Текст книги "Страсть под запретом"

Карла Кэссиди
Страсть под запретом

ПЕРВАЯ ГЛАВА

Ожидая разрешения на взлет своего одномоторного самолета, Талбот Маккарти бросил быстрый взгляд на сидящую в соседнем кресле молодую женщину. Ее светло-русые волосы красиво переливались в лучах заката, навевая самые противоречивые воспоминания. Они не виделись уже около года, но быстротечное время нисколько не умалило чарующий блеск ее – поистине удивительных – темно-голубых глаз, а изящный чуть вздернутый подбородок по-прежнему говорил о весьма решительном характере своей обладательницы – Элизабет Маккарти, бывшей жены его младшего брата. Стараясь не обращать внимания на ее высокую красивую грудь, мерно вздымающуюся под элегантной кофточкой из тонкой хлопчатобумажной ткани, Талбот поспешно перевел взгляд ниже и невольно залюбовался ее стройными ножками в классических обтягивающих джинсах. Чисто внешне Элизабет выглядела расслабленной и умиротворенной, но сжатые в замок и побелевшие от напряжения пальцы выдавали терзающий ее неподдельный страх.

– Не любишь летать? – догадался Талбот.

– Не особенно, – слегка дрогнувшим голосом призналась она. – Но, если возникает такая необходимость, я предпочитаю комфортабельные пассажирские авиалайнеры, а не частные самолеты размером с мою ванную комнату.

– Не волнуйся. Поверь, я квалифицированный пилот.

– «Титаник» тоже считали непотопляемым… – скептически заметила она.

На этом их разговор прервался, потому что диспетчер аэропорта дал добро на взлет – и Талбот полностью сосредоточился на том, как оторвать самолет от земли. Набрав необходимую высоту и определившись с курсом, он ободряюще заметил:

– Расслабься. Все самое страшное уже позади, а полет до Брэнсона можно назвать легкой прогулкой.

Невольно прислушиваясь к мерному звуку мотора, Элизабет разжала пальцы и перевела дух:

– И как часто ты летаешь?

– Признаюсь честно, со мной это случается регулярно. Гордое звание генерального и по совместительству исполнительного директора семейной корпорации обязывает меня уделять должное внимание каждому филиалу «Маккарти Индастрис», решая спорные вопросы и улаживая конфликты. А так как я порядком устал зависеть от жесткого расписания авиаперелетов, мне пришлось приобрести небольшой самолет, чтобы использовать его по своему усмотрению… – Талботу было достаточно одного беглого взгляда, чтобы понять, что Элизабет совсем не слушает его: очевидно, все ее мысли занимали сейчас девятилетний Эндрю и бывший муж. – Поверь: я очень хочу вразумительно объяснить тебе, с какой стати Ричард выкинул этот трюк, но, увы, не могу… – помолчав, задумчиво протянул он.

– Нам с тобой никогда не удавалось предугадать его действий, правда? – едва заметно, одними уголками губ, улыбнулась она, не подозревая о том, что в этот миг стала еще привлекательнее и неотразимее в его глазах, чем когда-либо прежде, хотя всего лишь минуту назад это казалось совершенно невозможным.

– Это еще мягко сказано, – ответил Талбот и нахмурился, размышляя о том, что не имеет ни малейшего понятия, чем занимается его младший брат в данный момент.

Ричард забрал Эндрю на выходные сразу же после занятий в школе, нарушив установленный порядок встреч с сыном и не предупредив об этом Элизабет. Вернувшись с работы, она обнаружила на столе лишь коротенькую записку, сообщавшую, что он ждет ее в маленьком городке вблизи Брэнсона, где они с братом провели счастливые детские годы. После ее звонка Талбот немедленно вылетел из Монингвью в Канзас-сити, чтобы, забрав ее из дома, отправиться в Твиноакс вместе. Вот так, благодаря необдуманному поступку чрезвычайно безалаберного и импульсивного Ричарда, они снова встретились год спустя, чтобы (как всегда!) решать его проблемы.

Хорошо знакомый ему легкий возбуждающий аромат ее духов вдруг напомнил Талботу об их первой встрече. В тот день Ричард – растерянный и до смерти напуганный происходящим – сообщил ему о своем намерении как можно быстрее жениться на Элизабет из-за ее внезапной беременности. И, честно говоря, увидев, каким искренним счастьем и чувством собственного достоинства лучатся прекрасные темно-голубые глаза этой красивой волевой молоденькой девушки, которую Ричард с гордостью называет своей, Талбот невольно позавидовал брату. С течением времени внезапно вспыхнувшее чувство ревности только усиливалось, но он изо всех сил старался держать дистанцию, быть равнодушным и бесцеремонным в общении с ней, чтобы понапрасну не подвергать опасности и без того хрупкий брак брата. Однако, вопреки всем стараниям с его и ее стороны, семейная жизнь у Ричарда, увы, не сложилась.

После развода Талбот не виделся с Элизабет, и прежние чувства к ней, казалось, ушли навсегда. Но стоило им оказаться наедине в тесной кабине самолета, как из тлеющего уголька стал разгораться знакомый пожар. И даже увещевания совести, постоянно напоминающей ему о том, что, несмотря на крах семьи, Элизабет Маккарти по-прежнему остается любимой женщиной его младшего брата, не оказывали на него должного отрезвляющего эффекта.

– Я должна быть вне себя от ярости на Ричарда за то, что он сделал, – заметила она, прерывая затянувшееся молчание, – и не могу… Иногда я ловлю себя на мысли, что долго сердиться на него просто невозможно.

– Прекрасно тебя понимаю, – улыбнулся Талбот: своей незрелостью и спонтанностью Ричард порой напоминал ему маленького сорванца, которого давно пора отшлепать за совершенные проступки, но взрослые просто тают от его трогательной улыбки, каждый раз ограничиваясь устным порицанием. – Хотя знаешь, Элизабет, в последнее время мой непутевый брат сам на себя не похож… – вдруг нахмурился он.

– Что ты имеешь в виду?

– Как бы тебе это объяснить… В последнее время он необыкновенно тих и часто вспоминает прошлое, наше детство…

– Возможно, Ричард в свои двадцать семь лет наконец-то начинает взрослеть. Лучше поздно, чем никогда, верно? Да кстати, он по-прежнему работает на тебя в «Маккарти Индастрис»?

– Конечно. Ричард – перспективный начальник отдела кадров. Что-что, а общаться с людьми он умеет.

На какое-то время в салоне вновь воцарилось молчание. Каждый думал о чем-то своем. Талботу, например, пришла в голову неожиданная, но вполне логичная мысль о том, что, горько сожалея о разводе, Ричард мог специально устроить всю эту неразбериху в надежде, что, показав Элизабет красивейшие места своего детства и откровенно поговорив с ней, ему удастся вернуть их – с недавних пор чисто дружеские – отношения в прежнее романтическое русло: К тому же каждый ребенок, переживший развод родителей и так или иначе смирившийся с новыми обстоятельствами, втайне мечтает о том, что однажды, в один прекрасный день любимые папа и мама снова будут жить вместе, так что Эндрю только обрадуется, если его обожаемые родители снова поженятся. А сам он – как благоразумный и ответственный старший брат, давным-давно пообещавший умирающему отцу всячески заботиться о беззащитном подростке, – сделает все от него зависящее, чтобы Ричард был счастлив. Да, он сдержит слово, пусть даже в ущерб собственным чувствам!

От размышлений Талбота отвлек внезапный пронзительный сигнал, заполнивший, казалось, весь салон. Он взглянул на приборы и ужаснулся: датчик топлива замер на нуле, хотя перед вылетом из Монингвью горючего был полный бак.

– Что это?! – испуганно выдохнула Элизабет.

– Боюсь, у нас произошла утечка топлива. И оно вот-вот закончится…

– А до Брэнсона еще так далеко! – в ее голосе звучала откровенная паника.

– Посмотри в боковое окно. Нет ли поблизости открытой площадки, куда я мог бы посадить самолет?

– Это шутка, правда?

– Я не шучу, – мягко возразил он.

И тут, словно подтверждая его слова, мотор натужно загудел, потом кашлянул – и в кабине стало так тихо, что они могли слышать рев ветра за стеклами кабины.

– Боже, Талбот, что происходит?! – не своим голосом воскликнула она.

– Двигатель заглох, – отрывисто бросил он, изо всех сил стараясь сохранить контроль над планирующим самолетом.

Потянувшись за рацией, чтобы вызвать помощь, Талбот на мгновение оторвал правую руку от штурвала и тут же вцепился в него мертвой хваткой: их самолет начал стремительно терять высоту.

– Что ты хочешь этим сказать?! – срывающимся от страха голосом непонятно зачем уточнила Элизабет.

– Мы падаем…

– Но… это невозможно! Ведь у тебя все всегда под контролем!

Талбот не стал вступать с ней в бесполезную дискуссию: сейчас ему требовалась вся энергия и сила воли, чтобы как можно дольше удерживать самолет в воздухе. Но это была неравная битва, и стихия быстро одерживала верх…

– Я тебе этого никогда не прощу, Талбот Маккарти! – успела крикнуть она – и в следующую секунду корпус самолета коснулся крон деревьев.

Элизабет не раз слышала, что за минуту до смерти человек успевает вспомнить всю прожитую жизнь, просмотреть своеобразную ретроспективу печальных и радостных событий. Но на самом деле все оказалось не совсем, а вернее, совсем не так. Под жуткий скрежет металла, треск сучьев, звон бьющегося стекла и собственные крики она думала только о двух вещах: о сыне и о том, что зря взяла с собой красные кружевные трусики – ведь надеть и покрасоваться в них ей уже, увы, не удастся. Неведомая беспощадная сила вжимала ее в кресло, заставляя все внутренности как бы скручиваться. Чтобы преодолеть подступающую дурноту, Элизабет постаралась сосредоточиться на крепких ругательствах Талбота, едва различимых среди общей какофонии. Потом самолет накренился набок и замер. Потом что-то тяжелое ударило ее по голове – и сознание растворилось в непроглядной темноте…

– Элизабет! – приятный мужской голос проник сквозь мрак небытия, возвращая все ее мысли, чувства и ощущения к реальности. – Элизабет! Ты меня слышишь, Элизабет?! – продолжал настойчиво звать ее такой знакомый голос…

Неохотно разлепив вдруг отяжелевшие веки, она даже не сразу поняла, что очнулась: вокруг темно, лишь перед глазами вспыхивают ослепительные разноцветные искры да в воздухе чувствуется резкий запах гари. Стоило Элизабет чуть повернуть голову, как тупая боль тут же напомнила ей о том, где она находится, и что, собственно, произошло: полет, авиакатастрофа – они разбились…

Когда глаза немного привыкли к темноте, она начала различать прямо перед собой знакомые черты лица. Над ней склонился Талбот.

– Пришла в себя… Жива. Слава богу! – воскликнул он. – Еще минуту назад я всерьез опасался, что потерял тебя. С тобой все в порядке?

Нащупав на затылке большую шишку с кровоподтеком, Элизабет вздрогнула от боли:

– Думаю, да. Хотя минуту назад я не была в этом так уверена. А ты-то сам как?

– Все в порядке. Только, по-моему, что-то горит. Нам надо выбираться отсюда. И как можно скорее, – с этими словами Талбот отстегнул ремень безопасности и уточнил: – Боюсь, нам придется вылезать с твоей стороны: мою дверь заклинило.

Элизабет последовала его примеру и, превозмогая пульсирующую боль, встала и не без труда, но все-таки открыла им путь наружу, на свежий воздух. Оглянувшись, она увидела, что Талбот по-прежнему сидит в кресле пилота, и, заметив в иллюминаторе за его спиной языки пламени, испуганно воскликнула:

– Ты идешь? Поторопись!

– Не могу. Левую ногу чем-то зажало, – ответил он и, стиснув зубы, стал изо всех сил тянуть ее на себя.

Элизабет молча смотрела, как Талбот безуспешно пытается вытащить ногу из невидимой ловушки, а языки пламени тем временем росли, с каждой минутой все сильнее нагревая и освещая маленькую кабину разбившегося самолета. На его бледном от напряжения лице выступили капельки пота, но он ни на секунду не прекращал попыток освободиться. И вот наконец один резкий отчаянный рывок увенчался успехом: Талбот вывалился из кресла.

– Иди же! – крикнул он, толкая ее в открытую дверь кабины.

После секундного колебания Элизабет выглянула наружу и ахнула. От их новенького одномоторного воздушного транспорта мало что осталось: оторвавшиеся во время падения крылья застряли на верхних ветвях, а корпус, кое-где вскрытый как консервным ножом, висел метрах в трех от земли.

– Мы на дереве! – испуганно и в то же время восхищенно выдохнула она.

– Как высоко? – отрывисто поинтересовался он, устало дыша за ее спиной.

– Точно не могу сказать, но, по-моему, метрах в трех…

Не успела она договорить, как Талбот вдруг сильно толкнул ее в спину. Элизабет вскрикнула и, падая, раскинула руки в надежде полететь.

Мягкого приземления, к сожалению, не получилось: едва ее ноги коснулись земли, тело потянуло вперед – и она упала на колени, а потом по инерции лицом вниз. Несколько секунд она приходила в себя, боясь пошевелиться. Рядом раздался мучительный вскрик: ее товарищу по несчастью, похоже, повезло еще меньше. Но Талбот, не обращая внимания на боль, быстро поднялся сам, помог встать ей и сказал решительно:

– Теперь нам нужно отойти от самолета подальше. Не знаю, взорвется он или нет, но рисковать все же не стоит.

Первый же шаг отозвался острой болью, заставив его непроизвольно схватиться за Элизабет.

– Ты ранен! – воскликнула она, поддерживая его.

– Пустяки. Наверняка просто подвернул ногу, но, боюсь, мне все-таки понадобится твоя помощь. Идем скорее отсюда…

Элизабет перекинула его руку себе на плечо так, чтобы ему было легче опереться, и они очень медленно, шаг за шагом, стали удаляться от места крушения. Повсюду валялись сломанные ветки и обломки самолета, и она впервые задумалась о том, как же им все-таки невероятно повезло, что, упав в лесу, они оба остались живы: еще бы чуть-чуть вправо или влево – и их вполне могло насадить на стволы как на вертел.

– Все. Мы ушли достаточно далеко. Теперь можно немного отдохнуть, – задыхаясь, пробормотал Талбот, опускаясь прямо на землю.

Элизабет села рядом с ним, и они смогли наконец перевести дух, глядя на дым и языки пламени, нехотя облизывающие корпус самолета.

– Когда он взорвется? – поинтересовалась она, чувствуя настоятельную потребность говорить о чем угодно, лишь бы не молчать.

– Трудно сказать. Если в баке не осталось топлива, никакого взрыва может и не произойти. Так что молись, чтобы все получилось.

– Зачем?

До этого момента Талбот и не подозревал, что Элизабет способна так искренне, совсем по-детски удивляться чему бы то ни было. Отвечая, он внимательно смотрел ей в глаза, желая убедиться в том, что сделанное им выдающееся открытие не является лишь плодом его воображения:

– В данной ситуации взрыв – единственное беспроигрышное средство привлечь внимание людей к факту авиакатастрофы. Вполне возможно, что некто, заметив огонь, предпримет адекватные меры и тем самым ускорит наше спасение. А иначе нас будут искать неизвестно сколько времени…

Они помолчали. С каждой минутой Элизабет чувствовала, как шоковое состояние постепенно проходит, уступая место осознанным – а значит, более сильным – эмоциям. По сравнению с жуткой мыслью о том, что сегодня ее дорогой Эндрю едва не лишился любящей матери, ноющая боль во всем теле казалась ей сущим пустяком. Элизабет зябко повела плечами. Вокруг было тихо и темно. По мере того как гасло пламя, непроглядная безлунная ночь подступала все ближе. И в ее сердце холодной скользкой змеей прокрался знакомый с детства страх – боязнь темноты.

– Как ты думаешь, Талбот, где мы сейчас находимся? – чтобы хоть ненадолго отвлечься, спросила она.

– Скорее всего, где-то между Канзас-сити и Брэнсоном.

– Надеюсь, спасатели нас быстро найдут, – задумчиво протянула она и вдруг, совершенно неожиданно для самой себя, выпалила: – Какой же ты квалифицированный пилот, раз позволил самолету разбиться?!

– Ты осталась жива – по-моему, это лучшее доказательство того, что я не зря считаю себя профессионалом в летном деле… – с грустью наблюдая за тлеющими на земле обломками чудесного одномоторного воздушного судна (так часто вызывавшего неподдельное восхищение всех его друзей), холодно откликнулся Талбот и, не желая больше скрывать накопившуюся досаду, иронично добавил: – Ах, извини, что не знаю точных координат того места в ночном лесу, где мы упали!

– Нет, я просто не могу поверить в то, что весь этот кошмар случился с нами на самом деле! Как ты мог приземлиться неизвестно где?!

– Во всяком случае, я сделал это не нарочно…

– Конечно. Я все прекрасно понимаю. – Щеки Элизабет мгновенно вспыхнули стыдливым румянцем: она так отчаянно цеплялась за внезапно нахлынувшее на нее раздражение в робкой надежде обмануть свой страх, что, похоже, перегнула палку. – Извини. Это все нервы…

– Как я тебя понимаю! Ты только посмотри, во что превратился мой любимый костюм… – с этими словами, сохраняя совершенно серьезное выражение лица, Талбот продемонстрировал ей почти оторвавшийся рукав пиджака и тяжело вздохнул: – Кажется, это заразнее, чем я думал…

– Неужели ты… умеешь шутить? – не веря своим ушам, растерянно пробормотала она.

– Только не делай такое удивленное лицо. Да, представь себе, у меня тоже есть чувство юмора, – улыбнулся он, чрезвычайно довольный тем, что розыгрыш удался на славу.

– Получается, что все эти годы, пока мы с Ричардом были женаты, ты мастерски это скрывал. Я ни разу не видела, чтобы ты шутил или смеялся… – Элизабет говорила правду: она всегда считала его на редкость равнодушным, суровым и придирчивым человеком, но, к сожалению, даже эти серьезные недостатки отнюдь не мешали ей видеть в нем привлекательного мужчину. – Что же нам делать дальше, Талбот?

– Мы могли бы сами вызвать помощь, но, увы, мой мобильный выпал из кармана, когда я вылезал из кабины. А может, и раньше, при приземлении. Не знаю… Самое разумное, что мы можем сделать в данной ситуации, – это оставаться здесь, как можно ближе к самолету, и надеяться, что помощь уже в пути.

Элизабет боялась даже предположить, как будут развиваться события в том случае, если помощь задержится или – о, ужас! – вообще не придет. Благоразумно оставив этот каверзный вопрос при себе, она молча пересела на поваленный ствол дерева. Талбот, подтягиваясь на руках, подполз к ней, облокотился спиной о довольно толстое бревно и закрыл глаза.

Несколько минут Элизабет внимательно наблюдала за ним и, в конце концов, пришла к выводу, что за долгие годы, проведенные практически под одной крышей, она, пожалуй, ни разу не видела его таким естественным и расслабленным.

Густые черные волосы взъерошены, на щеке копоть и машинное масло, безупречный костюм и белоснежная рубашка порваны и испачканы, – но эта неопрятность нисколько не умаляла, а наоборот, как нельзя лучше подчеркивала все достоинства его в меру накачанной, атлетически сложенной фигуры. Широкая мускулистая грудь, крепкий плоский живот, узкие бедра и, конечно же, легкая уверенная походка человека, прекрасно владеющего своим телом, – редкая женщина устоит перед таким мужчиной! Он не был красив в классическом понимании этого слова, но каждая черточка его лица всегда вызывала в ней трепет: мужественные, но немного резкие черты и тонкие губы изредка смягчались загадочной усмешкой или самоуверенным блеском темно-карих глаз.

Элизабет со вздохом отвела взгляд и только сейчас обратила внимание, что из небольшой рваной раны на левой ноге у него тонкой струйкой сочится кровь.

– Талбот, твое колено кровоточит…

– Пустяки. Все не так страшно, как кажется, – беспечно отмахнулся он, нехотя открывая глаза. – Но я не буду сильно возражать, если ты порвешь что-нибудь из своей одежды и перевяжешь мои раны…

– Вот еще! – невольно заражаясь его игривым оптимизмом, фыркнула она. – Стану я портить свою любимую кофточку! Давай договоримся так: если ты прямо сейчас построишь уютный шалаш, в котором мы могли бы переночевать, то я, так и быть, пойду на определенные жертвы.

Приятный негромкий смех в ответ на ее попытку пошутить стал для Элизабет полной неожиданностью. Она словно приросла к тому месту, где сидела: в одну секунду долгие годы изматывающей борьбы с самой собой пошли насмарку – присмиревшая, затаившаяся было страсть неудержимо рвалась на волю. За девять лет брака с Ричардом Элизабет никогда (да-да, ни разу!) не оставалась с Талботом наедине, опасаясь ненароком выдать свои чувства. Но стоило им оказаться одним в ночном лесу, как знакомый жар охватил все ее существо, грозя в любой момент разрушить с таким трудом возведенные барьеры…

– Думаю, мы с тобой просто-напросто насмотрелись приключенческих фильмов. – Его бархатный голос завораживал, гипнотизировал ее – и смысл сказанного ускользал от нее; как песок сквозь пальцы. – Согласись: любой нормальный человек не в состоянии воздвигнуть шикарный шалаш за пять минут, а лишить тебя одежды ночью, в лесу – это и вовсе бесчеловечный поступок, – усмехнулся он, осторожно приложив к ране чистый носовой платок, найденный в кармане брюк, и надежно, крест-накрест, закрепив его широким лоскутом, оторванным от рубашки.

В небе на долю секунды вспыхнул яркий огонек – и Элизабет, ощутив где-то внутри сумасшедшую радость и невероятное облегчение, так же внезапно пришла в себя.

– Ты это видел?! – пылко воскликнула она, указывая в ту сторону дрожащей рукой. – За нами летят спасатели! На вертолете!

– Жаль тебя огорчать, Элизабет, но это всего лишь молния. На нас надвигается гроза… Да, боюсь, так оно и есть. Пожалуй, я тоже переберусь на бревно. На сырой земле недолго подхватить воспаление легких. Помоги мне, пожалуйста…

– Обопрись на меня. А теперь сделай шаг назад и опускайся. Не спеши, потихоньку…

– Спасибо.

– Всегда пожалуйста. И все-таки ты не прав: никакой грозы не будет.

– Поверь, я очень хотел бы ошибиться, но… И тут, словно подтверждая его слова, послышались раскаты грома, поднялся сильный ветер.

– Вечно ты все испортишь… Я ненавижу тебя, Талбот Маккарти! – в сердцах выкрикнула она, наблюдая, как по земле барабанят первые капли дождя.

– Если в ближайшее время мы не выберемся отсюда, это чувство станет взаимным, поверь мне… – холодно откликнулся он.