Текст книги "О геополитике"

Глава XII
Искусственные границы

Возвысить полное жизни современное понимание сущности границ и привлекательное восприятие естественных и искусственных границ индивидуумами, группами, нацией в целом мы признали наиважнейшей целью в воспитании чувства границы. Достигнув этой цели, такое воспитание должно в конечном счете воплотиться в более высокое осознание принадлежности друг другу, в более сильное чувство единства жизненной формы всего народа, даже в почти телепатическую чуткость отдаленной пограничной опасности, что мы наблюдаем в Японии. Только тогда народ способен и в более высоких рамках организации части Света или человеческой общности в целом вносить свой вклад в мировую культуру как сплоченный, отграниченный природой и искусством характер, а не как шизофреническая личность, чье достижение при всей гениальности будет в конце концов развеяно ветром и сломлено целенаправленным инородным нажимом на границе.

Что такое возвышение возможно без околичностей для естественной, данной природой границы средствами географии, географии культуры или экономической географии, явствует из имеющегося у нас опыта. В отдельных, особенно характерных проявлениях – водораздел, крупная река, горы, растительный пояс и т. д. – такую возможность все еще приходится исследовать, тогда как для моря и анэйкумены она уже налицо. Труднее обстоит с вопросом относительно понятия «искусственная граница». Может ли пройти мимо этого географ, задача которого объяснить все изначально находящиеся в пространственной связи с поверхностью Земли явления и их обратное воздействие на преобразование этой поверхности? Может ли он сказать, что их объяснение – лишь дело политики, экономической науки, наконец, таможенника или пограничного контролера? Или же он не должен все-таки пытаться на более высоком уровне, исходя из, пожалуй, единственного, действительно еще всеобщего образования нашего поколения – географического, дать объяснение, описание по крайней мере в таких минимальных пределах, когда вступают специалисты с их профессиональными разъяснениями? Это ключевой вопрос данной главы!

Естественный ландшафт и культурный ландшафт, подверженные частому распаду, кажутся вечным беспокойством, лежащим в основе проблемы учения об искусственных границах. Насколько широко, согласно Зупану[150]150
  Supan A. Leitlinien der allgemeinen politischen Geographie. Leipzig, 1918.


[Закрыть], можно обозначить искусственные границы в качестве «невидимых»? Границы, которые все же сильно разделяют как данное Землей в своем влиянии на властные, культурные, правовые жизненные формы, границы, которые при видовых и расовых различиях определенных преобладающих типов даже в переходных ландшафтах переносятся из жизни на карты, могут ли они быть объяснены по своему месторождению как разделительные зоны, которые как границы культурного круга, как искусственные географические разграничения ставят культурно-морфологические, но разрешимые картографически проблемы?

Предметом весьма обширной научной проблемы, инициированной Пассарге, несомненно, было бы сведение воедино и сопоставление всех префиксов [к слову] «география»[151]151
  Здесь несовпадение немецкого и русского языков: в немецком языке все перечисленные виды «географии» пишутся слитно.


[Закрыть] и их комментирование. Фактически немногие проявления жизни при описании их географически нельзя дополнить впереди стоящим словом «география» как составной частью, а именно: антропогеография (Antropogeographie), география архитектуры (Architekturgeographie), география народонаселения (Bevolkerungsgeographie), география строительных материалов (Baustoffgeographie), география торговли (Handelsgeographie), военная география (Militargeographie), география растений (Pflanzengeographie), география искусства (Kunstgeographie), география культуры (Kulturgeographie), религиозная география (Religionsgeographie), география колонизации (Siedlungsgeographie), география городов (Stadtgeographie), география животного мира (Tiergeographie), география средств сообщения (Verkehrsgeographie), география укреплений (Wehrgeographie) и экономическая география (Wirtschaftsgeographie). Это – всего лишь несколько общепринятых вариантов, выбранных из многих!

География океанов (Ozeanogeographie), география морей (Geographie der Мееге), география континентов (Geographie der Festlander) и многое другое только из-за неуклюжести словообразования защищены от подобного применения; но в смысловом отношении существуют и они. Аналогичным образом можно было бы поступить при подборе общепринятых выражений для искусственных границ путем присоединения впереди стоящих составных частей к слову «граница». Например, уже прижились внутренняя таможенная граница (кит. Likin), «линия», финансовая граница, военная граница, укрепленная граница, правовая граница, морская таможенная граница и внешняя таможенная граница. Граница территориальных вод, рыболовная граница, граница между прибрежным, внутренним морским рыболовством и рыболовством в открытом море в их связи с дальностью стрельбы артиллерии, границы «дрейфа», салюта, граница запретной зоны для подводных лодок, твердые санитарные границы – все они, как мы видим, в новейшее время играют слишком серьезную, важную роль, чтобы пристальнее рассмотреть их возможное, стремительно вспыхнувшее значение, оспорить их объективность, тем не менее называя все это «искусственными границами».

Особенно противоестественные внутренние границы можно описать как «чисто административные границы» и таким образом мягко уклониться от окончательного обесценения с географической точки зрения, которое они в противном случае испытали бы. Зупан хотел представить внутренние границы лишь как «законодательные» (legislative), как будто этим было бы легче оправдать сумасбродство при проведении границы, чем самой географией, если она устанавливает границы, не выдерживающие критического взгляда естественных наук.

К сожалению, и здесь фактически также обнаруживаются постоянные переоценки, и география с ее арсеналом средств прилагает все усилия, чтобы поспеть за быстрыми переменами облика культурного ландшафта, например, в индустриальных районах. Старый метод съемки местности давно несостоятелен; на помощь должна прийти аэрофотосъемка. Так, в этой постоянной переоценке становится типичным не только перенос дальности стрельбы артиллерии от нескольких сотен метров до нынешних 128 км – от побережья до противоположного побережья, – т. е. увеличение до 256 км, в два раза, но и рост промышленной зоны, границы большого города. Постижение этих перемен экономическая география все же не может с уверенностью уступить одной только экономической науке, совершенно не вооруженной картографическими инструментами для их учета.

Предвидя такие практические случаи, навязываемые нам вызовом времени, мы можем во всяком случае подойти исторически и к развитию искусственных границ. Тогда уже в собирательстве и ранней культуре можно обнаружить необычайно раннее проявление маркшейдерских прав, и сегодня все еще запечатленных в сборе ягод и грибов, в сборе плавника. Быстрый подъем приводит к весьма усовершенствованным, но все же хорошо узнаваемым по признакам охотничьим и рыболовным границам, границам степных выпасов с их летучими, галопирующими кочевниками; рубежам предполий защитного леса наших предков, еще и сегодня проходящих вокруг африканских государств, которые вряд ли заметит не занимающийся охотой. Жители лесной зоны охотно ищут охраняемые рубежи, кочевой народ – границы сношений и при искусственных формах границы; древний обычай накладывается и на искусственное образование! Наилучшим образом запечатленные типы мы находим, следовательно, там, где в чистом виде сохранился контраст лесного, степного и лёссового ландшафтов с более редкими саванного типа древесными насаждениями (Hart). Наряду с этим существуют переходные страны, где необычайно трудно провести научно обоснованные искусственные границы, как мы это установили, исследуя романо-германскую культурную границу, как это произошло с германо-польской культурной границей[152]152
  Hanslick. Kulturgrenze und Kulturzyklus in den polnischen West-Beskiden. Gotha, 1907. «Petermanns Mitteilungen». Erg. – Heft 158; Grund. Der Kulturzyklus an der deutsch-polnischen Kulturgrenze Wien, 1918; Preasent H. Russisch – Polen // «Petermanns Mitteilungen». 1914. II. S. 259; Kaindl R. F. Grenze zwischen west– und osteuropäischen Kultur. Karte I // «Petermanns Mitteilungen». 1917. S. 6.


[Закрыть], русско-польской и другими на линии Керзона перед Рижским договором.

Линия Керзона и пограничные вожделения Литвы

Особую географическую привлекательность имеет вопрос, насколько широко реальные культурные границы можно представить как искусственные. Ведь часто они существуют в «культуре» в узком смысле, например, достаточно зримо уже в обработке земли – контраст выпаса и пашни, влаголюбивой и суходольной растительности (рис – просо) – и время от времени находятся в неразделимом взаимодействии с искусственно созданными границами, например, германский хвойный лес – с Лимесом длиной 542 км, монгольские выпасы открытой степи – с Китайской стеной протяженностью 2450 км. В обоих случаях искусственная граница, запечатленная на Земле, была одновременно связана с рубежами культур: римской и китайской системами сельского хозяйства, с одной стороны, и германским кочевым производством на лесных и лёссовых поверхностях и монгольским в открытой степи – с другой.

Религиозно-географические границы или, точнее, границы мировоззрений, доступные пониманию с точки зрения общественных наук (социологические) и все же одновременно запечатленные Землей, ею определяемые (геополитические) – как они проявляют себя в пространстве, так что они должны быть восприняты и учитываться географией, – сколь тягостным для них может быть взаимообогащение?

Прежде всего здесь есть определяемая землей, выросшая на почве форма культового места, храмового сооружения, могильника, ступы, мечети, могущественной ортодоксальной церкви с куполами и греческим адитоном, ранней римской церкви, развившейся из базилики; здесь существуют в соперничающих религиях столь примечательные контрасты, как между буддийской терой и синтоистской мией[153]153
  Мия (дзинту) – синтоистское святилище, связанное с императорским домом.


[Закрыть] в Японии или между постройками ислама и дравидийской культуры Индии, что – наряду со множеством мелких святынь – придает конструкции пограничного рубежа вполне доступный пониманию важный географический отпечаток.

Далее, существуют местные градации священных фигур, например типа Будды, распятия, заменяющей символы иератической плоской декорации ислама. Эти градации указывают, как далеко распространялись культурные покровы, вплоть до культурного слоя, оставленного ими, который все-таки должен быть также обозначен картографически, отмечен границами и осмыслен, подобно определенным видам могильников с их предметами культа.

Имеются настоящие сухопутные границы, проведенные антропогеографическими рунами самых разных культурных кругов: Турфан, Гвалиор, Ангкорват, Илион (Троя), где, сняв напластования культурных слоев, можно было бы установить отдельные проявления границ.

География не должна упускать из виду даже обозначения границ блуждающими по Земле носителями знаков рубежей, запечатленных, к примеру, в определенных предпочтительных видах животных или в различиях людей, как отличаются в Индии друг от друга те, кто почитает Шиву, а кто – Вишну.

В данном случае внутри тех же самых рас проложена четко узнаваемая широкая искусственная граница между группами людей, которую обычно прокладывают расовые различия между расами. Знание этих границ даже в отдельном случае должно было бы заставить географию и политику остановиться на этом. Есть, однако, много случаев, и они встречаются по всей Земле, – не только, скажем, семито-арийский антагонизм, противостояние цветных против белых, кровных японцев против айнов и эта, малайцев и полинезийцев – жителей побережья против ториадья – обитателей внутренних районов в Тихом океане, которые являются одной из наиболее распространенных политико-географических сил, вызывающих напряженность, противопоставляя типы людей, расы, виды, касты и в конечном счете личности.

Даже такое различие, как его изволила признать, например, «Манчестер гардиан» (июнь 1922 г.), а именно противоположность между людьми алчными, жаждущими владеть (possessive men, men of property, of a having nature)[154]154
  Собственнический, владеющий собственностью, обладающий таким характером (англ.).


[Закрыть], и людьми робеющими (unpossessive men)[155]155
  Не собственник (англ.).


[Закрыть], причем в довершение всего жаждущий приобретений тип вовсе не совпадает со стремящимся владеть, было бы, вероятно, весьма доступно картографической, отграничивающей деятельности. Согласно этой точке зрения, можно было бы наверняка отграничить как отдельные, так и общественные группы, нации. Естественно, с такой точки зрения подлежали бы разграничению и эпохи («Викторианский век», «Сага о Форсайтах»).

Как противостояли друг другу, скажем, в Бисмарке и Лассале повелитель и пособник власти, в качестве совершенно понятных ведущих типовых групп населения и предостережения сохранить социологические границы «дружественно связующими», этому учит отношение Бисмарка к Лассалю в позитивном и негативном смыслах.

Проведение искусственных границ между невесомым, имеющим к ним отношение, – высокое искусство, которому мы можем во многом поучиться у оппонентов и у географии культуры с ее новыми и смелыми методами. «Африканский атлас» Л. Фробениуса определенно является примером смелой, культурно-географической решимости в поиске и установлении границ, при которой, разумеется, все встает на самородность основ! Фактически нам необходимо иметь культурно-географические и экономико-географические основательные карты, затем атласы в таком объеме, какой в обозримое время недостижим (к этому идеалу ближе всего подошли Соединенные Штаты с их колоссальными денежными ресурсами), чтобы с их помощью получить такие данные для проведения искусственных границ, которые обеспечили бы верное с точки зрения границ мировидение.

Все же трудность задачи не дает основания на длительное время отказаться от ее решения лишь в пользу столь несовершенной эмпирики, где ныне возникла слишком широко открытая наукой брешь. Именно интенсивная разработка искусственных границ во время войны выдающимися представителями географии показывает все-таки наряду с их готовностью помочь и осознание упущений! Однако она показывает в послевоенной работе и несомненный поворот к лучшему, поворот, которому тщетно противятся отдельные представители старых школ.

Глава XIII
Градация пограничных рубежей по политической важности, величине и ценности пространств, подлежащих разграничению

Если мы попытаемся определить достоинство и значение границы по политической важности, величине и ценности подлежащих разграничению пространств, то ближе всего подойдем к общепринятым понятиям границ частей Света и земного пространства, границ империи и государства (с проблемой наднациональных связностей), границ земель, провинций и округов (обремененных территориальной проблемой), наконец, границ поселений, которые снова разделяют аналогичные или противоположные поселения на два больших типа городской и сельской границ, где обнаруживает свой злой умысел в результате жесткого, дисгармоничного импульса урбанизма проблема разрастания городов за счет сельской местности[156]156
  Урбанизм, разрастание городов, является опасностью для разумной политики населения, которая кроется в однобоком росте больших городов и поглощении ими сопредельных земель и была осознана довольно поздно (см.: Ratzel F. Die geographische Lage der großen Städte // Kleine Aufsätze. Bd II. S. 437ff).


[Закрыть].

Однако мы сразу же признаем, как мало говорят нам эти широко распространенные понятия, как они, в сущности, относительны, ибо могут быть изменены извне в результате соответствующего международно-правового, государственно-правового процесса и местного законодательства буквально одним росчерком пера, хотя и не без того, чтобы по-иному использовать самые мелочи в их биологической самобытности. Здесь животрепещущий вопрос между абсолютным и относительным действием. Естественно, мы можем просто вычислить грубую механическую величину давления на границу из глубины подлежащего защите пространства[157]157
  Давление-частное (Druckquotienten) исчисляется так: число жителей всех соседних государств, с которыми имеется общая сухопутная граница, делится на число жителей собственного государства.


[Закрыть] и, показав его составные части, сравнить давление-частное (Druckquotienten)[158]158
  См.: Wagner H. Lehrbbuch der Geographie. 9. Aufl. Bd I. S. 830–831; Sieger R. u. a. Die geographische Lehre von den Grenzen und ihre praktische Bedeu-tung. Berlin, 1925. S. 209–210.


[Закрыть].

Но уже здесь начинается несоответствие между шириной и глубиной пространства и не связанной с этим плотностью населения, кинетической энергией, а она способна столь серьезно изменить его ценность, что при менее обширном пространстве может быть намного более мощной и обладающей большей силой инерции, чем при более обширном, и действующей иначе, сообразно тому, как укреплен соответствующий «хинтерланд», пространство которого, естественно, снова разделено на прочные структуры округов и ячеек, так сказать, поперечными перегородками или же не разделено и безбрежно переполняется населением.

Если мы попытаемся выяснить правдоподобные границы частей света, или частей мира, следовательно, границы пространства самого крупного масштаба, то умаляется значение некоторых известных в истории зон борьбы: Геллеспонта, Босфора, Геркулесовых столбов, Урала, Кавказа, зоны Суэцкого канала (Пелузий и Газа с их серией битв) и «ворот слез» (Баб-эль-Мандеб), перешейков между Северной и Южной Америкой, не только уже проглоченной Севером [т. е. США] Панамы, но и Никарагуа – столь оспариваемых в 1927 г., – Теуантепека. Равно как и знаменитой «линии Уоллеса», ожесточенная борьба за которую ведется до сих пор, естественно лишь в сфере науки, и которая хотела отграничить географически в австрало-азиатском Срединном море современную «Terra Australis», животный и растительный мир Азии, – смелая, теперь почти безнадежная попытка. Плотность населения Юго-Восточной Азии и незаселенность Австралии позволяют, конечно, подозревать здесь не только зону научных сражений будущего.

А разграничены ли части Земли, части света так, как это мы спокойно делаем по-школьному? Продвигаясь от одного океанографического рубежа к другому, мы свыкаемся с распространением тихоокеанского типа вокруг Зондских островов далеко в Индийский океан, который обычно считается самостоятельным пространством. Мы признаем течения Босфора, в сущности, лишь затопленной речной долиной, Дарданеллы, Гибралтарский пролив, а не только искусственные Суэцкий и Панамский каналы, которые нужно рассматривать в совокупности не просто благодаря изобате или фарватеру, – отделимыми канальными зонами. Мы обнаруживаем, в сущности, физически не разделимую, сообщающуюся поверхность воды, сливающиеся культурные границы и другие антропогеографические образования, продолжающиеся по ту и другую сторону, не изолированные водотоком естественные условия существования, как Новые Кордильеры, пояс пустынь Старого Света, африканский метод ирригации в качестве хозяйственно-географической необходимости по обе стороны Гибралтарского пролива и дальше в направлении Испании[159]159
  Brunhes J. L‘lrrigation. Paris, 1902; Vidal de la Blache. Principes de Gèographie humaine. Paris, 1923.


[Закрыть].

Итак, даже у границ, представляющихся нам сквозь тысячелетия традиционными и устойчивыми, мы видим крупные формы, которые охватывают весь земной шар и лишь локально на протяжении всех разграничений играют взаимопроникающую роль важного малого крепостного укрепления (Kleinfestigungwerk). Напрашивается мысль о том, что только охватывающие Землю планетарные крупные формы, подобные растянутым дугам западной части Тихого океана, молодым горным цепям Старого и Нового Света, огромным частям моря, как Атлантическая расселина, имеют право постоянно разделять большие части Земли. Но подобное внутреннее разделительное право и связанная с ним сила отграничения не подошли бы соответственно таким формам, какие обязаны своим существованием скорее местным капризам природы, как и человечества, чем крупным закономерностям. Однако развитие человечества, устанавливающего границы своих крупных пространств, происходило, к сожалению, не согласно столь широким географическим представлениям. Прежде долгое время на нас наводили ужас географические представления, какие недавно получены передвижением «крепостей (замков) страны» (Landfesten), изменением казавшихся незыблемыми, терпимыми рубежей на таком пути, чтобы и это считать лишь возможным или дискуссионным. Итак, приводящий нас в замешательство избыток пограничных оборонительных сооружений на малом пространстве все же приятнее, чем внушающее тревогу общее правило, из которого проистекают последние и самые второстепенные практические случаи; а именно избыток, который от упомянутых выше планетарных пограничных проявлений опускается до уровня топографически доступной пониманию малой формы, до технически управляемого, столь привычного сегодня разграничения, например, между сельскохозяйственной, лесохозяйственной, садоводчески используемой землей, до спора о стоимости полезной сельскохозяйственной земли и своеобразии строительной площадки на периферии большого города, вытекающего из абсолютно фиктивных мнений о цене.

И здесь на повестке дня переоценка ценностей. Стоит лишь вспомнить о тех маленьких алеманнских сельских общинах, которые, не обладая прозорливостью, некогда разделились вблизи водопада Шафхаузена чисто межевой границей и затем внезапно испытали, сколь глубока пропасть между участием в мировой войне и нейтралитетом, между приятным изобилием и голодом, между свободой мировой торговли и блокадой части мира, пропасть, образовавшаяся на границе их полей, которая прежде все же была проложена для другого, а не для такого разделения. Или же уясните себе, что еще и сегодня большая часть жителей баварского происхождения враждебно противостоит переоценке своей границы с Богемией – от внутренней границы к расовому рубежу, своей границы по реке Зальцах – от границы округа к имперской границе. Она все еще не понимает, что здесь не должны больше проходить ставшие небезобидными рубежи между добрыми соседями, а внушающие недоверие, подлежащие охране границы рас, земель и государств. Или же посмотрите, как граница Ялу – Тумыньцзян в Корее в течение одного поколения из бывшего в раннем Средневековье пограничного предполья между культурно-родственными областями стала тщательно охраняемой границей островного государства [т. е. Японии] против двух огромных континентальных держав, из едва обозначенной переселением туда-сюда, свободно передвигаемой линии – хорошо охраняемым рубежом между в корне различными политическими и экономическими системами![160]160
  Имеются в виду Китай и Россия (СССР).


[Закрыть]

Зоны боевых действий на границах континентов

А как вести себя со скрытыми, внутренними границами – если даже ценность политических внешних границ, невзирая на глубину пространства, вдруг претерпевает такое изменение?

Какой здесь порядок? «Легислативное» (законодательное), «историческое» или же «биографическое» определение внутренней границы вплоть до самых незначительных политических пространств и расчлененных пространств? Здесь, пожалуй, лучше всего стоит на страже по отношению к противоестественному, абсолютно гибельному для народа коварству осознание того, что нет и не может быть абсолютно заброшенного места в некоей жизненной форме и даже в столь маленькой ячейке, которая не является ответственной ее частью. Нигде не сказано, что именно данное окружное управление, данная община – часто поспешно и бестолково разложенные на зеленом столе согласно частноправовому удобству – ни за что не станут ответственной частью, уязвимым местом границы великой державы, культурным рубежом между крупными расами, брешью в торговых системах и хозяйственных организмах, контрабандным центром мирового хозяйства, политической пробоиной, ведущей государственный корабль к потоплению.

В свете этого рассмотрения перед нами предстает важность строительства государственных структур в отдельности, превосходства прочной ячейки жизненной формы, построенной как водонепроницаемая система, в противовес ячеисто-рыхлой, неустойчивой, федералистски расслабленной системе, а с другой стороны – сверхцентрализованной и окостеневшей.

Обладающий верным инстинктом народ должен так построить каждую мельчайшую ячейку, чтобы ее граница была способна однажды стать границей самой крупной жизненной формы. Это обеспечивает только «водонепроницаемая система», надежно защищая от наводнения.

Какую долговечную силу имели и сохраняют еще сегодня французские провинции в противовес управлению (власти), произведенному Наполеоном разделению на департаменты, хотя оно было, пожалуй, хорошо продуманным централизмом. Это разделение в основном приводилось в порядок и обозначалось по системе рек, подобно весьма оберегаемому естественному качеству отдельных японских ландшафтов, в которых можно использовать карту водоразделов почти как административную карту. Здесь обнаруживается имманентная логика естественного разделения, если человек ее не перечеркивает! Гларус, Фергана, Богемия, китайская провинция Цзянси также являются такими прочными бассейновыми государствами (Beckenstaaten) с границами по водоразделам.

Тем не менее вопрос о Бельфоре показывает – как теперь усвоили во Франции, – что политико-географические проблемы следует серьезно обсуждать и с географической точки зрения. Стремление прежде всего заполнить естественные ландшафты, принудительно выселить население одной долины (Talschaften), высокогорного плато, котловины и объявлять вне закона их границы – это подтверждается по всей Земле. Однако и границы населенных пунктов, городские границы (Верхняя Силезия – предостерегающий пример) должны были бы сооружаться именно так! Но как поздно была осознана эта сторона задачи городского строительства! Чрезвычайно поучительна большая сила сопротивления гармоничной с природным ландшафтом, в свои границы сознательно вросшей и встроенной Каринтии по сравнению с нынешней раздробленной, ослабленной Штирией.

Но в Каринтии нет даже средних городов с подвижным рабочим населением для использования в ее строительстве, подобных Грацу и Бруку. Мы видим, что сельское и городское население в целом по-разному, а вернее инстинктивно, приспосабливается к проблеме границы. Инстинкт трудового населения в значительной степени тогда вернее, когда оно, как в Саарской области, является оседлым и даже имеет собственное небольшое владение. Поэтому закрепление труженика на земле – не только этическое, моральное и социологическое, но и государственно-биологическое требование прочности границ с чисто материалистической точки зрения. Его следует поддерживать тем более там, где сохранение существования общей жизненной формы стоит на первом плане в государственно-правовой мысли и восприятии. Нужно закреплять и создавать истинно коренное население, а не вечных странников, если вообще хотят углубленного, связанного с оседлым образом жизни отношения жизненной формы к жизненному пространству, на чем как раз делают акцент консервативные партии. Разумеется, оседлый житель в спокойные времена менее удобен, менее раболепен, чем не имеющий опоры; однако даже в самые бурные времена он тверже стоит на земле и умеет более крепко держаться за нее.

Следовательно, именно консервативные партии должны быть противниками сгона крестьян. Крепкое крестьянство и мелкие, но жизнеспособные домовладельцы и владельцы дворов с минимумом средств существования, не подлежащих, как в старом Китае, конфискации и закладу, – это наиболее созвучная основа для умного патрициата в духе жизнеустойчивой японской феодальной структуры, которая в силу прочности своего принципа yumei mujitsu[161]161
  «Видимость силы не есть сила, и действительная сила избегает видимости» (яп.).


[Закрыть] так долго сохраняет свой авторитет.

Какие именно опасности при новом разграничении Ирландского свободного государства с Ольстером выявились в результате неумного обращения с ирландским сельским населением; с какой неоспоримостью Донегол, Литрим, Каван и Монахан оказывали давление на упрямо державшееся за Ольстер [графство] Фермана (с памятной битвой у местечка Эннискиллен) и помогли там создать прямо-таки немыслимо опасный выступ, которого тщетно пытались избежать иным проведением границы, но это не было осуществлено из-за прочного устройства обжитых границ провинции.

Здесь хорошо сохранилась большая прочность старых границ провинции по отношению к более поздней границе большого пространства!

Но для нас, немцев, пожалуй, самый поучительный пример – ячеистая структура западной границы немецкой народной и культурной почвы, истинный кладезь благоразумия. Какими структурно прочными оказались в сравнении со структурно непрочными габсбургскими графствами и фогствами (вотчинами монастырей) Эльзасский союз десяти городов, граница имперского города вообще по отношению к чужеязычным миграционным потокам, как долго сохраняется отграниченное природой графство Зальм. Как совершенно по-иному сохранился прочно запертым – несмотря на страдания – старый рейнский Курпфальц на обоих берегах Рейна по сравнению с более поздними образованиями – баварским Пфальцем и конгломератом Бадена! Как покарало незнание геополитического факта, что все естественные границы пересекали Рейн, что особым выделением Рейнской впадины (Rheingraben) (конкуренция железных дорог, упущения в мостостроении и др.) играли только на руку противнику, для которого было важно разрушить естественную связь в единстве равнины Верхнего Рейна. Как жестоко отомстило то, что по хребту Вогезов вообще проложили биологически неверную имперскую границу, в то время как именно здесь для защиты равнины Верхнего Рейна следовало бы расширить анэйкумену, пойдя на жертвы в другом месте!

Чтобы, кроме того, продемонстрировать некоторые ныне ставшие известными «школьные» случаи и более древние особой международно-правовой и биогеографической поучительной силы, обратим внимание, как в корне различно ведут себя океанское и приморское (litorale) японское государство и речное (potamische) и континентальное китайское по отношению к чужеземным опорным пунктам (Wachstumsspitzen) на их морских окраинах. Как заботливо поступала старая и поступает новая Япония, стремясь привязать к побережью и блокировать чужие опорные пункты, поскольку их нельзя отделить лагунами, как Осиму или Хирадо, лежащие на островах, или как Иокогаму. Напротив, как неопределенно отграничивает Китай концессии в Тяньцзине, Шанхае, Шанхайгуане, а также полунейтральную область Циндао!

Как не подозревавшая возможностей чужеземного десанта Россия заботливо обустроила в Дайрене (Даляне) именно то место против Порт-Артура, где позднее высадились японцы. Как мало думал немецкий флот о защите «хинтерланда» Цзяочжоу, против возможной угрозы оттуда. Как осмотрительно поступила Франция при новом расчленении важной территории Бельфора. Как плохо проведено разграничение в Верхней Силезии, в Саарской области!

Как прискорбно дает о себе знать недостаточно развитое пограничное чувство в вопросе Большого Гамбурга – органическом, гармоничном проведении городской и земельной границ, какую жалкую роль играет оно при прокладке автомобильной дороги от Манчестера на Ливерпуль через 15 общин, из которых 4 традиционно городские, 2 имеют конституцию города, 5 застроены как город и 4 – как село, в вопросах роста Бирмингема, Ливерпуля, Плимута-Девонпорта, а также Большого Лондона, Берлина, Нью-Йорка, Токио и треугольника городов Осака – Кобе – Киото, в вопросе Большого Шанхая.

Несомненно, мы стоим вообще перед ухудшением пограничных состояний, вызванным цивилизационным заблуждением стареющего жизненного и культурного круга, – все более растущей опасностью механизации, разрушения истинных культурных ценностей все тем же цивилизационным заблуждением.