Текст книги "Различные миры моей души. Том 3. Сборник повестей"

Я подошла к кровати и наклонилась над ней, приблизив на сколько могла, своё лицо к её.

– А знаешь ли ты, чем закончилась эта история?

– Чем же? – Она явно пыталась саркастировать.

– Когда заплаканная девушка с криком выскочила в слезах из его комнаты, его не могли добудиться дня два. А когда он очнулся, то кричал, что он вампир и его нужно обезглавить. Ничью кровь он не пил, но ненавидел чеснок, серебро и до смерти боялся солнечного света. Его упрятали в психушку.

– И что я должна на это сказать?

– Знаешь, как звали этого ненормального?

Она обречённо вздохнула. Сейчас ты удивишься.

– И как же?

Я сладко улыбнулась и медленно произнесла:

– Бодуэн Жан-Франсуа-Мари Лефевр, твой прадед.

Она помолчала, переваривая.

– И что?

– А то! – Я взорвалась. Она так ничего не поняла. – Твой прадед, его дочь, потом твой отец и ты – вы все окончили жизнь в психушке.

– Но я ещё жива, – слабо сказала она.

– Не беспокойся. Это ненадолго, – Я злорадно следила, как её лицо покрывалось бледностью.

– Когда? – одними синими губами спросила она.

– Когда Господин решат.

Я встала. Господин звали меня, чтобы наказать. Что ж, пора. Я своё дело сделала. Даже сверх того.

– Меня зовут. Мы больше не увидимся. Признаться, я не много потеряю, когда мы распрощаемся. Ты была на редкость глупой и нудной.

Я направилась к стене. Иду, Господин, иду.

Долгое время я то приходила в себя, то впадала в забытье. Уколы и электрошок, холодный душ и снова уколы, от которых мышцы сводило настолько, что я не могла крикнуть – мышцы горла словно деревенели. Снова и снова уколы, от которых кипел мозг и, казалось, что он вытечет через глаза. Электрошок и снова уколы, от которых я то спала всё время, то никак не могла заснуть.

Когда я очнулась в последний раз, в окно светило солнце. Я помнила всё. Всё, что когда-то прочитала, услышала, увидела. Я вспомнила лица своих студентов на лекциях и взгляды сотрудников в общей столовой университета Сорбонны. Я помнила восторг и недоверие первых и скрытую ненависть, неприязнь и зависть вторых. Я вспомнила, что, хотя и считаю себя молодой, мне уже сорок семь лет. И большую часть своей жизни я отдала разгадыванию загадок таинственных наук. Да, я вспомнила, как утверждала, что нашла философский камень, оказавшийся не камнем и даже не жидкостью. Я вспомнила, как писала и издала статью о сокровищах катаров Монсегюра и тамплиеров Парижа времён разгрома ордена. Я вспомнила, как работала над докладом об истуканах острова Пасхи и первых пирамидах, об Атлантиде и путешествиях адмирала Чжен Хе вокруг света в XV веке, о Стоунхендже и рисунках плато Наска, о картах Пири Рейса и каменной карте тундры севера России. Да, я вспомнила всё. Все тайны мира мне известны. И чего я добилась этим? Я связана и заперта в сумасшедшем доме. Даже, если я выйду от сюда, кто мне поверит – сумасшедшей убийце, видевшей призраков? Сумасшедшая, у которой в роду были сумасшедшие каждое поколение? Боже, какая ирония! Ты дал мне знания, ты дал мне всю мудрость мира, ты раскрыл передо мной все тайны Земли – для чего?

– Многие знания приносят многие печали, – внезапно рядом с моим ухом раздался бесцветный голос. Я попыталась скосить глаза, но ничего не увидела.

– И не увидишь. Ты в бога веришь, потому что тебе в воскресной школе вдолбили, – снова раздался голос у другого уха. – От того ты меня и не видишь. Всякий представляет бога по-своему: для кого – седой старец с добрыми глазами, для кого – пожилая негритянка, для кого – мальчик с крылышками.

– Кто ты? – прошептала я. Я уже устала от этих загадок. Оказывается, не все тайны мира мне известны.

– Я твой Господин, – снова ответил голос откуда-то с потолка. – Я предлагал тебе то, что ты могла понять. Но тебе было мало. Пришлось тебя наказать.

– Так ты – бог?

– Ну, если хочешь, называй так. Хотя в нынешнее время это слово затаскали, и оно уже лишено смысла.

– Зачем ты со мной это сделал? – Мне было обидно и страшно, но я должна была понять.

– Ты меня не слушала, – В голосе послышалось раздражение. – Я же тебе уже сказал – ты хотела знать больше того, что могла получить и понять.

– Но ведь ты сам создал меня такой?

– Да, и дал тебе право выбирать – знать немногое, но быть в своём уме, или знать почти всё, но оставаться тут.

– Почти всё? – Я была вне себя. Я пожертвовала всем, чтобы знать всё, а оказывается меня обманули.

– Именно. Или ты думала, что я такой дурак, что одну тебя наделю абсолютными знаниями всего? – Голос рассмеялся. – Нет. До этого ещё очень далеко.

Мы помолчали. Я понимала – пришло моё время.

– Ты хочешь забрать меня? – обречённо спросила я.

– Ещё один маленький, как сказала тебе демон, тест. А потом я решу.

– Что за тест? – спросила я. Голос молчал. – Что за тест? – заорала я. – Какого чёрта ты издеваешься надо мной? Ты же всеведущ – ты заранее всё знаешь, так что ты собрался решать? Почему ты не оставишь в покое меня и мою семью? Тебе мало уже сведённых с ума?

Я орала и молотила руками и ногами как могла. На шум прибежали санитары, и один из них со всего маха вколол мне в предплечье иглу. Резкая боль пронзила руку. Я некоторое время ещё продолжала кричать и вырываться, а потом мне стало всё равно. Мне стало всё безразлично. Я стала равнодушна ко всему. И в течение нескольких дней меня так ничего и не встряхнуло. Мне даже развязали сначала ноги, а потом и руки. Но меня это не радовало. Если бы мне отрезали кисть руки или выкололи глаз – я бы только подставила их, ничего не говоря. Мне было всё равно.

Среди ночи меня разбудили крики и топот ног. В палату, куда меня вчера перевели, проникал мерцающий свет. Я лежала и смотрела на квадратные блики на моём одеяле. Неожиданно дверь распахнулась. Вбежал санитар в закопчённой одежде. Он сдёрнул меня с кровати и поволок к дверям.

– Шевели ногами, тупоумная бестолочь! У нас пожар!

Он выволок меня в коридор. Тут я услышала отдалённый вой сирены и почувствовала слабый запах гари. Санитар подхватил под руки ещё одного человека, стоявшего у стены спиной к нему. Остальных он, обернувшись, подгонял криком. Выволочив меня и ещё одного человека на улицу, он бросился внутрь за остальными.

Я безразлично огляделась. Вокруг бегали и суетились санитары и врачи. Некоторые пациенты выли, били себя по лицу и раскачивались как маятники. Некоторые неподвижно стояли там, где их поставили, как статуи или часовые на посту. Я подняла глаза на здание: правое крыло его горело вовсю. Где-то выла сирена. Я смотрела некоторое время на этот хаос, а потом пошла, не глядя куда.

Я покружила вокруг клумбы перед входом. Затем подошла к решетчатому забору. Калитка была распахнута настежь – наверно для пожарных машин. Я вышла и пошла в сторону по дороге. За моей спиной галдели люди и сигналили машины. Я повернулась перейти дорогу и тут увидела, что на меня несётся чёрная масса с хаотическим собранием разноцветных огней и оглушительной развесёлой музыкой. Я пошла навстречу этой громаде и бормотала себе под нос слова одного из псалмов. Я широко открытыми глазами смотрела на то, что неслось на меня. Мои ноздри подрагивали как у зверя, чуявшего свою добычу. Изредка мои губы уродовала улыбка. Мои глаза смотрели, но словно не видели, словно смотрели в пустоту. Вдруг меня словно снова что-то пронзило током – я сильно вздрогнула, встряхнула головой и часто-часто заморгала. В этот момент я словно только сейчас услышала шум машины и развесёлую музыку, словно только сейчас увидела резкий свет фар, и дико закричала. Схватившись за голову, я медленно выпрямилась, продолжая кричать. Мои губы перестали кривиться, а ноздри дрожать. Я стояла, пригвождённая ужасом, замолчав и не шевелясь.

Внезапно откуда-то со стороны метнулась тень и, что-то проорав «Уходи, дура!», швырнуло меня на землю и само упало сверху. Чернота затопила меня, навалилась всей тяжестью, как крышка гроба…

Через секунду машина, сверкая огнями и грохоча бессмысленной музыкой, пронеслась мимо. Она быстро удалялась. Вместе с ней затихала и музыка. Все свидетели этой сцены стояли, боясь шевельнуться, с лицами белыми от ужаса и с немым криком на губах.

Наконец парень поднялся, отряхиваясь, и пытаясь улыбнуться, срывающимся голосом сказал своим друзьям, стоявшим неподалёку:

– Всё в порядке. Она проехала на волосок от меня.

Он взглянул на женщину. Та лежала без движения, и вокруг её головы растекалось красное пятно. Парень, вскрикнув, перевернул её и похлопал по щекам. Мёртвые глаза смотрели на звёзды, а рядом лежал булыжник, о который ударилась виском женщина, когда, спасая её, парень швырнул на землю. Он остолбенело смотрел на эти угасавшие глаза и вдруг вздрогнул – эти глаза изнутри начали светиться отблеском жизни. Он взглянул на лицо – на него набежал лёгкий румянец. Внезапно женщина моргнула. Парень отпрянул. Ожившие глаза бессмысленно смотрели на него. К нему осторожно подошёл его друг.

– Она жива? – прерывающимся голосом спросил он.

Первый парень провёл дрожащей рукой по лицу.

– Да, но она ударилась головой, – Он вздохнул, переводя дыхание. – Это, наверно, пациентка психушки. У них там пожар.

Они оба посмотрели в сторону зарева.

– Надо бы унести её с дороги, – сказал второй. – А то ещё какой-нибудь псих проедет.

– Верно.

Они подхватили женщину за руки и за ноги и отнесли к обочине. Уложив её на тротуар, они сели рядом. Через несколько часов, когда потушили пожар, их нашли охранники и дюжий санитар, который вывел её из палаты. Эмоционально поблагодарив парней и долго тряся им руки, санитар с охранником отнесли женщину обратно. В наступающем рассвете я разглядела и молодых парней, которые от волнений ночи протрезвели, и санитара, и охранника. Я успела увидеть, что осталось от самой больницы.

– Хочешь вернуться? – спросил меня голос.

– Я ещё не всё знаю, – ответила я. – Теперь я отдала тебе всё? Теперь я могу узнать все тайны жизни?

Голос рассмеялся.

– А ты не сдаёшься.

– Ты сам меня такой сделал.

– Я перестарался.

– Твоя проблема.

Голос снова рассмеялся.

– Ну, хорошо. Пойдём, и я тебе ещё кое-что расскажу.

– Кое-что? Но не всё?

– Не торопись. Ты же всё-таки человек, а не Господь Бог.

Я бросила последний взгляд на удалявшееся здание. Мне будет не хватать земной жизни. Да и стоит ли вселенская мудрость хотя бы одного дня жизни на земле? А вот я и узнаю. И сравню.

Я повернулась спиной к прошлому и устремилась к знаниям будущего. Знаниям, доступным только мне одной.

НЕРЕАЛЬНОЕ

– Это вы со мной говорите? – спросил Чиверел.

– Я говорю с кем-то, кто сейчас находится здесь и хочет

понять меня, но кого не было, когда всё это произошло в

первый раз.

– Что значит – в первый раз?

– Ведь оно происходит снова и снова. И к нему всегда

можно возвратиться, стоит только подумать, хотя в

точности оно не повторяется никогда…

Если сосредоточиться слишком поспешно, вооружившись

острым скальпелем сознания, всё может внезапно

исчезнуть раз и навсегда, он останется узником

настоящего, и тогда не останется, кроме портрета,

перчатки, имени да скудных мелких биографических

фактов. Но если он позволит своему вниманию

заблудиться в буром тумане времени, он может никогда

больше её не встретить. Наступил самый важный момент,

всё остальное было лишь подготовкой к нему. Дженни!

Крик вырвался из глубины его сердца, которому было всё

равно, кто это – живая девушка, освободившаяся из плена

своего времени, или плод его воображения. Где она?

– Скажите, как себя чувствуешь в двух шагах от смерти?

И тут Чиверел вспомнил.

– Не теперь, – произнёс он медленно.

– Что?

– Совсем не так, как можно предположить. Должно быть,

мы переходим из одного времени в другое. Добираешься

до конца в одном, но затем покидаешь его, словно

переходишь в другое измерение, в другой тип времени.

Дж.-Б. Пристли «Дженни Вильерс»

Я не принадлежу высшему обществу, я не принадлежу богеме. Я человек среднего класса, который в Европе сейчас недоволен всем на свете. Я потомок мясников и кожевенников, рабочий человек, по прихоти судьбы получивший несвойственное своей натуре образование, но не отёсанный интеллигентским лоском. Мужицкая натура моих предков всегда давала себя знать. Хотя, при взгляде на меня возникали мысли, скорее, о валькириях, могучих викингах, если бы не цвет кожи и волос. По прихоти судьбы я обладаю каким-то шармом и притягиваю к себе людей. В основном, мужчин. Но так же быстро их и отпугиваю. Частично своей прямотой и безапелляционностью, частично стремлением к свободе: живя среди добропорядочных швейцарцев, я терпеть не могу патриархального устройства этого мирка. Я не считаю, что мужчину нужно уважать или платить ему за работу больше только потому, что он мужчина. Ну а женщина-начальник гораздо более ответственна, чем начальник-мужчина. Именно в силу неуживчивости своей натуры я и сменила несколько работ, оказавшись, к своему удивлению, там, где не планировала. Но, оказалось, что моя работа мне нравится, я чувствую себя нужной, знаю свою работу и умею работать, и уж точно без результатов моей работы мало кто обойдётся. Это радует. Но как бы я ни относилась к жизни, работе, людям или мужчинам, отдых мне всё равно был необходим. Хотя бы смена обстановки. Пекарня пекарней – есть всегда и все хотят, но это не значит, что я должна похоронить себя в холодильнике или кремировать в печи. И я решилась.

В этом году я решила поехать в Испанию. Вроде бы обычное дело, но на моей работе вырваться куда-то даже на неделю – нечто нереальное. А мне удалось выбить целых две. Да и хотелось посмотреть на местность, где обретались мои предполагаемые далёкие предки прежде, чем рванули шататься по Европе. Всё-таки до того, как какому-то Хуану Ортеге вздумалось, не будучи евреем, уподобиться в своих скитаниях им, это была вполне благопристойная семья мясников, ревностных католиков и преданнейших роялистов. Но как Хуан Ортега взял в руки тезисы Лютера – всё полетело кувырком: семья разделилась. Его отец, мать, четыре брата и две сестры остались верны родине и папе. А Хуан и его младший брат Мигель с семьями решили навестить Лютера, чтобы поддержать его в распространении «истинной веры» и последующей борьбе с инквизицией. Да и еретиков, коими объявили протестантов, жгли на кострах нещадно. Аутодафе в «санбенито» вовсе не устраивало ни Хуана, ни Мигеля, ни их семьи, вынужденные присоединиться к своим кормильцам. В дороге Хуан свернул к Женеве, чтобы встретиться с Кальвином, а Мигель поехал дальше и встретился с Лютером. Результатом стали поредевшие семьи братьев и потомки с курьёзными фамилиями на всей территории Европы: религиозные войны на немецкой территории не способствовали пополнению семьи. Эти самые войны, браки дочерей и гонения, заставившие менять фамилии, оставили эту семейную легенду в преданиях. И я даже не знаю, правдива ли она. Одно незыблемо в нашем роду: раз или два в поколение в нашей семье рождались дети один в один похожие на испанцев. Левые связи тут ни при чём: даже самая верная жена рожала своему немцу или швейцарцу черноволосого кареглазого смугловатого младенца с горячей кровью, необузданным нравом под маской благопристойности мадридского двора. В нашем роду эта сомнительная честь выпала мне. Цивилизация наложила на мой характер отпечаток: я не обладала цыганско-испанской дикостью Кармен, фантазиями Хуаны Безумной или бесстрашием Изабеллы Испанской, но частенько мне не всегда удавалось держать себя в руках. Иногда это помогало, отпугивая досужих болтунов, а иногда сильно мешало. Но я уж такая, какой уродилась. Ещё, что приносило мне неудобство, это двойственность моего сознания: рациональным швейцарским умом я понимала, что мистика это чушь, сказки скучающих бюргеров. Но испанская душа, впитавшая загадки и тайны Востока, была склонна к ней – видеть в колеблющейся ночной тени демона тьмы или в удачном стечении обстоятельств промысел Божий. Хорошо, что в жизни мне не довелось пережить конфликтов между этими моими двумя ипостасями. Пока…

И вот я решила ехать к чёрту на рога в поисках иголки в стогу сена. Или отсутствующей чёрной кошки в тёмной комнате. Особой цели у меня не было: всё-таки я не была уверена, что семейные легенды – правда. Хотя хотела верить, что и не вымысел. Я просто мечтала отдохнуть от работы в такой местности, где снег, сырость и бьющая через край зелень редкость. А голубое небо и солнце с непреходящей жарой и духотой – в порядке вещей. Захотелось разнообразия. Его я получила в виде холмистого рельефа, жёлтой почвы с песком и редкими оазисами буйной растительности, шумными яркими городами с обилием фонтанов и замысловатой архитектурой, совсем не напоминающей швейцарские шато, замки и уютные домики. Швейцарцы были сдержанны, и всю свою жизнь я провела как в клетке, не выказывая лишних эмоций, излишнего дружелюбия или заинтересованности. Испанцы не были эмоциональны. Сдержанность была в их крови. Как и мстительность и холодный расчёт. Но всё же они отличались от швейцарцев. Хотя бы своей прямотой: за вежливостью швейцарцев вполне могло прятаться равнодушие и желание поскорее от вас отделаться. Испанец же вежливо, но прямо скажет вам, что к чему. И только если вы нахамите ему в ответ, вас ожидает холодная ярость горячей крови. Пару раз мне довелось наблюдать подобные сценки. И именно за эту прямолинейную сдержанность я и полюбила испанцев. Возможно, мне бы следовало переехать жить сюда…

Однако, мои блуждания по Пиренеям не прошли даром: проезжая горными дорогами, я пару раз рисковала себе свернуть шею на серпантине. Что ни говори, вид открывался захватывающий: ослепительное голубое небо, белые шапки наверху пиков, буйная зелень всех оттенков в середине и желтый цвет песков ближе к основанию – буйство природы и красок здесь было во всей красе. Но даже ради этого вида я не собиралась расставаться с жизнью. Удивляет одно: почему испанцы не пробили ни одного туннеля из Франции? Приземлившись на самолёте в Перпиньяне, я решила проехаться в Испанию по горам. За что и была «награждена» острыми ощущениями и желанием больше никогда в горы на машине не забираться. Однако, что ни говори, горы Швейцарии не то, что горы в Испании. Или это мне с перепугу так показалось…

Я ехала в стороне от туристических маршрутов, следуя собственным прихотям. Посетив Мадрид и отдав должное в течение нескольких дней монументальной и причудливой архитектуре, где переплелись Восток и Запад, я каталась по Арагону, Кастилии, Валенсии, Толедо, Севилье, Каталонии, Гранаде, и везде чувствовала себя своей: никто на меня не пялился, как на крылатую корову или рогатого зайца. Мне это надоело дома. Хотя с нашествием на Европу эмигрантов со всех концов света моя экзотическая внешность перестала шокировать белолицых, сероглазых и светловолосых швейцарцев. Правда, стоило мне здесь, в Испании, открыть рот, я испытывала некоторые трудности: мой акцент выдавал во мне пришлую в этих местах. Но в Испании, в которой со времен Римской империи перемешалось всё, что можно, это не вызывало удивления, ибо в каждой области, даже деревне был свой говор, акцент, даже словечки. А зачастую и иной язык. Так что, в Испании я себя чувствовала вполне комфортно. Особенно, когда поняла пестроту и разнообразие этой страны. Здесь никто не обращал внимания ни на акцент, ни на чуждые слова или произношения – к этому тут привыкли. Разнообразие здесь было в порядке вещей. Современные здания как-то ненавязчиво вписывались в древнюю архитектуру старых городов, не уродуя их однообразием стекла и бетона, как в Нью-Йорке или Лондоне. Подобное соседство в том же Лондоне, да и в Париже у меня вызывало лишь снисходительную усмешку: стремясь остаться в веках, новомодные архитекторы уродуют лицо своего собственного города, превращая его в безликий однотипный ящик, набитый одинаковыми кубиками из железа, бетона и стекла. Даже моя склонность к мистике была удовлетворена: величественные соборы, входя в которые меня охватывало благоговение, чего, кстати, не было дома, в лютеранских кирхах, деревянные мельницы, совершенно непохожие на швейцарские и, глядя на которые, мне казалось, что сейчас из-за них появится худой потрёпанный рыцарь на Россинанте с толстячком на осле рядом, местности, изобилующие историями о привидениях, необычных огнях на кладбищах, временных аномалиях, в которые я была склонна верить (в некоторых деревнях время как будто остановилось: матроны в старинных испанских платьях с мантильями чинно шли к мессе, держа требник перед собой как щит, крестясь направо и налево, а шумные повозки вздымали пыль, оседавшую на крепких сапогах возниц) – всё это наполняло мою душу каким-то восторгом. Привыкшая к практичности и точности швейцарцев, их нелюбопытству и внешней холодности, я очутилась в совсем ином мире. Это было необычно.

Словом, путешествие мне пришлось по вкусу: люди, еда, природа – всё меня вполне устраивало. А благодаря моим «визе» и «мастер кард» ещё и обслуживание было вполне приемлемым.

Перебираясь через Кордильеры и Толедские горы, я немного заплутала, и после Касераса и Бадахоса я уже ехала, не зная куда. Только ставшие вдруг не совсем понятными мне надписи и неожиданно плохо понимавшие меня люди заставили меня взяться за карту и понять, что я перемахнула границу и нахожусь в Португалии. Как назло бензин у меня закончился посреди дороги, и мне пришлось идти какое-то время пешком в поисках заправки или хотя бы деревни, где я могла вызвать помощь, поскольку телефон в этой местности ловил с большим трудом, и я ничего не слышала, кроме треска и отдельных междометий оператора. От отсутствия навыков долгой ходьбы, я потянула ногу. Пришлось остановиться дня на два-три в ближайшей деревне, неизбалованной иностранцами и туристами. Кое как расположившись в местной гостинице, я позвонила, куда надо и объяснила свою проблему. Часа через три моя машина была уже под окнами гостиницы с полным баком бензина, а я в очередной раз облегчила свою кредитку. Туго перебинтовав ногу, я устроилась на кровати с пультом перед телевизором, пробегая местные каналы. Первый день моего вынужденного безделья я решила не перегружать ногу и не беспокоить местных врачей – всего-навсего надо дать передохнуть мышцам. Во второй день, дегустируя разнообразные испанские вина, как-то поочерёдно малагу, аликанте, херес, мальвазию и мадейру, а так же не столь разнообразную кухню, я вслушивалась в разговоры жителей, пытаясь понять новый для меня язык и попрактиковаться в собственных знаниях. По большей части разговоры касались цен на мясо, зерно, масло, оливки, а так же церковных праздников и проблем местных жителей, которые были здесь хоть чем-то знамениты.

Когда третий вечер моего вынужденного безделья подходил к концу, и я собиралась уже подниматься в свой номер, под навес, где я проводила душные вечера в обществе местных жителей, вдруг забежал испуганный молодой человек и бросился к пожилому патриарху, молча смаковавшему испанскую водку.

– Они снова появились! – громко зашептал молодой человек. – Я слышал, как грохотали пушки!

Патриарх спокойно поставил стаканчик на стол и невозмутимо ответил:

– Сегодня годовщина сражения. Они просто обязаны сегодня воевать.

Молодой человек плюхнулся на стул рядом, но никак не мог успокоиться. Он о чём-то быстро и тихо заговорил с другими пожилыми сеньорами, которые величественно кивали головами. А он, то воздевал руки, выкрикивая «dios madre», то, склоняясь к ним и нахмурив брови, продолжал что-то говорить, жужжа и пришёптывая. Его речь была настолько быстрой, что я не успевала понять, о чём он говорил: всё-таки португальский язык отличался от испанского. Однако, когда он замолк, я поинтересовалась у окружающих, в чём дело, пытаясь как можно меньше коверкать их язык.

– В восемнадцатом веке недалеко, у Сальватиеры, к югу от Бадахоса, было сражение с французами, с маршалом Бервиком. В нём принимали участие и наёмники, которые предали своего командира. Они убили его в спину, а сами бежали в сторону неприятеля сдаваться. Но там решили, что это наступление, и перебили весь отряд. С тех пор каждый год призраки умерших повторяют это сражение. Если год ожидается несчастливым, то их можно даже увидеть.

Остальные патриархи покивали головами в знак согласия.

– А этот молодой человек?.. – спросила я, указывая на вбежавшего потрясённого юношу.

– Он вернулся на родину недавно. И сегодня услышал и увидел это сражение в первый раз…

– Значит, год будет неудачным? – уточнила я.

– Выходит, так, – невозмутимо ответил пожилой сеньор.

Меня очень заинтересовало это сообщение: никогда в жизни я не видела привидений и не присутствовала при призрачных сражениях. А так хотелось! Много лет назад я была в командировке в Англии, но до Стоунхенджа не доехала. О чём очень сожалела. Занятая работой, я даже не заглянула ни в один замок. Наслушавшись историй о привидениях в этих английских рассадниках мистики и потустороннего, я сама хотела всё увидеть и ощутить. Но… тогда не случилось. Может, теперь повезёт…

Я быстренько расплатилась по счетам и поковыляла к машине. Приноровившись к ещё ноющей ноге, я поехала, следуя мутным указаниям потрясённого молодого человека.

Не доезжая до ближайшего города, я заметила на пригорке величественный и массивный замок. Остановившись на обочине, я выбралась из машины, захваченная открывшимся зрелищем. Я не в первый раз видела испанские замки. Замки в Швейцарии были тоже потрясающими. Но здесь, на фоне голубого до боли в глазах неба, похожая архитектура смотрелась несколько иначе. Да и более пологие горы придавали несколько иной вид и самим замкам, и окружающему их ландшафту. К тому же, арабский стиль накладывал неуловимый отпечаток чего-то иного, самобытного. А местность, на которой воевали вдоль и поперёк в течение нескольких веков, должна была приучить живших здесь людей строить не только укреплённые замки – неприступные бункеры с толстенными и высоченными стенами, глубочайшими оврагами и прорвой подземных ходов, чтобы в случае опасности из этой ставшей ловушкой цитадели можно было выбраться наружу…

Я восторженно любовалась толстыми, метров в 10 толщиной стенами, остроконечной архитектурой самого замка, природой, наслаждалась солнцем, лёгким ветерком и услышала отдалённый гул. Я прислушалась: лязг металла, выстрелы ружей, уханье пушек, ржание коней и крики людей… Да, определённо где-то шло сражение. Жаль, я не видела его…

Я сошла с дороги и пошла по полю. Звуки стали чуть громче, но не оглушали: я их слышала как сквозь вату. Ветер колыхал стебли травы и листья на ветках деревьев. И более ничего не нарушало видимый покой местности.

Постояв какое-то время и насладившись звуковыми эффектами этого призрачного аудиоспектакля, я вернулась к машине. Сказать, что я была потрясена, это сказать мало: я была настолько потрясена, что мне казалось, я чувствую запах пороха и пота, крови и гниющих ран. Моих щёк касались реющие знамёна и поток воздуха от летящих ядер. Один раз мне показалось, что мне в лицо полетели комочки земли от пули, выпущенной из ружья и взрыхлившей её у моих ног. Незабываемое ощущение!

Некоторое время я посидела за рулём, приходя в себя. Затем завела мотор и тронулась по дороге. Очередная деревня не заставила себя ждать. Или это был маленький город?

Меня настолько захватило всё произошедшее, что, едва я смогла нормально ходить, я поспешила разыскать местную библиотеку. Несмотря на то, что город был невелик, в маленькой библиотеке сохранился архив, из которого я почерпнула много интересного, как фантастических выдумок, так и вполне реальных, заставляющих задуматься загадок. Однако информации было слишком мало, а в церковные архивы меня вряд ли пустят. Остаётся только поехать в Порталегри, который носил в XVIII веке название Порталегро. Этим городом в 1704 году должен был овладеть отряд Тсеркласа Тилли – из французского войска Филиппа Анжуйского, а потом направиться к реке Тахо для соединения с войском маршала Бервика под Вилья-Вегой, чтобы начать наступление к Абрантесу. В результате задержек Тилли у Эстремоса генералом Шомбергом из войска эрцгерцога Карла, который провозгласил самого себя королём, Бервик направился навстречу отряду сам. Перейдя через реку Тахо, соединился с Тилли и вместе они осадили Порталегро. Город сдался 8 июня…

Вообще, вся эта возня, получившая название «Войны за испанское наследство», меня не слишком заинтересовала: я всегда путалась, кто, за что и с кем воевал. Вот и сейчас, поехав в Испанию, я не озаботилась почитать историю. Потому причины войны и её результат были для меня тёмным лесом. Впрочем, я и не собиралась вдаваться в политику: мне было всё равно, почему какой-то там эрцгерцог Карл решил напялить на себя корону, а внук короля Людовика XIV, незабвенного «короля-солнце», Филипп Анжуйский, решил ему в этом помешать. И куда девался прямой наследник этой самой испанской короны. Хотя, насколько я помнила из истории, этот самый Филипп потом всё же стал испанским королём – Филиппом V Испанским. Меня история интересовала только с точки зрения архитектуры: смотреть на прекрасное, созданное руками человека, мне гораздо интереснее, чем читать о том, как эти самые люди уничтожают не ими созданную красоту и себе подобных.

Потерзав библиотекарей, я поехала дальше. Как оказалось, Португалия не так изобиловала горами, как Испания. Хотя и здесь хватает гор и холмов. Я ехала, уже довольно пресыщенная этим зрелищем: всё-таки, Швейцария тоже гористая страна. Одно меня примиряло с Испанией и Португалией: здесь зелень сменялась песками, отсутствовала сырость и было настолько жарко, что я пожалела, что захватила с собой шерстяной кардиган.

Въехав в очередной город, я остановилась перекусить. В ближайшем фонтане я освежила лицо, блестевшее от пота. Вообще, я заметила, в Испании, да и в Португалии полно фонтанов в любой мало-мальски населённой местности. Дань ли это арабским традициям или прихоть жителей, а может просто желание постоянно иметь под рукой живительную влагу, но фонтаны тут были так же привычны, как фьорды в Скандинавии или каналы в Венеции. Видимо, всё же жаркий климат заставлял жителей ценить воду гораздо больше, чем нас, северные народы. Нам вода в иные месяцы просто сыпется с неба в виде непрекращающихся дождей или снега. И её надо отводить, чтобы она не затопила посевы и жильё, а не добывать, чтобы не умереть от жажды…

Сидя за столиком летнего кафе и поглощая чай с истекающей кремом булочкой, я рассматривала здания вокруг. Старина, строгость Европы и причудливость Азии, гармония и непередаваемая красота, делающая камни похожими на кружева, даже в этом захолустном месте захватывали дух.