясниться. Но я услышала, как закрылась входная дверь, и его голос перестал звучать в спальне. Он ушёл. Оставил нас одних. Я не успела, но ничего, у меня была ещё целая вечность впереди, чтобы вновь завоевать его доверие.

Я поднялась с места. Подошла к раковине, кто-то уже был здесь, заляпал пальцами стекло. Я умылась и не стала вытираться, пусть вода впитается сама, как происходило последние дни, недели и месяцы. Подняв взгляд на своё отражение, я зависла.

Сколько же я не видела себя? В последний раз я смотрелась в зеркало ещё в августе. Отражение в ведре, реках, в лужах и автобусе – не в счёт. Все они нечёткие, блёклые и искажают картинку. А здесь, совсем другое дело. Но то, что я увидела, испугало меня. Невзрачность и бледность, словно я в чёрно-белом кино. Куда пропал цвет моих волос? Куда делись веснушки на щеках? А румянец, где он? Хотя бы от мороза, потому что я не слабо замёрзла, пока стояла на улице. Ничего. Красные следы от пальцев на щеке. Кожа серая, губы синие, синяки под глазами глубокие и чёрные. К тому же, я никогда не видела себя столь худой. Щёки пропали, остались лишь такие же чёрные полосы. Передо мной стоял кто-то другой, кто-то уставший, голодный и измученный, но я не чувствовала себя так плохо, я чувствовала только лёгкость. И лёгкие рези в желудке. Странно было видеть себя впервые после столь резких изменений. Может они и не ужасны, я просто привыкла к прошлому отражению, где я была упитана, где мной управляли мои потребности, мой организм, я беспрекословно выполняла его приказы и считала то отражение нормой, но это было лишь отражение человека, который не пытался бороться и не пытался изменить свою жизнь.