Текст книги "Леди Чародейка"

Я не увидела своего отражения, но я увидела ее. Сандру. Моя мертвая сестра грустно смотрела на меня из зеркальной глади.

Я задохнулась, выпустила тряпку из рук. Приблизилась – осторожно и даже испуганно. Хотела убедиться, что все это – лишь игра света и утомленного скучной работой воображения. А подойдя ближе, увидела, как из прекрасных серо-зеленых глаз сестры – точных копий моих собственных, стекают прозрачные слезы.

– Они заперли меня. Мне здесь так одиноко, – она прошептала это на грани слышимости, но я различала каждое слово так четко, будто они звучали в моей голове.

– Сандра… – выговорила я онемевшими губами, с трудом осознавая, что говорю с зеркалом, где отражалась моя погибшая сестра. – Кто… кто тебя запер?

– Они, – выдохнула Сандра.

Я отступила на шаг, на мгновение прикрыла глаза, ожидая, что призрак исчезнет. Но открыв их, по-прежнему видела сестру в окружении серебряной рамы – в легком платье, а не в больничном наряде, в котором я привыкла видеть ее в последние дни перед…

Ее смерть не просто стала ударом для всех нас, она расколола семью на две неровные половины. Маму и отца, прежде находящихся на грани развода, уход Сандры сблизил – они воссоединились, чтобы помочь друг другу пережить общее горе. А я вдруг оказалась никому не нужной, лишней на этом маленьком островке печали, в которую превратился наш дом. Я тосковала и с трудом пережила смерть сестры, но все-таки научилась жить дальше. Иногда мне казалось, что этого мама мне не простила.

А еще я не была Сандрой – этого мне мама тоже не могла простить. Родители не могли нарадоваться на нее: лучшая ученица школы, одна из лучших актрис в драматическом театре, которой прочили серьезную карьеру, да и просто красавица с изящными чертами, серо-зелеными глазами с поволокой и густой черной копной до поясницы. Ей было семнадцать, а мне – двадцать, но она во всем превосходила меня.

А потом – болезнь, высосавшая из нее все соки, и смерть – несмотря ни на что, неожиданная для каждого из нас.

Я смотрела на девушку в зеркале и молчала. А она вдруг перестала быть плоской, как обычное отражение – зеркальная гладь заволновалась, как море, из нее высунулась тонкая рука. Я узнала кольцо на среднем пальце – подарок матери на семнадцатилетие. Сандра взывала ко мне, но из-за ряби на зеркале я едва различала ее лицо.

– Вытащи меня отсюда, прошу тебя! – Ее голос слабел, словно проклятая лейкемия добралась до нее и в этой странной зеркальной обители.

А я все стояла, скованная страхом и болью.

Сандра часто снилась мне. В этих снах она смотрела на меня с укором – наши отношения в последние дни перед ее смертью не были безоблачными. Из-за лейкемии она стала капризной, а я – из-за этих двух фактов – раздражительной. Я пыталась договориться с самой собой, убедить себя, что нельзя так относиться к больной. На какое-то время самоуговоры помогали, но, рано или поздно, Сандра снова начинала донимать меня капризами и жалобами, а я снова начинала ей грубить.

Какая-то часть меня думала, что она притворяется – лишний раз привлекает к себе внимание, вместо того, чтобы сбросить эту ужасную больничную одежду и пойти домой. Я была настолько убеждена в победе сестры над болезнью, что когда доктор заявил о ее смерти, долго кричала на него и едва не набросилась с кулаками, уверенная, что это лишь глупая, чудовищная шутка, которую придумала, конечно же, сама Сандра.

Я была так виновата перед ней.

Слезы хлынули, обжигая щеки. Я заплакала, прижав ладонь ко рту. Все эти два года, прошедшие со дня ее смерти, я запрещала себе думать об этом. Запрещала винить саму себя. И теперь… это было словно освобождение.

Барьеры рухнули, и я впервые с того момента задышала по-настоящему.

А призрак Сандры, глядящий на меня из зеркала, по-прежнему умоляюще протягивал руку. Я уже чуть было не коснулась ее пальцев. Не знаю, что остановило меня. Одно дело – сны, в которых царствовала Сандра, другое – ее призрак, говорящий со мной.

Может быть, это начало безумия? И я отступила назад, не желая становиться его частью.

Я боялась, что моя рука пройдет сквозь воздух, боялась, что ее пальцы окажутся настоящими… и ледяными. Все эти противоречащие друг другу мысли хаотично роились в голове, пока я отступала к двери. И только закрыв ее за собой и оказавшись в успокаивающем полумраке коридора, я смогла облегченно вздохнуть.

– С вами все в порядке?

Ощущение, будто меня сбросили с моста – сердце упало и, кажется, остановилось насовсем. Наверное, я побледнела, потому что мистер Морэ стремительно подлетел ко мне. Едва не коснулся рукой моего локтя… и тут же отдернул ее, словно обжегшись.

– Вы меня напугали, – выдавила я. Слова шли с трудом.

Я видела, что он порывается ко мне прикоснуться – поддержать, потому что ноги едва меня держали, – но что-то останавливало его. Думал, что смертельный испуг заразен?

Наконец я совладала с собой настолько, что смогла оттолкнуться от стены, о которую опиралась, и даже осторожно приоткрыть дверь в библиотеку. Разумеется, никаких призраков я не увидела – ни Сандры, ни кого-либо еще. Странно, но это совершенно меня не обрадовало. Уж лучше узнать о существовании духов, нежели о том, что с твоей головой не все в порядке.

Я пробормотала, что хочу прилечь, Алистер Морэ, тревожно заглядывая мне в глаза, с усилием кивнул. Я прошла в спальню и без сил рухнула на кровать. Не прошло и пяти минут, как в мою дверь постучались. Вошла миссис Одли, неся в руках небольшой поднос с чайничком, чашкой и пирожным на блюдце – разумеется, приготовленным Митси. Иногда мне казалось, что она печет их круглосуточно. А еще – что такими темпами я перестану влезать в любимые платья размера «с».

Я слабо улыбнулась. Приятно осознавать, что нашему мрачному и неприступному красавцу Алистеру Морэ не чужда забота и внимание. И вдвойне приятно оттого, что это внимание он оказал именно мне.

Пока я пила чай, миссис Одли решила разведать обстановку. Интересно, что именно ей сказал мистер Морэ – что я была напугана до смерти? Что чуть было не рухнула в обморок, когда он обратился ко мне?

– Ты… что-то увидела? – осторожно, как сапер, прощупывающий минное поле, спросила гувернантка.

Я недолго размышляла – рассказывать об увиденном не было ни малейшего желания.

– Да. Крысу.

Миссис Одли удивленно поморгала.

– В особняке никогда не бывает крыс.

– А теперь, по всей видимости, есть, – пожав плечами, отозвалась я.

Гувернантка явно мне не поверила. Но какого ответа она ждала?

Когда она ушла, я со стоном откинулась на подушки. Нет уж, для одного месяца и для одного особняка слишком много тайн.

Глава пятая. По ту сторону зеркал

Дайана. Это имя преследовало Ламьель, как настырная собака, почуявшая ее и идущая по следу. Из-за этой чертовки она потеряла свою магию, вынуждена была все начинать с чистого листа. Два долгих века, показавшихся целой вечностью, ей пришлось блуждать по земле бесплотным духом.

Но такие, как она, не уходят бесследно. Даже потеряв тело, она сумела сохранить искры магических сил. Они позволили ей достучаться до тех, для кого она, Ламьель – великая колдунья, была кумиром, богиней. Они помогли ей возродиться и стали ее верными слугами. Теми, кто перешел на темную сторону. А там, где тьма, есть и невероятное могущество.

Ка же она ненавидела эту треклятую девчонку! Почему Истинный Дар – самая сильная, самая чистая в мире магия, не достался ей, Ламьель? Разве она не была этого достойна?

Ненависть, которая текла в ее крови – или же вместо нее – придавала сил для неравной борьбы. Алистер Морэ, посмевший поднять на нее клинок, уже поплатился за свою ошибку, потеряв практически все, что было дорого ему когда-то. И когда она убьет Дайану, ее месть будет свершена.

Ламьель стояла у огромного зеркала в тяжелой серебряной раме, но в его отражении она видела не себя, а полутемный коридор чужого дома. Промелькнула незнакомая тень – темноволосая девушка в скромном платье служанки прошла мимо зеркала. Остановилась на мгновение, чтобы поправить выбившуюся из конского хвоста прядь. Она смотрела прямо в глаза Ламьель, изучающие ее с холодным интересом, но так этого и не почувствовала.

Ламьель не ощущала в ней ни капли магии. Это хорошо. Значит, она не будет помехой.

Спустя несколько минут – за все это время Ламьель не сделала ни единого движения, она, как никто, умела выжидать, – прошел статный мужчина с хмурым лицом. Кожаные перчатки закрывали его ладони.

Алистер Морэ никогда не смотрелся в зеркала. Ведь они, таящие в себе вход в другой мир, напоминали ему о прошлом. О болезненном и горьком прошлом. И о счастье, которое ему уже не обрести.

Наконец появилась та, кого так долго высматривала Ламьель. Юное светловолосое дитя, прелестное и чарующе невинное. Она задержалась у зеркала, но не за тем, чтобы поправить прическу. Ее взгляд впился в зеркальное отражение, в почти прозрачных глазах мелькнула искра страха. Появилась, и тут же пропала, но и этого мгновения Ламьель было достаточно. Ее красивое лицо осветила широкая улыбка.

Бойся, дитя, бойся.

Осталось совсем немного.

Глава шестая. Сказка о Хрустальной принцессе

Всю следующую неделю я кралась по коридорам как мышка, беспрестанно оглядывалась через плечо, боясь обнаружить за спиной призрак Сандры. Наверное, я должна быть благодарна небесам или кому бы то ни было за шанс пообщаться с умершей сестрой – если, конечно, это действительно был призрак сестры, а не моя личная галлюцинация, – но слишком уж меня пугало внедрение сверхъестественного в мою жизнь.

Странно… Все эти два года, просыпаясь от очередного сновидения, в котором мне привиделась Сандра, я мысленно подбирала слова, которые сказала бы ей при встрече. А когда увидела ее воочию – растерялась. Правда, в моем воображении эта встреча казалась мне куда более приятной, нежели протянутая из зеркала рука.

Если миссис Одли и Митси и заметили перемену в моем настроении, то никак не показывали этого и расспросами не донимали. И я была благодарна им за это.

Я шла к кабинету мистера Морэ, когда зеркало в коридоре – на этот раз с рамой темно-желтой, похожей на бронзовую, что-то зашептало мне вслед. Я с ног до головы покрылась гусиной кожей. Стремительно обернулась, уверенная, что мой прямой взгляд заставит это чертово зеркало замолчать. Как бы не так.

Подошла ближе, осторожно и медленно. Готовилась увидеть Сандру, мысленно проговаривала слова, которые вертелись в голове со дня нашей первой «встречи» в особняке. «Прости меня», – два простых и банальных слова. Они жгли мой язык – тем самым ядом, что два года жег мне сердце. И имя этому яду – вина.

Я хотела начать с этой фразы, а там… будь что будет. Но в зеркале я увидела лишь свое отражение – немного бледное и испуганное. Машинально поправила прическу – ох уж эти девушки! – и нервно рассмеялась. Зеркальная гладь дернулась, словно ее испугал мой смех, а затем снова зашептала. Тут мне уже стало не до улыбок.

Я приблизила ухо к зеркалу, тщетно пытаясь расслышать, о чем оно шепчет. Постояла так, недовольно хмурясь, затем решила оставить это зеркало в покое и проверить другие.

Из них доносились те же шепчущие голоса. Я замерла в нерешительности, не зная, что предпринять? Сказать остальным? А что, если все это мне только кажется? Я не хотела уезжать из особняка в психиатрическую лечебницу. Да и вообще, несмотря на дикость происходящего, я совсем не хотела отсюда уезжать.

Я чувствовала, что держу в руках ниточку тайны, и боялась ее потерять. Что-то таилось там, в глубине зеркал – и я должна была, во что бы то ни стало, выяснить, что же это такое. Но рассказывать об увиденном и услышанном пока еще не была готова.

Прелестница Дайана сегодня пребывала в особенно хорошем настроении. Я застала ее сидящей на подоконнике у распахнутого настежь окна. Ари лежала на ее коленях – я вообще редко видела, чтобы она находилось где-то, кроме комнаты маленькой хозяйки.

– Дайана, тебе нельзя здесь сидеть, – с тревогой сказала я.

– Всего лишь второй этаж, Беатрис! – взмолилась она. – Зато мне отсюда виден Реденвуд.

Я вздохнула – эта маленькая хитрюга знала, как меня разжалобить.

– Ладно, – сдалась я. – Но я буду держать тебя за руку, чтобы ты не упала.

Дайана с радостью согласилась и протянула мне узкую ладошку. Я взяла ее руку в свою и поразилась – какая же она холодная! Девочка прищурила глаза, в которых резвились бесенята.

– Беатрис, помнишь, ты обещала мне почитать?

Точно – сказка. Надо же, я совсем об этом забыла.

– Ты же вроде говорила, что книга спрятана, – припомнила я.

Дайана важно кивнула.

– Я ее достала. Поверь мне, это оказалось не так-то просто.

Я невольно рассмеялась.

– Мистер Морэ будет очень недоволен, если об этом узнает.

Дайана распахнула большие глаза с почти прозрачной радужкой и похлопала белесыми ресничками. А я вдруг подумала, как непохожа она была на своего отца – темноволосого, кареглазого.

– Но ведь он не разозлится, если не узнает, верно? – невинно спросила она.

Я хотела было пожурить ее, но прервала саму себя на полуслове. Чуть нахмурилась.

– Дайана, а почему ты так хочешь, чтобы эту сказку прочитала я?

– Миссис Одли мне ее точно не прочитает, – заявила она. – Папа попросил. А тебе он, видимо, сказать забыл, так что ты вроде как и не причем будешь, даже если он узнает.

– Нет-нет, я не об этом. Почему ты не прочитаешь ее сама?

Чем дольше Дайана молчала, тем очевиднее становился ответ.

– Не могу, – дрогнувшим голосом призналась она. – Я-то и твое лицо едва различаю, а буквы… расплываются. Так что мне всегда миссис Одли читает – и учебники, и книги.

– А… очки, линзы? – растерялась я.

Дайана взглянула на меня так, словно видела впервые.

– Не помогут, – просто сказала она. Слова прозвучали как приговор – неизбежный и нерушимый.

Я молчала, не зная, что и сказать. Очередные симптомы ее странной болезни?

– Так ты мне почитаешь? – умоляющий голос Дайаны выдернул меня из размышлений.

– Сначала хочу убедиться, что там нет ничего… плохого. – Мне до сих пор казалось удивительным, что мистер Морэ на пару с миссис Одли отказываются прочитать больной двенадцатилетней девочке сказку, которую она так жаждет услышать. Я же не хотела расстраивать ее – как отказать, когда ее прозрачные глаза смотрят с такой надеждой?

Я тяжело вздохнула и одновременно с этим Дайана расплылась в довольной улыбке – поняла, лисичка, что я сдалась. Она отпустила мою руку и, осторожно пересадив Ари с колен на подоконник, проворно скользнула к шкафчику – роскошному, из светлого дерева, на фигурных ножках.

Из-под шкафа Дайана достала внушительный фолиант с золочеными вставками по краям. Я взяла в руки книгу, поразившись, какой тяжелой она была. Но еще большее удивление вызвало то, что скрывалось за обложкой с красивым художественным орнаментом: половина листов была исписана аккуратным, четким почерком и, казалось, настоящими чернилами, а другая половина – чиста.

– Необычная книга, – заметила я. – Рукописная? Должно быть, безумно дорогая. Только странно – почему не все листы заполнены?

– Они заполнятся, – пожала плечами Дайана. – Когда-нибудь. Может, там даже будет твоя история.

Я рассмеялась, но она осталась серьезной.

– И кто же ее в таком случае запишет? – изогнув бровь, поинтересовалась я.

– Сказочник – человек, который умеет превращаться в ветер, – буднично ответила Дайана.

Мне почему-то перехотелось смеяться. Опустив глаза, я пробежалась взглядом по строчкам, перелистывая хрустящие страницы. Обычные сказки – грустные, смешные, тревожные – но ничего такого, о чем бы не стоило слышать двенадцатилетней девчушке.

– И какую сказку ты хочешь послушать?

Дайана устроилась на кровати, застеленной шелковым покрывалом цвета сирени. Ари тут же запрыгнула к ней и улеглась под бочок, отчаянно мурлыча.

– Сказку о Хрустальной принцессе, – не раздумывая, ответила Дайана.

Я открыла нужную страницу и замерла. Медленно подняла взгляд.

– А откуда ты знаешь, что здесь есть такая сказка, если не можешь читать?

Дайана снова пожала плечиками.

– Просто знаю. Где ей еще быть, как не здесь?

Ответить на такой пространный вопрос было непросто, поэтому я решила промолчать. Откашлялась и начала читать.

В мире, называемом Ордалоном, жила прекрасная собой, но темная душой колдунья Ламьель. Она умела повелевать человеческими жизнями, ее восхищались и боялись, о ней слагали легенды и историями о ней же пугали непослушных детей. Многие, одержимые жаждой мести за загубленные судьбы родных и близких, пытались ее убить, но никому это не удавалось. Ее не страшило ни время, ни смерть – ни то ни другое не имело над ней власти. Так казалось колдунье, пока ясновидица, случайно забредшая в ее земли, не изрекла пророчество – о девочке, прозванной Истинным Даром за особую, уникальную магию, что текла в ее крови. Только Истинный Дар мог стать на пути Ламьель к бессмертию. Ей было суждено, повзрослев, навеки уничтожить колдунью.

Ясновидица поплатилась за дурную весть, одним прикосновением разъяренной колдуньи превратившись в цветок, тут же увядший. Ламьель отослала своих слуг во все концы света, чтобы они нашли ту, что была наделена Истинным Даром. Ею оказалась совсем еще юная темноволосая прелестница, но, заглядывая в ее глаза, колдунья видела лишь глаза своего убийцы. Ламьель знала, что даже ей не под силу убить Истинный Дар, и тогда она наслала на ее носительницу проклятие, превратив ее сердце в хрусталь.

Она вернулась в свой замок и каждый день заглядывала в зеркала, наблюдая за Истинным Даром, в надежде увидеть, как станут хрустальными ее тонкие пальцы и руки, как все ее тело превратиться в хрусталь. Колдунья послала своих слуг – Темных Отражений, чтобы они разбили Истинный Дар, как только та превратиться в хрустальное изваяние. Тогда ее убийца погибнет, и пророчество изменится.

В ярости от содеянного колдуньей и надежде с ее смертью разрушить проклятие, отец Истинного Дара – сильный и отчаянный маг, вторгся в земли Ламьель и поразил ее клинком в самое сердце. Он не знал, что смертна лишь ее оболочка, а душе дозволено парить до тех пор, пока Истинный Дар не исполнит свое предназначение.

И все же собственная смерть колдунью Ламьель разозлила – ведь со смертью телесной оболочки она теряла и все свои силы. Умирая, она прокляла мага и поклялась, что однажды вернется за его дочерью. Сказав это, колдунья растворилась в пустоте.

Встревоженный ее последними словами, маг с женой, дочерью и ее хранительницей ушел в один из других миров, чтобы колдунья не сумела их отыскать. Запечатал свою обитель, чтобы не дать проникнуть чужеродной магии. Но его дитя – Истинный Дар – умирала, становясь все более хрустальной. Остекленели ее глаза, и она перестала видеть.

Маг знал, что с каждым днем проклятие становится сильнее. Он отдал всю магию без остатка, чтобы остановить взросление дочери, остановив и ее болезнь. Ее глаза и сердце так и остались хрустальными, а волосы побелели, но проклятие не тронуло юное тело. Дитя уготована вечная жизнь, но чары спадут, если она перешагнет порог своей обители, войдя в мир, где для магии нет места.

Маг перестал быть магом, а Истинный Дар стала Хрустальной принцессой и вечной пленницей в родном замке. Но на этом их беды не закончились – хранительница девочки почувствовала чужеродную магию, но не успела отыскать ее источник. У матери Хрустальной принцессы остановилась сердце – ее жизненную нить оборвали слишком рано. Убитый горем маг осознал, что волею колдуньи Ламьель и над ним нависло проклятие: он крадет время прикосновением. Его магия поражает и вещи, и людей, его окружающих. Только Хрустальную принцессу, благодаря его же чарам, проклятие не может коснуться.

Но время идет неумолимо, и в двух мирах – мирах Истинного Дара и колдуньи Ламьель – движется иначе. И если в мире, лишенном магии, прошло лишь несколько лет, то в мире колдуньи – несколько веков. И все это время Ламьель выжидала и восстанавливала потерянные в битве с магом силы, чтобы однажды вернуться. И когда свет и тьма схлестнутся в новой схватке, победителем сможет стать лишь один.

Я подняла голову и задумчиво сказала:

– Странная сказка, и незаконченная.

– Потому что ничего еще не кончилось, – прошептала Дайана.

Я перевела на нее взгляд и поразилась, насколько расстроенной она выглядела.

– Ох, зря я ее тебе прочитала!

– Не зря. Это грустная, но правда.

Я вздохнула.

– Дайана, это просто сказка. По-своему красивая, печальная и лишенная конца.

– Мы сами ее творим, – тем же отрешенным тоном отозвалась она. – Она не дописана, потому что время еще не пришло. – Дайана рассеяно погладила кошку по белоснежной шерстке. – Странно, что тебя там нет… Я говорила Ари – я уверена, что ты сыграешь свою роль в этой истории. Ну ничего, значит, позже.

Признаться, я опешила.

– Я? А причем тут вообще я?

В глазах Дайаны появилось какое-то сочувствие – так смотрят на неразумного дитя, когда он не признает очевидных истин.

– Беатрис, ты еще ничего не поняла? Это история о нас: обо мне, маме, папе и Ари.

Я мысленно прокрутила в голове только что прочитанную сказку и хмыкнула: а что, очень похоже! Дайана – девочка с прозрачными, почти не видящими глазами и светлыми волосами – Хрустальная принцесса и Истинный Дар. Алистер Морэ – загадочный и мрачный вдовец в черных перчатках – сильный маг, потерявший жену и обладающий проклятьем красть время у всего, к чему прикасался.

Как будто кто-то списал историю с них, придав реальной действительности налет волшебства и сказочности. Правда, сказка получилась какой-то мрачной и не особо впечатляющей – я вообще никогда не любила книги с открытым финалом.

– Папа оберегал меня, говорил, что мое проклятие можно уничтожить, – тихо сказала Дайана. – Но теперь я знаю правду: это невозможно, если не убить ту, что его наслала. Колдунью Ламьель.

– Дайана… – начала я мученическим тоном.

– Я знаю, ты мне не веришь, – спокойно отозвалась она. – Но время все расставит на свои места.

Я положила книгу на прежнее место и попрощалась. Уже уходя, обернулась. Дайана стояла у окна, неотрывно глядя вдаль. Сердце сжалось при виде ее расстроенного личика. Горько было осознавать, что я ничем не могла ей помочь.

Глава седьмая. Время поверить в чудеса

Не знаю, в какой момент все вдруг переменилось. Должно быть, именно тогда, когда я услышала шепот, доносящийся из зеркал. Особняк мистера Морэ погрузился в странное оцепенение, на лица его жителей легла тень. Алистер Морэ был мрачнее обычного и совсем замкнулся в себе, миссис Одли практически не отходила от Дайаны, пироги Митси получались пресными и безвкусными, что как ничто другое говорило о ее подавленности, а красавица Ари не сводила взгляд с зеркал. Я часто наблюдала ее у того или иного зеркала. Сидя на задних лапках и обернув их хвостом, она смотрела прямо перед собой, в свое собственное отражение и на посторонние звуки даже ухом не вела.

Все в доме словно ждали беды. Ждали бури.

Я по-прежнему слышала слабые голоса из зеркал и жалела лишь об одном: что они принадлежали не Сандре. Мне дали шанс, а я из-за собственного испуга не сумела им воспользоваться.

Я убиралась в доме, хотя и была уверена, что, перестань я наводить чистоту, никто бы этого не заметил и слова бы мне не сказал. Даже если бы особняк потонул в пыли, его обитатели были слишком поглощены мрачными предчувствиями, чтобы обратить на это внимание.

С хмурым видом я вытирала зеркало в коридоре второго этажа – мстительно нажимая на курок, распрыскивала по его поверхности толстый слой моющего средства, надеясь, что оно ослепит того, кто сидит внутри. Голоса и впрямь ненадолго смолкли, видимо, ошеломленные такой наглостью с моей стороны. Потянулась к тряпке, как вдруг дверь комнаты, где миссис Одли занималась с Дайаной уроками, резко распахнулась. Гувернантка вылетела оттуда, она громко всхлипывала и едва не сбила меня с ног, ничего не видя из-за слез, застилающих ей глаза. Я растерянно глядела ей вслед.

Бросила тряпку и направилась в комнату Дайаны. Девочка сидела на кресле, Ари топталась на ее коленях, тихо мурлыча. Словно успокаивала Дайану, чьи глаза блестели от едва сдерживаемых слез.

– Что случилось? – Я задохнулась от волнения.

Дочка мистера Морэ взглянула на меня как-то недоверчиво, словно сомневалась, стоит ли отвечать. Вздохнула и протянула руку вперед.

Кончики ее пальцев были прозрачными, сквозь них я видела трещины на половицах. Я удержала рвущийся наружу вскрик и дрожащей рукой прикоснулась к пальцам Дайаны. Холодные, гладкие – как и подобает хрусталю.

– Теперь ты мне веришь? – тихо спросила Хрустальная принцесса.

Кивок дался мне тяжело.

– Что теперь с тобой будет? – прошептала я. Неважно, каким безумием казалось происходящее, важно то, что Дайана – милое и светлое дитя, к которой я так успела привязаться, медленно умирала.

– Я стану хрустальной, как и хотела Ламьель.

– Но… почему так? Ведь твой отец…

– Он потерял всю магию, чтобы меня уберечь, но в мире Ламьель прошло слишком много времени. Папа подарил мне пять лет, тогда как в ее мире прошло два века. Они нашли нас – слуги Ламьель. Защита особняка слабеет. Кто-то – или что-то подтачивает его с той стороны, чтобы через образовавшуюся брешь вырваться наружу.

– Из зеркал? – поняла я.

– Зеркала – это врата, – кивнула Дайана. – Если их разрушить… произойдет непоправимое.

– И что же нам делать? Нельзя же сидеть и ждать, пока они – кто бы то ни было – проникнут сюда! – горячо воскликнула я. Осознала, что сжимаю руки в кулаки и с трудом заставила себя их разжать.

Скорбно опустив уголки губ, Дайана покачала головой.

– Мне жаль, но… ничего нельзя поделать. Но я верю, что чары папы выдержат и нам нечего бояться. К тому же, у меня еще есть мой дар. Истинный Дар. Правда, я не знаю, насколько еще меня хватит – хрустальное проклятие выпивает из меня силы.

– Значит, эта Ламьель пытается прорваться в особняк…

– Нет, – перебила меня Дайана. – Ламьель не сможет проникнуть сюда, пока не будут разбиты все зеркала. На это ей потребуется время. Сейчас она тратит все силы, чтобы поскорее убить меня – она не сунется сюда, пока я не умру… насовсем. А когда она придет, этот мир падет. Столько людей, столько жадности, глупости, жестокости – она будет довольна. – Видя, что я ничего не понимаю, Дайана объяснила: – Колдунья питается темными человеческими душами, использует их, чтобы стать сильнее. Этот мир для нее – просто лакомый кусочек.

Я медленно выдохнула, потерла пальцами виски.

– Но время у нас все же есть, – подытожила я, чтобы хоть как-то себя подбодрить и снизить градус обреченности.

Дайана с усилием кивнула.

– Немного, но есть. Ламьель – сильна, но не всесильна.

Не скажу, что это сильно обнадеживало, но все же…

Я надеялась, что речь шла о годах – или месяцах, хотя бы. Но с каждым днем проклятие затрагивало юное тело Дайаны все сильнее. Плоть неумолимо превращалась в хрусталь: сначала «остекленели» руки, и девочка не смогла держать ничего в руках. Рядом с ней постоянно был кто-то – Алистер Морэ, миссис Одли, я, Митси и, разумеется, Ари – она практически ни на минуту не покидала свою хозяйку.

За руками настала очередь ног. Дайана больше не могла ходить. Видеть ее на постели, бледную, подавленную, опустошенную, было выше моих сил.

– Почему так быстро? – выдавила я, обращаясь к миссис Одли.

Она лишь горестно вздохнула.

Никому не было дело до того, что я – обычная современная девушка – нахожусь в едва ли не большем шоке, чем сама бедняжка Дайана. Но скрыть ее болезнь никому и в голову не приходило – полагаю, на какое-то время все просто позабыли о моем присутствии в особняке, вспоминая только тогда, когда я попадалась на глаза. И я ходила, как призрак, растерянная и совершенно выбитая из колеи. Я не знала, что мне делать. Что-то надвигалось, и мне было опасно оставаться в особняке, но я и мысли не допускала, чтобы уехать отсюда.

Если Дайане уготовлена такая страшная участь – погибнуть из-за насланного на нее проклятия, я твердо намерена быть рядом с ней до конца.

Глава восьмая. Темное Отражение

Атмосфера в доме стала тягостной, мрачной. Иной раз мне казалось, что я не могу вздохнуть – так тяжело было находиться под невидимыми взглядами из зеркал, в особняке, пропитанном страхом и обреченностью. Митси переживала болезнь Дайаны как свою собственную, она похудела так, что выпирали скулы. С Ари клочьями летела шерсть, миссис Одли ходила по особняку молчаливой тенью, а мистер Морэ дневал и ночевал в комнате Дайаны.

Я не могла больше сидеть сложа руки. Знаю, они думали, что в нашем мире магии нет – но как же экстрасенсы, ведьмы и медиумы? Неужели никто из них не сможет помочь Дайане? Проводя все больше времени на скамейке во внутреннем дворе особняка, я перерыла кучу информации в интернете – подчас настолько смешной и наивной, что становилось обидно за людей, выдававших наиглупейшие фокусы за истинную магию. Сделала десятки звонков в надежде, что по разговору сумею отличить настоящего одаренного от самозванца. В конце концов назначила встречу в Риденвуде женщине, называющей себя потомственной ведьмой. По телефону Найра произвела на меня хорошее впечатление: о деньгах не заговаривала, рассказала историю своей семьи, когда я обмолвилась о проклятии, она очень оживилась и заверила, что это по ее части.

Как бы мне хотелось в это верить!

Наверное, Найра и впрямь была хорошей ведьмой и те, кто сидел в глубине зеркал, об этом знали. Иначе как объяснить, что само провидение словно твердо решило помешать тому, чтобы наша встреча состоялась?

По дороге из Дексвилла в Реденвуд Найра позвонила мне и срывающимся от волнения голосом сказала, что угодила в аварию – внезапно в зеркале заднего вида она увидела что-то темное, до невозможности жуткое. Испугалась и инстинктивно нажала на газ. Врезалась в ворота кладбища. Машина заглохла, но сама Найра, к счастью, не пострадала, отделавшись лишь содранной о руль коже на лбу.

Я понимала, что что-то здесь не так и бросилась вон из дома: нужно было во что бы то ни стало привезти Найру сюда. Я вызвала такси и поехала ей навстречу.

Чем ближе я была к ведьме, тем больше нервничала. Все два часа я едва сдерживалась, чтобы не начать грызть ногти, и беспрестанно ерзала, неотрывно глядя в окно. Когда машина вдруг заглохла, я почти не удивилась. Пока таксист копошился в моторе, тщетно пытаясь понять причину поломки, я судорожно набирала номер за номером, но никто не желал ехать в такую глушь. Совершенно отчаявшись, я набрала номер приятеля Пайп – того самого, что привез мне вещи. Пришлось, скрепя зубы, согласиться на совершенно ненужное мне свидание, но я наказала, чтобы он ехал так быстро, как только мог.