Текст книги "Структура и динамика психического (сборник)"

208 Подобное развитие раскрывает изначальную силу комплекса, которая, как я уже говорил, иногда превосходит даже силу эго-комплекса. Только теперь человек обретает способность понять, что эго имело все основания упражняться на комплексах в магии имен, так как совершенно очевидно, что источник его страхов весьма злобен и грозит поглотить его. Множество людей, причисляемых к нормальным, имеют «скелеты в шкафу», о существовании которого нельзя упоминать, чтобы не причинить им смертельную боль – так силен их страх перед таящимся призраком. Все те, кто пребывает на стадии признания своих комплексов нереальными, всякое упоминание невроза воспринимают как относящееся к явно патологическим личностям, к числу которых они, конечно же, не принадлежат. Как будто быть больными – привилегия, принадлежащая только больным!

209 Тенденция делать комплексы нереальными путем ассимиляции не доказывает того, что они являются «пустяками», но, напротив, говорит об их важности. Это неизбежное следствие того инстинктивного страха, который первобытный человек испытывает по отношению к предмету, движущемуся в темноте. У первобытных народов этот страх фактически появляется с приходом темноты, точно так же, как в нашем случае комплексы приглушены в дневное время, а ночью поднимают головы, прогоняя сон или заполняя его кошмарами. Комплексы являются объектами внутреннего опыта, объектами, которых не встретишь на улице или в людных местах. Благодаря им и счастье, и горе в личной жизни становятся глубже; они лары и пенаты[23]23
  В древнеримской мифологии – божества-покровители родины и домашнего очага. – Прим. ред.


[Закрыть], ожидающие нас у камелька, чье миролюбие опасно переоценивать; они – «маленький народец», проделки которого тревожат нас ночью. Когда несчастье случается с нашими соседями, оно мало заботит нас, но когда оно угрожает нам самим, мы вынуждены обратиться к врачу, который помог бы нам оценить, насколько сильна угроза, исходящая от комплекса. Только если вы повидали целые семьи, разрушенные комплексами морально и физически, и знаете, к какой беспримерной трагедии и безысходному горю они могут привести, сможете почувствовать всю силу реальности комплексов, вы поймете, насколько безответственно и ненаучно мнение, будто личность может «вообразить» комплекс. Подбирая медицинское сравнение, можно вспомнить об инфекционных заболеваниях или злокачественных опухолях, которые также развиваются без малейшего участия сознательной мысли. Это сравнение все же не полностью адекватно, потому что комплексы не вполне патологичны по своей природе, а являются характерными выражениями психического, безотносительно того, дифференцированно психическое или же оно недифференцированно и примитивно. Следовательно, мы безошибочно находим их следы у всех народов и во все эпохи. Об этом свидетельствуют древнейшие литературные памятники: в эпосе о Гильгамеше мастерски описана психология комплекса власти, а Книга Товит в Ветхом Завете предлагает нам историю эротического комплекса и способ его лечения.

210 Универсальная вера в духов является прямым выражением комплексной структуры бессознательного. Комплексы поистине являются живыми единицами бессознательного психического, и поэтому о его существовании и устройстве мы можем судить только по их проявлениям. Бессознательное могло бы стать, согласно идее Вундта, не более чем рудиментом туманных или «скрытых» представлений, или «рудиментом сознания», как его называет Уильям Джеймс, если бы не факт существования комплексов. Фрейд стал первооткрывателем бессознательного психического именно потому, что он внимательно исследовал темные места в психике человека, а не просто пропускал их с пренебрежением как парапраксические. Via regia[24]24
  Королевская дорога (лат.).


[Закрыть] к бессознательному являются все же не сновидения, как принято считать, а комплексы, которые предстают архитекторами снов и симптомов. Тем не менее, эта дорога не слишком «пряма», не слишком «королевская», поскольку путь, указанный комплексом, больше похож на заросшую и очень извилистую тропу, часто теряющуюся в подлеске и ведущую не столько в сердце бессознательной психической жизни, сколько мимо него.

211 Ко всему прочему, страх перед комплексами указывает не на бессознательное, а обратно на сознание. Комплексы настолько неприятны, что никто по собственной воле не согласится с тем, что поддерживающие их силы способны на что-либо положительное. Сознание неизменно уверено в том, что комплексы представляют собой нечто непристойное и, таким образом, от них следует тем или иным способом избавляться. Несмотря на неопровержимые доказательства того, что все типы комплексов существовали всегда и повсюду, люди не могут заставить себя рассматривать их как естественное явление жизни. Боязнь комплексов есть предубеждение, укоренившееся благодаря суеверному ужасу перед всем, что неблагоприятно и неподвластно нашему хваленому Просвещению. Этот страх является причиной сильнейшего сопротивления изучению комплексов, поэтому для его преодоления необходима редкая решительность.

212 Страх и сопротивление служат указателями на королевском пути к бессознательному, и совершенно очевидно, что изначально они формируют предвзятое мнение об этом предмете. Абсолютно естественно, что из-за чувства страха человек делает заключение о кроющейся в нем опасности и, в силу желания сопротивляться ей, предполагает здесь нечто отталкивающее. Пациенты именно так и поступают. Аналогично воспринимает его и широкая публика, и, в конце концов, аналитик приходит к тому же, чем и объясняется тот факт, что первой медицинской теорией бессознательного стала теория вытеснения, разработанная Фрейдом. Делая выводы a posteriori[25]25
  На основе опыта (лат.).


[Закрыть] на основании природы комплексов, подобный взгляд естественным образом предполагает, что бессознательное есть нечто, составленное исключительно из несовместимых тенденций, вытесненных по причине их аморальности. Ничто не может служить более убедительным доказательством того, что обладатель такого взгляда следовал чисто эмпирическим путем и ни в малейшей степени не был подвержен влиянию философских рассуждений. Разговоры о бессознательном начались задолго до Фрейда. В философии впервые эту идею представил Лейбниц; Кант и Шеллинг также высказывали свое мнение по этому поводу, а Карус развил целую систему, на основе которой фон Гартманн построил вполне серьезную Философию бессознательного. Первая же медико-психологическая теория бессознательного имела столь же мало общего со своими предшественницами, как и с идеями Ницше.

213 Теория Фрейда представляет собой искреннее выражение опыта, накопленного им в период изучения комплексов. Но поскольку подобное исследование всегда является диалогом между двумя людьми, то при построении теории следует рассматривать комплексы как одной, так и другой стороны. Всякий диалог, приводящий на территорию, ограждаемую страхом и сопротивлением, угрожает чему-то жизненно важному и заставляет одну из сторон интегрировать свою целостность, другая же сторона вынуждена занимать при этом более широкую позицию. Она также вынуждена стремиться к большей цельности, потому что иначе не сможет вести диалог, все глубже и глубже проникая в зоны, охваченные страхом. Никакой исследователь, каким бы непредвзятым и объективным он ни был, не может позволить себе не учитывать собственные комплексы, поскольку те обладают не меньшей автономией, чем комплексы всех остальных людей. Фактически, он не может игнорировать их, потому что они не игнорируют его. Комплексы являются неотъемлемой частью психической конституции, которая есть наиболее предуготованная вещь в любом индивиде. Эта конституция, таким образом, безапелляционно решает, какого же психологического взгляда станет придерживаться данный наблюдатель. В этом и заключается неизбежная ограниченность психологического наблюдения: его ценность зависит от личностного уравнения наблюдателя.

214 Поэтому психологическая теория описывает, прежде всего, психологическую ситуацию, которая возникает в диалоге между неким отдельным наблюдателем и некоторым числом наблюдаемых им людей. Поскольку диалог ведется, в основном, на фоне сопротивлений, вызываемых комплексами, то характер этих комплексов с неизбежностью оказывается привязанным к самой теории, и это приводит к тому, что она становится, в широком смысле слова, агрессивной и малоприятной, так как строится на комплексах, лежащих в основании общественного мнения. Вот почему все современные психологические взгляды не только противоречивы в объективном смысле, но и провокационны. Это заставляет публику весьма активно высказываться против теории или же за нее, а в научных дискуссиях приводит к эмоциональным спорам, вспышкам догматизма, личным оскорблениям и т. д.

215 Из всего этого нетрудно заключить, что современная психология своими исследованиями комплексов вскрыла табуированные психические области, опутанные страхами и надеждами. Комплексы представляют собой реальный центр психического беспокойства, которое простирается настолько далеко, что у современных исследователей-психологов в данный момент нет надежды на то, что в ближайшее время они смогут продолжить свою работу спокойно, поскольку это предполагает некоторую согласованность научных мнений. Но современная психология комплексов очень далека от подобного согласия, я бы сказал, что она находится даже дальше, чем представляют себе сторонники самого пессимистичного взгляда. Поскольку с открытием несовместимых тенденций рассматривается только один сектор бессознательного и обнаруживается только один источник страха.

216 Без сомнения, хорошо запомнится всеобщий всплеск негодования после обнародования работ Фрейда. Столь мощная реакция публичных комплексов привела к тому, что Фрейд оказался в изоляции, и это дало мощный догматический заряд ему и его школе. Все психологи-теоретики, работающие в этой области, подвергаются такому же риску, потому что затрагивают то, что напрямую связано с неподдающимися контролю силами в человеке – numinosum[26]26
  Понятие, относимое к людям, предметам или ситуациям, вызывающим глубокий эмоциональный резонанс, особого рода изменения сознания. – Прим. ред.


[Закрыть], как их весьма удачно обозначил Рудольф Отто. Где начинается царство комплексов, там заканчивается свобода эго, поскольку комплексы являются психическими агентами, глубинная природа которых пока остается неразгаданной. Всякий раз, когда исследователь добивается успеха в продвижении к tremendum[27]27
  Состояние трепета (лат.).


[Закрыть], возникает общественная реакция, точно так же, как это происходит с пациентами, когда их в терапевтических целях вынуждают потревожить свои комплексы.

217 Для непосвященного мое изложение теории комплексов, вероятно, выглядит как описание примитивной демонологии или психологии табу.

Она приобрела этот специфический оттенок благодаря тому факту, что существование комплексов, отщепленных психических фрагментов, является весьма ощутимым остаточным явлением первобытного состояния мышления. Первобытный разум отмечен высокой степенью диссоциабельности (разделимости), которая выражается, например, в том, что первобытные люди убеждены в наличии у них нескольких душ (в одном случае – целых шести), не говоря уже о вере в существование огромного количества богов и духов, которые являются для них не просто предметами для рассуждения, как в нашем случае, а – по большей части – источниками весьма сильных переживаний.

218 Я бы хотел воспользоваться возможностью и отметить, что я употребляю термин «первобытный» в смысле «первичный», не вкладывая в него никакой качественной оценки. Так же, когда я говорю об «остаточных явлениях» первобытного состояния, я совершенно не имею в виду, что оно должно когда-либо закончиться. Напротив, я не вижу причины, по которой оно не могло бы просуществовать столько же, сколько и человечество. К тому же, оно в любом случае не претерпело особых изменений, а [Первая] мировая война и ее последствия привели к значительному усилению его проявлений. По этой причине я склоняюсь к мнению, что автономные комплексы есть нормальные явления жизни, составляющие структуру бессознательного психического.

219 Как вы видите, я уделил здесь основное внимание описанию особенностей теории комплексов. Тем не менее, я должен предостеречь вас от рассмотрения этой неполной картины как завершенной и подчеркнуть, что факт существования автономных комплексов порождает определенные сложности. Нам придется столкнуться с тремя важными аспектами проблемы: терапевтическим, философским и моральным. Все они ожидают своего рассмотрения.

Примечания

Инаугурационная лекция, прочитанная в Федеральном Политехническом институте в Цюрихе 5 мая 1934 года.

¹ Исключением из этого правила являются процессы роста тканей, жизнь которых поддерживается в питательной среде.

² «Das psycho-galvanische Reflexphanomen».

³ См.: Auch Einer.

II

Значение конституции и наследственности для психологии

22 °Cогласно нынешним научным воззрениям, не подвергается сомнению, что индивидуальная психика в значительной мере зависит от физиологической конституции, причем найдется немало людей, склонных рассматривать данную зависимость как абсолютную. Я не хотел бы заходить так далеко, так как считаю, что признание психического за нечто относительно независимое от физиологической конституции вполне соответствует положению дел. В пользу этого мнения нет, конечно, никакого неопровержимого доказательства, но столь же слабы и доказательства того, что психика находится в тотальной зависимости от физиологической конституции. Не следует забывать, что психическое является X, а конституция – дополнительным к нему Y. И то и другое, по сути, являются неизвестными факторами, которые только в самое недавнее время начали принимать более ясную форму. Но мы еще слишком далеки от того, чтобы хотя бы приблизительно понять их природу.

221 Хотя определить связь между конституцией и психическим в индивидуальных случаях невозможно, такие попытки все же многократно предпринимались, однако их результат представлял собой не что иное, как очередное неподтвержденное мнение. Единственным методом, который в настоящий момент в состоянии привести нас к результатам определенной степени надежности, является типологический метод, который Кречмер и я применяли в свое время, соответственно, к физиологической конституции и к психологической установке. В обоих случаях этот метод опирается на огромный эмпирический материал, благодаря чему индивидуальные вариации настолько сильно нейтрализуют друг друга, что проявляются и явственно выступают на поверхность определенные типичные черты, на основании которых удается сконструировать идеальные типы. Эти идеальные типы, конечно, в действительности никогда не встречаются в чистом виде – всегда имеют место индивидуальные вариации общего принципа, лежащего в основании каждого из них, – точно так же как кристаллы, как правило, суть индивидуальные вариации одной и той же изометрической системы. Физиологическая типология стремится в первую очередь к тому, чтобы установить и определить внешние физические признаки, благодаря которым можно классифицировать индивидов и разобраться в прочих их свойствах. Исследования Кречмера с определенностью показали, что физиологические свойства могут определять психические особенности.

222 Психологическая типология устроена в принципе точно так же, но ее исходный пункт находится, так сказать, не снаружи, а внутри. Она не стремится расставить по порядку внешние признаки, а пытается отыскать внутренние принципы усредненных психологических установок. В то время как физиологическая типология для достижения своих результатов должна применять, главным образом, естественнонаучные методы, невидимый и неизмеримый характер психических процессов заставляет нас использовать методы наук гуманитарных и, прежде всего, аналитическую критику. При этом, как уже подчеркивалось, речь никоим образом не идет о принципиальном различии этих типологий, а только лишь о нюансах, обусловленных разницей в точках отсчета. Нынешнее состояние исследования дает определенную надежду на то, что результаты, полученные с одной и с другой стороны, удастся-таки объединить в некую систему базовых фактов. Лично у меня складывается впечатление, что типы, выявленные Кречмером, не слишком далеко отстоят от психологических типов, выделенных ранее мною. Не таким уже невероятным кажется предположение, что именно здесь можно было бы перебросить мост между физиологической конституцией и психологической установкой. Причина, по которой этого еще не произошло, должно быть, кроется в том, что исследовательские результаты со стороны физиологии получены сравнительно недавно, в то время как изыскания, проводимые с психологической стороны, являются намного более трудными и потому не слишком доступны для понимания.

223 Легко можно согласиться с тем, что физиологические признаки суть величины видимые, ощутимые и измеримые. Однако в психологии все еще не зафиксировались раз и навсегда установленные значения слов. Вряд ли можно найти представителей двух различных психологических школ, которые, к примеру, смогли бы договориться о содержании понятия «чувства», и все же глагол «чувствовать» и существительное «чувство» относятся к неким психическим фактам, иначе подобного слова просто не существовало бы. Мы определили этим словом нечто для себя, однако учитывая, что состояние познания в психологии соответствует средневековому этапу развития естественной науки, мы имеем дело с фактами, которые не поддаются научному описанию; психологи знают это лучше, чем кто-либо со стороны. Существуют только лишь мнения о неизвестных фактах. И потому психолог обнаруживает постоянную и почти неодолимую склонность судорожно цепляться за физиологические факты, ибо так он чувствует себя в безопасности – в окружении якобы известного и определенного. Науке необходима определенность терминов, поэтому психолог обязан прилагать все усилия для того, чтобы установить границы понятий и дать определенным группам психических фактов вполне конкретные наименования, не заботясь о том, имел ли кто-нибудь до него иное воззрение на значение предложенного им имени. Внимание следует обращать лишь на то, покрывает ли предлагаемое имя в его наиболее общем словоупотреблении область психических фактов, обозначаемую с его помощью, или нет. При этом исследователь обязан избавиться от распространенного обыденного заблуждения, будто имя само по себе объясняет психический факт, скрытый за ним. Имя должно значить для исследователя ровно столько же, сколько и номер, а понятийная система должна быть не более чем координатной сетью, наброшенной на какую-то определенную географическую область, причем точку начала координат этой сети необходимо установить по практическим соображениям, теоретически же она совершенно неуместна.

224 Психологии еще предстоит изобрести свой собственный язык. Когда я пришел к тому, что назвал типы, полученные мною эмпирически, установками, я воспринял проблему, связанную с языком, как величайшую помеху. Мне предстояло – хотел я того или нет – установить определенные понятийные границы и привнести в данную область имена, которые, насколько это возможно, происходили бы из обыденного языка. Поступив таким образом, я подверг себя неизбежной опасности, о которой я уже упоминал, – общему предубеждению, будто имя объясняет сам предмет. И хотя это, несомненно, остаток древней веры в магию слов, все же опять возникло недоразумение, – я постоянно слышал возражения: «Но ведь чувство – это же нечто совершенно иное».

225 Я упомянул это, кажущееся тривиальным обстоятельство только потому, что оно, именно в силу своей тривиальности, представляет собой одно из основных препятствий для психологической исследовательской работы. Психология, как самая юная из всех наук, все еще обладает средневековым менталитетом, когда никакого различия между словами и вещами не делается. Я полагаю, что на этих трудностях необходимо специально акцентировать внимание, чтобы показать широкой научной общественности очевидную неадекватность такого подхода, а заодно и своеобразие психологического исследования.

226 Типологический метод позволяет сконструировать то, что приятно назвать «естественными» классификациями (правда, еще более естественным является отсутствие классификаций), имеющими величайшую эвристическую ценность постольку, поскольку они собирают воедино всех тех индивидов, которые характеризуются общими внешними признаками или общими психическими установками, и тем самым подводят нас к более детальному наблюдению и изысканию. Изучение конституции дает психологу чрезвычайно ценный критерий, с помощью которого он может элиминировать органический фактор при исследовании психических ситуаций и состояний или учесть его в своих вычислениях.

227 Это одна из самых важных точек, где чистая психология входит в противоречие с переменной Х, представленной органической точкой зрения. Однако эта точка далеко не единственная. Существует еще один факт, который прежде не принимался во внимание при изучении конституции. А именно то, что психический процесс не начинается с отметки в индивидуальном сознании в качестве чего-то абсолютно нового – напротив, он есть повторение функций, отработанных веками и наследуемых в структуре мозга. Психические процессы предшествуют сознанию, сопровождают и переживают его. Сознание – это интервал в непрерывном психическом процессе, вероятно, даже своего рода его апогей, сопряженный с особой физиологической нагрузкой, поэтому и исчезающий с некоторой периодичностью в течение дня. Психический процесс, лежащий в основе сознания, представляется нам самим собой разумеющимся, автоматическим по своей природе, приходящим неведомо «откуда» и протекающим неизвестно «куда». Мы знаем только, что сама нервная система и, в особенности, ее центры обусловливают выражение определенной психической функции, и что унаследованные структуры в каждом новом индивиде начинают бесперебойно функционировать именно так, как они это всегда делали. И только самые пики этой деятельности проявляются в нашем сознании, которое периодически затухает. Но как бы ни были бесконечны вариации индивидуального сознания, стержневой каркас бессознательного психического остается неизменным и единообразным. Как только удается понять природу бессознательных процессов, обнаруживается, что они на удивление идентичны по своей форме, несмотря на то, что их выражения, будучи опосредованными индивидуальным сознанием, могут быть чрезвычайно многообразными. На этой фундаментальной однородности бессознательного психического зиждется возможность понимания между людьми – возможность, которая сохраняется, несмотря на все различия индивидуального сознания.

228 В этих наблюдениях нет ничего удивительного, по крайней мере, поначалу; смущает же и сбивает с толку скорее то, в сколь высокой степени индивидуальное сознание поглощено этой однородностью. Известны примеры поразительного ментального сходства в семьях. Фюрст опубликовал случай матери и дочери, где сходство ассоциаций равнялось 30 %¹. И все же многие склоняются к тому, что предположение о возможности более широкого психического совпадения между людьми, народами и расами, далеко отстоящими друг от друга, совершенно неправдоподобно. Однако, в действительности, в области так называемых фантастических представлений и идей обнаруживается масса удивительных совпадений. Многие исследователи, например Гобье д’Альвьелла в его работе «Migrations des Symbols», прилагали усилия, чтобы объяснить подобные совпадения мифологических мотивов и символов миграцией людей и человеческой традицией. Этому объяснению, которое, конечно же, обладает определенной научной ценностью, противоречит тот факт, что мифологема может возникнуть во всякое время и во всяком месте, даже там, где не было никакой возможности получить ее извне. Так, я наблюдал одного психически больного, который почти слово в слово воспроизвел длинный символический отрывок, который можно было прочитать на древнем папирусе. Его текст впервые был опубликован Дитерихом лишь несколько лет спустя². Мне довелось увидеть достаточное количество подобных случаев, вследствие чего я усомнился в правильности своего предположения о том, что такое возможно только в пределах одной и той же расы, и провел исследование мотивов сновидений чистых в расовом отношении негров из южной части Соединенных Штатов. Я нашел в их сновидениях мотивы из греческой мифологии, которые заставили меня усомниться в том, что в данном случае можно было бы вести речь о расовом наследовании.

229 Меня неоднократно и совершенно напрасно обвиняли в безотчетной вере в «наследуемые идеи», хотя я определенно и недвусмысленно подчеркивал, что подобные совпадения вызываются не «идеями», а, скорее всего, наследуемой предрасположенностью к реакциям определенного типа, которые неизменно возникали одинаковым образом в истории «хомо сапиенс». Бывало и так, что эти совпадения отрицались на том основании, что фигурой, например, «спасителя» в одном случае является заяц, в другом – птица, а в третьем – человек. Однако тем, кто высказывает такое возражение, следует учитывать, что сами имена часто значат меньше, нежели определяющие их взаимосвязи. Например, некоему благочестивому индусу при посещении англиканской церкви могут броситься в глаза изображения ягнят, и дома он будет на основании увиденного рассказывать, что христиане исповедуют культ животных. Так что совершенно неважно, что «сокровищем» в одном случае является кольцо, в другом – корона, в третьем – жемчужина, а в четвертом – целый клад. Существенна здесь сама идея о какой-то чрезвычайно ценной и труднодоступной вещи, и при этом не имеет значения, как она обозначается в данной местности. С психологической точки зрения важен тот факт, что и в сновидениях, фантазиях и при особых духовных состояниях могут вновь и вновь самопроизвольно возникать мифологические мотивы и символы, казалось бы совершенно не связанные друг с другом. По-видимому, иногда эти мотивы и символы могут быть результатом влияния индивидуальных факторов – ассоциаций, преданий и импульсов, – однако чаще всего такого влияния не наблюдается. Это «изначальные» образы, или «архетипы», как я их назвал; они принадлежат к стержневому каркасу бессознательного психического, и поэтому их нельзя объяснить как личное приобретение. Вся их совокупность составляет в итоге тот психический уровень (страту), который я назвал коллективным бессознательным.

23 °Cуществование коллективного бессознательного означает, что индивидуальное сознание есть что угодно, только не tabula rasa, и оно совершенно не защищено от предопределяющих воздействий. Напротив, оно в значительной мере оказывается под влиянием наследственных предпосылок, наряду с неизбежными воздействиями окружающей среды. Первоистоком коллективного бессознательного является психическая жизнь предков. Это и есть матрица всех сознательных психических событий, а следовательно, она оказывает влияние, которое в значительной мере компрометирует свободу сознания, поскольку постоянно и изо всех сил старается направить все сознательные процессы обратно на старые пути. Эта опасность и является причиной чрезвычайного сопротивления сознания бессознательному. Однако речь идет не о сопротивлении сексуальности, но о гораздо более общем явлении, а именно, об инстинктивном страхе потерять собственную свободу и оказаться под влиянием автоматизма бессознательного психического. Для определенной категории людей эта опасность, по-видимому, кроется в сфере сексуальности, ибо они боятся потерять свою свободу именно в этом. Для других же опасность лежит совершенно в других областях – там, где ощущается определенная слабость, где не удается воздвигнуть против бессознательного действенные препоны.

231 Коллективное бессознательное – это еще одна область, где чистая психология сталкивается с органическими факторами, где она, по всей вероятности, должна признать тот не-психологический факт, что она покоится на физиологическом основании. И точно так же, как самый закоренелый психолог не может свести физиологическую конституцию к общему знаменателю индивидуальной психической причинности, невозможно упразднить физиологически обусловленную предпосылку коллективного бессознательного, служащего основой для индивидуального приобретения. Конституциональный тип, равно как и коллективное бессознательное, суть факторы, которые находятся за пределами контроля сознательного разума. Конституциональные условия и бессодержательные формы коллективного бессознательного – это реалии, что применительно к бессознательному означает ни много ни мало, что его символы и мотивы являются столь же реальными факторами, как и конституция, которую нельзя отбросить в сторону, равно как и не признать. Пренебрежение конституцией приводит к болезни, пренебрежительное отношение к коллективному бессознательному делает то же самое. Поэтому в моем терапевтическом методе главное внимание я уделяю отношению пациента к содержаниям коллективного бессознательного; весь мой обширный опыт свидетельствует о том, что человеку в одинаковой степени важно жить в гармонии как с бессознательным, так и со своими индивидуальными склонностями.