Текст книги "Структура и динамика психического (сборник)"

76 Несмотря на то, что прогрессия и регрессия в каузальном плане имеют свое основание, с одной стороны, в характере жизне-процессов, а с другой, в условиях окружающей среды, тем не менее, если взглянуть на них с энергетической точки зрения, то придется представить их только в качестве средств, в качестве транзитных промежуточных стадий на пути следования энергии. Если рассматривать их под таким углом, то прогрессия и достигаемая посредством нее адаптация есть средства к регрессии, к манифестации внутреннего мира во внешнем. Таким путем создаются новые средства для изменившегося вида прогрессии, несущие с собой наилучшую форму адаптации к условиям окружающей среды.

b. Экстраверсия и интроверсия

77 Прогрессию и регрессию можно связать с экстраверсией и интроверсией: прогрессия как адаптация к внешним условиям может рассматриваться в таком случае в качестве экстраверсии; регрессия же как адаптация к внутренним условиям – в качестве интроверсии. Однако эта параллель обычно приводит к заметной путанице в понятиях, поскольку прогрессия и регрессия, в лучшем случае, представляют собой лишь смутные аналогии экстраверсии и интроверсии. В действительности последние два понятия репрезентируют динамизмы другого рода, нежели прогрессия и регрессия. Прогрессия и регрессия – это динамические формы конкретно детерминированной трансформации энергии, тогда как экстраверсия и интроверсия являются формами, которые могут принимать как прогрессия, так и регрессия, на что указывают сами их названия. Прогрессия есть движение жизни вперед – в том же самом смысле, в каком вперед движется время. Это движение может происходить в двух различных формах: или экстравертированной, когда прогрессия находится под преобладающим воздействием на нее объектов и условий окружающей среды, или интровертированной, когда ей приходится адаптироваться к условиям эго (или, более правильно, «субъективного фактора»). Аналогичным образом, регрессия может идти в двух направлениях: либо как отдаление от внешнего мира (интроверсия), либо как бегство в экстравагантное переживание (экстраверсия). Неудача в первом случае вводит человека в состояние постоянной тупой задумчивости, во втором – превращает в банального прожигателя жизни. Эти два разные способа реагирования, которые я назвал интроверсией и экстраверсией, соответствуют двум противоположным типам установки и подробно описываются в моей книге Психологические типы.

78 Либидо движется не только вперед и назад, но и наружу и вовнутрь. Психология движения в двух последних из названных направлений достаточно подробно описывается в моей книге о типах, поэтому я могу воздержаться здесь от дальнейшей ее разработки.

с. Канализация либидо

79 В Символах трансформации (pars. 203 f.) я употребил выражение «канализация либидо» для характеристики процесса энергетической трансформации или конверсии. Этим понятием я обозначаю перенос психических интенсивностей или ценностей от одного содержания к другому – процесс, соответствующий физической трансформации энергии: например, в паровой машине происходит конверсия теплоты в давление пара и затем в энергию движения. Аналогичным образом, энергия определенных психологических феноменов конвертируется при помощи соответствующих средств в динамизмы иного рода. В вышеупомянутой книге я привел примеры подобных процессов трансформации, и нет необходимости подробно останавливаться на них в данном случае.

80 Когда Природа предоставлена самой себе, энергия трансформируется в направлении ее естественного «градиента». Естественные феномены таким способом продуцируются, но не «работают». Точно так же и человек, когда он предоставлен самому себе, существует в качестве природного явления и, в собственном смысле этого слова, не производит никакой работы. И лишь культура обеспечивает человека «машиной», благодаря которой естественный градиент используется для осуществления работы. То, что человек, по всей вероятности, постоянно думал об изобретении этой «машины», может быть связано с чем-то, глубоко укорененным в его природе, по существу же – в природе живого организма как такового. Ибо сама живая материя является трансформатором энергии, и некоторым – доселе неведомым – образом жизнь принимает участие в процессе трансформации. Жизнь течет так, словно бы использует природные физические и химические условия в качестве средств для своего собственного существования. Живое тело – машина для преобразования энергий, которые оно использует в других динамических проявлениях, служащих их эквивалентами. Мы не можем сказать, что физическая энергия преобразуется в жизнь – лишь то, что ее трансформация является выражением жизни.

81 Точно так же, как живое тело в своей целостности является машиной, другие формы адаптации к физическим и химическим условиям обладают ценностью механизмов, делающих возможными различные формы трансформации. Поэтому все те средства, которые животное использует для самосохранения и продления своего существования – помимо непосредственного питания своего тела – могут рассматриваться в качестве машин, использующих естественный градиент для осуществления работы. Когда бобр валит деревья и перегораживает реку, он производит работу, обусловленную его дифференциацией. Эта дифференциация – продукт того, что можно было бы назвать «природной культурой», которая функционирует в качестве трансформатора энергии, в качестве машины. Аналогичным образом, и человеческая культура, как естественный продукт дифференциации, является машиной; прежде всего, технической машиной, утилизирующей природные условия для трансформации физической и химической энергии, но, помимо этого, и психической машиной, утилизующей психические условия для трансформации либидо.

82 Так же как человеку удалось изобрести турбину и посредством направления на нее потока воды трансформировать кинетическую энергию последней в электричество, которое может применяться различным образом, точно так же ему удалось, с помощью психического механизма, преобразовать и природные инстинкты, которые, в противном случае, последовали бы своему градиенту без осуществления работы и перешли бы в другие динамические формы, соответствующие инстинктивному существованию.

83 Трансформация энергии инстинкта достигается при помощи ее канализации в аналог объекта инстинкта. Так же как электростанция имитирует водопад и тем самым овладевает его энергией, так и психический механизм имитирует инстинкт и тем самым получает возможность приложить его энергию к особым целям. Хорошим примером сказанного является весенняя церемония, совершаемая австралийским племенем вачанди⁵². Сначала вырывается яма в земле, а потом ей придается такая форма и она так огораживается со всех сторон кустарником, что напоминает женский половой орган. Затем вокруг этой ямы пляшут всю ночь, причем держат копья перед собой таким образом, что они напоминают мужской орган в состоянии эрекции. Во время этой круговой пляски вачанди тычут свои копья в яму с криками: «Pulli nira, pulli nira, wataka!» (не пронзай, не пронзай же женский половой орган!). Во время этой церемонии никому из ее участников не разрешается смотреть на женщин.

84 С помощью описанной выше дыры вачанди воссоздают женский половой орган, объект природного инстинкта. При помощи повторяющихся выкриков и экстатической пляски они внушают себе, что дыра – это действительно вульва, а чтобы эта иллюзия не была разрушена реальным объектом инстинкта, никто из участников церемонии не имеет права смотреть на женщину. Нет сомнения, что в данном случае мы имеем дело с канализацией энергии и ее переносом на аналог первоначального объекта посредством танца (который фактически является брачным танцем, как у птиц и других животных) и имитации полового акта⁵³.

85 Этот танец имеет особое значение в качестве церемонии оплодотворения земли и поэтому совершается весной. Он играет роль магического акта, целью которого является перенос либидо в землю, благодаря чему земля приобретает особую психическую ценность и становится объектом ожидания. Психика в этом случае напряженно занята землей, и та, в свою очередь, воздействует на нее, так что налицо возможность и даже вероятность того, что человек уделит ей свое внимание, что является необходимым психологическим условием для ее возделывания. Действительно, земледелие возникло, хотя это и не следует понимать в абсолютном смысле, из образования сексуальных аналогий. «Свадебная постель в поле» – пример канализационной церемонии подобного рода: весенней ночью крестьянин берет с собой в поле жену и там вступает с нею в половую связь, для того чтобы сделать землю плодородной. Таким путем устанавливается очень тесная аналогия, действующая подобно каналу, подводящему воду из реки к электростанции. Энергия инстинкта оказывается тесно связанной с полем, вследствие чего возделывание последнего приобретает значение полового акта. Такая ассоциация обеспечивает постоянный приток интереса к полю, что, соответственно, развивает притяжение к нему у пахаря. Он, таким образом, вынужден заниматься полем так, чтобы это способствовало его плодородию.

86 Как убедительно показал Мерингер, ассоциация между либидо (также и в сексуальном смысле) и земледелием отражена в обыденном употреблении слов и выражений⁵⁴. Вложение либидо в землю достигается не только посредством сексуальной аналогии, но и при помощи «магического касания», как мы это видим в обычае катания (walzen, walen) по полю⁵⁵.

Для первобытного человека канализация либидо носит настолько конкретный характер, что он даже само утомление от работы ощущает как состояние «высосанности» его демоном поля⁵⁶. Все основные предприятия и усилия, такие как вспашка земли, охота, война и т. п., начинаются с церемоний, имеющих своей целью установление магической аналогии, или с предварительных заклинаний, которые, вне всяких сомнений, имеют психологическую цель канализации либидо в необходимый вид деятельности.

В танцах буйволов у индейского племени таос пуэбло танцоры изображают не только охотников, но и охоту. Благодаря возбуждению и наслаждению, получаемым от танца, либидо канализуется в форму охотничьей деятельности. Наслаждение, без которого в данном случае не обойтись, порождается ритмическими звуками барабанов и волнующими напевами стариков, которые руководят всей церемонией. Хорошо известно, что пожилые люди живут своими воспоминаниями и любят поговорить о своих прежних подвигах; это «воодушевляет» их. Воодушевление «разжигает», и, в известном смысле, старики дают первый толчок танцу, миметической церемонии, цель которой – приучить юношей и мальчиков к охоте, подготовить их к ней психологически. Сходные rites d’entree[8]8
  Обряды введения (франц.).


[Закрыть] подробно описаны применительно ко многим примитивным племенам⁵⁷. Классический пример подобного обряда – церемония под названием atninga у австралийского племени арунтас. Она призвана возбудить гнев у членов племени, собирающегося в поход с целью отмщения. Задача возбуждения гнева выполняется вождем, который привязывает волосы мертвеца, за которого необходимо отомстить, ко рту и пенису члена племени, которого нужно привести в состояние гнева. Затем вождь становится на колени перед этим человеком и заключает его в объятья, как бы осуществляя с ним половой акт⁵⁸. Предполагается, что таким путем «внутренности данного человека загорятся желанием отомстить убийце». Смысл церемонии, очевидно, в том, чтобы вызвать у каждого члена племени ощущение интимного знакомства с убитым, так чтобы каждый находился в состоянии готовности отомстить за него.

87 Чудовищная сложность таких церемоний показывает, сколь много усилий требуется, чтобы отвести либидо от его естественного русла, по которому оно привычно течет в повседневной жизни, в сферу довольно необычной деятельности. Современный ум считает, что этого можно достичь простым усилием воли и что нет необходимости во всевозможных магических церемониях – что объясняет, почему так много времени было потрачено, чтобы понять их правильно. Но если мы будем помнить, что первобытный человек гораздо более бессознателен и в гораздо большей степени «природное явление» по сравнению с нами, а также почти не имеет представления о том, что мы называем «волей», тогда нетрудно понять, почему он нуждается в усложненных церемониях там, где для нас достаточно простого волевого акта. Мы более сознательны, иначе говоря, более цивилизованны. В ходе тысячелетий нам удалось не только покорить дикую природу вокруг нас, но и подчинить нашу собственную дикость – по крайней мере, на время и по настоящий момент. Во всех событиях мы выступаем в качестве обладателей «воли», то есть энергии, которую можно использовать, и хотя, возможно, этого количества и недостаточно, тем не менее, это больше того, чем обладают первобытные люди. Мы больше не нуждаемся в магических танцах, делающих нас «сильными», перед совершением задуманного нами, по крайней мере, в обыденной жизни. Но если нам приходится иметь дело с чем-то, что превосходит наши силы, или с чем-то, успешный исход чего отнюдь не гарантирован, тогда мы торжественно закладываем краеугольный камень с благословения Церкви или «крестим» корабль в тот момент, когда он соскальзывает со стапелей; во время войны мы заручаемся поддержкой со стороны патриотического Бога, и потный страх срывает пылкую молитву с уст даже самого отважного бойца. Поэтому достаточно лишь тени небезопасных обстоятельств, чтобы «магические» формальности были воскрешены самым естественным образом. Благодаря этим церемониям высвобождаются более глубокие эмоциональные силы; убеждение превращается в слепое самовнушение, а психическое поле зрения сужается до одной неподвижной точки, на которой состедоточивается все давление бессознательных сил. А то, что успех сопутствует скорее уверенному, чем неуверенному человеку, по сути, объективный факт.

d. Образование символа

88 Психологическим механизмом, трансформирующим энергию, служит символ. Под символом я имею в виду реальный символ, а не знак. Дыра в земле у вачанди является не знаком женских половых органов, а символом, означающим представление о земле-женщине, которую необходимо сделать плодородной. Принять эту землю-женщину за человеческую женщину означало бы интерпретировать символ семиотически, и это роковым образом нарушило бы ценность церемонии. Именно по это причине никто из танцующих не имеет права взглянуть на женщину. Психологический механизм был бы разрушен семиотической интерпретацией – это было бы все равно что разбить вдребезги трубу турбины, подводящую воду, на том основании, что она представляет собой слишком неестественный водопад, обязанный своим существованием подавлению естественных условий. Я далек от того, чтобы считать, что семиотическая интерпретация бессмысленна; она не только возможна, но и достаточно правильна. Ее полезность неоспорима во всех тех случаях, когда природе просто перечат – без какой-либо эффективной работы, являющейся следствием этого. Но семиотическая интерпретация становится бессмысленной, когда используется только она и применяется схематически – короче говоря, когда она игнорирует реальную природу символа и снижает его ценность до простого знака.

89 Первым успехом, отвоеванным первобытным человеком у инстинктивной энергии – путем построения аналогий, – оказалась магия. Церемония носит магический характер до тех пор, пока она поддерживает состояние ожидания, даже если и не приносит при этом эффективных практических результатов. В этом случае энергия канализуется в новый объект и становится причиной нового динамизма, который, в свою очередь, продолжает оставаться магическим до тех пор, пока не обеспечит эффективной работы. Выгода, извлекаемая из магической церемонии, заключается в том, что объект, в который вновь вкладывается энергия, приобретает способствующий работе потенциал для психического. Вследствие его ценности он оказывает определяющее и стимулирующее воздействие на воображение; в течение продолжительного времени ум очарован им и находится в его власти. Это становится причиной действий, выполняемых на конкретном магическом объекте в полушутливой-полуигровой манере, причем большинство из таких действий имеют ритмический характер. Хорошим примером могут служить наскальные рисунки в Южной Америке, состоящие из борозд, глубоко вырезанных в каменной породе. Они сделаны индейцами, которые на протяжении многих столетий снова и снова шаловливо повторяли эти борозды с помощью острого камня. Содержание рисунков с трудом поддается интерпретации, однако деятельность, с ними связанная, несравненно более значима⁵⁹.

90 Влияние, оказываемое на психику магически действенным объектом, имеет и другие, не менее важные последствия. Благодаря длительному игровому интересу к объекту человек, вероятно, делает множество всевозможных открытий относительно этого объекта, которые в противном случае могли бы ускользнуть от его внимания. Как известно, много открытий было сделано именно таким образом. Недаром магию называют «матерью науки». До самого конца Средних веков то, что мы сегодня называем наукой, являлось не чем иным, как магией. Поразительный пример этого – алхимия, символизм которой совершенно верно демонстрирует принцип трансформации энергии, описанный выше, причем более поздние алхимики полностью осознали этот факт⁶⁰. И лишь благодаря развитию магии в науку, то есть продвижению вперед от простого ожидания к реальной технической работе с объектом, мы приобрели то владычество над силами природы, о котором в век магии можно было только грезить. Исполнилась даже мечта алхимиков о трансмутации элементов, и магическое действие на расстоянии сделалось реальностью благодаря открытию электричества. Поэтому у нас есть все основания высоко оценивать процесс образования символа и отдавать ему должное в качестве неоценимого средства использования простого потока инстинктивной энергии для эффективного труда. Водопад, несомненно, более красив, чем электростанция, но суровая необходимость учит нас ценить электрический свет и электрифицированную промышленность гораздо выше величественной расточительности водопада, заставляющего нас застыть в восхищении на четверть часа во время праздничной прогулки.

91 Подобно тому как в физической природе только очень малая доля природной энергии может быть преобразована в удобную для употребления форму, а значительно большей части ее приходится оставаться неиспользованной, растрачивая себя в природных явлениях, так и в нашей психической природе только незначительная часть всей энергии может быть отведена от своего естественного русла. Несравнимо большая часть не может быть использована нами, но уходит на то, чтобы поддерживать нормальный ход жизни. Отсюда явствует, что либидо предназначено природой для разнообразных функциональных систем, из которых оно не может быть полностью изъято. Либидо вложено, или «инвестировано», в эти функции в качестве специфической силы, которая не поддается трансформации. Лишь там, где символ предлагает более крутой, сравнительно с природой, градиент или уклон, становится возможным канализация либидо в другие формы. История цивилизации щедро демонстрирует, что человек обладает относительным избытком энергии, допускающим его применение помимо естественного ее течения. То, что символ делает это отклонение от естественного течения возможным, доказывает, что не все либидо поглощено определенной формой, которую навязывает естественное течение, но что сверх этого остается некоторое количество энергии, которое можно было бы назвать избыточным либидо. Понятно, что этот избыток может являться результатом неспособности прочно организованных функций уравняться по своей интенсивности. Эти функции можно было бы сравнить с системой водопроводных труб, диаметр которых слишком мал, для того чтобы отвести воду, которая в них непрерывно поступает. Вода, в таком случае, была бы вынуждена тем или иным образом куда-то переливаться. Из этого избыточного либидо возникают определенные психические процессы, которые невозможно объяснить, а если их все-таки объясняют, то крайне неадекватно – как следствия естественных обстоятельств. Например, как мы должны объяснять религиозные процессы, природа которых, по существу, имеет символический характер? В абстрактной форме символами являются религиозные представления; в форме действия обряды или церемонии есть не что иное, как символы. Они представляют собой манифестацию и выражение избыточного либидо. В то же самое время символы играют роль «мостиков» для перехода к новым видам деятельности, которые следует определить как культурные, чтобы отличать их от инстинктивных функций, выполняющих свою обычную работу в соответствии с естественным законом.

92 Я назвал символ, преобразующий энергию, «аналогом либидо»⁶¹. Под таковым я имею в виду представление, которое способно дать эквивалентное выражение либидо и канализовать его в форме, отличной от первоначальной. В мифологии представлены многочисленные эквиваленты подобного рода, начиная от священных объектов, вроде churingas[9]9
  Churinlgas – различные предметы у аборигенов Австралии, в которые превратились их мифические герои. Последние считаются воплощением родового тотема. – Прим. ред.


[Закрыть], фетишей и т. п. до образов богов. Обряды, которыми окружаются священные объекты, нередко очень наглядно раскрывают свою природу как трансформаторов энергии. Так, первобытный человек ритмически потирает свою churinga и переводит в себя магическую силу, исходящую от фетиша, в то же самое время сообщая ему свежий «заряд» этой силы⁶². Более высокой стадией этого же направления мысли является представление о тотеме, которое тесно связано с истоками племенной жизни и прямо ведет к идее палладиума, покровительствующего племени божества, и вообще к идее организованного человеческого сообщества. Трансформация либидо посредством символа – процесс, начавшийся с первых шагов человечества и продолжающийся поныне. Символы никогда не изобретаются сознательно, но всегда поступают из бессознательного, в результате откровения или интуиции⁶³. Ввиду тесной связи между мифологическими символами и снами-символами, а также того, что сновидение – это «le dieu des sau-vages»[10]10
  Бог дикаря (франц.).


[Закрыть], более чем вероятно, что большинство исторических символов ведет свое происхождение непосредственно от сновидений или, по крайней мере, находится под их воздействием⁶⁴. Мы знаем, что это справедливо в отношении выбора тотема и что имеются аналогичные свидетельства относительно выбора богов. Эта извечная функция символа сохраняется и в наши дни несмотря на то, что в течение многих столетий общее направление умственного развития предполагало подавление индивидуального образования символов. Одним из первых шагов в этом направлении стало установление официальной государственной религии, следующим шагом было уничтожение политеизма, первая, неудавшаяся попытка которого содержится в реформах Аменхотепа IV. Нам известна исключительная роль, принадлежащая христианству в подавлении индивидуального образования символов. Но постепенно интенсивность христианской идеи спадает, и нам, возможно, предстоит увидеть новую вспышку индивидуального символообразования. Необычайный рост числа христианских сект начиная с восемнадцатого века, века Просвещения, служит тому красноречивым подтверждением. Христианская наука, теософия, антропософия и «Маздазнан» являются дальнейшими шагами по этому же пути.

93 В рамках практической работы с нашими пациентами мы сталкиваемся с образованием символов на каждом этапе в истории их заболевания. Целью такого символообразования является трансформация либидо. В начале лечения обычно убеждаешься, что процесс образования символов идет полным ходом, однако протекает он в неподходящей форме, что выражается в предоставлении либидо слишком низкого градиента. Вместо того чтобы конвертироваться в эффективную работу, либидо бессознательно перетекает в старые каналы, то есть в архаические сексуальные фантазии и вообще в фантазийную деятельность. Соответственно, пациент продолжает находиться в состоянии войны с самим собой, иными словами, остается невротиком. В строгом смысле слова, в таких случаях анализу указывается на надежное средство, то есть на редуктивный психоаналитический метод, введенный в практику Фрейдом, – метод, который разрушает все несоответствующие символы и сводит последние к их естественным элементам. Электростанция, расположенная слишком высоко и неудобно построенная, демонтируется и разделяется на свои исходные компоненты, благодаря чему естественное течение восстанавливается. Бессознательное продолжает продуцировать символы, которые, безусловно, можно было бы продолжать сводить к их элементам ad infinitum[11]11
  До бесконечности (лат.).


[Закрыть].

94 Однако естественный ход вещей никогда не может принести человеку полного удовлетворения, поскольку он обладает избытком либидо, для которого другой градиент может оказаться более благоприятным по сравнению с естественным. По этой причине человек неизбежно будет стремиться к такому градиенту, независимо от того, насколько часто его, возможно, будет отбрасывать редукцией к естественному градиенту. Поэтому мы пришли к заключению, что в тех случаях, когда несоответствующие структуры подвергаются редукции и естественный ход вещей восстанавливается, так что появляется какая-то возможность для пациента вести нормальное существование, редуктивный процесс не следует продолжать дальше. Вместо этого процесс образования символов следует усилить в направлении их синтеза до тех пор, пока не обнаружится более благоприятный градиент для избыточного либидо. Редукция к естественному положению вещей не является ни идеальным состоянием, ни панацеей. Если бы естественное состояние действительно являлось идеальным, тогда образу жизни первобытного человека можно было бы позавидовать. Однако это никоим образом не так, о чем свидетельствует хотя бы то, что, не говоря уже о всех прочих горестях и трудностях человечекой жизни, первобытный человек терзаем суевериями, страхами и компульсиями до такой степени, что если бы ему пришлось существовать в условиях нашей цивилизации, то его нельзя было бы квалифицировать иначе, как глубоко невротическое существо, если не просто как сумасшедшего. Что бы мы сказали о европейце, который повел бы себя следующим образом. Одному негру приснилось, что его преследовали враги, которые схватили его и сожгли заживо. На следующий день он попросил своих родственников разжечь костер, и сказал им, чтобы они держали его ступни в огне – для того чтобы при помощи этой отводящей беду церемонии предотвратить приснившееся ему во сне несчастье. Он получил настолько тяжелые ожоги, что в течение многих месяцев был неспособен ходить⁶⁵.

95 Человечество было освобождено от подобных страхов благодаря непрерывному процессу образования символов, ведущему к формированию культуры. Следовательно, за реверсией к естественному состоянию должна последовать синтетическая реконструкция символа. Редукция же возвращает нас к примитивному естественному человеку и к его своеобразному умственному состоянию. Фрейд направил свое внимание главным образом на безжалостную жажду наслаждения, Адлер – на «психологию престижа». И жажда наслаждений, и потребность в престиже, несомненно, являются очень важными особенностями первобытной души, однако они далеко не единственные. Для полноты картины нам следовало бы упомянуть и другие характерные черты первобытного человека, такие как его склонности к игре, таинственному или «героическому», но прежде всего – то выдающееся качество первобытного ума, каковым является его подчиненность надличностным «силам» – будь то инстинкты, аффекты, суеверия, фантазии, колдуны, ведьмы, духи, демоны или боги. Редукция возвращает цивилизованного человека к этой подчиненности первобытного сознания, от которой, как ему хотелось бы надеяться, он уже избавился. И так же, как редукция заставляет человека осознать свою подчиненность упомянутым «силам», тем самым подводя его к достаточно серьезной проблеме, так и синтетическое лечение символом приводит его к религиозному вопросу, причем не столько к проблеме современных религиозных убеждений, сколько к той же религиозной проблеме первобытного человека. Перед лицом самых что ни на есть реальных сил, господствующих над человеком, только равно реальная действительность способна предложить ему помощь и защиту. Не интеллектуальная система, но лишь непосредственный опыт может служить противовесом слепой силе инстинкта.

96 Полиморфизм инстинктивной природы первобытного человека находит себе прямую противоположность в регулирующем принципе индивидуации. Множественности и разделенности внутреннего мира противопоставляется интегрирующее единство, сила которого не менее велика, чем сила инстинктов. Вместе они образуют пару противоположностей, необходимую для саморегуляции, о которой часто говорят как о дихотомии природы и духа. Подобные представления коренятся в психических состояниях, между которыми человеческое сознание колеблется, подобно стрелке весов.

97 Умственное состояние, характерное для первобытного человека, может быть непосредственно пережито нами лишь в форме инфантильного психического состояния, которое все еще живет в наших воспоминаниях. Специфику этого психического состояния Фрейд достаточно справедливо характеризует как инфантильную сексуальность, поскольку позднее из этого зачаточного состояния развивается зрелое сексуальное существо.

Фрейд, однако, выводит все прочие ментальные особенности человека из этого инфантильного зачаточного состояния, так что создается впечатление, что и само разумное начало возникает из изначальной сексуальной стадии и, следовательно, является не чем иным, как последующим порождением первичной сексуальности. Фрейд не учитывает того, что инфантильное поливалентное зачаточное состояние не есть лишь своеобразно перверсная предварительная стадия нормальной и зрелой сексуальности; инфантильное состояние кажется перверсным, поскольку является предварительной стадией не только взрослой сексуальности, но и ментального склада индивида в целом. Из этого инфантильного зачаточного состояния развивается законченный взрослый человек, поэтому зачаточное состояние имеет ничуть не более сексуальный характер, нежели разум взрослого человека. В этом состоянии сокрыты не просто истоки взрослой жизни, но и все наследие предков, которое безгранично. Это наследие включает в себя не только инстинкты, доставшиеся человеку от животной стадии, но и все те дифференциации, которые оставили наследственные следы после них. Таким образом, каждый ребенок рождается с колоссальной расщепленностью в своем психическом строении: с одной стороны, он более или менее подобен животному, с другой – он представляет собой конечное воплощение извечной и бесконечно сложной совокупности наследственных факторов. Эта расщепленность является причиной напряженности зачаточного состояния и позволяет объяснить многие загадки детской психологии, в которых определенно нет недостатка.